| Рубрики Коллекции Система пользовательского поиска Упорядочить: Relevance Relevance «Прогуливая» занятия: в Саранске участники арт-терапии для детей с ОВЗ покормили диких уток 1 мин., 02.02.2022 Из-за нового штамма коронавируса в Мордовии введены ограничения на мероприятия для детей и подростков: до 15 февраля им нельзя посещать торговые комплексы, фитнес-центры, учреждения культуры и общепита. Приостановлены и программы дополнительного образования в помещениях. Проект арт-терапии «Счастливый день» (который по благословению митрополита Саранского и Мордовского Зиновия вот уже несколько лет проводится в пространстве «Цоколь» при местном епархиальном управлении) для особенных детей с ограниченными возможностями здоровья де-юре программой допобразования не является. Но организаторы из Союза Православной молодежи Мордовии решили поддержать общие противоэпидемиологические меры. В карантин 2020 года участники проекта уже наработали опыт проведения онлайн-занятий, поэтому два ближайших воскресенья арт-терапия будет проводиться в дистанционном формате. Но в минувшее воскресенье для маленьких художников был приготовлен сюрприз на свежем воздухе. Памятуя о том, что на последнем занятии дети лепили из пластилина уточек, волонтеры и их подопечные с родителями встретились не в епархиальном управлении, а на берегу Саранки — между кафедральным собором святого праведного воина Феодора Ушакова и городским парком имени Пушкина. Их встреча вновь была посвящена уткам, но на этот раз - настоящим. Пернатые стаи уже давно стали одной из достопримечательностей столицы Мордовии. Они не улетают на зимовку, и на речке у парка проводят круглый год. С большим энтузиазмом все участники арт-терапии угощали пернатых кормом, заранее приготовленным организаторами. Несмотря на то, что горожане щедро подкармливают здешнюю птицу, утки с большой охотой откликнулись на предложение лакомства, забирая зерно и хлеб прямо из детских рук. Сохранить Поделиться: Поддержите журнал «Фома» Журнал «Фома» работает благодаря поддержке читателей. Даже небольшое пожертвование поможет нам дальше рассказывать о Христе, Евангелии и православии. Особенно мы будем благодарны за ежемесячное пожертвование. Отменить ежемесячное пожертвование вы можете в любой момент здесь Читайте также © Журнал Фома. Все права защищены, 2000—2024 Наверх |
| 1658 г. она вносится, и состав получает нынешний вид. Чтение их Утренние молитвы читаются священником в такой же обстановке, как и вечерние, т. е. пред царскими дверьми, с непокрытой головой, в епитрахили; «индеже и в фелони», – прибавляет здесь Типикон, имея в виду, конечно, обычай, узаконенный еще Стоглавым Собором, мирским священникам всю утреню, как и вечерню, совершать в фелони. Такая обстановка чтения, внушая мысль о покаянии и недостоинстве нашем, напоминает и о прежней практике начинать утреню в притворе. Чтение молитв начинается с 4 псалма шестопсалмия «Господи Боже спасения моего», очевидно, чтобы дать возможность священнику выслушать хотя половину шестопсалмия. Древние уставы об утренних молитвах Груз. ркп. не упоминает о чтении молитв за шестопсалмием в чине бдения, а говорит об этом в уставе будничной утрени (см. там). Греч. ркп. и печатный греч. Типикон (Иерус.): «когда начнет предстоятель 102 псалом: Благослови душе моя Господа, говорит сам иерей молитвы утрени, стоя непокрытым пред св. дверьми»; так и древнейшие слав.; но поздн. греч. и слав. (Моск. Синод. библ. греч. 381 и слав. 332/385 конца XIV в.) указывают начинать молитвы со псалма «Господи Боже спасения», как ныне. «Чин» патр. Филофея – то же, но не упоминает об облачении. Старообр. уст.: «восприим на ся епитрахилий». По " Ιερατικονy, иерей чтение молитв начинает с 1-го псалма, до 4-го читает пред св. трапезой, а затем пред иконою Спасителя, которую в заключение целует 2405 . Великая ектения на утрене Шестопсалмие – не столько молитва, сколько излияние чувств верующего; следующая за ним великая ектения, которая вообще стоит в начале всех важнейших служб, является уже определенной, точной молитвой, обнимающей важнейшие потребности христианина. Шестопсалмие на утрене, как и предначинательный псалом на вечерне, настраивают душу к такой молитве, будят в ней неопределенные, но зато тем более глубокие религиозные чувства; они предуготовляют к молениям великой ектении; на литургии такого предуготовления нет, так как к ней приступают верующие, достаточно приготовленные целым кругом суточных служб, и особенно часами, и так как вообще к ней приступают с большим подъемом духа, являющимся само собою от сознания важности предстоящего таинства. Великую ектению на утрене, как и на вечерне, Типикон указывает произносить иерею, так как диакон выступает только с полиелея. Иерей произносит ее пред св. дверями, с того места, где он читал утренние молитвы, а после возгласа ее иерей «отшед стоит на своем месте», т. е. вместе с братией, вне алтаря, как на вечерне (см. выше, с. 533). По старым уставам |
| Каждая линия стены верхней Крепости во Псковской Летописи именована Пряслом; а возвышенные зубцы или гребень на стене против Алтаря Соборного Персями, на коих сперва висели и колокола Соборные. Обе Крепости простираются в длину по берегу реки Великой около 200, а в ширину около 60 сажень. Ибо теснота горы, или мыса между двумя реками не позволяла расширять их. Все прочее за стенами сими называлось еще в 1263 году Посадом и Застеньем; а в 14 столетии упоминаются уже населенными и Запсковье и Завеличье. От нижней стены Домантовой проведена в верх по правому берегу Великой реки вторая стена плитная на 325 сажень, которая с берега под прямым углом поворотив на гору, окружала так называемый Средний город на 500 сажень обратно к реке Псков за Петропаловским Собором, против Церкви Мученика Евстратия. Она строена в начале 14 столетия на месте уже деревянной, которая была теснее сей новой, как можно заключать из названия бывшей Преображенской Церкви именовавшейся у Старого Костра на углу первого от площади левого переулка к Труперховским воротам. В 1433 году была и сия каменная разобрана и потом сделана новая. Третья стена, вероятно вместе же со второю в начале 14 столетия основана была на левом берегу Псковы реки деревянная на 300 сажень, а с начала 15 века была уже каменная и смыкала конец второй стены с Домантовой Крепостью. Четвертая по правому берегу Великой реки в верх от угла средней стены до Покровской Церкви и от оной кругом всего Посада (после называвшегося Большим Городом) ко Пскове реке до Гремячей горы на 1400 сажен, построена была около половины 14 столетия деревянная дубовая, а с 1373 года начата от Псковы каменная, но кончена к Великой реке опять деревом. В 1465 и 1501 годах она вновь построена была деревом: а в 1535 году сомкнут конец ее по Пскове реке с углом средней стены на 250 сажень. В 1465 году также вновь построена пятая деревянная стена около всего Запсковья, начиная от Гремячей горы и около Варлаамиевской Церкви по берегу Великой реки до угла Детинца над устьем Псковы, всего на 850 саженях. |
| В частности системной ошибкой была частая смена руководства духовных школ. В общем, можно откровенно говорить, что ректоры и инспектора духовных семинарий чаще всего использовали эту должность в качестве какого-то карьерного шага. Часто представители так называемого ученого монашества занимали ректорские должности, для того чтобы потом продвинуться на должность настоятеля монастыря или архиерея. Также во многих внутренних сферах жизни семинарий господствовал формализм. Учебные программы были устаревшими, преподавали их по старым методологиями, и гимназии в этом смысле значительно опережали семинарии. При существовании многочисленных запретов в семинарии – что, в общем-то, достаточно логично, не учитывался возраст семинаристов. Надо сказать, что в старших классах гимназий учились подростки, которым было 15–17 лет, а семинаристы проходили тот же курс с опозданием в 4–5 лет, и, когда они заканчивали семинарию, им было примерно 21–22 года. А многие наставники семинарии относились к ним в целом как к детям, которым еще 14–15 лет. Синодальные инструкции очень строго ограничивали повседневную жизнь семинаристов, в частности они фактически приравнивали посещение публичных библиотек, концертных залов или каких-то других культурных мест к посещению кабаков или иных мест, вредных для нравственного здоровья молодых людей. Все это вело к определенным трудностям в последующей жизни семинаристов: они не были знакомы с реальной общественной повесткой. Часто, будучи рукоположены сразу после окончания гимназии в 22–23 года, они отправлялись служить на приход, не умея найти общего языка со своей паствой. В этом была огромная трудность. Но и сами семинаристы ощущали себя неудовлетворенными, отсюда семинарские бунты, доходившие в эпоху первой русской революции 1905–1907 годов до убийств ректоров, инспекторов духовных семинарий. Все это очень плохо сказывалось на состоянии духовной школы: она бурлила, постоянно находилась в турбулентном состоянии. К сожалению, четкие и продуманные выходы из этой ситуации были обозначены только лишь Священным Собором 1917–1918 годов, в то революционное время, когда духовная семинария лишилась постоянного и надежного финансирования и ее дальнейшая судьба была под большим вопросом. В этом была трагедия дореволюционной духовной семинарии Русской Православной Церкви до проведения Собора. Но в этом опыте жизни духовной школы до революции, конечно, есть много ценного и для наших дней. И ошибки, сделанные в поздний синодальный период истории Русской Церкви, необходимо не повторить в будущем. Для этого очень важно изучать историю духовной школы до революции и то, как рассматривались проблемы духовной школы сто лет назад на Священном Соборе 1917–1918 годов. |
| Искренний украинский патриот, защитник – убежденный и стойкий – широкого развития украинской культуры, культурного творчества Украины, он горячо любил и Россию, носил в себе живой интерес к общерусским проблемам. Будучи давно защитником федералистической системы в вопросе об отношении Украины и России, Н. П. не был доктринером, обладал большим политическим чутьем, навыками к политическому мышлению, приобретенными им в работе по партии к. д., в Ц. К-те, [в] котором он состоял с самого начала. В сущности, это был единственный серьезный и мыслящий политик среди украинских деятелей... Минусом Н. П. была вялость темперамента, отсутствие влечения к широкой политической работе. Он должен был сам стать во главе Совета Министров, а не передавать главенства провинциальному работнику, каким был Лизогуб. Вместо этого Н. П. предпочел взять на себя управление Министерством Народного Просвещения... Недаром педагог и ученый в нем были выражены ярче, чем политик... Ставши Министром Нар. Просв., Василенко хорошо понимал всю сложность культурной проблемы, перед ним стоявшей. Говорю уверенно о взглядах Н. П., так как имел с ним много встреч, много бесед и во время нашей совместной работы в составе Правительства – и после нее. Первым и основным, безусловно мудрым (с разных точек зрения) принципом, которому следовал Н. П. в своей «политике» в школьном деле, было то, чтобы украинская школа (от низшей до высшей) не развивалась бы за счет русской, т. е. чтобы ни одна русская школа не была насильственно закрыта. Всяческое поощрение украинского культурного дела не должно было вести за собой уменьшения или ослабления русского культурного дела. Так и выросла замечательная, на мой взгляд, система культурного параллелизма. Ее можно толковать «иезуитски» как предоставление свободы конкурировать обеим культурам, – и так как поддержка украинской культуры, естественно слабой на первых порах после долгих лет ее притеснения, должна была особенно привлечь к себе внимание Правительства – то не является ли система культурного параллелизма лишь прикрытой, носящей приличные внешние формы, борьбой с русской культурой! То сохранение русской школы, – от низшей до высшей – которое проводил Василенко, поставленное рядом с сугубым покровительством украинской школе, не означает ли просто отсутствие варварской тактики, которой щеголяли украинцы впоследствии (при Петлюре и отчасти даже при большевиках)? Не есть ли план Василенко именно потому более «опасный» для русского культурного дела на Украине, что он имел такие корректные и мягкие формы, так сказать, усыплял и успокаивал русское сознание? Не стану отрицать «принципиальной» возможности такого истолкования политики Василенко, но фактически ему такой «иезуитский» способ мышления был совершенно чужд. |
| Воскресение, 6 декабря . Проснулся уже в 3 часа. Послушал шедшего дождя и снова лег дожариваться. К утру дождь перестал. Молитвы. Служение большим собором в 9 человек. Молебен, конечно. У консула стакан чаю, дома – другой. Еще поморосило маленечко. 2 письма с жидовской почты – из Чердыни и из Екатеринбурга. Последнее есть целый транспорт писем от всех обывателей Верх-Исетских 1320 . Обед с шипением. Оба кавалера, звездосиянные, с визитом. Вечером переписка статьи. Чай дома. Барометр кверху. Понедельник, 7 дек В моей светелке все разбросано в беспорядке. Видно, что никто не живет, но помысл меня толкает идти в верхнюю светлицу. Знаю, что это не годится, упираюсь и все-таки оказываюсь у дверей ее. Нахожу их незапертыми, просовываю голову и спрашиваю: можно?.. Запрета, конечно, нет, но при виде того, что именно влекло меня туда, я в раздумье останавливаюсь и – пробуждаюсь. Отлично сделал, что проснулся. 8°. Сумрачно в небе. Лекарство. Моцион. Чай. Отправка каменного креста с шеей в Горнюю. Анастасия Елеонская. Якуб в город. Переписка с частыми остановками. Ни малейшей почты. Игумен Гефсиманский с 3-мя рублями и приглашением служить у него в среду 1321 . Обед. Данаф junior еще с требованием денег взаймы. Отыскивание пономаря. Патриарх назначил четверток для поездки в Горнюю. Консул пригласил плутишку Иосифа переписывать бумаги в канцелярии. Со мной же ни слова о сем. Топка печки и переписка статьи. Новое лекарство глазное. Чай. Сие. Половина 12-го. Молитва. Смахивает на дождь. Вторник, 8 дек Ночью пошел оный, наконец. Спал, конечно, до 7-ми часов. Поджидал кой-кого к чаю. Вновь переписывал вчера писанное, ради многих его недописок или переписок. Нет почты и сегодня. Совещания с Шлёмом о способе покрытия свинцом Горней церкви. Напугал своими проектами. Зананири, всенепременно требующий денег и выдумывающий вопросы строительные, клонящиеся к «прибавке». От Валеро 200 лир и 2000 рублей, возвращаемых avec une mille remerciments 1322 . Доожжь. Обед. Всенощная. Г-жа Любовь Мих Соболева с посылкой из Москвы от братца. Переписка, разбавляемая частым отдыхом, очес ради. Чай. Барометр все ниже и ниже. Расправление кредиток. 2-й час. Среда, 9 дек |
| Итак, первым деянием русского поместного собора и должно быть торжественное исповедание со стороны „отцов собора“, что они ничего не постановят противного и чуждого духу и принципам канонического кодекса Восточно-православной церкви. При бесспорности этого положения в идее, или принципе, в приложении своём оно может однако же повести к весьма большим затруднениям. Беда в том, что у нас, в русской Церкви, нет одного официально признанного текста этого канонического кодекса, а существуют следующие его редакции, различающиеся и составом статей, и текстом: 1) Кормчая Книга, редактированная Патриархом Никоном и одобренная собором при нём бывшим в 1653 г. и в течении XVIII и XIX вв. несколько раз издававшаяся. 2) Книга Правил Св. Апостолов, Св. Вселенских и поместных соборов и св. отцов, в первый раз изданная Св. Синодом в 1839 г. и потом несколько раз переиздававшаяся. 3) Кормчая Книга, редактированная и изданная патриархом Иосифом в 1649-м году и в 1885 году переизданная без перемены Московским Богоявленским Единоверче- —6— ским монастырём. Что и текст этого канонического кодекса должен быть принимаем во внимание на соборе русской церкви – это не может подлежать сомнению, как скоро единоверцы мыслятся полноправными членами русской православной церкви. 4) Епитимийный номоканон. В нашей церкви он имеется в двух церковно-официальных изданиях – полном, печатаемом в конце Большого Требника, и сокращённом – в конце малого требника. Первые три из этих кодексов весьма сильно рознятся и в составе канонических статей и в тексте одних и тех же правил. Что же касается 4-го кодекса, то состав статей его так случаен и последние так разнообразны по качеству, что официальная ревизия его – настоятельно необходима – даже и для обычного употребления. Это печальное состояние нашего церковно-официального канонического кодекса, долженствующего служить краеугольным камнем для деяний поместного собора, конечно, должно значительно охладить горячую ревность о скорейшем созвании поместного собора. Оно естественно приводит к другому вопросу: не следует ли предварительно заняться возможным усовершением нашей канонической кодификации, прежде чем заводить речь о созыве поместного собора? Ибо как можно прийти к соглашению на счёт универсально церковных принципов церковного устройства и дисциплины, когда и сами положительные источники, содержащие эти принципы, ведут не к единству, а к разделению? Какая может последовать гармония между членами собора, когда одни из них будут читать церковные правила по Кормчей Иосифовского издания, другие – по Кормчей Никоновского и Синодального, третьи – по Книге Правил 1839-го года? |
| Так глава, трактующая о втором вселенском соборе и соборе Константинопольском (383 г.) и менее обработанная, естественно обратила на себя большее внимание и потребовала знакомства со всею почти литературою по этому вопросу. Частнее были прочитаны следующие книги: Ullmann. Gregorius von Nazianz (Gotha 1866 г.), книга, правда, устаревшая; А. Benoit, Saint Gregoire de Nazianze (Paris 1884 г.), Montant – Revue critique de quelques questions historiques se reportant a Saint Gregoire de Nazianze et a son siede (Paris 1878 г.). Все эти три книги имеют непосредственное отношение к —269— творениям Григория Б., но поскольку жизнь Григория Б. тесно связана с событиями в Константинополе при Феодосии, а особенно со II Вселенским собором, то каждый автор уделяет последнему факту определенное место, пользуясь единственным источником – творениями Григория Б. Оригинальные суждения высказывает Montant по вопросу, как смотреть на сатиру собора, какую рисует Григорий Б. С точки зрения автора она совершенно правдива. Основанием для такого суждения является аргумент e silentio. Все нападки Григория Б., оскорбленного холодностью отцов собора, не вызвали со стороны последних желания оправдаться, ergo отцы своим молчанием признали себя виновными, а упреки Григория Б. основательными, Правда, молчание отцов дает, по-видимому, право так заключать, но только по-видимому… С большим успехом можно это молчание объяснить глубокою проницательностью отцов, не желавших придать личному делу Григория Б. значения общецерковного, что могло повести к неприятным осложнениям в Церкви, особенно если принять во внимание эту эпоху, когда самое ничтожное событие порождало настоящие смуты в Церкви. Во всех же остальных своих объяснениях Montant считается исключительно с церковно-политическим состоянием государства, почему его работа много выигрывает в сравнении особенно с сочинением Benoit, типичным произведением узкого католика. Далее пособием к Мелетианскому расколу и его судьбе на II Вселенском соборе, кроме Rade, Damasus Bischof von Rom, служили: Cavallera, Le schisme d’ Antioche (Paris 1905 г.), Loofs, Eustathius von Sebaste (Halle 1898 г.), Loofs – Meletius (статья в Real-Encyklopädie, t. XII, Leipzig 1903 г.). Особенную ценность имеет первая книга, как цельная монография о Мелетианской схизме, где захвачены широко и подробно все факты разделения в Антиохии и дано специальное исследование о письмах Аквилейского собора, столь важных для истории II Вселенского собора. Точка зрения сходна в общем с Rade, но отличается от него отсутствием тенденциозных выводов и близко примыкает к Rauschen’y, который отмечает большую предвзятость у Rade в хронологическом распорядке Аквилейских писем. |
| Одностороннее увлечение этими последними теориями со стороны многих германских теологов встретило сильный противовес в философии Гегеля. Гегель резко порицает современных ему теологов, которые утверждали, что познание о Боге невозможно. Такая точка зрения, по мнению философа, есть самая последняя ступень унижения человека и прямо противоположна христианской религии, требующей богопознания. «Теологи, стоящие на этой точке, – говорит Гегель, – не стыдятся восставать против философии и упрекать ее в разрушительной тенденции по отношению к положительной религии, хотя все определенное в религии уничтожали они сами. Так они, во-первых, догматы веры отодвинули на задний план и объявили безразличными. Христос у них, хотя и остается средоточным пунктом веры, как искупитель и примиритель, однако же дело искупления получает у них прозаическое и только психологическое значение. Затем догматы о Троице, о воскресении мертвых, о чудесах и проч. также потеряли свою важность, а вечное блаженство и вечное осуждение сделались такими учениями, о которых считается даже неприличным упоминать в хорошем обществе. Во-вторых, теологи современного направления, считающие невозможным самое познание о Боге, смотрят на догматы веры, как на чуждые определения других и как только на явления прошлой истории; внутреннюю даже необходимость и истинность этих учений оставляют в стороне. Историческое рассмотрение догматов с большим усердием и ученостью занимается не их содержанием, но только внешностью споров относительно этих догматов – именно тем только, как известный догмат утвержден тем или другим собором, какие для этого имелись основания и т. п. (Таких теологов Гегель сравнивает с конторщиками торгового дома, которые ведут книги и счет чужому богатству). В-третьих, наконец, теологи рассматриваемого направления впадают в противоречие с самим собою при отрицании возможности богопознания и порицания философского метода. Они держатся принципа непосредственного знания о Боге и ссылаются на свидетельство духа. |
| Излишне, конечно, говорить о том, что все эти лица, изображающие на себе крестное знамение двумя перстами, но «по всему прочему повинующиеся церкви», – как прежде считались, так и ныне считаются церковью вполне православными: но справедливо указывают, что эти православные двуперстники могут быть совращаемы и действительно совращаются в раскол легче, чем другие чада св. церкви. «Употребляемое ими двуперстие, в котором старообрядцы полагают всю спасительную силу крестного знамения и которым по преимуществу они издавна стараются прельщать простой народ, служит нередко для православных двуперстников переходною ступенью в раскол». По всем указанным причинам, ясно с очевидностью, что обстоятельное разъяснение вопроса о перстосложении для крестного знамения всегда было необходимо не только для старообрядцев – с целью примирения их с церковью, но и для многих православных – с целью удержания их от совращения в раскол. Сущность вопроса о перстосложении для крестного знамения и благословения состоит, применительно к полемике с расколом, в следующем. Православные употребляют две формы перстосложения: одну для крестного знамения и другую для архиерейского и священнического благословения. Для крестного знамения православные соединяют концами «вкупе» три первые перста; два же – малосредний и мизинец – пригибают к ладони. Три перста знаменуют здесь Св. Троицу, а два «изобразуют два во Христе соединенные естества», как указано в книге «Увещание во утверждение истины», изданной по благословению Св. Синода. Такое сложение называется «троеперстным» или «троеперстием». Для архиерейского же и священнического благословения в православной церкви употребляется так называемое «именословное» перстосложение, или просто «именословие». По объяснению книги «Скрижал», одобренной к употреблению и руководству церковному большим московским собором 1667 года, форма этого перстосложения такова: указательный палец в прямом положении и означает литеру I; великосредний соединен с указательным и несколько наклонен – означает литеру С; вместе же две буквы суть начальные буквы имени Спасителя «Иисус»; затем большой палец прилагается к верхнему составу четвертого пальца, т. |
|
|
