| – Ты что тут делаешь? – Да вот, дрова рублю. – А я, брат, пишу. А что написано пером, того не вырубишь и топором! Вообще, местные жители относятся к Пушкину, кажется, не только как литературному гению, но и отчасти как к своему барину. Изустные воспоминания передаются от поколения поколению. Говорят, что даже проповедь ту самую в народе помнят. Заходим за билетами на экскурсию. Приятное известие: многодетным бесплатно. – Сколько вас? – строго справляется сотрудница за прилавком. – Двое, – отвечаю я. И прибавляю по секрету: – Мы сбежали. Сотрудница улыбается и подаёт нам билеты. Экскурсовод ведёт по дому. Во время своего пребывания в Болдине Пушкин занимал здесь лишь две комнаты. Мебель в них подлинная, обстановка восстановлена максимально точно. Но главный болдинский экспонат – это, пожалуй, не двухсотлетние диваны и стулья, а список произведений, родившихся в этих стенах за 3 месяца 1830-го года. Просто не верится, что можно было столько написать, и не абы чего, а лучших произведений, вошедших во все хрестоматии. В Болдино ежегодно проходит слёт молодых литераторов, участники которого однажды мне поведали, что многие писаки предпринимали попытки пожить здесь, «заразиться» болдинской атмосферой и повторить плодовитую пушкинскую осень 1830-го года, но ничего из этого не вышло. Не удалось это, видно, и самому хозяину – в следующий приезд сюда, в 1833-м году, список оказался гораздо скромнее, а за 1834 год значится только одно произведение. Из барского дома экскурсия перемещается в дворовые постройки, и мы потихоньку отбиваемся от группы, чтобы погулять по парку. Тут и там встречаются костюмированные артисты. Ловишь себя на мысли, что крестьянки в сарафанах смотрятся в этой обстановке органичнее, чем дворяне в париках и дамы в пышных платьях. Приходит понимание, что для Пушкина в Болдино было главным совсем не то, зачем едем сюда современные мы. Не стройные ряды аллей и белые беседки, а мирный дух русской народной глубинки, во многом сохранившийся и доныне – только надо суметь его заметить. Категорически не рекомендуется проскакать галопом экскурсию по Болдину и мчаться к следующему пункту туристической поездки. Болдином надо спокойно надышаться. |
| Радуйся, пастырю наш предобрый. Радуйся, учителю наш премудрый. Радуйся, звездо, тверди монашескаго жития светящая. Радуйся, солнце, любовию к Богу хладная сердца наша согревающее. Радуйся, советниче, мысли благи на души наша полагаяй. Радуйся, умирителю, от смущений, междуусобныя вражды и недоумений нас изымаяй. Радуйся, яко с верою прибегающих к тебе прошение исполняеши. Радуйся, яко блистанием чудес, от тебе изливающихся, неверие посрамляеши. Радуйся, яко тобою пленицы грехов, нас связующих, разрешаем. Радуйся, яко тобою сети лукаваго хитросплетенныя проразумеваем и сокрушаем. Радуйся, яко тобою обитель болдинская красуется. Радуйся, яко тобою и все множество посетителей ея духовно утешается. Радуйся, Герасиме, преподобне отче наш. Кондак 12 Благодать великую, святые мощи твои имать Болдинская обитель, точат бо токи исцелений и чудес не токмо во умиление души и сердца своя изливающим пред иконою и ракою твоею, но и далече отстоящим, с верою же призывающим святое имя твое и Богу зовущим: Аллилуиа. Икос 12 Поюще твоя чудеса и в Бозе житие твое, святый Герасиме, недоумеваем, како достойно изрещи сладость благ, ихже вкушаеши на небеси; како подробне исчислити преславная твоя деяния, от нихже множайшия утаена суть от мира и единому Богу доведома; обаче, очима веры зряще тя среди избранных Божиих и назирающею отонуду нас любовию твоею побеждаеми, взываем ти: Радуйся, яко в белых ризах и с победными финицы в руках у престола Вседержителя стоиши. Радуйся, яко зрением лица Божия и всех красот горнего мира присно наслаждаешися. Радуйся, яко в Бозе, аки бы в светлейшем зерцале, всю нашу темность видиши. Радуйся, яко с Богородицею и всеми святыми выну о нас ко Спасу ходатайствуеши. Радуйся, яко со архангелы и ангелы веселишися. Радуйся, яко с преподобными и праведными вечерю брака агнчаго присно торжествуеши. Радуйся, яко по земных подвизех на лоне Авраамлем упокоеваешися. Радуйся, яко и нас, в труде и озлоблении сущих, с небесных высот назираеши. Радуйся, яко от райских источник воды животныя, светлыя аки кристалл, упоеваешися. |
| Разделы портала «Азбука веры» Кондак 1 Избранному угоднику Божию, просиявшему святым пустынным житием и ликовствующему ныне в чертозех небесных со Ангелы и всеми святыми, Болдинския обители Чудотворцу, святому Герасиму, приидите, чтущие память Его, акафистную хвалу принесем: ты же, угодниче святый, не отрини сие недостойное приношение наше, но яко со дерзновением предстояй горнему Престолу Вседержителя, услыши нас, зовущих ти: Радуйся, Герасиме, преподобне отче наш. Икос 1 Ангелов лики возвеселишася о тебе, угодниче святый, егда измлада прилепився к Богу всем сердцем и желанием возжелев облещися во иноческий ангельский образ, вселился еси в Даниловскую обитель, в нейже приемши пострижение, вождению Богомудраго старца вдался еси и Богови угодил еси житием твоим. Сего ради ублажаем тя сице: Радуйся, от юности ярем заповедей Христовых на ся вземый. Радуйся, вся красная мира сего, любве ради Божия, презревый. Радуйся, земных сродников и другов отчуждивыйся, да не горняго со ангелы дружества лишен будеши. Радуйся, странником на земли быти изволивый, да не странен на небесех явишися. Радуйся, равноангельнаго жития ревнителю. Радуйся, богоносных отец усердный подражателю. Радуйся, проявителю истиннаго послушания. Радуйся, попрателю воли своея. Радуйся, плоть свою со страстьми и похотьми распявый. Радуйся, воителю противу духов злобы поднебесных крепко ратовавый. Радуйся, иноческих обетов исполнение. Радуйся, христоноснаго монашества украшение. Радуйся, Герасиме, преподобне отче наш. Кондак 2 Видяще скорое преуспеяние твое в подвизех монашескаго жития, славим за сие дивнаго во святых своих Бога, возводившаго тя от силы в силу и от совершенства к совершенству священнотайне ведшаго тя, и поим ему песнь хвалы: Аллилуиа. Икос 2 Разум духовен, озарен свыше стяжав, Богомудре, в пустыни, зовомей Болдино, идеже бяху разбойницы, водворился еси работати Господеви, и силою благодати, в тебе сущей, духом кротости и братолюбия, словом убеждения и прещением судеб Божиих, настоянием и слезами к Богу молитвами разгнал еси сонмище их, овех же обратил еси на путь спасения. Темже, исповедающе таковый подвиг твой, взываем ти: |
| — Молодой человек!— взглянула она на меня.— Можно смотреть, как женщина раздевается, но следует отвернуться, если она красит губы. — Миль пардон, мадам! Не забудьте предупредить, когда соберётесь раздеться. Я тоже забросил себя наверх. — Позвольте полюбопытствовать,— обратился ко мне Седой, как только я оказался на одном с ним уровне.— Кто вы по профессии? — Химик,— сообщил я, и не удержался добавить:— Кандидат химических наук. — Такой молодой!— проговорил он, щекотнув моё самодовольство. Однако следующей реплики я не ожидал:— Могу лишь посочувствовать по сему поводу. — Это ещё почему? — Научный тип мышления в столь раннем возрасте явно засоряет мозги. — Туманно. — Я ничего не стану объяснять, но приведу небольшой пример. Знаете ли вы что-нибудь про Болдинскую осень Пушкина? — Может быть, я и впрямь произвожу впечатление невежды, но ведь не до такой же степени? — Не обижайтесь. Нынешние молодые люди многие почитают подобные знания ниже своего достоинства. — И вы тоже к молодёжи сурово настроены? — Отчего же сурово? Но что есть, то есть. Однако я о другом. Если подходить строго научно, то придётся признать, что никакой Болдинской осени вовсе не было. — А что же было? — Подтасовка. Сплошной обман. — Почему это? — Ну, если вы имеете представление о той осени, то не станете отрицать, что это своего рода чудо. Может быть, у меня с эрудицией неважно, но я подобного случая другого такого не припомню в истории мировой литературы. Но каков должен быть подход к сему феномену у человека, отягощённого научным типом мышления? Во-первых, он обязан усомниться: а было ли это на самом деле? Ну, можно ли за три месяца написать такую прорву шедевров? Сомнение же может быть рассеяно единственным способом: проверкой на повторяемость. Причём повторяемость должна быть повсеместная и абсолютная. Ведь если вы устанавливаете, что водород сгорая в кислороде даёт воду, то это и для Москвы справедливо, и для Владивостока, и для американского кислорода, и для китайского, и для прошлого века, и для двадцать пятого. Так? |
| 11 октября. (Франц.) 363 9-го вы еще были в Москве! Об этом пишет мне отец; он пишет мне также, что моя свадьба расстроилась. Не достаточно ли этого, чтобы повеситься? Добавлю еще, что от Лукоянова до Москвы 14 карантинов. Приятно? Теперь расскажу вам одну историю. Один из моих друзей ухаживал за хорошенькой женщиной. Однажды, придя к ней, он видит на столе незнакомый ему альбом — хочет посмотреть его — дама бросается к альбому и вырывает его. Но мы иногда бываем так же любопытны, как и вы, прекрасные дамы. Друг мой пускает в ход всё свое красноречие, всю изобретательность своего ума, чтобы заставить ее отдать альбом. Дама твердо стоит на своем; он принужден уступить. Немного времени спустя бедняжка умирает. Друг присутствует на похоронах и приходит утешать несчастного мужа. Они вместе роются в ящиках покойной. Друг мой видит таинственный альбом — хватает его, раскрывает; альбом оказывается весь чистый за исключением одного листа, на котором написаны следующие 4 плохих стиха из Кавказского пленника: (……) и т. д…Теперь поговорим о другом. Этим я хочу сказать: вернемся к делу. Как вам не стыдно было оставаться на Никитской во время эпидемии? Так мог поступать ваш сосед Адриян, который обделывает выгодные дела. Но Наталья Ивановна, но вы! — право, я вас не понимаю. Не знаю, как добраться до вас. Мне кажется, что Вятка еще свободна. В таком случае поеду на Вятку. Между тем пишите мне в (…..) — ваши письма всегда дойдут до меня. Прощайте, да хранит вас бог. Повергните меня к стопам вашей матушки. 4 ноября. Поклон всему семейству. (Франц.) 366 «Время» (и) «Земной шар». (Франц.) 367 В болдинском уединении получил я сразу, сударыня, оба ваших письма. Надо было, подобно мне, познать совершенное одиночество, чтобы вполне оценить дружеский голос и несколько строк, начертанных дорогим нам существом. Очень рад, что благодаря вам отец мой легко перенес известие о смерти Василия Львовича. Я очень, признаться, боялся за его здоровье и ослабевшие нервы. Он прислал мне несколько писем, из которых видно, что страх перед холерой заслонил в нем скорбь. Проклятая холера! Ну, как не сказать, что это злая шутка судьбы? Несмотря на все усилия, я не могу попасть в Москву; я окружен целою цепью карантинов, и притом со всех сторон, так как Нижегородская губерния — самый центр заразы. Тем не менее, послезавтра я выезжаю, и бог знает, сколько месяцев мне потребуется, чтобы проехать эти 500 верст, на которые обыкновенно я трачу двое суток. |
| Постоянно влечёт его эта мысль: она сквозная для его жизни. «Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие. Может ли быть пороком в частном человеке то, что почитается добродетелью в целом народе? Предрассудок сей, утверждённый демократической завистью некоторых философов, служит только к распространению низкого эгоизма» (1827; 7, 58). «Дикость, подлость и невежество не уважают прошедшего, пресмыкаясь перед одним настоящим» (1830, Болдино; 7, 196). «Уважение к минувшему — вот черта, отличающая образованность от дикости; кочующие племена не имеют ни истории, ни дворянства» (1830, Болдино; 7, 225). Тем более необходима ему была такая опора, что всё настойчивее возвращалась к нему мысль о поэтическом одиночестве. Ревёт ли зверь в лесу глухом, Трубит ли рог, гремит ли гром, Поёт ли дева за холмом — На всякий звук Свой отклик в воздухе пустом Родишь ты вдруг. Ты внемлешь грохоту громов, И гласу бури и валов, И крику сельских пастухов, И шлёшь ответ; Тебе ж нет отзыва... Таков И ты, поэт! (3, 227) Стихотворение «Эхо» написано в 1831 году, уже за рамками Болдинской осени, первой из трёх, выпавших ему, и самой обильной по числу поэтических созданий. Вторая случилась в 1833 году и более всего заметна лирическим шедевром «Осень», с его классически ясными октавами. Октябрь уж наступил — уж роща отряхает Последние листы с нагих своих ветвей; Дохнул осенний хлад, дорога промерзает, Журча еще бежит на мельницу ручей, Но пруд уже застыл... Если умом рассудить, разобрать эти строки, они предстанут на удивление просты, как бы и поэзии лишены напрочь. Две несложные метафоры — в остальном же: пишет как говорит. Вот оно, совершенство отточенного мастерства, «высший пилотаж» в поэзии, когда поэзия эта будто и незаметна совсем, будто неотличима от прозы — но таинственным образом, непостижимым для рассудка, звучит она в каждой строке, и звуки её отдаются тревожным волнением в душах внимающих стиху. «Осень» знаменита не только своими хрестоматийными лирическими |
| Это ополчение достигло Астрахани в последних числах августа. Верные своему приговору, надеясь притом, как видно, на содействие крымского хана, мятежники решились не поддаваться, и, услышав, что боярин приближается. Поплыли против него на стругах, чтоб не дать ему достигнуть до города. Милославский пристал и Болдинского устья, выше города, и приказал укрепляться, а между тем послал в Астрахань предложение сдаться и принести повинную. Упорно отвергли его удалые. Предводитель новой шайки, приставшей к ним из донских остатков стенькиной, Алешка Каторжный, перешел на нагорную сторону, чтоб пресекать сообщение Милославского с верховным краем по Волге, и схватил гонца с царской грамотою, а вслед затем астраханцы сделали нападение на боярский стан на Болдинском устье. Тогда Милославский, 12 сентября, приказал на нагорной стороне, на речке Соленой, сделать земляной городок. Не успели ратные люди окончить своей работы, как Федька Шелудяк и Каторжный напали на царское войско. Они были отбиты, и, убегая обратно, многие попадали в Волгу, другие попались в плен и не были казнены, как прежде делалось. С тех пор боярин стоял под Астраханью три месяца, стараясь действовать более убежденным, чем оружием. Федька и его главные сообщники решились защищаться до весны; но положение Астрахани делалось со дня на день печальнее: там был недостаток съестных запасов и люди стали голодать. Многие являлись к Милославскому с повинною. Боярин не только не казнил их, но ласкал, кормил и поил. Эти примеры ободряли и других к таким же поступкам. Между тем явился черкесский князь Каспулат Муцалович, осадил Астрахань с другой стороны, и таким образом положения ее стало безвыходно. Рвение к мятежу угасало. Уже партия Федьки значительно умалилась. В досаде, казаки, неистово не хотевшие сдаваться, всем на страх, хотели перебить вдов и детей тех, которые были прежде умерщвлены при Стеньке и Ваське Усе; но это намерение почему-то не исполнилось. Милославский послал в Астрахань еще новое предложение и уверял, что всем будет пощада, и великий государь, по милости своей, отпустит им вины. |
| Текст поэмы в основном был написан Болдинской осенью 1833 года, позже Пушкин пытался что-то переделывать, однако переделок было немного, и поэтому до сих пор в основном в ходу текст 1833 года, хотя в более поздних поправках можно найти некоторые уточнения. Но, в общем, это не наша тема. Итак, «Медный всадник». Начинается поэма со слов: На берегу пустынных волн Стоял Он, дум великих полн, И вдаль глядел. В большинстве изданий этой поэмы местоимение « он » пишется со строчной буквы и выделяется курсивом, однако если мы обратимся к текстологически более тщательно подготовленному изданию поэмы в серии «Литературные памятники», то увидим, что в пушкинской поэме местоимение «Он» даётся дважды, причём без всякого курсива и с прописной буквы. То есть так, как традиционно принято писать о Боге. Естественно, речь здесь идёт о Петре I, и это написание весьма значимо для художественной концепции всей поэмы. Дело в том, что Пётр I, каким он представлен в этом произведении, претендует на роль земного бога со всеми вытекающими отсюда малоприятными последствиями. Собственно, можно сказать (и в этом имеет смысл согласиться с Валентином Непомнящим), что «Медный всадник» фактически начинается с того, чем заканчивается пушкинское стихотворение «Анчар». В «Анчаре» мы видим двух людей: «Человека человек /Послал к анчару властным взглядом». О чем здесь говорится? О том, что они оба в одинаковой степени люди, они перед лицом автора, а в общем-то, и перед лицом Бога уравнены. При этом один из них — непобедимый владыка с почти что безраздельной властью, а другой — бедный раб. Бедный раб приносит отравленное древо, «а князь сим ядом напитал /Свои послушливые стрелы /И с ними гибель разослал /К соседам в чуждые пределы». Правда, в некоторых изданиях вместо «князь» изо всех сил стараются напечатать «царь», хотя, когда Пушкин послал стихотворение в типографию, и там, вместо «князь», ошибочно набрали «царь», автор резко протестовал. Казалось бы, действительно, по логике там, вроде бы, должен быть «царь»: у него ведь такая большая власть… Скорее всего, что князь нужен был для того, чтобы возникла ассоциация с князем мира сего. То есть перед нами именно человек, а вовсе не бес, но этот человек фактически служит силам князя мира сего. |
| Свой творческий кризис Цветаева четко сознавала. В 1934 году на запрос, похожий на соцзаказ, пражского поэта Алексея Эйснера: «почему не написала о челюскинцах», она в ответе упомянула: «...ведь многие годы уже я – лирически крепко сплю» 94 . Тогда же она приводит в порядок все свои стихи после «После России», – «их много», утешает она себя, «но почти нет дописанных: не успевала...» 95 (как будто стихотворный процесс нуждается во времени). Творческому застою посвящен драматический диалог поэта с гением 1928 года 96 . На все призывы гения-музы поэт отвечает «не могу». Последнее слово остается за гением: «Это (то есть немоту) – воспой». Но тут уже рубеж, характерная для Цветаевой апория. Живя в эмиграции, Цветаева продолжала надеяться на возврат вдохновения. Одно из ее последних стихотворений, до цикла о Чехии, заканчивается заклинанием-надеждой: Сквозь равнодушья серые мхи – Так восклицаю: – Будут стихи! В письмах, в частности к Тесковой, с которой она особо откровенна, Цветаева приписывает свое бесплодье тому, что «стихи ее никому не нужны», или отсутствию письменного стола (на каникулах), ссылается на невозможность писать одновременно стихи и прозу 97 . Эти самоуспокаивающие причины не достаточны, чтобы объяснить длительный лирический обморок, закончившийся полной немотой. Прежде чем вникнуть в личностные особенности цветаевского кризиса, заметим, что перерыв в творчестве наблюдается почти у всех крупных русских поэтов, как современников Цветаевой, так и ее предшественников. Самый известный пример – Пушкин, писавший уже в 1826 году: Лета к суровой прозе клонят, Лета шалунью рифму гонят. Переход поэта к прозе – всегда предвестник или признак лирического усыхания. Это понимала и Цветаева: «Эмиграция делает меня прозаиком. Конечно – и проза моя, и лучшее в мире после стихов, это – лирическая проза, но все-таки – после стихов» 98 . После второй Болдинской осени Пушкин познал свой первый нетворческий год: в 1934 году им написано всего три лирических стихотворения, и в следующие годы, вплоть до трагической смерти, Пушкин уже не знал восторгов вдохновенья. |
| 8 июня 1919 года вл. Митрофан был арестован по обвинению в " белогвардейском заговоре " . Несмотря на многочисленные ходатайства верующих, участь архиепископа Митрофана была уже заранее предрешена. В три часа утра 6 июля 1919 года к камере, где содержался архиепископ Митрофан, подошли комендант ЧК Волков и начальник караула. Комендант вошел в камеру и, толкнув ногой спавшего на койке архиепископа, закричал: «Вставай!» Владыка встал, попытался было надеть рясу, но комендант схватил его за воротник и закричал: «Живее выходи, на том свете обойдешься...» И, цепко схватив его за руку, потащил к двери. Оказавшись во дворе, Волков быстро зашагал, влача за собой жертву. Архиепископ был в одном белье, босиком; сделав несколько шагов, он споткнулся и упал. Его подняли и быстро довели до закоулка, где производились расстрелы. Там уже стояли трое красноармейцев с винтовками. Увидев их и поняв, зачем его сюда привели, архиепископ Митрофан благословил их по-архиерейски двумя руками, за что Волков ударил его рукоятью револьвера по правой руке и, сейчас же схватив владыку за бороду, с силой нагнул его голову вниз и выстрелил из револьвера в висок. Архиепископ упал. Архиереи были не единственными убитыми тогда в Астрахани в застенках ЧК, несколько десятков казненных должны были быть погружены на телеги и отвезены к общей могиле. Протоиерей Димитрий Стефановский договорился с одним из возчиков за деньги доставить тела казненных архиереев в условленное место, пообещав ему произвести погребение до наступления рассвета. Около часа ночи возчики вывезли из тюрьмы тела убитых. Около Красного моста одна из повозок остановилась, и с нее сняли тела двух покойников и переложили в телегу. Могила была уже вырыта около Астраханского Покрово-Болдинского монастыря . Рубашка архиепископа Митрофана была окровавлена на груди и у рукавов, висок раздроблен, левая часть бороды вырвана, на сгибе правой руки был синяк и кровоподтек. Архиереев одели в чистое белье, владыку Митрофана в священнические одежды; протоиерей Димитрий снял с себя наперсный крест для архиепископа Митрофана и к его цепочке прикрепил железную коробочку с запиской, где излагались обстоятельства их кончины и погребения. |
|
|
