| Измена „общепринятому для духовных лиц“ языку в литературных трудах о. Петрова влечёт за собой новое и серьёзное обвинение... в неправославности! Высказывая „суждение“ о литературных трудах о. Петрова „с православной точки зрения“, один из судей автора (кстати заметить – цензор), не находит возможным признать православным „направление проповедничества“ его на основании... слога! Дело в том, видите ли, что у о. Петрова „истина облекается в форму“, „форма тяготеет над идеей, внутренним содержанием“, т. е. он „наполняет свои статьи и беседы аналогиями“. Но „на основании Евангелия можно не столько защищать, сколько порицать усиленное употребление о. П-вым аналогии в его проповедях“, потому что... „наши отечественные выдающиеся проповедники Иннокентий Херс., Амвросий Харьк. и др. довольно редко позволяют себе в проповедях аналогии и сравнения“! Следовательно, – не ясно-ли? – направление про- —639— поведничества о. Петрова неправославно! Таково суждение о литературной деятельности о. Петрова „с православной точки зрения“!! Ужасное во всех отношениях „суждение“, и страшно впасть в руки таких экспертов – судей и знатоков „православности“ 2912 !.. Спрашиваем всё-таки, хотя и в испуге, не писать ли уж нам корявым языком критиков о. Петрова для успехов православия и православной богословской науки? не взять ли нам в образец речь, где „форма не тяготеет над идеей“ и „истина не облекается в форму“? Но мы однако будем продолжать думать, что православность совместима с грамотностью и признанием дара человеческой речи... „Почему бы ему (о. П-ву) не говорить и не писать языком библейским и св. Церкви?“ задаёт вопрос один критик. В самом деле, таким языком, может быть, удовлетворилась бы суровая критика? Вот именно таким языком и пишет о. Петров об истинном поклонении Богу в духе и истине в обличение внешнего благочестия, где „Богу кланяются только спиной“, – пишет языком прор. Ис.1:10–18 , словами Самого Господа (Ев. Ин.4:23–24 ) и... в результате получается неожиданное обвинение, что „он отрицает потребность догмы и культа“ 2913 . В Евангелиях и часто в церковно-богослужебном нашем языке Господь наш Иисус Христос „называется одним только именем Иисус“, что, по изъяснению Ев. Мф.1:21 , значит Спаситель, Искупитель. Следуя столь высокому образцу и в полном согласии с „языком Библии и св. церкви“ о. Петров „называет Иисуса Христа одним только именем Иисус“ и... в критике „получается впечатление, что о. Петров (этим путём) силится ниспровергнуть Его Божеское достоинство“ 2914 !... И так, видно, дело не в языке, а ещё в чём-то... |
| В течение, по крайней мере, первых пяти столетий наиболее актуальной для русской мысли оставалась полемика с иудеями. Прямые ее отголоски слышны уже в «Слове о законе и благодати» митрополита Иллариона, кротко и изобретательно вразумляет жидовина автор «Толковой Палеи», но особенного накала и полемической силы достигает полемика с ересью жидовствующих в сочинениях св. Геннадия Новгородского и преп. Иосифа Волоцкого . Последующие пять столетий существенно расширили фронт апологетической деятельности. Начиная с преп. —121— Максима Грека и старца Филофея русская мысль рачительно обличает мудрствующих «по стихиям мира» астрологов и других представителей оккультного знания. В XVIII в. в русле масонской традиции складывается на основе древних гностических и оккультно-каббалистических представлений новый стиль псевдохристианского богословствования. Его, в первом русском антимасонском сочинении «Исследование книги о заблуждениях и истине» (1790) разоблачает Пафнутий Сергеевич Батурин. В XX веке против теософических умствований особенно ярко выступает М.В. Лодыженский. В XVI веке возгорается начавшаяся уже в XI-XII вв. полемика с «латинами», а также возникает задача обличения протестантов, или «люторов». Именно в этот период расцветает апологетический талант инока Зиновия Отенского , который в своем труде «Истины показание к вопросившим о новом учении», раскрывая заблуждения близкого по духу к «ереси жидовствующих» Феодосия Косого, оставил энциклопедический, в подробностях продуманный образец изложения православного миропонимания. Полемика с католицизмом и протестантизмом в XVII–XVIII вв. велась в основном в сфере церковноканонической и литургической. Переведенной в область философско-гносеологическую и социально-психологическую борьбу с западным пониманием христианства и возникшей на этой почве западной цивилизацией мы находим в трудах И.В. Киреевского, А.С. Хомякова и др. славянофилов, а также в сочинениях Н.Н. Страхова, Н.Я. Данилевского, К.Н. Леонтьева и др. Попытки противопоставить так называемую «точную науку» религиозному мировоззрению в XIX–haчaлe XX вв. нашли решительное опровержение в трудах архиеп. Никанора (Бровковича) , Н.Н. Страхова, С.С. Глаголева , Б.Н. Чичерина, В.И. Несмелова , С.Л. Франка . Однако в ряде случаев апологетический пафос разрешался в фальшивый аккорд: возникало искушение «соединить» православие с научно-технической революцией. |
| —231— главами первой части, в которых автор частью предполагает, частью же и прямо высказывает мысли, содержащиеся в рассматриваемой главе. Поэтому она должна быть соединена с указанными главами первой части в одно органически-целое. Причина самостоятельной постановки этой главы, как и всей второй части, заключается опять в том, что автор делит главы не по предметному их содержанию, а по различию внешне-формальных точек зрения на предмет, что в отношении к такому предмету, как богочеловеческая личность Искупителя, ее сознание, две воли, искушение и проч., должно быть признано искусственным, ибо догматика и метафизика здесь совпадают с действительноисторическим фактом и догматическое учение здесь не может быть отделяемо от предмета его, т. е. евангельской истории вообще и в частности от всего искупительного подвига искушений Богочеловека. Существом темы не требовалось также и входить в исторические подробности учения о лице Иисуса Христа, так как православно-догматическое учение о сем можно найти в известных каждому богослову догматических трудах, а неправославные воззрения тоже общеизвестны и имеются в тех же историко-догматических трудах. Трактация эта имела бы право на свое бытие, если бы автор строже и отчетливее выделил в ней все то, что относится к объяснению собственно искушений Господа и в виде краткого (или подробного) очерка истории данного темой вопроса поместил бы в начале сочинения (введении) или же в приложении. Но как самостоятельная и при том вторая часть сочинения эта трактация существовать не должна. «Третья и последняя, критико-экзегетическая часть носит заглавие: подлинность и историческая достоверность евангельских повествований об искушении Христа в пустыне от диавола. Она посвящена сравнительному обозрению и истолковательному исследованию евангельских текстов, содержащих повествование об искушении Господа, и опровержению отрицательных толкований этого евангельского события – написана ясно и подробного изложения не требует. «Как в постановке задачи, так и в общем решении ее автор стоит на совершенно верной и самостоятельной дороге. Отрешась от искусственной схоластичности западного богословия и возвращаясь к древне-отеческим воззрениям, автор владеет надежной путеводной нитью для правильного и самостоятельного |
| Синод представление об определении его на должность ризничего. В том же 1850 году 30 августа получен был Синодальный указ, утверждавший иеромонаха Савву в этой должности, а 1 сентября он и вступил в отправление своих новых обязанностей. Девять лет проходил о. Савва эту должность с честью и великою пользою дли церкви и для науки, с величайшею готовностью и просвещенным вниманием всегда отзываясь на желание кого бы то ни было осмотреть Синодальную ризницу и библиотеку и воспользоваться их сокровищами для научных целей. Его услугами (не редко прямо учеными) 2208 и готовностью с глубокою благодарностью пользовались —287— многие отечественные ученые, как, например, покойный ректор и профессор Московской духовной академии протоиерей А.В. Горский († 1875) в своих трудах по «Описанию рукописей Синодальной библиотеки» и другие профессора той же академии в трудах по переводу святоотеческих творений (о чём ясно свидетельствует остающаяся в рукописи оживленная переписка между А.В. Горским и преосвященным Саввою), профессора Московского университета: С.П. Шевырев, О.М. Бодянский, С.М. Соловьев , Ф.И. Буслаев и др. (особенно много работавшие в Синодальной библиотеке во время приготовления материалов для сочинений к 100-летнему юбилею Университета, совершившемуся в начале 1855 года). Пользовались его услугами и иностранные ученые, как, например, Пьюзей, и также оставались весьма благодарными обязательному ризничему. Высокие и Высочайшие посетители и посетительницы ризницы также всегда были довольны о. Саввою, неоднократно получавшим знаки их благоволение за это в том или другом виде. Но этим одним не ограничивалась деятельность ризничего по своей должности. Еще в самом начале своей деятельности по этой должности иеромонах Савва получил от Митрополита Филарета поручение составить и к 1855 году составил и издал Указатель для обозрения Московской патриаршей (ныне Синодальной) ризницы и библиотеки. Это издание повторенное в более обширном и исправленном виде в 1858 году, доставило автору известность в церковно-археологической науке и удостоено было от Императорской Академии Наук Демидовской премии в 1859 году на основании отзыва академика И.И. |
| —134— во всей силе неоспоримый и неустранимый факт, что «до времени митрополита Филарета Библейская История в России была весьма мало разработана, и труды по ней ограничивались почти исключительно элементарными курсами священных историй, стоявших очень невысоко не только в учёном, но даже в учебном отношении». Вторая глава (23–47) – достаточно убеждает в крайне плачевном состоянии нашей отечественной библеистики в до-Филаретовский период. Насколько дело обстояло плохо в данном случае, автор даёт судить по тем затруднениям, которые переживал сам автор «Начертания Библейской Истории» – Митрополит Филарет, в звании бакалавра СПБ. Духовной Академии вынужденный «создавать прямо из ничего» эту отрасль Отечественной науки. Третья глава (48–82 стр.) – обозревает состояние и рост Библейской науки при Митрополите Филарете, причем обзор начинается с «Начертания» последнего, как открывшего особую эру Библейской истории. Что касается дальнейшего развития библейско-исторической литературы непосредственно после «Начертания», то «всё содержание этой литературы исчерпывалось небольшими по объёму и незначительными по содержанию журнальными статьями», имевшими сравнительно неважное научное значение. И поэтому автор, остановившись вниманием лишь на нескольких, более выдающихся трудах этого периода (Грановского, Бухарева, Зайцева, Смирнова), переходит к последней, наиболее плодотворной эпохе истории русско-библейской науки. Четвертая глава (83–304) – самая большая и важная – даёт обзор и разбор литературы по Библейской науке в после-Филаретовский период до последнего времени (с 70-х годов до 1905 г.), начиная «Библейскою историей» Амфитеатрова и кончая книгой Попова («Возвращение Иудеев из плена Вавилонского и первые годы их жизни в Палестине до прибытия Ездры в Иерусалим»). Всего в этой части обозревается до 22 учёных библеистов в их важнейших научно-Библейских трудах. Наконец, в заключении (пятая глава, 305–312 стр.) – автор касается «слегка» журнальной литературы и трудов по частным вопросам Библейской истории и даёт общую |
| Подводя итог всему сказанному о св. Амвросии, как толкователе Священного Писания Ветхого Завета, мы приходим к таким выводам. Св. Амвросий, как справедливо замечают Фёрстер 395 и Келльнер 396 , сравнительно со своими предшественниками не указывает библейскому экзегезису нового пути, основы и метода. Вышесказанное о зависимости его от других толкователей Свящ. Писания и некоторые сопоставления его толкований с толкованиями Филона, Оригена и Василия Великого ясно подтверждают это. Св. Амвросий желал быть и действительно является перед нами в области толкования Свящ. Писания, как и в области богословского ведения вообще, человеком благочестивой традиции. Он принимает до него приобретённые сокровища богословского ведения и, на основании их, сообразно с вопросами и потребностями времени, истолковывает ту или другую истину, не обосновывая её самостоятельно и оригинально. Он не был экзегетом, так сказать, по профессии и в своих экзегетических трудах не имел в виду представить научных истолкований Библии. Задачей его, при написании экзегетических сочинений, было утвердить слушателей и читателей в истинах веры и благочестия. Этим, между прочим, и объясняется то обстоятельство, что среди истолковательных трудов св. Амвросия мы не встречаем труда цельного, посвящённого всестороннему изъяснению той или другой книги Священного Писания или той или другой библейской истории. Св. отец избирает для истолкования обыкновенно то, что более подходит к его задаче, и раскрывает подлежащую его рассмотрению истину со стороны, соответствующей его цели. Он много, напр., занимается изъяснением книги Бытия и всё же не даёт полного её истолкования. Он толкует её отрывочно, по частям, – иногда стих за стихом, иногда тематически; иногда в смысле буквальном, иногда же в смысле моральном и мистическом. То же должно сказать и о других экзегетических трудах св. Амвросия. Исключение в этом отношении составляет его толкование некоторых псалмов, особенно толкование Пс.118 . Им не менее и в этом последнем труде большее место отводится толкованию в смысле моральном. |
| Февраля 2-го того же года товарищ Знаменского, известный впоследствии К.А Неволин, защищал в Петерб. университете докторскую свою диссертацию. Декан юридического факультета, проф. Бутырский, в речи своей, произнесенной пред началом диспута, между прочим сказал: «Г. Неволин войдет на кафедру с печальным воспоминанием о товарище, с которым должен был разделить этот акт и дальнейшее поприще ученой жизни. Не более как за неделю пред сим, г. Знаменский унес с собою в могилу все наши надежды, столь лестные, столь блистательные, столь близкие к осуществлению, что казалось из рук вырван был уже готовый венец, который соплетали для него музы. Маститая старость и зрелая ученость почтили прах юноши невольными слезами» 24 . По свидетельству оставшихся в живых товарищей Знаменского, говорится в Рус. Вестн. 1866 г. 25 он «при прекрасных дарованиях, отличался неутомимым трудолюбием. Есть сведения, что когда он был студентом Академии, его никогда не видали без книги, так что и промежуточное время между классами не проходило у него без занятия серьезным чтением». В одном письме своем 26 от 1826 г. Знаменский сознавался, что занимался в Академии «до усталости». Докторская диссертация Знаменского, одобренная к напечатанию юридическим факультетом С.-Пет. университета, состояла из двух частей: 1) «Откуда и каким образом должно выводить философские начала гражданского права» и 2) «Какой наилучший метод для изложения гражданского права по тем началам?». Это сочинение Знаменского доказывает в нем, повторяю слова С. Смирнова 27 , «обширную ученость и близкое знакомство с древнею и новою литературой вопроса». О других трудах Знаменского следует дополнить, что бывши еще в богословском классе Ярославской семинарии, он принимал деятельное участие в «переводах» с греч. яз. «поучений Кирилла Иерусалимского » 28 . После, когда отправлялся за границу, он вел «путевые записки» и имел намерение со временем издать их в свет, но попытка в первый раз выступить на литературный путь страшила его, говорит С. Смирнов . Из одного письма Знаменского от 1833 г. 29 узнаем и о других трудах его. В письме говорится: «О проповедях моих, напечатанных в Христианском чтении, скажу только то, что я вовсе не участвовал в этом ни словом, ни делом, кроме разве того, что я не воспротивился этому, а первая проповедь (на Восшествие на престол) напечатана и вовсе без моего ведома, когда я был в Берлине. Чувствую, что не надлежало бы соглашаться на напечатание рассуждения, писанного мною еще в богословском классе семинарии – «О духе внешнего богослужения и обрядов»; оно бы вовсе этого не стоило». |
| 645 Следует отметить, что влияние александрийского учителя наложило неизгладимый отпечаток на все творчество блаженного Иеронима «В истолковательных трудах блаженного Иеронима мы видим ясные следы влияния Оригена . Некоторые из таких трудов представляют просто лишь перевод на латинский язык творений Оригена . Методу толкования Оригена (мистико-аллегорическому) Иероним, разве только за немногими исключениями, всюду следовал. В своих трудах по переводу Священного Писания с еврейского языка на латинский он многим обязан тому же Оригену » – Полянский Е. Я Творения блаженного Иеронима как источник для библейской археологии Казань, 1908 С LIX Примерно начиная с 380 г, блаженный Иероним «открыл» для себя Оригена и особенно восхищался его гомилиями См Steinmann J Hieronymus – Ausleger der Bibel Weg und Werk eines Kirchenvaters Koln, 1961 S 99–102 646 Такое противостояние в более поздние времена имеет весьма косвенное касательство к самому Оригену . По словам А И Покровского, «что же касается позднейших оригенистских споров V–VI-ro веков, то они возникли и велись на совершенно иной идеологической почве и к личности исторического Оригена имеют, по существу дела, лишь довольно отдаленное отношение» – Покровский А. И Соборы древней Церкви С 327 Ср также суждение протоиерея А И Иванцова-Платонова «Две секты, называемые Епифанием оригенистами < > и опровергаемые им с особым усердием являются в Панарии, может быть, главным образом вследствие сильного предубеждения автора против памяти Оригена » Ибо даже «те из почитателей Оригена, которые держались наиболее крайних его мнений, имели эти мнения про себя как личные богословские мнения, не думая из-за них составлять отдельные от Церкви секты» – Иванцов-Платонов А И. Указ соч С 309–310 Более подробно об «оригенистских спорах» см нашу вступительную статью в кн Творения аввы Евагрия Аскетические и богословские трактаты М, 1994 С 24–52 647 Во всяком случае, Иракл, как указывалось, мог сам принадлежать к таким недоброжелателям, и даже стоять во главе «партии» противников Оригена Г Крузель отмечает одно свидетельство святителя Фотия, ссылающегося в одном своем небольшом сочинении («Десять вопросов и ответов на них») на некое предание (источник которого Фотий не указывает), гласящее, что Ориген , покинув Александрию, по пути в Сирию (то есть в Палестину) остановился в Тмуисе (город в дельте Нила) и был принят тамошним епископом Аммонием, по просьбе которого он проповедывал в местном храме Иракл, узнав об этом, тотчас низложил Аммония, поставив на Тмуитскую кафедру другого епископа по имени Филипп См Crouzel Н Origen Р 24. Вполне возможно, что, если это предание верно, оно служит отзвуком уже упоминавшейся церковно-политической борьбы вокруг личности Оригена , многие перипетии которой сокрыты от нас |
| Цель исследования заключается в том, чтобы с учётом выявленных фактов и закономерностей выработать комплекс рекомендаций, направленных на повышение уровня качества и эффективности преподавания православной догматики в российских духовных учебных заведениях. Задачи исследования состоят в том, чтобы: – выявить и охарактеризовать логику формирования моделей системного изложения Православного Догматического Богословия в рамках развития российской богословской науки период с XVIII по XXI в., – выявить, обозначить, охарактеризовать и обобщить недостатки православно-догматических систем и учебных пособий по православной догматике, использовавшихся в духовно-образовательной практике в России в период с XVIII по XXI в., – выявить, обозначить, охарактеризовать положительные стороны этих систем и учебных пособий, выделить и обозначить преимущества одних систем и пособий перед другими, обосновать и охарактеризовать эти преимущества; – проанализировать, представить, охарактеризовать подходы, методы, приемы формы и средства обучения Православному Догматическому Богословию, использовавшиеся в российских духовных учебных заведениях в период с XVIII по XXI в., обобщить результаты анализа; – разработать и апробировать на практике концепцию курса Православного Догматического Богословия, методические рекомендации по улучшению качества обучения православной догматике в российских духовных школах. Научная разработанность проблематики , затрагиваемой в данном исследовании, такова, что несмотря на её значимость (для богословской науки и для духовно-образовательной практики) в научно-исследовательской литературе ей уделено неоправданно мало места. В дореволюционных российских изданиях исторический опыт развития Православного Догматического Богословия как науки и как учебного предмета рассматривался в трудах по системному изложению православной догматики, в трудах по истории развития духовных школ. Первые, как правило, освещали эту тему фрагментарно, обзорно. Вторые давали знать, как создавались духовные школы, каким было их внутреннее устройство, кто стоял у кормила правления этими школами, каким было их материальное обеспечение, какие задачи им приходилось решать, содержали разнородные статистические данные. Вопросы о методических проблемах преподавания Православного Догматического Богословия, о достижениях в области православно-догматической науки и методики преподавания православной догматики освещались в них кратко, неполно, поверхностно. В критической богословской литературе дореволюционного периода рассматривались отдельные стороны православно-догматической науки, отдельные православно-догматические произведения, отдельные особенности практики преподавания Православного Догматического Богословия. В советское и постсоветское время фундаментальных исследований по заявленной в настоящей работе тематике не производилось 4 . |
| В этом отношении эклога и Прохирон, действительно, были очень сходны между собою. Но нужно думать, что оба они оказали влияние на постановку школьного юридического образования, каждый в пределах своего времени. Издатель Эклоги, Лев Исавр, характеризуется и как школьный реформатор. Он закрывает школы, на которые простерлось слишком большое влияние не во всем согласного с ним духовенства, но он сохраняет права гражданства за школами юридическими. В сохраненных им юридических школах Эклога и могла служить руководством по законоведению до тех пор, пока не издан был Прохирон. Издание Прохирона являлось реформой в программе школьного преподавания законоведения. Им должно было совершенно устраниться предшествующее школьное руководство. Эдикт Льва Мудрого эклоги уже не упоминает. И мы ясно видим в приватных работах последующих законоведов, как новое произведение законоведения устраняет старое. Сначала появляются работы со смешанным содержанием: „Ecloga privata“, „Ecloga ad Prochiron mutata“..., носящая на себе следы влияния и Прохирона, и Эклоги, и последней, пожалуй, даже более чем первого. Это, по всей вероятности, работы питомцев еще старой, дореформенной юридической школы, но уже современников новой реформы законоведения. В их трудах очень ясно выступает вся их приверженность к прежней юридической доктрине, но по обстоятельствам времени они принуждаются считаться в известных вопросах и с направлением новой школы... В камере городского тавуллария, которая, судя по эдикту, была приблизительно тем же, чем является в наши дни нотариальная контора, (здесь составлялись различного рода акты, заключались контракты, – §§ 7, 10, 17, 18, 19, 24, 25), —423— заученный еще в средней школе тавулларием Прохирон в приложении к практике мог руководствовать главным образом только тою частью своего содержания, которая относится к обязательственному праву: продаже, купле, найму, займу... но насколько разнообразно было применение в трудах юристов-теоретиков 2334 этого, долженствовавшего твердо запечатленным быть в памяти их („par coeur“), руководства, – красноречивое доказательство сему дается длинною цепью, тянущеюся через многие века, составленных ими разнообразных правовых компендиумов, обозрение которых уже было сделано в моем сочинении“... |
|
|
