| Уния, в концепции Пелеша, не что иное, как восстановление единства, существовавшего до середины XI в. и декларированного в 1438–1439 гг. Специальный раздел книги посвящен вопросу о «мотивах и причинах возобновления унии» 29 . Автор выразил свое решительное несогласие с мнением о насильственном введении унии и роли «иезуитских интриг». Уния, по его мнению, была ответом самих православных на кризис православной церкви в Речи Посполитой и глубокое невежество и безнравственность духовенства 30 . Наряду с этими факторами, вызвавшими к жизни унию, было создание Московского патриархата и распространение протестантизма в Речи Посполитой 31 . Очерк Е. Бартошевича, отводивший довольно много места борьбе унии и православия в 1596–1648 гг., не вносил ничего нового в вопрос о генезисе Брестской унии 32 . Другие книги ограничивались самыми общими сведениями о Брестской унии, которая рассматривалась как естественная попытка восстановить единство христианской церкви 33 . Труды М. Гарасевича и А. Гэпена ценны прежде всего собранными в них источниками 34 . Компендиум сведений по истории Западной Украины, включая унию, был создан А. Петрушевичем 35 . Появлялись важные, хотя и тенденциозно селективные 36 публикации Тейнера 37 , большой массив новых источников по истории римской политики на востоке Европы ввел в оборот П. Пирлинг 38 , чьи исследования, однако, «приобрели почти официозный характер» 1 39 . Политика папской курии в отношении Речи Посполитой и развивавшихся в ней религиозно-общественных конфликтов, в частности в отношении православной церкви украинско-белорусских земель, становилась все более и более известна благодаря ряду публикаций донесений нунциев из Польши в Ватикан 40 , что было, в свою очередь, связано с началом работы в Ватикане постоянных научных миссий 41 и многих ученых, в том числе и польских 42 . Среди публикаций о Брестской унии, появившихся в связи с ее трехсотлетним юбилеем 43 , стоит выделить большую статью А. Прохазки, рассмотревшего ход предунионных переговоров и контактов 44 . Генезис Брестской унии в историографии конца XIX – первой половины XX в. |
| Стоит обратить внимание, что проект Острожского вобрал в себя самые существенные пункты будущих «32 артикулов» – сохранение обрядов, сословное уравнение православного и католического духовенства, запрет переходов из унии в католицизм. Взгляды Острожского на состояние церкви, на пути выхода из кризиса и перспективы унии в главных моментах вполне соответствуют тому, что мы знаем о взглядах Потея на те же вопросы. Очевидно и то, что Острожскому совершенно чужд дух конфессиональной исключительности. Обыкновенно проект Острожского оценивают как совершенно нереалистичный 1003 . Кажется, только К. Левицкий был другого мнения, считая, что громадный авторитет Острожского мог бы позволить осуществить его замысел, который «схож с концепцией Флорентийской унии» 1004 . Как же все-таки следует трактовать предложения Острожского в контексте предыстории Брестской унии? На наш взгляд, важен не столько вопрос об осуществимости или неосуществимости унионного проекта Острожского, сколько тот факт, что такие проекты не казались утопическими современникам князя и ему самому. Этому можно привести много доказательств – от послания Т. Кампанеллы московскому и иным государям и папских иллюзий, что казаки готовы отдаться под власть Рима 1005 , до новых проектов «универсальной унии» в 20–40-е годы XVII в. 1006 Поэтому ничто не мешает думать, что Острожский был и оставался на протяжении всей жизни (даже, наверно, тогда, когда обращался к московскому царю в 1604 г. с просьбой содействовать упразднению Брестской унии 1007 ) сторонником широкого унионного проекта, пронизанного духом экуменизма, если это понятие приложимо к реалиям XVI–XVII вв. Видимо, именно такое представление о будущей унии обусловило благосклонное отношение Острожского и к проектам Поссевино в конце 70-х – начале 80-х гг. Потом следует длительная пауза, когда ни с католической, ни с православной стороны нет сколько-нибудь заметных шагов в сторону унии, и, соответственно, Острожский не имеет повода высказать свои суждения на этот счет. Были ли известны Острожскому инициативы, предпринятые епископами и, возможно, католической стороной в 1590 г., остается неизвестным. Если даже и были, то совершенно ясно, что К. Острожский рассматривал их с точки зрения того проекта унии, который был изложен в приложении к письму Потею от 21 июня 1593 г. |
| Во-вторых, принципиальное значение имеет факт, что уния, провозглашенная в Риме и Бресте в 1595/96 гг. имела очень мало общего с унионным проектом православных епископов, получившим законченное выражение в документе («32 артикулах»), принятых в июне 1595 г. Соответственно, генезис унионного плана 1590–1595 гг. и унии, заявленной Брестским собором в октябре 1596 г., – далеко не одно и то же. В-третьих, до сих не изучены мотивы и представления, которыми руководствовались православные, идя на заключение унии, хотя иногда указывалось, что они существенно отличались от тех мотивов и представлений, которыми руководствовались католики, А между тем без анализа этой стороны дела мы лишаемся логического звена, совершенно необходимого для убедительного объяснения генезиса унии В-четвертых, наконец, ясно, что инициаторами унии стали именно православные епископы и что их стремление к унии первоначально было поддержано значительной частью (если не большинством) верхов православного общества. Как это объяснить? Общие ссылки на кризис православной церкви в этом случае нас удовлетворить не могут. Почему для преодоления кризиса считалось и возможным, и нужным пойти на унию с Римом? В чем именно православному духовенству виделся кризис? Как осмысливались его причины? Какие пути – помимо унии – предлагались для его преодоления? Почему в итоге была выбрана именно уния? Ответ на эти вопросы лишь отчасти намечен в недавних исследованиях (главным образом в работах Б.Н. Флори). Становится все более и более очевидным, что и истоки унии, и причины порожденного ею острейшего религиозно-общественного конфликта нужно искать прежде всего внутри украинско-белорусского общества, а не во внешних по отношению к нему силах и факторах. 1 Нужно согласиться с мнением крупнейшего польского историка Оскара Халецкого, что выражение «Брестская уния» и датировка ее 1596 г., строго говоря, некорректны и что по сути дела уния была заключена в Риме в 1595 г. (Halecki 1968. P. 287, 311). 3 Обзоры историографии истории Брестской унии см.: Lewicki 1933. S. 7–18; Гудзяк Б.А. Берестейска LIV (1990). С. 123–134; Mironowicz А. Podlaskie orodki i organizacje prawoslawne w XVI i XVII wieku. Bialystok, 1991. S. 10–50; Полуцкая С.В., Федоров И.О. Послевоенная белорусская советская историография Брестской церковной унии и современность//Актуальные вопросы научного атеизма и истории религии. Гродно, 1985. С. 60–66. |
| Многие вопросы остаются открытыми и после публикации книги Б. Гудзяка. Во-первых, наши источники о ситуации в Киевской митрополии в 1580-е гг., о пребывании патриарха Иеремии в Рутении, о взаимоотношениях епископов, светской знати и братств накануне унии, о шагах к унии в 1590–1596 гг. требуют более внимательного и критического прочтения. Во-вторых, многие аспекты как кризиса, как и обновленческих процессов в Киевской митрополии во второй половине XVI в. не получили освещения в книге Б. Гудзяка. В-третьих, остается неясным, почему же уния породила чудовищную конфронтацию вместо примирения, какую роль в генезисе унии сыграла католическая пропаганда воссоединения, политика курии и польского правительства, позиция польского епископата, насколько подходы к унии со стороны православных были иными, чем со стороны католиков, каковы были альтернативные тенденции в развитии церковного кризиса в Рутении. Попытка свести воедино накопившиеся данные по вопросу о генезисе Брестской унии, еще раз критически перечитав имеющиеся источники, и предложить обобщающе-концептуальный взгляд на это событие содержится в недавней коллективной работе московских авторов 94 . Ответ на центральный вопрос книги – вопрос о причинах унии, – подтвердив ряд мнений, сложившихся в научной историографии, содержит ряд новых утверждений. Во-первых, подчеркнуто, что тот кризис православной церкви, реакцией на который стала уния, был кризисом роста, сопровождавшимся обострением борьбы братств и духовенства за лидерство в церкви. Во-вторых, «обращение епископов к идее унии было связано с их неспособностью собственными силами положить конец оппозиции» со стороны братств, «с их опасением утратить собственное положение». В-третьих, епископы надеялись сохранить в неприкосновенности все традиции православия (а не одну лишь обрядность), и «уния с Римом рассматривалась епископами прежде всего как акт смены юрисдикции, за которым не должна была следовать рецепция отношений, характерных для католического мира». Соответственно, «не интерес к духовному наследию католицизма и признание его превосходства были главным движущим мотивом действий епископов». В-четвертых, констатирована утопичность выработанной православной стороной программы объединения с католиками. Нереалистичность их надежд «говорит о том, что епископы явно не представляли себе всех возможных последствий своего решения об унии с Римом». В-пятых, наконец, обращено внимание на кардинальное несходство представлений двух сторон о том, что такое уния. «Епископы представляли себе переход под власть папы как присоединение к некоему государству, от главы которого в обмен на признание его власти можно добиваться прав и привилегий, зафиксированных в особом акте, содержавшем обязательства сторон. |
| Таким образом, нужно признать, что причины, приведшие к формированию православной унионной программы 1590–1595 гг., не лежат ни в политике польского государства, ни в действиях и идеях католической церкви. Их нужно искать, видимо, внутри самого украинско-белорусского православия, что мы и попробовали предпринять в нашей работе. Проделанное выше исследование позволяет – не повторяя того, что сказано в выводах к отдельным главам – сделать ряд общих заключений об истории украинско-белорусского православия в XVI в., генезисе, природе и последствиях Брестской унии. В результате обращения к известным и не введенным прежде в научный оборот источникам выяснилось, что многие из сложившихся в научной историографии и исторической публицистике представлений о Брестской унии и украинско-белорусском православии XVI в. не адекватны действительности. 1. В истории подготовки и осуществления Брестской унии обнаруживаются существенные различия между тем, что задумывалось инициаторами унии с православной стороны, и тем, что было совершено во второй половине 1595–1596 г. К отправке посольства в Рим и заключению унии с католической церковью привела инициатива православного епископата, который впервые выдвинул этот проект в 1590 г. Суть унионной инициативы состояла в предложении перейти под юрисдикцию Рима при условии выполнения католической церковью ряда требований, выдвинутых православными епископами в 1590–1594 гг. и получивших развернутое выражение в «32 артикулах», датированных июнем 1595 г. Отправившееся в Рим посольство во главе с Ипатием Потеем и Кириллом Терлецким должно было провести соответствующие переговоры. Переговоры фактически не состоялись. Подписанный 23 декабря 1595 г. в Риме акт унии не принял во внимание условий, выдвинутых православной стороной. Дальнейшие действия по осуществлению унии предпринимались православным и католическим духовенством при прямом участии правительства Речи Посполитой, папских нунциев, высшего польского духовенства и иезуитов. Источники не позволяют сколько-нибудь достоверно установить, как происходившее в 1596 г. воспринималось православными сторонниками унии. |
| К этому времени дело подготовки унии вошло в завершающую стадию, и Загорский лишь примкнул к уже оформившемуся кругу сторонников унии, без чего для него было невозможно поставление на Полоцкую кафедру. В королевской жалованной грамоте Григорию Загорскому прямо говорится о том, что он получает под свое начало Полоцкую епархию при условии перехода в унию: «Звирхность отца святейшого папежа Римского, яко истотного и властного пастыря признати и ему послушенство отдати, которое до того часу патриарсе Константинопольскому послушне признавали и отдавали, и вже от того часу под послушеньством его, яко старшого пастыря костела повшехного вселенского Римского, завжды бытии мает» (56). Подытоживая сказанное, следует признать, что из всех православных архиереев — инициаторов заключения Брестской унии один лишь епископ Владимирский и Брестский Ипатий Поцей действовал в данном направлении, исходя из религиозных мотивов. Очевидно, что именно образованный Поцей играл в деле подготовки унии решающую роль «интеллектуального центра», тогда как энергичный, но малосведущий в вопросах вероучения Терлецкий был скорее лишь организатором самого процесса, направленного на заключение унии. Остальные архиереи в деле устроения унии в целом выказали себя довольно пассивными участниками этого процесса. Причины, по которым они примкнули к числу сторонников унии, как и в случае Терлецкого, лежали вне плоскости собственно религиозных проблем, а были связаны с различными конфликтными ситуациями в церковной среде (прежде всего, между архиереями и влиятельными мирянами или же внутри епископата), которые епископы намеревались разрешить благодаря заключению унии. Это подтверждается и их в целом весьма равнодушным отношением к делу организации церковной жизни на началах унии после Брестского собора 1596 г., в чем проявил активность опять же лишь Ипатий Поцей. Можно также полагать, что именно Поцею принадлежала решающая роль в составлении «32 артикулов» — условий, на которых Киевская митрополия намеревалась перейти в юрисдикцию Римского Папы. |
| Отдельных аспектов предыстории Брестской унии и первых лет существования греко-католической церкви касались другие авторы: A.A. Савич, В.Н. Площанский 56 , И.Я. Франко, М. Возняк 57 . В польской довоенной историографии Брестской унии главное место занимают труды К. Ходыницкого и К. Левицкого. Оба специально и очень внимательно изучали вопрос о происхождении Брестской унии. К. Ходыницкий в результате анализа всей совокупности данных о состоянии Киевской митрополии в XV – первой половине XVI в. подтвердил мнение, что во второй половине XVI в. кризис церкви и духовенства привел к конфликтам в православной среде, которые стали одним из фактором генезиса Брестской унии. Саму же унию он рассматривал как на данный в этих условиях ответ православного духовенства на католическую пропаганду в пользу воссоединения церквей. «Брестская уния была прежде всего результатом стремлений католической церкви к объединению с православием » 58 . В переговорах 1590–1595 гг. Ходыницкий усматривал реализацию унионных планов 1560-х – 1580-х гг. 59 К. Левицкий 60 представил несколько иную картину и подчеркнул агрессивность польской и римской политики и остроту противоречий между православными и католиками. Генезис Брестской унии в послевоенной историографии Публикация материалов ватиканских архивов существенно обогатила источниковую базу для изучения генезиса Брестской унии 61 . Специальные исследования разных аспектов этой проблемы принадлежат перу О. Халецкого, И. Крайцара, И. Мончака, С.Н. Плохия, С.Г. Яковенко, Б.Н. Флори и Б. Гудзяка. В послевоенной историографии Брестской унии книга О. Халецкого – главное явление. О. Халецкий первым систематически исследовал переписку нунциев с Римом и подробно проанализировал политику курии в отношении православной церкви Украины и Белоруссии. Суть обоснованной автором концепции в том, что Брестская уния была «региональным возобновлением Флорентийской унии среди рутенов Польско-Литовского государства» 62 , плодом долгих и целенаправленных усилий папской дипломатии и католической пропаганды. |
| В так понимаемом генезисе Брестской унии можно ясно различить несколько этапов, последовательность которых помогает уяснить, как и почему предпринимались те или шаги, целью которых была уния. Первый из этих этапов – период между декларацией от 24 июня 1590 г. и Сокальским совещанием 27 июня 1594 г. Второй – между Сокальским совещанием и принятием ряда документов (Торчинской декларации, «Инструкции» и «Злеценья») в декабре 1594 г. Третий – между декабрем 1594 г. и июнем 1595 г., когда было подписано новое обращение к папе и окончательно разработаны «32 артикула унии». Четвертый – между июнем 1595 г. и заключением унии в Риме в декабре 1595 г. 2. Судя по введенным в оборот к сегодняшнему дню данным, заявление от 24 июня 1590 г. не было ни непосредственным откликом на католическую пропаганду унии, ни плодом каких-либо предшествующих проунионных стремлений с православной стороны. Не отрываясь от того, что доносят источники о событиях 1580-х гг. внутри Киевской митрополии, следует считать, что инициатива 1590 г. была попыткой найти выход из кризиса в отношениях мирян и духовенства. Таким образом, господствующий в историографии взгляд на генезис Брестской унии, согласно которому уния была ответом православной стороны на начавшиеся еще в 1560-е гг. действия и призывы Рима, иезуитов, польского духовенства и правительства, не подтверждается. 3. На первом этапе генезиса Брестской унии, с июня 1590 по июнь 1594 г., по-настоящему настойчивых усилий для заключения унии не было предпринято ни с католической, ни с православной стороны. Поворот от неопределенно общей идеи унии церквей к конкретным действиям произошел во второй половине 1594 г., после июньского Брестского православного собора и Сокальского совещания епископов, вернувшегося к идее унии с Римом. Нужно признать, что введенные к сегодняшнему дню в оборот данные о событиях зимой-летом 1594 г. не дают оснований для каких бы то ни было твердых заключений о том, какую роль эти события играли в подготовке Брестской унии. Приведенный выше документ из варшавского архива древних актов показывает, что весной 1594 г. Терлецкий предпринимал какие-то шаги в контактах с польским правительством. Но какова была реальная подоплека происходившего, сказать пока не представляется возможным. |
| Так, значительное внимание Брестской унии посвятил и М.С. Грушевский. В отличие от своих предшественников он не настаивает на том, что католическая пропаганда в пользу унии и политика польского правительства были главными факторами генезиса унии. Вслед за О. Левицким и другими историками М.С. Грушевский подчеркивал значение внутреннего кризиса православной церкви и «церковной революции – братского движения» 50 среди причин, породивших Брестскую унию 51 . Большое научное значение для понимание истоков унии и ее роли в процессах полонизации имеет работа П. Викторовского о переходе в католицизм украинско-белорусской знати 52 . В работе О. Сушко показано, какую роль в пропаганде идеи унии сыграл Б. Гербест. Наряду с этим охарактеризовано кризисное состояние православной церкви, распространение протестантизма в православной среде, в нем усматривается одна из причин склонности православного духовенства к унии с Римом 53 . В ряде работ рассматривался вопрос о связи Брестской унии с унионными традициями, созданными Флорентийским собором 1438–1439 гг. 54 На основе обнаруженных в Ватикане материалов Е.Ф. Шмурло опубликовал книгу, посвященную политике папской курии в отношении православных стран Восточной Европы. И хотя книга касается периода после Брестского собора 1596 г., сделанные ученым наблюдения имеют громадное значение для понимания событий конца XVI в. и их роли в истории Речи Посполитой. В частности, Е.Ф. Шмурло убедительно продемонстрировал, что курия и конгрегация пропаганды веры, исходя из принципиальных соображений, не шли на уступки православным даже в самых критических для унии ситуациях. За этой неуступчивостью, как показано исследователем, стояли глубокие различия между католиками и православными в самой манере понимать унию. По словам историка, главным препятствием к унии было то, «что обе стороны, в корне, взаимно не понимали друг друга, ибо мыслили в двух разных плоскостях». «Рим звал в Каноссу, в то время как в нем хотели видеть старшего брата». Православные «соглашались на унию, но желали оставаться православными» 55 . |
| Помимо унии с греческой церковью, были подписаны буллы об униях с Армянской (1439 г.) и Яковитской церквами (1441 г.); уже в Риме были подписаны буллы об униях с сирийцами Месопотамии, халдеями и маронитами Кипра. Договоренность с армянами, о которой было объявлено 22 ноября 1439 г., гласила, что восточные делегаты признали исхождение Св. Духа от Сына и решение Халкидонского собора, согласно которому Христос обладает двумя природами и двумя волями. Армяне-униаты оказались верны соглашению, но верховный католикос Григорий IX (1439–1441), который попытался навязать союз всей Армянской церкви, был смещен, и турки устроили в Константинополе альтернативный армянский патриарший престол, на который возвели Ховагима I (1461–1478). Союз с яковитами, о котором было объявлено в 1442 г., был отвергнут на Востоке повсеместно. Попытки примириться с коптами и эфиопами тоже оказались напрасными. Папа Евгений отправил также послов на Восток, чтобы призвать к объединению маронитов и несториан. Кипрские несториане подчинились Риму, а марониты были приняты в римское общение в 1516 г., во время V Латеранского собора. В силу ряда уний были образованы восточно-католические (униатские ) церкви: Халдейская католическая (по унии с Ассирийской церковью Востока 1553 г.); Украинская и Белорусская грекокатолические (по Брестской унии 1596 г. в Речи Посполитой для украинцев и белорусов, проживавших на её территории); Эфиопская католическая (по унии 1622 г.); Русинская, Словацкая и Румынская грекокатолические (по Ужгородской унии 1649 г. для православного населения Закарпатья и современной Словакии, которая в 1699 г. была распространена на православное население Трансильвании; по унии в Мукачево 1664 г. к Греко-католической церкви было присоединено православное население Закарпатья и венгерской епархии Хайдудорог; в 1713 г. была заключена уния в Марамуреше, ныне в Румынии, и к 1721 г. все православные священники Закарпатья признали унию); Сирийская католическая (по унии с частью сиро- яковитов 1677 г.); Коптская католическая (по унии с частью коптов 1741 г.); Армянская католическая (по унии с частью армян в 1742 г.). |
|
|
