| Стоит особо подчеркнуть то обстоятельство, что главным и наиболее мощным субъектом и транслятором консервативных идей в нынешних условиях является верховная власть, исходные идеологические установки которой первоначально, с 90-х годов, во многом определялись либерально-западническим дискурсом и стремлением интегрироваться в глобальный миропорядок. Под воздействием целого ряда внешне – и внутриполитических факторов Владимир Путин и часть его окружения совершили во многом вынужденную, но неизбежную консервативную идейную эволюцию. Особую роль в укоренении консервативного дискурса сыграли следующие факторы: нежелание глобальной элиты считаться даже с ограниченным суверенитетом Российской Федерации, продвижение НАТО на восток, события 2011-2012 годов, приведшие к политической и нравственной компрометации либерализма в России, – и в особенности события Русской весны 2014 года, породившие тектонический консервативно-патриотический сдвиг в национальном самосознании и имевшие далеко идущие внешнеполитические последствия (санкционная политика Запада, попытки изоляции России и прочее). Причем либерально-западническое крыло во власти и в обществе продолжает пользоваться большим влиянием. В столь сложных условиях быстро формируется консервативно-цивилизационный дискурс: Россия – не Запад и не Восток, а особая цивилизация со своими интересами и особенностями. Цивилизационный подход дает серьезную идеологическую опору для отстаивания суверенитета России, обуславливает и оправдывает борьбу с глобализмом и концепцией однополярного мира, в рамках которой России навязывается, по сути, полуколониальный статус (радикальный вариант глобалистского сценария предполагает полную десуверенизацию России и расчленение ее на ряд мелких марионеточных государств). В рамках консервативного дискурса акцентируется право на полный суверенитет, следование своим национальным традициям и отстаивание своих базовых цивилизационных ценностей и интересов. Первоначально, еще с конца 80-х, подобные идеи продвигались академическим научным сообществом, несистемными политическими организациями консервативно-патриотического направления, актив которых сформировался к середине 90-х, представителями национально-патриотической культурной элиты и Всемирным русским народным собором, организацией, призванной озвучивать позицию Церкви по самому широкому спектру общественно-значимых проблем. Примерно с 2000 года часть идей начинает активно браться на вооружение верховной властью. |
| В V классе пришлось встретиться с новыми преподавателями. Во главе их стоял ректор, прот[оиерей] Петр Леонтьевич Лосев, преподававший нам основное богословие. Это был преподаватель живой, увлекающийся. Он любил приводить примеры из жизни, любил делать разные сопоставления. Часто увлекался, особенно нападал на социалистов, нигилистов, любил предлагать неожиданные Л.88 об. вопросы и допускал возражения со стороны учеников. Вообще он будил нашу мысль и заставлял вдумчиво относиться ко всему. Темы по сочинениям он старался дать на современные события и любил, чтобы сочинения подавались объемистые. Св[ященное] писание преподавал Василий Иванович Рейпольский . Этот преподаватель, заменивший собой А[лекс]ея Ник[олаеви]ча Хергозерского, пользовался громадным авторитетом и был любимцем учеников. Представительный по внешности, он отличался и прекрасными душевными качествами, из которых справедливость нужно поставить на первое место. К глубокой скорби семинарии эта высокодуховная личность пробыла в семинарии не более двух Л. 89 лет. Василий Ив[анови]ч скончался, когда я учился в VI классе. Смерть В[асилия] Ив[анови]ча мало сказать поразила, потрясла всю семинарию. Пред этим он только что вступил в брак с дочерью бывшего преподавателя семинарии Ник[олая] Ив[анови]ча Суворова и прожил в супружестве не более двух недель, ибо брак был пред самым заговеньем, а Рейпольский скончался 28 ноября. Похороны В[асилия] Ив[анови]ча привлекли массу народа. Венки были от всех классов. Во время произношения речей многие плакали. Вечная память этому доброму, прямому, честному человеку и хорошему учителю! По церковной истории занимался молодой преподаватель Федор Алексеевич . Простой и душевный человек, Ф[едор] А[лексееви]ч не мог заинтересовать нас в должной степени своим предметом. Он читал выписки из разных книг, в сане протоиерея в Ярослав[ской] епархии кажется в 1925 г. Л.89 об. не обладал хорошими голосовыми средствами, чтение его было вялое, монотонное. Начало мая месяца прошло в г. Вологде в приготовлениях к коронационным торжествам. Коронацию ждали с большим волнением. Говорил, напр[имер], о том, что под Успенским собором в Москве обнаружена была целая минная галерея. Всех слухов теперь не припомнить, но они очень волновали и нервировали. В коронационные дни наши семинаристы принимали участие в разных патриотических манифестациях. На второй день коронации семинарский хор вместе с архиерейским великолепно пел молебен пред зданием городской Думы. Во время этого молебна произошло между прочем столкновение ректора с полицмейстером Комаровским, грубо обругавшем одного певчего, воспитанника из старшего класса семинарии, несколько запоздавшего на |
| И снова составляет книги, снова (изрыгает) хульные речи, снова — незаконнорожденные ( νθα ) догматы и нововводные слова, которых не знали наши отцы. Увлекшись честолюбивой мечтой, во что-бы-то ни стало, доказать, что он неповинен в том зле, в котором его обвиняют, — между тем как ему в пору было бы лишь раскаяться и поправлять то, что он сделал дурного — он, не познавши этого (единственного, остававшагося ему для исправления), пути, заблудил от пути правого (2 Петр. 2:15) — и еще глубже, чем прежде, — впал «в неискусен ум» (Рим. 1:28), так что, повидимому, дух заблуждения, не задолго пред тем оставивший его, снова к нему возвратился и при том не один, а с большим запасом ( παρασκεβ ), захвативши с собою не семь только, а целый легион духов, и занявши и наполнивши всю область его души 19 .. Вследствие этого, снова вызывается (к суду), снова требуют у него объяснения причин, побудивших его к этому прекрасному превращению 20 . И вызывает его никто иной, а сам ревнующй «по Бозе Вседержителе» (3 Цар. 19:10) царь, в деле возстановления Церкви и благочестия соделавшийся как бы рукою Самому Всевышнему, царь, которого я охотно назвал бы новым Моисеем, слугою Божиим (Евр. 3:5) по преимуществу, исторгшим современного нам Израиля из Египта и рабства, и при том не из древнего оного и чувственного, а из другого, гораздо более жестокого, царь, который, впрочем, за такое служение свое уже живописан руками Самого Бога и вписан в книги Его (Флп. 4:3); и вследствие этого, нам и не следует много писать об нем. Что же касается Векка, то, будуча спрошен царем 21 и священным собором о причинах, почему он, коснувшись похвального обращения и, — говоря по евангельски — положив руку на рало и согласившись следовать вслед за Церковию снова обратился вспять и стал не управлен в царствие Божие (Лук. 9:62), отдавши предпочтение хульному (учению) пред правым (учением), — ничего не сказал на это относящагося к делу, что снимало бы с него дурную тень, так что тогда сделалось до очевидности ясно, что он крепко держится злочестия, и что никакое слово не в состоянии будет убедить его отступиться от него. |
| Он поддерживал сношения с церквями во всех странах 1742 ; даже епископ римский, Иннокентий, который сильно был заинтересован в его пользу, относился к нему как к совершенно равному себе 1743 . От епископа Кукузского и его других соседей он постоянно встречал почтительную доброту к себе 1744 . Многие паломники отправлялись к нему в его уединенное место пребывания с целью выразить ему свое почтение. Он руководил миссионерскими трудами в Персии и среди готов, причем его отдаленные друзья снабжали его столь значительными суммами, что он не только в состоянии был содержать эти миссии и выкупать пленных, но даже должен был просить, чтобы их чрезмерная щедрость была направлена на другие цели 1745 . Он писал часто увещательные и утешительные письма епископам и духовенству, горевавшим о его падении, и своим приверженцам в Константинополе, подвергшимся большим жестокостям за отказ иметь общение с его самозваными преемниками 1746 . Западный император и епископ Римский совместно желали, чтобы его дело опять было рассмотрено беспристрастным собором всей церкви 1747 ; но взаимные отношения половин империи были неблагоприятны для успеха этого предположения, и некоторые посланные, отправленные с востока ко двору Аркадия, были заключены в тюрьму и подверглись унизительному обращению 1748 . После трех лет, проведенных Златоустом в изгнании, интерес, который он продолжал возбуждать в населении, заставил его врагов прибегнуть к еще более жестоким мерам против него. Решено было переселить его в Питиунт, городок на крайней границе империи, к востоку от Евксина, и летом 407 года он был увезен из Арабисса. Во время этого путешествия его телесные страдания возобновились и усилились под влиянием невыносимого зноя. В понтийском городе Комане 1749 , он попросил своих конвойных остановиться, так как он чувствовал приближение смерти. Свою грубую одежду он переменил на лучшую какая только была у него, принял святое причастие и, произнеся слова: «Слава Богу за все!», – испустил дух, прибавив, – «Аминь» (14 сент. |
| Наконец, Бенедикт был открыт некоторыми пастухами; он поучал их и других, обращавшихся к нему, и совершал не мало чудес. Вследствие приобретенной им теперь славы, он был избран аббатом одного соседнего монастыря; но его попытка по преобразованию раздражила обитателей монастыря, которые, с целью отделаться от него, примешали яд к его напитку. Но когда он сделал обычное крестное знамение, сосуд разлетелся в дребезги, после чего он кротко напомнил монахам, что ведь он предостерегал их против избрания в аббаты человека, столь непохожего на них характером и обычаями, и затем возвратился в свое уединение (510 г.). Его слава постепенно распространялась; к нему стекалось множество народа, и даже приходили некоторые члены римской знати, доверявшие ему своих детей для воспитания. Он построил двенадцать монастырей, из которых каждый предназначался для двенадцати монахов с аббатом во главе. Но будучи беспокоим настойчивой злобой одного священника, по имени Флорентия, который из-за зависти пытался погубить его клеветой и ядом, он в 527 году, вместе с несколькими избранными спутниками, оставил Субиако. После некоторого странствования он прибыл на гору Кассино, где на большой возвышенности, вздымающейся над обширной долиной Лирийской, поселяне все еще поклонялись Аполлону, и пользовалась большим уважением священная роща, посвященная языческим божествам. Диавол пытался затруднить ему путь различными действиями; но Бенедикт восторжествовал над всеми подобными препятствиями: срубил рощу, разрушил идола Аполлонова, и на этом месте воздвиг часовню посвященную ап. Иоанну Евангелисту и св. Мартину, которая и сделалась зародышем великого и знаменитого монастыря, ставшего впоследствии родоначальником всех монашеских общин на западе. Здесь он начертал свой устав, около 529 года, – в том самом году, в котором закрыты были школы афинские, и в котором пелагианское учение было осуждено собором Оранжским. Строгость прежних правил, приспособленных в действительности скорее к восточным странам, где возникло монашество, чем к странам Запада, в которых оно распространилось позже, сделалась предлогом для общего послабления дисциплины в западных монастырях, причем с другой стороны она давала повод ко многим лицемерным притязаниям. |
| Чтение их Утренние молитвы читаются священником в такой же обстановке, как и вечерние, т. е. пред царскими дверьми, с непокрытой головой, в епитрахили; «индеже и в фелони», — прибавляет здесь Типикон, имея в виду, конечно, обычай, узаконенный еще Стоглавым Собором, мирским священникам всю утреню, как и вечерню, совершать в фелони. Такая обстановка чтения, внушая мысль о покаянии и недостоинстве нашем, напоминает и о прежней практике начинать утреню в притворе. Чтение молитв начинается с 4 псалма шестопсалмия «Господи Боже спасения моего», очевидно, чтобы дать возможность священнику выслушать хотя половину шестопсалмия. Древние уставы об утренних молитвах Груз. ркп. не упоминает о чтении молитв за шестопсалмием в чине бдения, а говорит об этом в уставе будничной утрени (см. там). Греч. ркп. и печатный греч. Типикон (Иерус.): «когда начнет предстоятель 102 псалом: Благослови душе моя Господа, говорит сам иерей молитвы утрени, стоя непокрытым пред св. дверьми»; так и древнейшие слав.; но поздн. греч. и слав. (Моск. Синод. библ. греч. 381 и слав. 332/385 конца XIV в.) указывают начинать молитвы со псалма «Господи Боже спасения», как ныне. «Чин» патр. Филофея – то же, но не упоминает об облачении. Старообр. уст.: «восприим на ся епитрахилий». По " Ιερατικονy, иерей чтение молитв начинает с 1-го псалма, до 4-го читает пред св. трапезою, а затем пред иконою Спасителя, которую в заключение целует. Великая ектения на утрене Шестопсалмие – не столько молитва, сколько излияние чувств верующего; следующая за ним великая ектения, которая вообще стоит в начале всех важнейших служб, является уже определенной, точной молитвой, обнимающей важнейшие потребности христианина. Шестопсалмие на утрене, как и предначинательный псалом на вечерне, настраивают душу к такой молитве, будят в ней неопределенные, но зато тем более глубокие религиозные чувства; они предуготовляют к молениям великой ектении; на литургии такого предуготовления нет, так как к ней приступают верующие, достаточно приготовленные целым кругом суточных служб, и особенно часами, и так как вообще к ней приступают с большим подъемом духа, являющимся само собою от сознания важности предстоящего таинства. Великую ектению на утрене, как и на вечерне, Типикон указывает произносить иерею, так как диакон выступает только с полиелея. Иерей произносит ее пред св. дверями, с того места, где он читал утренние молитвы, а после возгласа ее иерей «отшед стоит на своем месте», т. е. вместе с братией, вне алтаря, как на вечерне (см. выше, с. 533). |
| Так в черепе глазные впадины еще зияют, но взор угас навеки. IV. Собака и ее господин И все же был на свете человек, на которого Квазимодо не простирал свою злобу и ненависть, которого он любил так же, а быть может, даже сильней, чем собор. Это был Клод Фролло. Причина ясна. Клод Фролло подобрал его, усыновил, вскормил, воспитал. Квазимодо еще ребенком привык находить у ног Клода Фролло убежище, когда его преследовали собаки и дети. Клод Фролло научил его говорить, читать и писать. Наконец Клод Фролло сделал его звонарем. Обручить Квазимодо с большим колоколом – это значило отдать Ромео Джульетту. Признательность Квазимодо была глубока, пламенна и безгранична; и хотя лицо его приемного отца часто бывало сумрачно и сурово, хотя обычно речь его была отрывиста, суха и повелительна, но сила признательности не ослабевала в Квазимодо. Архидьякон имел в его лице покорного раба, исполнительного слугу, бдительного сторожевого пса. Когда несчастный звонарь оглох, между ним и Клодом Фролло установился таинственный язык знаков, понятный им одним. Архидьякон был единственный человек, с которым Квазимодо мог общаться. В этом мире он был связан лишь с Собором Парижской Богоматери да с Клодом Фролло. Ничто на свете не могло сравниться с властью архидьякона над звонарем и привязанностью звонаря к архидьякону. По одному знаку Клода, из одного желания доставить ему удовольствие. Квазимодо готов был ринуться вниз головой с высоких башен собора. Казалось странным, что физическая сила Квазимодо, достигшая необычайного развития, слепо подчинена другому человеку. В этом сказывались не только сыновняя привязанность и преданность слуги господину, но и непреодолимое влияние более сильного ума. Убогий, неуклюжий, неповоротливый разум взирал с мольбой и смирением на ум возвышенный и проницательный, могучий и властный. Но над всем этим господствовало чувство признательности, доведенной до такого предела, что ее трудно с чем-либо сравнить. Среди людей примеры этой добродетели чрезвычайно редки. Поэтому скажем лишь, что Квазимодо любил архидьякона так сильно, как ни собака, ни конь, ни слон никогда не любили своего господина. |
| Тем не менее, даже у этих сравнительно традиционных или полутрадиционных авторов наблюдается очень явственная склонность к несторианекой или адопционисткой христологии. Например, Тиллих явно выражает это когда пишет, что без понятия всыновления, Христос «был бы лишен Своей конечной свободы; ибо изменившее свой вид существо не имеет свободы быть чем либо кроме божественного» 144 . В этой позиции явственна старая западная идея, что Бог и человек, благодать и свобода – взаимоисключающи: у Тиллиха это пережитки «закрытой» антропологоии, которая исключает православную христологию. Реабилитация Нестория и его учителя, Феодора Мопсуетского, предпринималась как историками, так и богословами уже с прошлого столетия во имя автономии человека. Эта реабилитация нашла даже выдающихся православных последователей, которые также показывают явное предпочтение той «историчности» антиохийской школы, которая постулирует, что история может быть только человеческой историей. Чтобы быть историческим существом, Иисус должен был быть человеком не только всецело, но и некоторым образом независимо. Центральное утверждение Кирилла Александрийского о том, что Само Слово стало Сыном Марии (Которая потому и Богоматерь), или теопасхитские выражения, официально провозглашенные в качестве критериев Православия Пятым Вселенским Собором в 553 г., представляются им в лучшем случае терминологическими злоупотреблениями или богословием «баракко». Как может Логос, т. е. Сам Бог, умереть на кресте, по плоти., поскольку Бог по самому определению бессмертен? Нет нужды входить здесь в подробное обсуждение богословских понятии, связанных с учением об ипостасном соединении. Я только хотел бы со всей силой подчеркнуть, что теопасхитская формула святого Кирилла Александрийского , «Слово страдало по плоти» является одним из величайших существующих христианских утверждений подлинности человечества. Ибо если сам Сын Божий, чтобы отождествить Себя с человечеством, чтобы стать «подобным нам во всем, даже до смерти» – человеческой смерти – умер на кресте, Он тем самым засвидетельствовал, с большим величием, чем могло бы себе представить любое человеческое воображение, что человечество есть действительно самое драгоценное, самое жизненное и переходящее творение Божие. |
| Построенное на лжи здание грозных улик против Киррского епископа распадалось само собою, оставляя в его строителях щемящее чувство бесплодности своих усилий и стыда за свое безуспешное коварство, обнаруженное во всей его неприглядной наготе. Это сказалось тотчас же после слов Феодорита. На вопрос «сената»: «не сомневается ли кто-нибудь и после этого?» – последовало краткое « οδες " 1051 . Клеветники были посрамлены и с позором ретировались, а в голове отцов складывалось суждение в пользу догматической правоты Феодорита, которому они были еще благодарны за его своевременную услугу: ее оценили по достоинству древние писатели и прежде всех сам папа Лев 1052 . Слова эти в высшей степени замечательны для понимания догматических воззрений Киррского пастыря. Прежде всего он отрезывает монофизитам всякий путь для перетолкования Никейского исповедания, указывая строгий комментарий его в переработке 381 года 1056 , каковую еретики отвергали 1057 . Затем: одобрив ранее до-Эфесские полемические труды Кирилловы, Феодорит похваляет теперь столь соблазнявший прежде «Восточных» документ «То Σωτρος» от 30-го ноября 430 года. Не может быть никакого сомнения, что своею общею фразой Феодорит подтвердил его и при том вполне сознательно, так ему был не безызвестен ход Эфесских событий и рассуждений относительно Нестория 1058 . Пред нами открывается еще одна характерная черта. Киррский предстоятель примиряется с анафематствами, которые так сильно оспаривал он даже пред разбойничьим собором. Что это значит? Изменил ли он своему знамени? Произошел ли перелом в его взглядах? Мы не в состоянии проникнуть в тайники чувств и дум Апамийского изгнанника, который в тиши и уединении монастырской келлии подводил итоги своему прошлому, подвергал неумолимому суду своей совести каждый шаг своей бурной и обширной деятельности. Естественно, конечно, что тогда он с большим спокойствием отнесся к антинесторианской полемике св. Кирилла, но в таковой же мере несомненно, что и в это время он провозглашал прежнюю идею неслитного соединения двух естеств в воплотившемся Логосе: за это достаточно говорят цитированные нами выдержки из его корреспонденции. |
| Однажды, гуляя с Императрицей в Петергофе, мы встретили моего отца, и Императрица долго с ним беседовала. Только что мы отошли, как на него наскочили два «агента» с допросом, «по какому делу он смел беспокоить Государыню». Когда отец назвал себя, они моментально отскочили — странно было им его не знать… Итак, я отправилась на юг. Государыня при проливном дожде приехала проводить поезд. Мы ехали до Евпатории 5 суток, останавливаясь в Москве и других городах на несколько часов. Городской голова Дуван дал мне помещение в его даче, окруженной большим садом, на самом берегу моря; здесь я прожила около двух месяцев, принимая грязевые ванны. За это время я познакомилась с некоторыми интересными людьми, между прочим, с караимским Гахамом, образованным и очень милым человеком, который читал мне и рассказывал старинные легенды караимского и татарского народов. Он, как и все караимы, был глубоко предан Их Величествам. Получила известие, что Ее Величество уехала в Ставку, откуда вся Царская Семья должна была проехать на смотры в Одессу и Севастополь. Государыня телеграммой меня вызвала к себе. Отправилась я туда в автомобиле через степь, цветущую красными маками, по проселочным дорогам. В Севастополь дежурный солдат из-за военного времени не хотел меня пропустить. К счастью, я захватила телеграмму Государыни, которую и показала ему. Тогда меня пропустили к царскому поезду, где жили Их Величества. Завтракала с Государыней. Государь с детьми вернулся около 6 часов с морского смотра. Ночевала я у друзей и на другой день вернулась в Евпаторию. Их Величества обещались вскоре приехать туда же и, действительно, 16 мая они прибыли на день в Евпаторию. Я много путешествовала с Их Величествами, но думаю, что встреча в Евпатории была одна из самых красивых. Толпа инородцев, татар, караимов в национальных костюмах; вся площадь перед собором — один сплошной ковер розанов. И все залито южным солнцем. Утро Их Величества посвятили разъездам по церквам, санаториям и лазаретам, днем же приехали ко мне и оставались до вечера; гуляли по берегу моря, сидели на песке и пили чай на балконе. К этому чаю местные караимы и татары прислали всевозможные сласти и фрукты. Любопытная толпа, которая все время не расходилась, не дала Государю выкупаться в море, чем он был очень недоволен. Наследник выстроил крепость на берегу, которую местные гимназисты обнесли после забором и оберегали, как святыню. Обедала я в поезде Их Величеств и проехала с ними несколько станций. |
|
|
