| Со злом силой рук не справиться. В этом взгляде тоже есть мужество, но для особого сражения, без попытки устроиться так, чтобы по возможности отгородиться от зла, пусть оно потеснится за стены хорошо отлаженного порядка. Тут ощущение, что если не мы, то кто же; что больше некому принять нездешний удар; что зло, если уж оно дотянулось до нас, то от него теперь не уклонишься, не отодвинешь его за горный хребет. Против него только эти, на первый взгляд самоубийственные средства, за которые схватились Борис и Глеб: смирение; молитва; беззащитная чистота. Дружина требовала от Бориса и Глеба мобилизации, решительного сражения, победы, взятия города, изгнания вероломного брата. Борис и Глеб сказали, что бороться за власть не будут даже под угрозой смерти. Поступок законных наследников князя Владимира в год передачи власти определил всю нашу дальнейшую историю. Империя зла? Скорее странное пространство, где зло может размахнуться как нигде, не видя понятных ему противников и потому до времени не замечая, что его власть давно и тайно отменена. Страна до краев полна невидимым присутствием погибших, молча ушедших. Они давно и неслышно стали главной частью нас самих. Законные наследники правителя Борис и Глеб, не боровшиеся за власть, власть никому не дарили, не вручали, не завещали. Власть у них не была отнята, вырвана, отвоевана, ведь нельзя отнять то, за что не держатся. И так само собой получается, что хотя многие хватали власть в России, жадные от вида того как она валяется на дороге, власть России остается всё время по-настоящему одна: власть молодых Бориса и Глеба, никуда от них не ушедшая, им ни для какой корысти не нужная, только им принадлежащая по праву, по правде, по замыслу страны. Власть России в этом смысле никуда не делась, не ослабла, не пошатнулась. Ее не надо рожать. Ей тысяча лет. Нефтяные вышки, Россия Власть, государство — рядом: собственность, приватизация. В тексте «Свое, собственное» Бибихин пишет: На вопрос «чья собственность мир?» человек отвечает: «моя». |
| Рубрики Коллекции Система пользовательского поиска Упорядочить: Relevance Relevance Борис и Глеб доказали, что Русь крестилась по-настоящему 5 мин., 06.08.2019 Святые Борис и Глеб… Два сына равноапостольного князя Владимира, которые для меня снимают все споры о степени приятия христианства на Руси. В дохристианской Римской империи силовое решение вопроса о власти считалось нормой. С принятием христианства отношение к такой (кровавой) борьбе стало менее радостным, но в целом принималось как неизбежное зло. В православной Восточно-Римской империи (которую непонятно почему называют Византией) тоже. Тем более, что были примеры: ты пожалел, а тебя не пожалеют. Некоторые претенденты на трон, кого щадили их противники, умудрялись возвращаться со сторонниками или войском из провинции. И убивали без сожалений и безжалостно. Строгого законодательства о престолонаследии не было, многое решалось выбором офицеров из гвардии... А значит, ничего не поделать. Надо лить кровь. В языческой истории ранней Руси было ещё более просто: прав тот, у кого сила. Духи на их стороне. И мы видим яростную уверенность у первых Рюриковичей, сочетание коварства, показной жестокости и грубой силы в борьбе за власть. Причем более всего этим прославился тот, кто позднее крестит Русь и сам о себе решится честно сказать: «Я был зверь...» То есть, по разным причинам, и в языческом мире, и в христианском власть устроена была почти одинаково. И в Константинополе, и в Новгороде-Киеве. И поступок Бориса и Глеба совершенно несуразный по логике любой власти той эпохи. Это на первый взгляд, настолько явное проявление слабости, что в пору было бы тогдашним людям, привычным к смертоубийству, поудивляться странному поступку князей, да и забыть о них. Но что же произошло? Что на Руси случилось? Народ воспринял «ненормальное», с тогдашней точки зрения, поведение Бориса и Глеба совсем иначе. А именно — как подвиг и мужественный поступок. Практически сразу. Это не было признанием спустя много веков, нет. Их прославили в лике святых исторически буквально в течение одного мига. В ничтожно короткие сроки. Но это без почитания — дело невозможное! |
| Через полчаса князь Глеб тяжело дремал на устланной коврами высокой корме. Расписные борта княжеской ладьи радугой отражались в теплых водах реки Смядыни. На красивом лице молодого князя мерцала скорбь. Сквозь дрему князю мерещились голоса, то Святополка: “Иди сюда скорее, брат Глеб, отец очень нездоров и зовет тебя”, то Ярослава: “Не ходи, брат, отец уже умер, а брат твой Борис убит Святополком”. А еще и слепой гусляр своим заунывным пением тоску наводил: Кому повем мою печаль? Кому меня на свете жаль? Родила меня мамонька, а ныне она старенька. Долина, долинушка, раздолье широкое. Болит моя спинушка, чужбина – неволюшка. Из-за лесу, лесу темного, из-за поля, поля мертвого, понагрянет буря грозная, со дождями, со морозами. Кому повем печаль мою? Кому о горе пропою?.. – Просыпайся, просыпайся, князь! – крикнул в ухо Глебу седой воин. – Чую, недоброе дело. Зри, нас ладья Горясера, дружинника святополкова, нагоняет. С добром ли? Князь очнулся и оглянулся назад: – Отчего ж не с добром? С добром. Я ожидаю принять от них целование. И не вздумайте мечи обнажать. Не обижайте братьев. Когда ладьи поравнялись, воины Горясера зацепили княжескую ладью багром за уключины, подтянули к себе и стали прыгать в нее, держа в руках обнаженные мечи, блиставшие, как родниковая вода. Гребцы князя помертвели от страха и выпустили из рук весла. Князь Глеб встал во весь рост на корме и обратился к пришельцам: – Не троньте меня, братья мои дорогие. Я не сделал вам ничего злого. Какую обиду я нанес брату моему Святополку или вам? Если есть обида, то ведите меня к брату и господину моему, я не стану противиться. Пощадите юность мою. Если хотите, вот я, князь, буду вашим рабом. Лица убийц, словно окаменели. Воцарилось долгое и тягостное молчание. Потом Горясер усталым голосом спросил своих воинов: – Чего ждете? Услышав такой вопрос, князь Глеб пал ниц и крикнул: – Приступайте же, окаянные, и кончайте то, зачем посланы! Горясер зло посмотрел на князя: – Сейчас проверим, кто окаяннее: мы или твои холопы? А ну, повар, держи меч! Тебе, небось, живность всякую резать привычно. А мы привыкли с врагом на равных ходить. Нам безоружных юнцов резать несподручно. Ну-ка, давай, не трусь, сослужи последнюю службу своему князю. |
| Введение библейско-мифологического подтекста в злободневное сценическое действие позволило русским писателям-эмигрантам осмыслить «текущую действительность» с точки зрения вечных ценностей бытия и нравственно-философских законов истории . Литература С ургучёв , И.Д. 1990= Сургучёв, И.Д.: Реки Вавилонские. В: Литература русского зарубежья. Москва, 1990. Т.1, кн.1. Пьеса цитируется по этому изданию с указанием страницы в тексте статьи. Злочевская А.В.2004= Злочевская, А.В.:Драматургия русского зарубежья в контексте литературного процесса ХХ в. В: Русская литература, Москва. 2004. С.86-109. З лочевская А.В.2005= Злочевская, А.В.: Театр Н.В. Гоголя и драматургия русского зарубежья первой волны. В: Вопросы литературы, Москва. 2005, С.209-235. А лданов М.А. 1991= Алданов, М.А.: Линия Брунгильды. В: Современная драматургия, Москва. 1991, Пьеса цитируется по этому изданию с указанием страницы в тексте. Р енников А. 1934= Ренников, А.: Борис и Глеб. Харбин: Товарищество заря, 1934. Пьеса цитируется по этому изданию с указанием страницы в тексте. Ч ехов А.П. 1986= Чехов, А.П.: Полное собрание сочинений: В 18 т. Москва. Т.12. 1986. Пьеса «Реки Вавилонские» опубликована в «Современных записках» (1922, постановлена Русским камерным театром в Праге; «Линия Брунгильды» опубликована в «Русских записках» (1937, и поставлена Русским театром в Париже в 1937 г.; пьеса «Борис и Глеб» (настоящая фамилия автора – Селитренников), поставлена Русским драматическим театром в Харбине в 1937 г. Комментарии ( 0): Написать комментарий: Правила о комментариях Все комментарии премодерируются. Не допускаются комментарии бессодержательные, оскорбительного тона, не имеющие своей целью плодотворное развитие дискуссии. Обьём комментария не должен превышать 2000 знаков. Републикация материалов в комментариях не допускается. Просим читателей обратить внимание на то, что редакция, будучи ограничена по составу, не имеет возможности сканировать и рассылать статьи, библиограммы которых размещены в росписи статей. Более того, большинство этих статей защищены авторским правом. На просьбу выслать ту или иную статью редакция отвечать не будет. |
| Историзмом повествования «Сказание» выгодно отличается от византийских мартирий. Оно несет важную политическую идею родового старшинства в системе княжеского наследования. «Сказание» подчинено задаче укрепления феодального правопорядка, прославлению вассальной верности: Борис и Глеб не могут нарушить верности по отношению к старшему брату, который заменяет им отца. Борис отказывается от предложения своих дружинников силой захватить Киев. Глеб, предупрежденный сестрой Предславой о готовящемся убийстве, добровольно идет на смерть. Также прославляется подвиг вассальной верности слуги Бориса – отрока Георгия, который своим телом прикрывает князя. «Сказание» не следует традиционной композиционной схеме жития, обычно описывавшего всю жизнь подвижника – от его рождения до смерти. Оно излагает лишь один эпизод из жизни своих героев – их злодейское убийство. Борис и Глеб изображаются идеальными христианскими героями-мучениками. Они добровольно принимают «мученический венец». Прославление этого христианского подвига выдержано в манере агиографической литературы. Автор уснащает повествование обильными монологами – плачами героев, их молит-вословиями, которые служат средством выражения их благочестивых чувств. Монологи Бориса и Глеба не лишены образности, драматизма и лиризма. Таков, например, плач Бориса по умершему отцу: «Увы мне, свете очию моею, сияние и заре лица моего, бръздо уности моее, наказание недоразумия моего! Увы мне, отче и господине мой! К кому прибегну! К кому възьрю? Къде ли насыщюся таковааго благааго учения и казания разума твоего? Увы мне, увы мне! Како заиде свете мой, не сушу ми ту!..» В этом монологе использованы риторические вопросы и восклицания, характерные для церковной ораторской прозы, и в то же время отразилась образность народного плача, что придает ему определенную лирическую тональность, позволяет ярче выразить чувство сыновней скорби. Исполнено глубокого драматизма слезное обращение Глеба к своим убийцам: «Не пожьнете мене, от жития не съзърела! Не пожънете класа, не уже съзьревъша, нъ млеко безълобия носяща! Не порежете лозы, не до коньца вьздрастъша, а плод имуща!» |
| Зеленский А.В. Нестор Летописец. Таковы его герои, его система ценностей. Юношей он пришёл к преподобному Феодосию, стал послушником, потом постригся в монахи. Нёс послушание летописца. А например, князь Святослав был для монаха-летописца идейным врагом. Он отказался от крещения, был убеждённым язычником, как и его дружина. Летописец мог представить Святослава злодеем на престоле – вроде Ярополка или Святополка. И трагическую гибель князя можно было бы представить как «бесславную». Но нет! Трудно не проникнуться сочувствием к Святославу, который «отмстил неразумным хазарам», благородно предупреждал врага своим «Иду на вы!» и не щадил живота своего в бою. Нестор воспевает его, как Гомер – Аякса. А молится – Борису и Глебу. В те годы смирение и милосердие входили в уклад государства, в обычай. Их учитывали даже когда попирали. Разве может правитель действовать против своей выгоды, против целесообразности? Князь Владимир, «познав истинного Бога», отказывался от привычных замашек, которые в прежние годы приносили ему победы и славу. Многим хорошо известен этот эпизод летописи: «Живяше же Володимер в страсе Божием. И умножишася зело разбоеве и реша епископи Володимеру: се умножешася разбойницы, почто не казниши их? Он же рече им: боюсь греха. Они же реша ему: ты поставлен еси от Бога на казнь злым, а добрым на милование. Достоит ти казнити разбойники, но со испытом. Володимер же отверг виры, нача казнити разбойников». В этом притчевом сюжете князь дважды проявил способность к смирению. Сперва он отменил смертную казнь, показав, что греха он боится больше, чем ослабления собственной власти… А потом не стал упорствовать в своём максимализме, подчинился увещеваниям епископов! В прежние годы могущественный князь своих решений не отменял. В древней Руси умели самые сложные, самые далёкие от язычества евангельские заповеди воспринимать как нечто простое и ясное. А ведь Борис и Глеб совершили свой подвиг, когда после Крещения Руси не прошло и тридцати лет. Срок ничтожный! Князья-страстотерпцы были из первого поколения русских людей, которых крестил князь Владимир. Крещение Руси проходило постепенно, город за городом. Борис и Глеб княжили в Ростове и Муроме и мы можем предположить, что для этих городов они стали крестителями. |
| Что же произошло с властью при передаче ее в год смерти князя Владимира? Те, кто должен был ее взять (Борис любимый сын), ее не взяли, отшатнулись в ужасе, не вступили в борьбу с жадным злом. Преклонение перед их поступком в русской церкви и в народе означает: весь этот народ отшатывается от страшной власти, легко отталкивает ее от себя в чужие руки, не хочет идти на противление злу, не держится за силу, не думает, не заботится о своей телесной и о вечной душевной погибели берущих власть, и не потому что слаб и от трусости поддался насилию, а оттого что предпочел ослепнуть от черного блеска зла. Ему отвратительно вступать в прения с властью, если она такая. Он боится не силы рук, против которой одной как против медведя у него может быть нашлось бы мужество бороться, а гадости и злобы, прикосновение которых хуже чумы, прилипчивее заразы. Внешне после этого отступления окончательно упрочивается деспотическая власть, диктатура, и наблюдатель констатирует все признаки несвободы, рабства. Мы уже заметили например двусмысленное, не запрещенное и не разрешенное, в ссылке и в загоне, существование философии у нас. Если мы вглядываемся однако, то здесь не постоянная робость, почва деспотии по Аристотелю, а умение видеть суть дела в глубине сердца. Со злом силой рук не справиться. Здесь тоже мужество, но для особого сражения, без попытки устроиться так, чтобы по возможности отгородиться от зла, пусть оно потеснится за стены хорошо отлаженного порядка. Здесь ощущение, что если не мы то кто же; что больше некому принять нездешний удар; что зло, если уж оно дотянулось до нас, то от него теперь не уклонишься, не отодвинешь его за горный хребет. Против него только эти, на взгляд самоубийственные средства, за которые схватились Борис и Глеб: смирение; молитва; беззащитная чистота. Или вернее сказать так. Мы ведь собственно еще не знаем, чем кончится встреча человечества такого склада как Борис и Глеб со злом, с ненавистью, коварством, с ложью такого сорта, как когда Святополк обманывал Глеба, что отец еще не умер, только болен, и Глеб должен поскорее прийти. Мы не знаем, потому что эта встреча еще только развертывается. Но мы уже давно знаем и теперь твердо можем сказать, что настоящего, жесткого спора о власти земля в нашей стране никогда не начнет. Власть, та сторона, которая будет всегда считать вопрос о власти безусловно первым и важнейшим, сумеет взять и удержать позиции сравнительно легко. Другая сторона, вопрос о власти первостепенным не считающая, не будет вооружаться, останется открытой, отдаст власть: если вам так хочется, берите ее. Власть у нас прекрасно знает и открыто говорит об этом обстоятельстве. «Народ не может создать власть, перестаньте», печатные слова того перспективного претендента на нашу верховную власть, требования которого родить власть немедленно, «к лету», уже цитировались у нас выше. |
| Законные наследники правителя Борис и Глеб, не боровшиеся за власть, власть никому не дарили, не вручали, не завещали. Власть у них не была отнята, вырвана, отвоевана, ведь нельзя отнять то, за что не держатся. И так само собой получается, что хотя многие хватали власть в России, жадные от вида того как она валяется на дороге, власть России остается всё время по–настоящему одна: власть молодых Бориса и Глеба, никуда от них не ушедшая, им ни для какой корысти не нужная, только им принадлежащая по праву, по правде, по замыслу страны. Власть России в этом смысле никуда не делась, не ослабла, не пошатнулась. Ее не надо рожать. Ей тысяча лет. «Идея святости в Древней Руси: вольная жертва как подражание Христу» — работа выдающегося ученного Топорова. Святость и ее носители святые, с их «светолучением» и «благодатной воней» (при открытии мощей она одно из указаний на святость), выдвинуты на крайний рубеж противостояния греху и злу, и, сколь велики последние, столь же — по меньшей мере — велика должна быть и сила святого подвига, святости. Святость бросает вызов злу, потому что оно, укоренившись в сем мире, само бросает вызов всему, что находится в пространстве между здравым смыслом и направленностью к благу и святостью. Не будь этой духовной энергии святости и ее устойчивости к соблазнам мира сего (слишком сего ), не пришлось бы сомневаться в торжестве зла, но тем не менее противостояние злу ведется на последнем рубеже. Если говорить о Борисе и Глебе, то в роковой момент их жизни они не только стояли на этом последнем рубеже, но и были на самом опасном направлении, которое на Руси задается властью. Борис и Глеб были князьями, то есть людьми, чьим главным занятием и назначением в мирской жизни была власть, тем более после смерти их отца, великого князя Владимира, когда вся иерархия по условию должна была сделать очередной шаг к власти. У Бориса и Глеба, вероятно, не было того рокового комплекса в отношении власти и связанного с ним душевного изъяна, который столь характерен для долгих веков истории власти на Руси. Скорее всего они понимали преимущества власти — владение, обладание, организация, управление, правление на службе блага, но они не были готовы добиваться власти или цепляться за нее любой ценой: они знали нечто более важное, чем власть, и за это иное власти они держались и на нем стояли до конца. |
| Двадцать четвертый день. Свв. муч. Борис и Глеб. (О честолюбии) I. Свв. ныне прославляемые мученики Борис и Глеб были сыновья равноапостольного князя Владимира и претерпели смерть от убийц, подосланных братом их Святополком-окаянным, желавшим овладеть киевским престолом и видевшим в братьях сильных противников. После кровавого боя с прочими братьями Святополк бежал из пределов России и, преследуемый гневом Божиим, в безумии скитался по разным странам и умер в степях богемских, стяжав себе позорное имя «окаяннаго». II. Не трудно видеть, братия-христиане, что Святополк-окаянный совершил свое страшное преступление – братоубийство, вследствие овладевшего им честолюбивого желания быть первым между князьями-братьями. Таким образом в основе совершенного им злодеяния было честолюбие. Честолюбие есть одно из самых отвратительных проявлений гордости. Оно ввергает человека во множество пороков и преступлений, делает его несчастным для самого себя, а главное – мерзким пред Богом. «Еже есть в человецех высоко, мерзость есть пред Господом», говорит Господь (Лук. XII, 15). «Нечист пред Господом всяк высокосердый» (Прит. XII, 4). Рассмотрим же этот порок и покажем все его гибельные плоды. а) Во-первых, желание чести есть весьма опасное желание для спокойствия жизни честолюбцев. Иной домогается высокого места: но не примечает пропастей, т.е, опасностей, которые находятся на пути к нему, или окружают его. Иной, например, говорит: дайте мне сесть на место правосудия, но не помышляет, что, может быть, место это обложено сетями клеветы, подкопано мздоимством, что оно ждет не того, кто бы на нем, как на престоле, являл себя в блеске славы, но того, кто бы на нем, как на жертвеннике, принес в жертву справедливости свое спокойствие, свои выгоды, а иногда благоволение многих сильных, чтобы спасти одного бессильнаго. Не сделаем несправедливости никому из честолюбивых, если скажем всем им без исключения то же, что сказал Первый и Последний Своим искателям первенства: «не знаете вы, чего ищете». |
| 2) Известно «Чтение о житии и погублении блаженую страстотерпцу Бориса и Глеба», принадлежащее перу Нестора и писанное после Сказания мниха Иакова. Это Несторово сочинение «представляет у нас первый опыт настоящего жития». Оно, «представляя собой подражание житиям греческим, носит их характер и страдает их недостатками». Но имеется и существенное отличие жития Нестора от житий греческих. Он не говорит о рождении Бориса и Глеба, а прямо начинает речи с их детства. Почему? «По всей вероятности, потому, – полагаете вы, Евгений Евсигнеевич, – что по рождению Борис и Глеб еще принадлежали язычеству, и что таким образом оно, не представляя никаких данных для речей, исполненных назидания, было еще, так сказать, вне и по ту сторону сферы житийской». Так ли? – Я опять ставлю только Вопрос. 3) О сыновьях Владимира летописец говорит: а) под 980 годом: «Бе же Володимер побежден похотью женьскою, и быша ему водимыя: Рогънедь, юже посади на Лыбеди, идеже ныне стоить сельце Предъславино, от неяже роди 4 сыны: Изеслава, Мьстислава, Ярослава, Всеволода, а 2 дщери; от Грекине Святополка; от Чехине Вышеслава; а от другое Святослава и Мьстислава; а от Болгарыни Бориса и Глеба». и б) под 988 годом: «Володимер просвещен (чрез принятие христианства) сам, и сынове его, и земля его. Бе бо у него сынов 12: Вышеслав, Изяслав, Ярослав, Святополк, Всеволод, Святослав, Мьстислав, Борис, Глеб, Станислав, Позвизд, Судислав. И посади Вышеслава в Новегороде, а Изяслава Полотьске, а Святополка Турове, а Ярослава Ростове; умершю же старейшему Вышеславу Новегороде, посадиша Ярослава Новегороде, а Бориса Ростове, а Глеба Муроме, Святослава Деревех, Всеволода Володимери». Прошу обратить внимание на годы, под которыми летописец сообщает означенные сведения, и явственное его желание сгруппировать эти сведения воедино, не вдаваясь в частности и как бы намеренно игнорируя хронологические даты. 4) В Несторовом житии о Борисе и Глебе повествуется о них, как о младших сыновьях Владимира: «пусти же благоверный князь сыны своя, когождо на свою область, а святу сею Бориса и Глеба у себе держаше, занеже единаче детеска беста», – причем говорится, что между Борисом и Глебом по летам была незначительная разница: «бе же Глеб вельми детеск, а блаженный Борис в разуме сы. |
|
|
