| Трудно было привыкать к таким полетам. Для ободрения себя я, согнутый в сетке в три дуги, пел разные священные стихи, но не перемогал ужасов своих. Они сдавливали сердце мое и выдавливали слезы из глаз моих в монастырских церквах пред ликами Спасителя и Богоматери. Это были горячие слезы благодарения за спасение жизни. Описывать ли вам Метеоры, эти ринутые Божиим огнем из недр земли глинисто-каменистые растворы и лавы, ринутые весьма высоко и огустевшие в виде волн, холмов, шатров, столпов, колонн, обелисков, пирамид, мачт, корабельных остовов, многостенных укреплений с зубцами и куполами и в виде птичьих, звериных и человеческих фигур в разнообразных положениях? Описывать ли вам эти дива дивные, эти каменные голые массы, высочайшие и приземистые, громадные и малообъемные, с пещерами внутри, с монастырями на вершинах и в отвесных боках их? Описывать ли вам постановку и расположение этих тьмочисленных волканических утесов, примкнутых к горам и отдельных от них, стоящих слитно и раздельно, прямо и наклонно, отвесно и навесно, и на малом пространстве построенных как бы в боевом порядке взводами и густыми массами, лицом к реке Пинию, тылом к горам Куклиоли и Жерчи, и составляющих правое крыло у монастырей Метеорского и Варлаамского, левое у обители св. Стефана, густой центр у селений Калабаки и Кастраки и за ним резерв по линии монастыря Русанского? Описывать ли все это? Не могу! Идите сами посмотреть на дивные Метеоры. Приближаясь к ним, вы увидите сперва громадного каменного митрополита в клобуке, согбенно сидящего на седалище задом к вам, и подле него – харю Нептуна на скале Алисо; потом в отрогах горы Куклиоли усмотрите на правом углу брадатого Девкалиона, на левом жену его Пирру и за ней служанку с водоносом на плече, перед ними два коровая, один на другом, которых не съесть и в тысячу лет, а повыше их, низверженных и израненых гигантов с их щитами, и обитель св. Стефана, втиснутую в верхние расщепы утеса, как бы каменный стакан, вставленный в горсть руки между поднятыми и растопыренными пальцами. У этой обители будет замечена вами голова человека, будто слушающего обедню. Идите сами посмотреть на Божьи Метеоры с тамошних высей. Вы взглянете на них и скажете: кто Бог велий, яко Бог наш? Ты еси Бог творяй чудеса един. Вы одним взглядом окинете все монастыри, поставленные на высочайших отвесных столпах и в боках их, и подивитесь крепости веры и самоотвержению древних отшельников, которые с помощью лома взошли на эти столпы, чтобы стать ближе к небу. |
| Слово: γνσιος не значит непременно: родной. Обыденный смысл его: подлинный, настоящий, истинный... что, очевидно, не может служить к уяснению отношений между братом и сестрой. Однако же, на иконе Богородичной Мария зовет себя и Комниной, и притом еще титулуется «благочестивейшей», каковой титул, по-видимому, принадлежал исключительно Императрице. Удивительно разноречивы сказания о сей государыне у историков. Вот что пишет о ней Лаоник Халкокондил в своей истории (кн. IV, стр. 212, бон. изд) δ γυν τοτου ( το Θωμ) ς ρα τν νεαναν ( ζουλον), ρσθητε ατο. ν γρ κα ς λλους πρτερον φοιτσα ( ες) νδρας κα κλαστος, συγγινομνη τονυν τ νεαν, κα πιμαινωμνη ατ ς τν ρωτα, συντθεται ατ π τ νδρ πιβουλν κα ξηγουμνης τς γυναικς ς τν κοτην, ς νεπαετο Πριαλοπας γεμ ν, νελ τε ατν μ σν τ γυνακι κα μα συγκατσχει τν γεμοναν ατ... Хуже такого отзыва и придумать трудно. Имени преступной жены писатель не приводит. Совсем иначе представляет ее историк Дука Непот. Он зовет ее εσεβ, εμενεσττην χρηστν, χρυσν, γαθν, μακαραν, и общее сетование о ней умершей города Янин изображает в самых трогательных и разительных чертах, в отношении ее первого мужа «отступника, бесстыдника, изверга». Он не скрывает, впрочем, что был постыдный наговор на «золотую по истине Ангелину», вследствие чего тиран оставил ее совершенно. Убиение его совершено одними сторожами его, в числе 4-х человек. Замужество вдовы с Изавом было чуть не невольное, и проч... Таковая весьма бы подходила к нашему акту, если бы каким-нибудь образом оказалось, что она была... Мария. Какое-нибудь было же основание у историка (Дуки Непота) называть ее «Царицей». Мимоходом он сказал, впрочем, что Янинцы, испрашивая себе особого правителя у «Царя» (Симеона) отправились и от его лица, и от себя к Фоме в Водену, которому и «поручают все относящееся к царствованию» ( κα γνωρζουσιν ατ τ τς βασιλεας παντα). Дело шло, таким образом, уже о царстве. Не предположить ли, что Симеон передал при этом зятю и свой венец Царский? Его последний Хрисовул Метеорский помечен 1366 годом. В 1367 году последовало избрание Фомы в Деспоты Эпира. Одно сходилось бы с другим. Но не помешает ли этому предположению внезапное появление в 1385 г. в этих местах Царя Иоасафа, прямого бы преемника и наследника Симеону, в каком бы году ни приключилась смерть сего последнего? Неизвестно, когда и после кого он принял царство, очевидно то самое, над которым так или иначе, царил отец его. |
| Понемногу спускаемся, держа направление к Юго-Востоку. Гигантская „вешалка облаков“ неравномерно сколочена зиждительною рукою Верхотворца круга небесного. Восточный бок ее далеко не так крут, по крайней мере, в местах этих, как западный, но все же приходилось беречься и заботиться о своего рода равновесии чуть-ли еще не больше, чем на мучительном подъеме. Картины природы по сю сторону несравненно веселее и привлекательнее, чем по ту. Мы имеем полное право считать себя уже в Фессалии и первые впечатления от этой классической страны останутся у меня на весь остаток жизни, таким образом, приятные, – именно такие, каких я чаял от нее, смотря на карту ее в памятном „классе“. Впереди нас большой овальный холм красной земли, окруженный богатою растительностию. Объезжаем его и вдаемся в целый бор сосновый с сильным освежающим и потом как-бы усыпляющим запахом. Все глубже и глубже вдаемся в ущелье, следуя его извилинам, пока оно не раскрылось глубокою долиной, обрамленной лесистыми склонами боковых высот. Все так приглядно, так заманчиво и радостно. Только двукратно встреченный нами на пути Дервен мог бы оттенить веселую и светлую картину кипящей жизни природы. Но, чтобы вполне понять нерадующее значение подобных пятен на ней, надобно проехать тут вечернею порою, когда вместе с солнцем закатывается и бодрость души и поневоле зарождается в ней страх перед той или другой воображаемой напастью. Гонящее подобные страхи в течение дня ласковое светило, однако же, совсем не умеет сдержать где нужно свои ласки, и печет нас так, что в пору воображать себя уже на тучных полях Фессалийских среди голой и загорелой буколики. Наконец, мы, в течение каких-нибудь полуторых часов, успеваем (по Буе) понизиться на 2281 фут, и подъезжаем к давно высматриваемому хану Малакаси 210 или Малакашу, по выговору Терпка. Да простит читатель каламбуру, подсказываемому желудком. Если не „молока» (на дворе Петровки), то хотя „мало каши“ мог обещать нам хан, довольно солидно и зажиточно высматривавший из своего зеленоющего оазиса. Но на первые осведомления наши о продовольствии, ханджи показал такой вид нестяжательности, что хан его мог, поистине, быть назван предисловием к метеорской пустыне. С тоской на сердце, мы проехали мимо него, успокаиваемые стариком, что через четверть часа найдем все, что нам нужно, в другом хане. |
| 2, 19). Видя такое чудное дитя, родители его прославляли Бога и радовались о нем. Когда исполнилось отроку 6 лет, отдали его учиться начаткам как внешнего образования, так и Священному Писанию. Прилежание и природные дарования, существенно же благодать Святаго Духа до такой степени открылись в юном Дионисии, что он в короткой время, изучив все необходимое для ума, образовал и свое сердце в строгих правилах христианской нравственности, так что был дивом для многих, видевших, как он хранил себя от дурного сотоварищества и свойственных юному возрасту игр, как постоянно упражнялся в чтении Божественных книг и во всенощных молитвах и как, наконец, подавлял в себе всякое неприязненное чувство плотского мудрования и томил свое тело, возвышаясь таким образом над всем чувственным и окрыляясь Божественным желанием духа молитвенного. В то время родители его умерли. Вследствие сего, по своей нестяжательности и по бедности родителей не имея даже необходимого, юноша брал детей и обучал их грамоте и чистописанию, и это было источником жизненного его продовольстия. Между тем, видя, как все временное суетно, как все в мире отвлекает человека от существенных его занятий своим спасением, юный Дионисий решился оставить все и посвятить себя иноческой жизни. Тогда как занимала его эта спасительная мысль и не давала ему покоя, прибыл в селение то, где пребывал Дионисий, один священноинок из метеорских монастырей, именем Анфим. Дионисий познакомился с ним, подробно выведал от него о правилах подвижнической их жизни и наконец решился отправиться с ним, не взяв из родительского стяжания ничего, кроме одного серебряного стакана, который подарил сему самому Анфиму. По прибытии в Метеоры он подчинил себя известному тогда по добродетельной жизни старцу, именем Савва, и повиновался ему с великим смирением, видя в нем для себя образец подражания в исполнении иноческих обязанностей. Впрочем, не долго пребыл там Дионисий. Зная по слухам о чрезвычайных удобствах святой Афонской Горы для безмолвия и пустынного подвижничества, он просил позволения у старца удалиться на Афон. |
| Чрезвычайное разнообразие поручений и их нередко щекотливость требовали со стороны о. арх. Антонина особой проницательной осторожности и, так сказать, дипломатичности, а поэтому и отнимали у него много времени на выполнение их. Правда, его труды в этом направлении не всегда увенчивались желательным успехом и не всегда признавались со стороны высшей власти «удовлетворительными» 58 и «соответствующими его достоинству» 59 , но несомненно они сильно мешали о. архимандриту в его любимых занятиях византиноведением, 60 которое «неодолимо влекло» его к себе особенно после той непрестанной работы в этом направлении, какая была возможна для него в счастливой Греции. Но и в Константинополе лишь только находилось свободное время от исполнения своих обязанностей, или если представлялся к тому удобный счастливый случай, он не терял ни того, ни другого и стремился использовать их с возможною добросовестностью в интересах научных. К атому времени относятся его «Поездка в Вифинию» (Христ. Чтен. 1862, 11, 1863, I и II), «Поездка в Румелию (в двух обширных томах: Спб. 1879 и 1886); прекрасная в научном отношении статья „Заметки XII–XV века, относящаяся к крымскому городу Сугдее (Записки Одесского археол. общ. 1863, т. V, стр. 595–628. Отзыв о ней у В. Г. Васильевского в критико-библиогр. словаре С. А. Венгерова, т. I, стр. 629–630) и некоторые другие ученые работы и статьи, напечатанные 61 в разных богословских журналах и оставшаяся в рукописях 62 . Поездка в Румелию, продолжавшаяся с Мая 1865 года по Июнь, по обилию научных данных, собранных в двух обширных томах, вышедших в свет с промежутком в шесть лет, не теряет своего научного интереса, 63 не смотря даже на появление в печати специального труда епископа Порфирия Успенского : «Восток Христианский. Путешествие в метеорские и осоолимпийские монастыри в Фессалии». Румелийская поездка была последнею данью о. архимандрита Антонина по отношение к изучению Византии непосредственно на месте. По возвращении из Румелии и Фессалии в Афины, о. Антонин телеграммою г. посла графа Н. П. Игнатьева вызывается в Константинополь 64 и, по указанию его и не без согласия Св. Синода 65 немедленно командируется в Иерусалим, с целью произвести тщательное расследование по делу о беспорядках в нашей миссии. Вступая в стены её 11 Сентября 1865 года, о. архимандрит Антонин и не помышлял, конечно, что он будет вынесен отсюда на Елеон в гробу... |
| Мы не скажем неправды, если заметим теперь, что патмосская библиотека была школой для г. Саккелиона, который под конец своей жизни благодаря своим непрерывным занятиям рукописями приобрёл себе славу замечательного, а в Греции даже единственного, знатока палеографа и библиографа, удивлявшего своими тонкими наблюдениями над рукописями и замечательной памятью всех библиографических справок, за которыми обращались обыкновенно к покойному Саккелиону. Задержка относительно напечатания « Πατμιακ βιβλιοθκη» имела немаловажное значение для его учёной репутации. Прекрасно ознакомившись с содержанием патмосских рукописей во время их описания, г. Саккелион в течение более тридцати лет наполнял многочисленные константинопольские, афинские и смирнские периодические филологические и археологические издания новыми материалами из патмосских рукописей, снабжая их своими, иногда весьма обширными, критическими и учёными примечаниями. В основу своих небольших палеографических работ г. Саккелион полагал всегда слова, сказанные Спасителем своим учениками: «соберите избытки укрух, да не погибнет ничтоже» ( Ин. 6:12 ). Всем этим его многочисленным изданиям составлен сыном покойного И. Саккелиона обширный перечень, хотя, как мы знаем, далеко ещё не полный, напечатанный в « Δελτον τς τορικς κα θνολογικς ταιρ ας τς λλδος» за месяц июль 1891 г. Все работы Саккелиона имели характер новизны, знакомили людей, занимающихся византийской историей и византийскими древностями, с богатствами малодоступной патмосской библиотеки и потому ценились не только в Греции, но даже и за границей. Уже незадолго до смерти, когда г. Саккелион занялся составлением каталога рукописей, поступивших по распоряжению греческого правительства в библиотеку афинского университета из метеорских монастырей, стали появляться его работы по рукописям этой новой библиотеки. Но и на этой должности хранителя рукописей в библиотеке афинского университета он продолжал сводить счёты с излюбленной им патмосской библиотекой. В 1890 году он напечатал в третьем томе известного издания венских учёных Миклошича и Мюллера под заглавием «Acta et diplomata monasterion ecclesiarium orientis» все акты и документы, относящиеся к истории патмосского Иоанно-Богословского монастыря и хранившиеся дотоле в памосской библиотеке. Издатели актов не взяли у г. Саккелиона его обширных ученых примечаний к этим актам, имеющих составить том объёмом не менее самих актов и оставшихся после его смерти не напечатанными. В 1890 же году он окончил печатание и своей « Πατμιακ βιβλιοθκη», давно ожидаемой в свет всеми, кто интересовался подобного рода работами и принятой весьма сочувственно в Греции и за границей. |
| В минуты этих расспросов ей доложили, что какой-то сановник просит позволения видеть ее высочество. Она велела просить его в залу, а мне, встав с дивана, сказала: я поговорила бы с вами подольше, но гость отнимает у нас время. Я откланялся ее высочеству, взяв с собой рукопись ее для переписки и поцеловав ее ручку. И она поцеловала мою руку и слегка пожала ее. Великая княгиня еще свежа, но уже постарела. Из дворца ее я заехал к госпоже Татьяне Борисовне Потемкиной и просил ее представить августейшей председательнице академии художеств виды Метеорских монастырей в следующую пятницу. NB. Великая княгиня видела их. 9, Пятница . Сегодня я обедал у госпожи Потемкиной и между прочим слышал от нее, что в одной петербургской гимназии три ученика забрались в алтарь гимназической церкви, сели тут на св. трапезу, закурили папироски и выпили церковное вино, а запасные дары съели, но за то не были наказаны, хотя об этом знал государь. Такой пакости еще не бывало на Руси. За обедом подле меня сидел Андрей Николаевич Муравьев и обмолвился, что через полгода едва ли будет цело Русское государство. – Уцелеет! я сказал ему: ведь, простой народ наш еще не заражен тлетворными учениями. 15, Четверток. По повелению государыни императрицы Марии Александровны обер-прокурор св. синода граф Толстой при своем письме препроводил ко мне рукописное греческое Четвероевангелие на пергаменте 1272 года, подаренное ее величеству александрийским патриархом Иаковом, и просил меня наложить мое мнение о достоинстве этой рукописи для доклада ее величеству. NB. А 29 дня он отобрал ее от меня, не энаю почему, но 13 апреля возвратил мне по приказанию императрицы для подробного рассмотрения ее. NB. Описание этого Евангелия кончено было мной 28 июля 1862 года в субботу. 30, Пятница . Подаренное императрице Четвероевангелие при первом, беглом пересмотре его показалось мне заслуживающим особенного внимания, как рукопись церковная, на которой выставлен год появления ее, 1272-й. Мне жаль было расстаться с ней без всестороннего изучения ее. К тому же я подумал, что граф Толстой, возвращая ее государыне, может внушить ей, что у меня не достанет умения оценить эту древнюю редкость. Под влиянием такой думы и такого сожаления я решился письмом просить любимую фрейлину ее величества Тютчеву, чтобы она доложила царице о моем горе. Сохраняю это письмо. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла АФАНАСИЙ РИТОР АФАНАСИЙ РИТОР (Ок. 1571, Константия, Кипр - 16.03.1663, Париж), греч. иером. и проповедник. Получил образование в К-поле. Был в числе приближенных Патриархов Неофита II (1602-1603; 1607-1612) и Тимофея II (1612-1620), к-рые благожелательно относились к католичеству. Неофит II сделал А. Р. своим протосинкеллом и познакомил с франц. иезуитами, чтобы он с их помощью смог закончить свое образование. Иезуиты направили его в Рим, но поступить в Греческую коллегию св. Афанасия он не смог. Между 1620 и 1630 гг. А. Р. переезжает во Францию, где знакомится с канцлером П. Сегье и кард. Дж. Мазарини. Они поручают ему приобрести на Востоке греч. рукописи. С этой целью А. Р. объехал Афон , Метеорские мон-ри , Македонию и Фракию, где собрал ок. 116 греч. рукописей и свыше 20 слав. (в наст. время - в Национальной б-ке в Париже; слав. также частично в РНБ). Между 1644 и 1650 гг. А. Р. активно проповедует на Востоке против кальвинизма, к-рому оказывал покровительство К-польский Патриарх Кирилл I Лукарис . К-польский Патриарх Парфений I (1639-1644) присвоил А. Р. титул дидаскала Великой ц., Патриаршего протосинкелла, и разрешил носить почти все епископские знаки отличия. Значительная часть сочинений А. Р. посвящена защите католич. догматов, напр. «Антипателларий» - ответ на несохранившуюся проповедь Афанасия III Пателлария , в к-рой тот отрицал примат папы Римского. После 1650 г. А. Р. вернулся в Париж, где и умер в нищете (его имущество было конфисковано по иску П. Сегье). Похоронен в ц. Сент-Этьен-дю-Мон. Личные бумаги А. Р. хранятся в Национальной б-ке в Париже (ркп. Supl. gr. 1014, 1026, 1027 и 1030). Соч.: Θιλοσοφικ συντγματα ττταρα. P., 1639 [Четыре философские трактата]; Αριστοτλης αυτν περ τς θανασας τς ψυχς διατρανν. P., 1649 [Аристотель, толкующий свои мысли о бессмертии души]; Αντιπατελλρος: Επιστολ περ νσεως τν κκλησων ... Συντετμημνος Αντικαμπανλλας. P., 1655 [Антипателарий: Послание об объединении Церквей]; Περ το περανεστηκτος π πσι κρτους το κρου ρχιερως... P., 1662 [О великом Понтифике]. Лит.: Legrand. Bibl. hell. XVII. T. 3. P. 417-426; Korolevskij C. Athanase le Rheteur//DHGE. T. 4. Col. 1394-1396; Μανοσακας Μ. Ι. Ανκδοτα πατριαρχικ γγραφα περ Αθανασου το Ρτορος//Επετηρς Μεσαιωνικο Αρχεου. 1940. T. 2. Σ. 134-151; Kn ö s. L " histoire. P. 434-435; Πατρινλης Χ. Γ. Αθανσιος Ρτωρ//ΘΗΕ. T. 1. Σ. 561-562; O " Meara D. J. The Philosophical Writings, Sources, and Thought of Athanasius Rhetor//Proc. of the American Philos. Soc. 1977. Vol. 121; Podskalsky. Griechische Theologie. S. 191-193. И. В. Т. Рубрики: Ключевые слова: |
| День 16. Это – день моего выезда из Афоноруссика в Фессалию. Так как мое путешествие по этой стране описано особо 73 , то в настоящем дневнике отмечаются только передвижения мои туда-сюда и моя переписка с разными лицами 74 . Вечером 18дня я приехал в Солунь и остановился в подворье Афонорусского монастыря, близ восточных ворот сего города. День 21. Из Солуня полетело к графу Толстому ходатайство мое о принятии в российское подданство иверского архимандрита Даниила, долго управлявшего Иверо-Никольским монастырем в Москве. День 22. Оттуда же ему же написано уведомление о предстоящем путешествии моем в монастыри метеорские и оссоолимпийские. В дни 20 , 21 и 22 оттуда же отправлено письмо к фрейлине Эйлер о действиях благодати в душах наших, о стологадании и о предстоящем мне путешествии по Фессалии. В дни 27 и 28 я ездил в недалекое от Солуня село Перистери и обозрел тамошние древности. В 29день писал Борису Павловичу Мансурову о выборе места на Афоне под странноприимный дом для наших богомольцев. А в 31день отправился из Солуня в Фессалию на еллинском пароходе «Панеллинион». Апрель, 1, середа. Этот пароход, постояв малое время в пристани острова Скиафо, быстро полетел в Пагасийский залив Фессалии и в половине первого часа пополудни бросил свой якорь не очень близко от крепости Воло, но в виду ее. Мои чемоданы потребованы были в местную таможню для осмотра. Но скоро я избавился от сего мытарства. Меня нашел тут и высвободил греко-влах Стамо, которому я рекомендован был нашим солунским консулом, и увел меня в греческую селитву, новую Димитриаду, отстоящую от Воло на полверсты. Опрятный дом его послужил мне удобным перепутьем. 2, четверток. Весь этот день мой проведен был в обозрении турецкой крепости Воло, новой и старой Димитриады, что на ближайшем холме Гурица, где однажды в год, именно в день Живоносного Источника, показывается из земли Святая вода. На обратном пути от названного холма, близ новой Димитриады, встретился со мною еллинский вице-консул Маргарити, служивший в Яффе, во время пребывания моего в Иерусалиме, с 1851 по 1854 год. Он узнал меня, и я узнал его. Оба мы, идучи в город, вспомнили лучшие дни, проведенные подле палестинских святынь, и лучших людей тамошних, говорили о войне Франции с Австрией, и не без радости предвидели освобождение Италии от ига немецкого. Г. Маргарити, как и все греки, не любит австрийцев, препятствовавших учреждению еллинского королевства и завидующих развитию морской торговли его. Когда зашла речь о неблагодарности их к русским, которой они удивили весь мир в последнюю войну турок с нами, тогда я рассказал умному собеседнику следующий анекдот. Некто спросил нынешнего цезаря Австрии: «Почему приветствуют вас: „апостольское величество”? Какой апостол основал австрийскую империю?». – «Не вспомню», – ответил цезарь. Но сзади ему подсказали громко: «Иуда предатель». |
| Точно магнитом тянуло мысль мою при этом к Востоку. Повидавши Эпир, естественно было пожелать видеть и Фессалию. Детское воображение, в первый раз знакомившееся (по Шрекку) со всем, что зовется „классическим», помню, готово было принимать Эпир и Фессалию за родных брата и сестру. Чем-то похожим на обиду последней казалось и теперь проехать мимо нее. Предположение, что мы ее отчасти видели в минувший четверток со снеговых вершин Пинда, никого не удовлетворяло. Запугивавший аргумент от имени „целой жизни» брал верх. „Ведь целую жизнь будем все раскаиваться, что были так близко к пресловутой „отчизне богов» и не заглянули в нее, говорилось внушительно. Правда, что от целой-то жизни осталась уже небольшая частичка, а “богородная» земля, вероятно, очень похожа на какую-нибудь негодную к труду человеческому пустошь, но слово: Фессалия зашивало все прорехи. Ехать! Но – куда, до коих мест, в какой прибрежный пункт Эгейского моря? В Воло? Далеко. В Солунь? Не ближе. А главное, местности-то все малопроездные и небезопасные представляются на пути сем, фатально-„восточном». Мне лично желалось остаться верным раз принятому западному направлению и проехать Балканский полуостров от моря до моря. Звеном, соединяющим крайности, явился, как-бы по вдохновению, предложенный хозяином план: съездить в Метеоры и возвратиться в Янину! Чуть не раздались рукоплескания при таком блестящем проекте, озабоченные лица вдруг прояснились, что-то тихо убаюкивающее как будто послышалось в воздухе; будь мы спириты, нам оставалось бы осмотреться в комнате и поискать, не сделана ли какая-нибудь мебель из вещего дуба Додонского, подсказавшего такую комбинацию... Карта действительно указывает место пресловутым Метеорам (т. е. Метеорским монастырям) в Фессалии. На счете расстояний тут-же получены самые успокоительные сведения: оказывается, всего 12 часов пути между двумя пунктами. Наконец, самое важное – отличный Терпко объявил, что он едет с нами, и что ни в ком другом, кроме него, мы не имеем нужды. Чего-же еще более? Итак, решено: завтра же мы в Фессалии! |
|
|
