| Долговременное господство Пульхерии, сначала при Феодосии II, а затем при Маркиане, должно было наложить особенную печать на Большой дворец в Константинополе и отразиться на многих сторонах государственной жизни. Наиболее характерной чертой нужно признать своеобразно понятое благочестие и монашеский род жизни, усвоенный Пульхерией и введенный в придворный обиход. Она не только себя обрекла на безбрачие, но к тому же побудила и своих двух сестер, Аркадию и Марину. Три сестры Феодосия составили при дворе род религиозной общины, проводя жизнь «в подобии монашеских трудов», ограничили доступ мужчин в покои принцесс, приняли для себя за образец простой род жизни, скромный стол и частое упражнение в молитве и пении псалмов. Дела благотворительности, постройка церквей и монастырей, забота о чистоте церковного учения и об уничтожении неправых и еретических мнений, попечение о подвижниках, столпниках и анахоретах и тщательное расследование мощей святых мучеников – такими чертами характеризуется у церковных историков деятельность Пульхерии. Нужно отдать ей и ту справедливость, что помыслы о благочестии не закрывали для нее важности политических обязанностей правительницы. Она была выше своего брата не только в нравственном смысле, но и по уму и способности разобраться в сложных делах и окружить себя даровитыми исполнителями ее воли. Она прекрасно владела греческим и латинским языками, вела обширную переписку и сосредоточила в своих руках нити правления. Характер Феодосия развивался под влиянием его сестры. Она организовала для него учебную программу, пригласила для него лучших учителей, себе же предоставила заботу об образовании правительственных способностей и внешнего поведения, приличного носителю короны восточного императора. В этом отношении нельзя не видеть, что Пульхерия не достигла блестящих успехов, ибо из Феодосия она не сделала способного политического деятеля. Точно так же современники упрекают ее за то, что она допустила непомерное развитие подкупности и продажи должностей. При ней никто не мог считать себя неспособным занимать какие угодно начальственные и административные должности. |
| О, как были взбешены крестоносцы и венецианцы!.. Посольство их явилось к Алексею IV во дворец и там объявило ему войну. Это было что-то необычайное!.. Но все же Алексей IV не брал слова своего назад и отказывался от всяких обязательств. Назначили свидание с дожем Дандоло, и тому Алексей IV дерзко ответил то же самое. Старый дож вне себя, не сдерживаясь, напал на него со словами: «Бесстыдный негодяй!.. Мы вырвали тебя из грязи и унижения!.. Так теперь мы сами же снова втолкнем тебя в ту же грязь!».. Война была объявлена. Это случилось в ноябре 1203 года. IV. Новые правители Плохо, отчаянно плохо было положение византийцев, но не лучше было и положение крестоносцев. Собранные жизненные припасы пришли к концу, и ряды крестоносцев значительно стали редеть. Да и греки, помимо AлekceяIV, которого они не могли уважать, решились отчаянно, до последней крайности защищать свою свободу и землю. Выслан был против врагов значительный флот, да и в Константинополе произошел большой переворот, который значительно ухудшил положение крестоносцев. В январе 1204 года народ свергнул Алексея IV и передал императорский венец одному храброму юноше, Николаю Канабусу. Алексей IV обратился с помощью к крестоносцам. А был у него за последнее время помощник, душа всех отчаянных воинских предприятий, Алексей Дука Мурзуфл. Это был умный, решительный, предприимчивый, властолюбивый человек, мечтавший о возможности завладения византийским престолом. Видя удобный случай воспользоваться этим, Мурзуфл поднял народ и войско, умертвил Алексея IV и Канабуса и вступил на престол под именем Алексея V. Крестоносцы сразу почувствовали, что власть попала в сильные руки, притом власть была полная, ничем не ограниченная. Самоуверенно, твердо приказал Алексей V крестоносцам в течение восьми дней освободить византийские земли, грозя им страшным сопротивлением. Но крестоносцы при всем желании не могли бы очистить владений греков в такой короткий срок, иначе греки могли напасть на них во время отступления. Оставалось одно – взять Константинополь или погибнуть в последнем славном бою. V. Поражение греков |
| С 414 г. можно считать уже определившимся влияние Пульхерии, сестры Феодосия, которая была старше его только двумя годами и, между тем, приобрела почти безграничное влияние на своего брата. Будучи объявлена августой и состоя в государстве первым лицом после императора, а во дворце будучи законодательницей и образцом, с которым все соображались, Пульхерия стала давать тон придворной жизни и разнообразно обнаруживать влияние на государственные дела. Весь продолжительный период царствования Феодосия отмечается, по справедливости, весьма характерным женским влиянием августы Пульхерии. Долговременное господство Пульхерии, сначала при Феодосии II, а затем при Маркиане, должно было наложить особенную печать на Большой дворец в Константинополе и отразиться на многих сторонах государственной жизни. Наиболее характерной чертой нужно признать своеобразно понятое благочестие и монашеский род жизни, усвоенный Пульхерией и введенный в придворный обиход. Она не только себя обрекла на безбрачие, но к тому же побудила и своих двух сестер, Аркадию и Марину. Три сестры Феодосия составили при дворе род религиозной общины, проводя жизнь «в подобии монашеских трудов», ограничили доступ мужчин в покои принцесс, приняли для себя за образец простой род жизни, скромный стол и частое упражнение в молитве и пении псалмов. Дела благотворительности, постройка церквей и монастырей, забота о чистоте церковного учения и об уничтожении неправых и еретических мнений, попечение о подвижниках, столпниках и анахоретах и тщательное расследование мощей святых мучеников — такими чертами характеризуется у церковных историков деятельность Пульхерии. Нужно отдать ей и ту справедливость, что помыслы о благочестии не закрывали для нее важности политических обязанностей правительницы. Она была выше своего брата не только в нравственном смысле, но и по уму и способности разобраться в сложных делах и окружить себя даровитыми исполнителями ее воли. Она прекрасно владела греческим и латинским языками, вела обширную переписку и сосредоточила в своих руках нити правления. |
| Тогда Юстиниан II послал в Рим протоспафария (начальника лейб-гвардии) Захарию, чтобы привезти папу в Константинополь. Но за папу вступились войска Равенны и Пентаполя (Африка), — так ненавидели Юстиниана II. Войска пошли на Рим и окружили Латеран. Императорскому протоспафарию пришлось спасаться y самого же папы Сергия, и он, как говорят, залез под папскую кровать. Папа Сергий вышел к шумящей толпе солдат и уговорил ее разойтись. Захарии пришлось со стыдом уезжать из Рима под ругательные крики провожавших его насмешками солдат. Юстиниан II мог бы учинить безумно жестокую месть. Но как раз в это время он сам был свергнут (695 г.). Прошло 10 лет. Когда Юстиниан вернулся на трон из Крыма (705 г.), он снова стал добиваться от римской церкви утверждения постановлений Трулльского собора, но уже в более уступчивой форме. Он послал к папе Иоанну VII двух митрополитов и просил его пересмотретъ 102 правила, исправить, отвергнуть то, что папа найдет нужным, а остальное принять. Папа Иоанн VII был человеком робким, сыном византийского чиновника. Судьба патриарха Каллиника, ослепленного Юстинианом, его устрашала. Он отказался от ревизии актов и, по свидетельству Liber Pontificalis, как-будто признал их: sed hic humana fragilitate timidus, hos nequaquam emendans per superfatos metropolitas direxit ad principem (т.е. он, оробев по человеческой слабости, постановления эти ни в чем не исправил и через присланных митрополитов отправил к императору). Но, видимо, это не было актом решительного утверждения, ибо вскоре же Юстиниан II начинает переговоры об утверждении с преемником Иоанна VII, папой Константином. Очевидно, общее мнение римской церкви продолжало быть отрицательным. Это беспокоило Юстиниана II. Он помнил провал в Риме своего протоспафария Захарии. Нуждаясь в поддержке Запада, он хотел быть с ним в мире. B октябре 710 г. он послал в Рим приказ папе Константину приехать в Константинополь. Co страхом и беспокойством папа повиновался. Сел на суда с большой свитой епископов и римских клириков. Но Юстиниан дал инструкции быть к папе почтительными и любезными в высокой степени. И действительно, папу везли, окруженного знаками всяческих любезностей. B Галлиполи караван перезимовал. B предместье Константинополя папу Константина встретил сын императора Тиверий с патриархом Киром и сановниками. Папу привезли прямо в императорский дворец, a оттуда уже — в традиционный дворец Плакиды. |
| 2 . Он начинает с заявления о том, что Астиаг, которого он называет Астигас, не был родственником Кира; что он бежал от Кира в Экбатаны, где нашел убежище под сводами царского дворца у своей дочери Амитис 131 и ее мужа Спитама. Кир, придя в этот дворец, приказал Оибару пытками не только у Амитис и Спитама, но и у их детей, Спитака и Мегаберна, выведать его местонахождение, и тот, желая избавить своих внуков от пыток, обнаружил себя. Пойманный Оибаром, он был закован в цепи, но вскоре Кир дал ему свободу и почитал, как отца. Его дочери Амитис он оказывал почести как своей матери, а затем взял ее в жены, после того как муж ее Спитам был приговорен к смерти за ложь, заявляя, будучи допрашиваемым, что не знал о местонахождении Астигаса. Это то, что Ктесий говорит о Кире, расходясь с Геродотом. Он сообщает, что Кир воевал в Бактрии, и исход сражения остался не решенным, но как только бактрийцы узнали, что Астигас принят Киром как отец, а Амитис – как мать и жена, они охотно приняли его сторону. 3 . Кир во время войны с саками захватил Аморга, царя саков, мужа Спаретры. Та, после пленения мужа, собрала армию в триста тысяч мужчин и двести тысяч женщин и, вступив в сражение, победила Кира, и взяла его в плен со многими другими, среди которых был Пармисис, брат Амитис, со своими тремя сыновьями, которых впоследствии освободили в обмен на Аморга 132 . 4 . Затем Кир направился в поход против Креза и города Сарды, имея Аморга в качестве помощника. По совету Оибара он изготовил множество деревянных чучел персов, расставив их вокруг стен города, и жители, объятые великим страхом при их виде сразу сдались. Так был взят город 133 . Прежде чем это произошло, сын Креза был дан в заложники в результате того, что пригрезившееся во сне видение обмануло Креза. И поскольку стало очевидно, что Крез замыслил предательство, сын его был предан смерти у него на глазах. Тогда его мать, бывшая свидетельницей казни, покончила с собой, бросившись со стены. Когда город был взят Крез укрылся в храме Аполлона, где трижды был заключен Киром в цепи и трижды незримо освобождался несмотря на то, что храм был заперт и опечатан, а Оибар находился на страже. Сторожившим Креза отрубили головы, подозревая их в попытке его освобождения. В последствии его перевели во дворец и охраняли более строго, но он вновь был освобожден ниспосланными с небес громом и молнией. Наконец Кир помиловал Креза и дал ему Барену, большой город близ Экбатаны 134 . Гарнизон его составлял пять тысяч всадников и десять тысяч пельтастов 135 , копьеметателей и лучников. |
| Большой дворец, называемый обыкновенно το παλτιον или το μγα παλτιον, как резиденция Константина, по первоначальному плану принадлежит к IV в. Расширенный и много раз перестроенный византийскими царями, начиная с Юстиниана I до XII в., Большой дворец составил собой с течением времени значительный комплекс зданий, занимавших громадное пространство на первом холме и его спусках к Мраморному морю. В первый период империи до царей Комнинов, которые перенесли свою резиденцию во Влахерны, Большой дворец с прилегавшими к нему зданиями был центром городской и политической жизни, отсюда направлялась церковная и гражданская политика и вся администрация Византийской империи. Он сосредоточивал в себе не только дворцы для помещения императора и его семьи, но также огромные залы для приемов и придворных празднеств, обширные парки и сады и галереи, а равно помещения для обширного служебного персонала, для царской гвардии и гарнизона, кроме того, церкви и церковные здания. В понятие Большого дворца входит скорей представление о значительной части города, чем дворца в обыкновенном смысле этого слова. Сюда относятся: 1) знаменитая палата Хрисотриклин с тронной залой; 2) Триконх; 3) зала XIX аккувитов; 4) дворцы Дафна и Халка; 5) дворец Магнавра; 6) порфировый дворец; 7) военный склад и темницы, наконец, постройки Василия Македонянина: Новая церковь и Богородицы Фара. С XIII в. все эти здания начали приходить в упадок, т. к. императоры, не нашедши более удобным пребывание на этом месте, предпочитали жить у стен города во Влахернах . Но вполне общественным учреждением и в то же время любимейшим для жителей Константинополя развлечением были ипподром и дававшиеся на нем игры. Он соединен был внутренними ходами и крытыми галереями с императорским дворцом, что доставляло возможность царю быть зрителем цирковых игр, не показываясь народу. Первые основания для ипподрома (το πποδρμιον) положены были Септимием Севером, окончательно отстроен этот памятник Константином. Несомненно, ипподром имел назначением дать в Константинополе для народа такую же сумму развлечений, что давал Circus maximus в Риме. |
| Что касается достопримечательностей и святынь, стоит прочесть описание новгородского архиепископа Антония, чтобы понять, с каким старанием Юстиниан сосредоточил здесь почти все наиболее драгоценное для христианина. И следует признать, что для распространения идеи византинизма и для успеха христианской миссии на Востоке, и преимущественно среди славян, святая София константинопольская оказала громадное содействие широко образованным и гуманно настроенным царям и патриархам. Юстиниановские постройки: церкви, дворцы, общественные и благотворительные здания в Константинополе и других городах империи — выражают собой систему и должны быть рассматриваемы во всей их совокупности. В одном Константинополе с предместьями он построил 24 церкви. Наиболее важными и значительными сооружениями в самой столице были храмы свв. Апостолов, Сергия и Вакха, св. Ирины, дворец близ Халкидона и громадная по замыслу и замечательная по искусству выполнения цистерна бин-бир дерек, или «тысяча одна» колонна. Еще не была окончена постройкой св. София, как царица Феодора приступила к возведению храма свв. Апостолов. Он был начат в 536 и окончен в 550 г. Хотя план был приготовлен теми же архитекторами, Анфемием и Исидором, которые строили св. Софию, но архитектурная особенность свв. Апостолов состояла в том, что она представила собой тип крестовой церкви и пятикупольное прикрытие. Это было также нововведение в строительном искусстве, которому было суждено большое распространение и разнообразное применение в христианских странах. Святая София была трудна для подражания, между тем архитектурный план крестовой церкви распространился с большой легкостью в Константинополе, Греции и на Востоке. На Западе церковь св. Марка в Венеции является воспроизведением того же стиля. В свое время этот храм принадлежал к замечательнейшим в Константинополе и служил усыпальницей для царей и патриархов. В X в. храм свв. Апостолов был описан в поэме Константина Родия как чудесный памятник того времени . При завоевании Константинополя турками этот храм был срыт до основания и на его месте построена была завоевателем мечеть, известная под именем Мехмедиэ, или джами султана Мехмеда. |
| В X-XII вв. такое же значение имела десница св. Иоанна Крестителя, помещенная имп. Константином VII Багрянородным в дворцовом храме Богородицы Фара. В X в. мн. важные события в жизни василевсов Македонской династии (коронацию, Крещение порфирородных детей) стремились связать с празднованием Крещения Господня, и в связи с этим подчеркивалась роль св. Иоанна Крестителя как одного из главных участников евангельского события; коронуемый император символически воплощал крестившегося во Иордане Христа. Частью политической программы стала и архитектура Б. д. Насколько можно судить из немногочисленных описаний, в его первоначальном плане первенствующую роль играли не сами помещения, а пл. Августеон, устроенная имп. Константином перед воротами Халка. Здесь были воздвигнуты 2 портика, украшенных статуями, служивших пропилеями Б. д., а также базилика синклита, базилика Св. Софии и статуя августы Елены, матери императора. Пл. Августеон и находившиеся рядом ипподром и Меса, главная улица К-поля, стали местом торжественных появлений императора перед народом (триумфы, коронации, различные праздники). В ходе развития культуры имп. двора традиция всенародного чествования правителя претерпела нек-рые изменения. В V в. коронации императоров - особенно императриц и соправителей - постепенно переносятся с военного поля (Евдом в окрестностях К-поля) и городского ипподрома внутрь Б. д., и для этих целей строится новый зал, также названный Августеон. Вероятно, он имел форму базилики, на зап. стороне к-рой по направлению к пл. Августеон был сооружен еще и портик - Золотая Рука (Χρυσ Χερ). Как аналог пропилей на площади, портик стал местом торжественного появления императоров после коронации, но уже во внутреннем дворе Б. д. и только перед придворными чинами. Важным компонентом этого ансамбля стала небольшая ц. архидиак. Стефана, пристроенная к Августеону и в дальнейшем использовавшаяся для коронаций и церемоний назначения высших гос. чиновников. Первыми правителями, к-рые достоверно были коронованы в ц. св. Стефана, были Ираклий и его жена Евдокия в 610 г. ( Theoph. Chron. P. 299), однако традиция коронования в храме, несомненно, установилась еще в VI в. Во 2-й пол. IX-X в. свадебные обряды, а затем и коронации были перенесены в ц. Богородицы Фара. |
| Только лишь после смерти Герасима в Москве решились отправить в Константинополь на поставление Иону Рязанского. Быть может, причиной такой медлительности Москвы было именно то обстоятельство, что Герасим был поставлен митрополитом на всю Русскую Церковь, а не только на Литву. Вероятно, Москва не желала нарушать единство Русской митрополии поставлением параллельного Герасиму митрополита на Московскую кафедру. Иона был избран весьма представительно: кандидатом на митрополию его назвал Поместный Собор 1432 г., в составе которого были великий князь, епископы, представители белого и черного духовенства и мирян. Возможно, это делалось в надежде на то, что после столь внушительных выборов греки не смогут отказать в поставлении русского кандидата. Прекратившая смуту в великокняжеском доме смерть Юрия Звенигородского в 1434 г. и казнь митрополита Герасима в 1435 г. открыли, наконец, дорогу Ионе в Константинополь. Однако, отправившись на поставление в конце 1435 - начале 1436 г.г., Иона опоздал. Не считаясь с настроениями русских, греки прежде, чем приехал Иона, уже успели к лету 1436 г. поставить митрополитом на Русь своего соотечественника Исидора. Константинополь шел напролом в вопросе о новом митрополите всея Руси, не считаясь с возможной неприязненной реакцией русских - слишком велико было значение Руси для той униатской затеи, которую уже планировали в Константинополе ради спасения погибающей империи. Впрочем, формально патриарх мог оправдываться последовавшим по смерти Киприана от самих русских предложении ставить митрополита " по старине " - то есть по усмотрению самого патриарха Константинопольского. Прецедент с поставлением Фотия как бы подтверждал за Царьградом это право. К моменту поставления Исидора греки уже вовсю готовились к Ферраро-Флорентийскому собору, который должен быть рассмотреть вопрос об унии Константинополя с Римом. Такой ценой греки надеялись купить военную и финансовую помощь против наступавших турок. Уже было совершенно очевидно, что в скором времени Константинополь может быть захвачен турками. Империя угасала, ее история стремительно приближалась к своему трагическому финалу. Размеры Византии в I половине XV в. свелись к одному лишь Константинополю с его окрестностями да маленькому Морейскому деспотату на Пелопоннесском полуострове. Тем не менее, в Царьграде еще продолжал существовать император, и Первоиерархом православного мира по-прежнему считался Константинопольский патриарх. Но в некогда блестящей столице Империи Ромеев царила ужасающая нищета. Население Царьграда было во много раз меньшим, чем прежде. Целые кварталы города лежали в руинах, в том числе и Большой императорский дворец. Практически отсутствовало войско. Денег катастрофически не хватало на самое необходимое. Даже император ел на деревянной посуде. Все это были явные признаки агонии империи и приближающегося конца. В то же время турецкая мощь была несопоставима с силами угасающей Византии. |
| «Царь Феофил умер 20 января 842 г. По господствующему мнению, которое до сих пор держится в науке, уже в марте того же года, в первую неделю Великого поста, последовало провозглашение торжества Православия после того, как новое правительство созвало церковный Собор, сменило одного Патриарха и избрало нового и приняло множество других мер с целью полного изменения церковной политики. Ясное дело, что в один месяц нельзя было произвести всех указанных перемен» . Подготовка Собора велась с большой тщательностью, так что на нее понадобилось больше года, которые минули со времени смерти мужа Императрицы. Имелись опасения противодействия со стороны упорных иконоборцев, которых надо было отстранить от важных административных должностей, и особенно командных постов в армии, чтобы не повторился опыт, пережитый при святой Ирине, когда православный Собор, созванный в Константинополе для восстановления почитания икон, был разогнан иконоборческим по своему составу гарнизоном столицы. Правда, в ту пору, за полвека до правления святой Феодоры, настроения в войсках были иными, тогда жива еще была память о победах, одержанных при иконоборцах Льве Исавре и Константине Копрониме. Правление иконоборцев новой формации, от Льва Армянина до Феофила, не сопровождалось заметными военными успехами, и принадлежность иконоклазму держалась уже в основном на инерции, конформизме и религиозном равнодушии, хотя, конечно, не до конца перевелись и идейные еретики, подобные низложенному и сосланному Иоанну Грамматику. Принадлежность иконоклазму держалась уже в основном на инерции, конформизме и религиозном равнодушии В канун Собора обнаружилось еще одно затруднение особого, семейного характера. Несмотря на религиозные расхождения с мужем, Феодора любила его, и эта ее преданная любовь выразилась в трогательной заботе о его посмертной участи. Она опасалась, что с восстановлением Православия и анафематствованием иконоборческой ереси анафеме будет подвергнут и сам высочайший покровитель иконокластов – Феофил. И тогда она решила поведать приглашенным ею во дворец клирикам, среди которых находился и святой Мефодий, некую тайну – об отречении ее мужа на смертном одре от ереси и о том, что перед тем, как отойти в иной мир, он лобызал принесенную к его одру икону. Поверить в полную достоверность этого рассказа трудно. Из новейших авторов ее принимает за чистую монету А. М. Величко . Другие историки усматривают тут со стороны Феодоры нечто вроде благонамеренного обмана. В самом информативном источнике по этому периоду, у «Продолжателя Феофана», находим такое сообщение: |
|
|
