| Естественнее всего дело объясняется тем, что врожденная наклонность к умственному труду и наслаждению заявляет себя в потомках литературных знаменитостей настолько сильно, что они предпочитают спокойной, обеспеченой жизни земледельца или мелкого собственника жизнь литературным трудом, который, несмотря на все соединенные с ним тревоги, представляет уже сам в себе умственное наслаждение. Темперамент и привычки и в частности умственные привычки суть постоянные факторы, влияющие на умственные силы человека в их проявлении, но даровитость потомков зависит не от одних только постоянных свойств их предков. Если бы это было так, то степень даровитости членов одного семейства не подвергалась бы почти никаким колебаниям; все братья были бы одинаково даровиты и единственное уклонение от общей нормы состояло бы разве только в том, что младшие братья, родившиеся в пору высшей психической зрелости их родителей, были бы несколько даровитее старших. Однако по вычислениям Гальтона оказывается, что из 250 братьев даровиты бывают тоько 127 и притом старшие братья (то есть старшая половина) имеют почти вдвое более шансов стать знаменитыми, чем младшие 1046 , – ясный знак, что даровитость человека находится в сильной зависимости от какой-то изменяющейся причины. А так как никакие перемены во внешнем мире не действуют на дитя до его рождения непосредственно, то следует заключить, что перемены в психофизическом состоянии родителей – единственная причина колебания уровня способностей родных братьев и единственная форма, в которой внешний мир может оказывать влияние на способности дитяти. И в самом деле, если перемены в организме, через посредство которых психические качества родителей передаются детям, или предполагаемые комбинации частичек служат хотя сколько-нибудь верным и точным выражением действительности, как она открывается нашему сознанию, то следует допустить, что влияние наличного душевного состояния родителей в данный период времени на способности их детей должно быть весьма велико. |
| Итак, в этой жизни нет никакой заботы о дневной работе, никакого развлечения от продажи или покупки, ни неизбежного попечения о годовом запасе хлеба, ни беспокойства о телесных вещах, когда приготовляется необходимое не только для собственного употребления, но и для многих приходящих. Наконец, нет никакого самовозношения от похвалы человеческой, которое в очах Божиих хуже всего этого (т. е. забот о телесном), даже великие труды пустынные часто губит. Но, не упоминая об опасностях духовной гордости и гибельного тщеславия в отшельнической жизни, возвратимся к той общей для всех тяжести, т. е. общей заботе о приготовлении пищи, которая (забота) превышает меру, не говорю, той древней строгости, вовсе не знавшей употребления масла, но уже недовольна и этим послаблением нашего времени, когда одного секстария 634//масла и одного модия чечевицы достаточно было для исполнения обязанности угощения в течение целого года, а теперь удвоенной и утроенной мерою едва можно удовлетворять жизненную потребность. У некоторых это вредное послабление настолько возросло, что к смеси уксуса и рассола прибавляли не одну каплю масла, которую наши предки, исполнявшие пустынные постановления с большей строгостью воздержания, обычно подливали только для изгнания тщеславия, но, раздробляя египетский сыр для лакомства, поливают маслом больше, чем нужно; и таким образом два рода пищи, которые различаются своей приятностью и с большим удовольствием порознь и в разное время могли бы питать монахов, они принимают, услаждаясь одним запахом. Стяжание материальных вещей также усилилось настолько, что отшельники под предлогом приличия и гостеприимства начали иметь в своих кельях сагу , которую без стыда я не могу и носить. Нечего и говорить о том, чем смущаемая душа, всегда углубляющаяся в духовное созерцание, особенно отягощается, каковы: стечение братьев, обязанности принятия и провожания их, взаимные посещения, непрерывное беспокойство от раз–личных разговоров и занятий, даже само ожидание их развлекает душу, расстроенную всегдашним, обычным беспокойством. |
| По масонским источникам мне удалось установить, что перед захватом власти большевиками в России действовало 28 лож масонской организации, именовавшей себя «Великим Востоком Народов России». Около половины «братьев» уехали за границу. Как сообщает масон Кандауров, они пытались войти в сношения с иностранными масонскими ложами (со Швецией в 1919 году, с Англией в 1921 году), а к концу войны «брат» Керенский был допущен к чтению доклада о русских делах в одной из лондонских лож. Кроме лож «Великого Востока» действовало несколько тысяч человек, принадлежавших к мартинистам, розенкрейцерам и филалетам (только их числилось около тысячи) . Ряд серьезных открытий мне удалось сделать, работая с архивами французских спецслужб, и прежде всего спецслужбы «Сюрте Женераль». В одной из папок этой службы я обнаружил секретную записку о русском масонстве и список русских членов масонских лож. Привожу этот уникальный документ ниже (но без списков). «Префектура полиции Республики Франция. Управление общей полиции. 1-е Управление. Служба общей безопасности (Сюрте Женераль) 1-е Бюро. Париж, август 1933 СЕКРЕТНО Русское масонство Русское масонство приобрело заметный размах после революции 1905 года, еще более усилилось при временном правительстве в 1917 году, но было разбито с приходом к власти большевиков. В эмиграции русские масоны возрождают свои организации. В 1922 году Международный масонский съезд в Лозанне доверил Высшему Совету лиц 33-го масонского градуса организационное оформление русского масонства. После периода поисков и пропагандистской работы было создано некоторое число русских лож, которые были подчинены различным французским масонским формированиям. Так, например, “Великий Восток Франции” контролирует ложу “Северная Звезда”, основанную в 1924 году, объединившую старых революционных активистов, а также, что намного важнее, ложу “Свободная Россия”, основанную 9 ноября 1931 года. Местопребывание этих двух лож находится в помещениях “Великого Востока Франции”, улица Каде, 16. |
| В «Философическом письме» превозносятся абсолютные ценности цивилизации и прогресса: «идеи долга, справедливости, права, порядка» (39). Но разве Православие отвергает эти понятия? Нет, разумеется, но устанавливает свою иерархию ценностей, исходя из евангельского откровения: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6, 33). Долг, справедливость, право, порядок есть для православного человека следствие в движении на пути не к земному блаженству, но к спасению. Для западного человека эти же понятия есть необходимое условие для достижения земного рая. Собственно, эти драгоценнейшие Чаадаеву понятия объединяются общей для них идеей закона , в них— главное содержание принципа юридизма , каким живёт западническое сознание Самое начало русской культуры сопряжено с установлением православной системы ценностей— в «Слове о Законе и Благодати» святитель Иларион точно указал: Благодатью человек спасается, Законом утверждает себя в мире. Для православного человека поэтому закон подчинён Благодати. Для западника подобная иерархия представляется непрактичной. «...В природе вообще западной оказалось начало личное, начало особняка, усиленного самосохранения, самопромышления, самоопределения в своём собственном Я, сопоставления этого Я всей природе и всем остальным людям, как самоправного отдельного начала, совершенно равного и равноценного всему тому, что есть кроме него» 133 ,— так Достоевский передал своё впечатление от наблюдаемой им западной жизни. Достоевский, исходя из православного миропонимания, утверждал, что не отдельное Я должно требовать себе прав от остального мира, но этот мир, побуждаемый братской любовью, стремлением к спасению, необходимо должен признать самоценное право каждой личности, основанное на её неповторимом своеобразии. Порабощённый тщеславием и любоначалием, Чаадаев отдаёт приоритет самодовлеющему стремлению человека утвердить себя в мире, и оттого, ни словом не обмолвившись о спасении как цели бытия (и имея в виду иную цель), не может не превознести закон. Не усматривая подобного же отношения к закону в православном народе, Чаадаев обвиняет русских в «полном равнодушии к добру и злу, к истине и ко лжи» (40). Оторванное от общей европейской (католической) семьи, русское сознание поэтому не смогло «воспользоваться идеями, возникшими у наших западных братьев» (43). Отметим ещё раз, что отвергая те основы, которые только и могут установить братство между людьми, западники не устают твердить именно о братстве. Что же до идей, на Западе возникших, то нетрудно вспомнить: это идеи гуманизма, то есть всё того же самообособления человека, отвержения им Творца ( в лучшем случае приспособления Слова Божия для подтверждения собственных социальных вожделений). На протяжении всей истории человек постоянно соблазнялся этой передовой идеей: живи собственной волею, устраивайся с приятностию в земной жизни, утверждай себя своими делами— Сын Божий именно для того совершил искупительную жертву на Кресте. |
| Тщетны были все усилия мужественных Кельто-кумрийцев против беспрестанно возрастающего напора Саксов и против равнодушия или вражды своих восточных братьев. Пришельцы германские стали твёрдой ногой в Британии и втеснили туземцев в западные горы, где они успели сохранить свою свободу до времён норманских, а свою народность отчасти до нашего времени. Саксы, проникая в Британию по всему протяжению восточного и юго-восточного берега, подвигались вперёд твёрдым шагом и никогда не довольствовались набегами, но всегда основывали мелкие государства, связанные между собой только общей обязанностью защиты против общего врага. Каждое государство, основанное дружиной, признавало наследственные права потомков первого её вождя. Каждое было независимо от других, но все признавали также права которого-нибудь из мелких князей на предводительство всенародной дружины в войне против Кумрийцев; следовательно, вся система носила на себе характер федерации или условной общины. Внутреннее устройство княжений и весь склад жизни, введённый Саксами, разнился также весьма много от устройства и быта других государств, основанных иными племенами германскими в западной Европе. Народонаселение туземное было немногочисленно, но оно не скоро покорилось. Везде билось оно долго и мужественно против своих завоевателей. Побеждённое, оно умирало или бежало в горы ещё свободные или падало под иго полного рабства. Таким образом, не осталось в Британии народа, не покорённого дружине, не осталось тех двух слоёв, которых борьба отозвалась во всей истории Запада. Самые города, взятые приступом, опустошённые, расхищенные, лишились большей части своих жителей и наполнились новыми, из племени завоевателей. За всем тем не все жители городов погибли. Сохранились в стенах древних римских колоний остатки древнего смешанного населения с полу-римским наречием и с памятью прежней полуобразованной жизни. Они участвовали, вероятно, в позднейшем развитии торговли, но мало участвовали в общей народной жизни, и их равнодушие объясняет отчасти слабое сопротивление саксонской земли во время норманнского нашествия и ту силу римской стихии в английском языке, которую трудно приписать одним, слишком малочисленным Норманнам. |
| Но легко понять, какие следствия могла иметь такая неопределенность прав и отношений: невозможно, чтобы младшие постоянно согласно смотрели на действия старшего; каждый младший, будучи недоволен решением старшего, имел возможность восстать против этого решения; он уважал старшего брата, как отца, но когда этот старший брат, по его мнению, поступал с ним не как брат, не как отец, не по-родственному, но как чужой, даже как враг, то этим самым родственный союз, родственные отношения между ними рушились, рушились вместе все права и обязанности, ничем другим не определенные. Если большинство братьев принимало сторону старшего против младшего, то, разумеется, последний должен был или покориться общей воле, или выйти из рода, но могло очень случиться, что сторону младшего принимали другие братья – отсюда усобицы и распадение рода; если же все младшие принимали сторону одного из своих против старшего, то последний должен был или исполнить общую волю, или выйти из рода, который избирал другого старшего. Такие случаи могли быть нередки, как увидим в последующей истории Рюрикова княжеского рода; из этой истории мы знаем также, каким исключениям подвергался обычай давать княжения всегда старшему в роде, знаем, как терялись права на старшинство вследствие разных случайных обстоятельств, когда, например, личному достоинству младшего отдавалось преимущество пред правом старшего; могло случаться, что сам отец при жизни своей, будучи недоволен поведением старшего, отнимал у него значение старшинства, которое передавал младшему; случаи исключения из старшинства, борьба за него должны были происходить чаще, когда род дробился все более и более, племена (линии) расходились и родственная связь ослабевала – отсюда необходимо проистекала вражда, усобица между членами рода и линиями, от них происходившими. Такая внутренняя вражда должна была оканчиваться отторжением некоторых линий от общей родовой связи и выселением их на другие места, но так как причиною выселений была вражда, то ясно, что выселившиеся линии, образовавшись в особые роды, не могли жить в дружественных отношениях с прежними родичами. |
| Не стесняясь национальностью, а преследуя только одну цель религиозную, латинскую, Христианские братья предлагают образование, какое где нужно. В Сайгоне у них французский колледж, а здесь английский. «Без нас нельзя обойтись, говорил мне потом директор этого Колледжа: португальцу необходимо английское воспитание, иначе ему хлеба здесь не достать». Наш проводник оказался ирландцем, следовательно, ненавидел англичан и говорил по-французски. Он уже 14 лет служит в Колледжах братства. Пять лет пробыл в Цейлоне, четыре в Сингапуре. Теперь приехал в Гонконг на годичный отдых (по болезни). Мы обошли с ним все здание. В колледже, кажется, семь классов. Здесь же помещается и общежитие учеников. Особенно понравилось нам то, что и монахи-учителя живут точно также общежитием. Все они имеют общий стол и даже общую комнату для занятий. Это довольно просторная комната; кругом по стенам расставлено несколько конторок для учителей и письменный стол для брата директора. В этом все внешнее отличие последнего, во всем остальном он такой же простой монах, как и учителя. Священства никто из Христианских братьев не принимает или, если примет, то вместе с тем оставляет и орден: это для того, чтобы братья могли всецело отдаться делу воспитания, священник необходимо будет отвлекаться внешними пастырскими обязанностями. Проводя день с учениками, а вечер в общей занятной комнате, учителя и директор только ночью предоставляются себе самим: спальня у каждого отдельная. Нельзя не отдать чести католикам за эту их дисциплину, которая видна во всей внешней жизни их духовенства. Если он назвал себя монахом, так он не считает для себя зазорным или, вообще, лишением и внешнюю жизнь свою поставить по-монашески. Директор мог бы, конечно, иметь и большую квартиру, мог бы позволить себе отличие и в одежде и в столе, и, во всяком случае, мог бы заниматься не в общей комнате с остальными учителями, но он предпочитает оставаться во всем простым монахом, как он и есть, довольствуется властью и служением, не пользуясь ими для успокоения. Черта эта достойна всякой похвалы и подражания. |
| Спать в общей компании (6 человек), нам нравилось, ночью было нестрашно самым трусливым (например, брату Алексею), а вечером перед сном удобно и приятно было разговаривать или сказывать сказки. Батюшка требовал, чтобы ложились раньше и не сидели дольше 10 часов. Утром спать позволялось, сколько угодно, но кто проснулся, тот должен был вставать тотчас же. Валяться на постели не позволялось, иначе батюшка, заметив не спящего и не встающего, сам поднимал его, иногда сдергивал с него одеяло, и тот должен был встать. Вставши, каждый должен был одеться, умыться и, помолившись Богу, вычистить своё платье, сапоги и проч. Потягиваться, почёсываться или шататься из угла в угол без всякой цели и, особенно в растрёпанном виде, не позволялось. В наше время такие требования могут показаться слишком строгими или же мелочными, но они совершенно разумны и имеют глубокое практическое основание; исполнение или неисполнение их резко потом отражается в жизни человека на его здоровье, привычках и даже на нравственном характере. Нравственное воспитание дома совершалось также самым простым образом. Как книжное учение происходило походя и урывками, так походя же и урывками преподавались и те уроки, которые должны были дать и руководство для жизни и образовать нравственный характер. Ни батюшка, ни матушка не руководствовались, разумеется, никакою педагогической теорией, не задавались никаким идеалом. Быть добрым и честным, говорить всегда правду, никого не обижать, но всем делать добро и помогать – вот и весь кодекс нравственной мудрости. Правила этого кодекса объяснялись практически на самой жизни и её примерах. По случаю какой-нибудь нехорошей шалости или прямо дурного поступка того или другого из братьев, или по случаю рассказа о чьих-нибудь добрых или дурных поступках, резко выдававшихся, старались разобрать перед нами эти поступки, объяснить их хорошую или дурную сторону, показать всю пользу или весь вред для себя и для других, и подобные рассуждения действовали несравненно сильнее всяких отвлечённых идей, правил, потому что здесь доказательством истинности служит стоящий налицо перед глазами неотразимый факт жизни. |
| Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей. 1 Ин. 3,15 ЖЕРСОН ЖАН ШАРЛЬЕ Статья из энциклопедии " Древо " : drevo-info.ru Жерсон, латинизир. Герсон (собственно Жан Шарлье, Charlier) ( 1363 - 1429 ), выдающийся франц. католический богослов и церковный деятель, doctor christianissimus . Родился в набожной крестьянской семье в 1363 ; получил хорошее для своего времени классическое и богословское образование в Париже , где учился у Жиля Дешана и Пьера Альи и в 1392 получил степень доктора теологии, присвоив себе, согласно обычаю, фамилию Gerson – название родной его деревни. В роли члена университетского посольства Жерсон является в 1387 к папе Клименту VII . Сперва профессор, потом канцлер Парижского ун-та – великого богословского семинария католического мира, признанного третейским судьей в церковных вопросах, Жерсон вовлекается в борьбу за реформу церкви. Реформа школы – борьба с распущенной жизнью студенчества, умножение числа школ, улучшение преподавания – является второй задачей его жизни. На служение ей он употребляет свои силы и средства; ради нее он работает как проповедник и писатель. Жерсон – еще не гуманист, но вся его натура, серьезная, трезвая и искренняя, протестовала против «пустых материй и упражнений» схоластической науки. Ему противны «ученые фантазеры, гоняющиеся за призраками, не понимающие ничего в религиозной и моральной правде...». «Научимся не столько спорить, сколько жить»- гласит заглавие одного из его сочинений. Эту мысль он проводит в большей части своих трудов, посвященных молодежи и науке («Epistola de reformatione theologiae», 1400; «Lectiones duae contra curiositatein in negotio fidei», 1402; «Epistola ad studientes collegii Navarrae», 1402; «Quid et qualiter studere debeat novus theologiae auditor»). Человек ясной мысли, он вместе с тем мистик мягкого, спокойного, целомудренного типа. Мистические упражнения для него – глубокое, ответственное самонаблюдение, работа внутреннего совершенствования и любовного слияния с Богом и человечеством. Он недоверчиво относился к экзальтированным натурам, к эксцессам мистицизма; идя вразрез с настроениями значительной части современного общества, он предлагал осудить видения св. Биргитты , но защищал немецких мистиков – «братьев общей жизни», поставивших труд первой заповедью нравственного совершенствования. |
| Увидев русскую печь, живо представила бабушку моей мамы, слепую старушку, которая проводила всё время на печи, вязала носки и молилась вслух о всей семье, о детях и о зяте неизменно называя его по имени-отчеству. Этот приезд в Миасс открыл передо мной новый мир. То, что я слышала от мамы, и что я представляла, теперь стало для меня живой действительностью. Вернувшись в Австралию, я жила в двух измерениях – Миасс и Хайлар, видимо, потому, что мама соблюдала все традиции и образ жизни у нас был таким, каким они жили у себя на родине. О Миассе я буду писать позже. Думал ли папа, оказавшись на берегу озера Чебаркуль в колон е отступающих войск, что судьба ему уготовила подругу жизни – девушку из Миасса Тоню Антонову, с которой он свяжет свою жизнь. Нет, об этом он не думал. В это время он страдал о потерянной России. Вот что он пишет: «На очередных привалах и ночлегах стала наблюдаться оживлённость, но камень на сердце был тяжелый. Разве легко было оставлять такие богатейшие плодородные казачьи земли, богатые станицы и посёлки и целый ряд красивейших озёр! Мне никогда не забыть озеро Чебаркуль. Его природа создала как будто по плану архитектора. Очень красивый правильный овал, а в середине его – зеленеющий остров, сочетающийся с общей окружностью всего озера. Вода в н м голубоватого цвета, прозрачная, как кристалл, а посредине его глубина, как мне говорили, около двадцати метров. Всё это озеро окаймлено красивым сосновым бором, а в окружности его много разных цветов, в особенности много ландышей и гиацинтов. Люди, которые бывали в Крыму, называли эти места второй Ливадией». Поселившись в Маньчжурии, продав свои шубы, одну на хорьковом меху, на лисьем, дедушка купил несколько туш скота на бойне. Дети продавали мясо и молочные продукты, привезённые крестьянами со своих заимок. Жили все девять человек в одной комнате. Один из маминых братьев работал на железной дороге, старшая сестра учительствовала, а мама с младшей сестрой торговали – не в магазине, а на лотке, зимой и летом. Маленькая училась в школе. Самый старший брат Диодор занимался покупкой и убоем скота. Вот такая жизнь выпал на долю семьи и на долю моей милой мамы, которая в мороз и стужу целыми днями простаивала около своего столика, время от времени греясь в лавчонке, которую держал добрый китаец. Но со временем Антоновы встали на ноги, открыли мясную, переехали в более удобную квартиру, потом купили дом, недоученные дети пошли в школу. Капитал увеличивался, стали приобретать заимки, где пасся их скот не только для убоя, но и для работы в сельском хозяйстве, стали скупать верблюдов и формировать обозы, и жизнь стала более счастливой. Стоит ли говорить о том, что мечта о возвращении на родину долго их не покидала, но возвращаться в советский ад никто даже и не мыслил. Устраивали свою жизнь В Маньчжурии. |
|
|
