| Римский император Калигула – садист и параноик на троне римских цезарей – говорил, что жалеет о том, что у человечества нет единой шеи, чтобы отрубить ему голову одним ударом меча. Ярость представляет собой высший накал гнева. Ярый означает «огненный». В состояние ярости у человека проявляется демонический импульс разрушения, более страшный, чем инстинкт зверя, почувствовавшего кровь. В этом состоянии он не жалеет ни своей, ни чужой жизни. Александр Македонский, названный Великим, за свою жизнь не проиграл ни одной битвы, но часто терпел поражения от собственного гнева. Однажды, в состоянии внезапной ярости, он убил своего лучшего друга, с которым был неразлучен как Ахилл с Патроклом, а затем сам ужаснулся своему поступку и горько оплакивал убитого. Из других порождений гнева упомянем следующие страсти: Злопамятство – окаменевший гнев; он таится в глубинах сердца и в любое время может вспыхнуть, как тлеющие под пеплом угли, если на них бросить хворост. Мстительность – постоянное желание причинить зло своему обидчику. Подверженный этой страсти похож на ночного убийцу, который, спрятав нож в складках одежды, выслеживает жертву. Если в состоянии ярости человек бросается на врага, не таясь и не прячась, а лицом к лицу, то мститель обычно наносит удар в спину. Зависть – это скорбь о чужой радости и радость о чужой скорби. Ревность – следствие безумной привязанности к человеку и страх потерять предмет своей страстной любви. Это змея, живущая в сердце и постоянно кусающая его. Для ревнивого смерть лучше потери своего кумира. Есть еще один вид гнева – холодное равнодушие, это огонь, превратившийся в лед. Христианам заповедано забывать обиды, а в этом случае человек старается забыть не обиду, а обидчика, изгнать его из своего сердца, вычеркнуть имя его из памяти. Это безразличие похоже на холод клинка, а не на христианское прощение, когда враг становится другом; оно скорее напоминает буддийское равнодушие и презрение стоиков, для которых мстить это унизить себя: мудрецу сравняться с невеждой, аристократу духа – с вонючим плебеем. |
| Вот что говорит по поводу протестантизма доктор исторических наук, старший научный сотрудник ИМЭМО РАН, специалист по США, Германии и общим проблемам и тенденциям международных отношений Наталия Нарочницкая : «Просвещение и Реформация родили вовсе не культуру, а ростовщика - главного могильщика всей европейской культуры и крушителя всех великих духовных и культурных традиций человечества. Его порождение - персонажи Золя, а не герои Шиллера… Россия построила промышленность и города в широтах, где даже в Канаде никто не живет. У нас расстояние между центрами в 5-10 раз длиннее, отопительный сезон - 8 месяцев, сельско-хозяйственный - 4-5 месяцев против 7-8 в Европе, а глубина фундамента под любую застройку из-за промерзания в 3-5 раз глубже. Это не просто «успешность» - это подвиг. Протестанты не стали бы этого делать - они бы перековали орала на мечи и пошли бы завоевывать других, что они и делали. Именно протестантским странам свойственно особенно пренебрежительное отношение к туземцам - апартеид Южной Африки создали французские и голландские гугеноты - кальвинисты. Американские пуритане уничтожили индейцев даже не в период становления своего общества, а в период его расцвета - в середине XIX века. Что касается благосостояния, то русские, конечно, были бы намного богаче, если бы в течение четырех веков расширения державы присваивали бы себе и землю, и труд присоединяемых народов. Россия, рсширившаяся на 22 млн. кв. км от Буга до Тихого океана не отняла ни одного квадратного метра земли у местных владельцев и не отдала его ни русскому крестьянину, ни аристократу. Британцы согнали в середине XIX века ирландцев с земли и около 2 млн. умерли с голоду. Эта трагедия до сих пор проявляется в ненависти ирландцев к британцам. Не им менторствовать». Кстати, именно протестантство породило массу расколов и течений псевдохристианского толка. В интервью итальянской газете «24 часа» Святейший Патриарх Алексий коснулся проблемы сектантства в США и в мире: «Из всех христианских конфессий именно для протестантизма наиболее характерно разделение на множество различных направлений. Сама природа протестантизма, основанная на принципе свободного толкования Священного Писания каждым верующим, как бы провоцирует возникновение все новых и новых сообществ. Иногда в результате такого деления возникают группы, которые только именуются христианскими, но не имеют в себе ничего христианского с точки зрения древней апостольской традиции, а зачастую и прямо противоречат ей. Именно такие группы мы именуем сектами… Не удивительно, что подобный процесс продолжается в настоящее время, которое отмечено духовным кризисом во многих странах Запада, когда размываются правильные представления о Едином Истинном Боге и о человеке как творении Божием, призванном исполнять Его волю». |
| В своей критике монастырей Олаус ссылался на то, что монастырская жизнь не имеет основания в Библии 595 . Так, в «Ответе» Паулюсу Элиэ онговорил: апостолы и их ближайшие последователи не оставили установлений касательно монастырской жизни. В «Ответе на 12 вопросов» Олаус отмечал: во всем Писании нет ни единой буквы о монашестве. Более того, оно противоречит Писанию: «Бог дал одни правила в Писании, желая, чтобы их держались все люди; монастырским людям Он не предписал никакой особой жизни или правила». В сочинении «О монастырской жизни» этот аргумент получил развитие. Монахи «не имеют с собой Слова Божьего», их жизнь и действия не основаны на Писании. Их правила – человеческие установления. Это видно из истории монастырей и вообще церкви. Изначально существовали идеальные раннехристианские монастыри – сообщества людей, наставляющих друг друга в Писании. Затем от этого идеала отступили, извратили его. И теперь монахи «выдают за хорошее то, про что сами не знают, хорошо это или плохо ибо нет с ними Слова Божьего». Но в «антимонастырской» полемике Олауса Петри присутствует и другой аргумент: царство Божье есть царство духовное. Ошибка и вред – понимать заповеди Господа как плотские, внешние, а не как духовные, внутренние. Обитатели монастырей уделяют внимание внешнему целомудрию, бедности и покорности, а эти качества должны быть внутренними. Далее Олаус объясняет, каковы истинные целомудрие (т.е. чистота сердца), бедность (нищета духа, нежелание ничего, кроме Бога и Его помощи), покорность (повиновение родителям и властям). В свете дискуссии о том, в какой степени Олаус Петри был последователем Лютера, представляет интерес особое полемическое произведение. В нем «местер Улоф» высказал отношение к личности и учению основоположника Реформации. Труд этот, озаглавленный «Ответ на нехристианское письмо», был направлен против датского богослова Паулюса Элиэ, в миру Пауля Хельгесена, посвятившему себя борьбе с лютеранским учением. Поводом для полемики послужило послание, которое в 1526 г. Пауль Хельгесен написал своему датскому покровителю-аристократу. В этом тексте датский богослов критиковал лютеранскую догматику 596 . Копии письма попали в Швецию. Олаус, отдавая должное аргументам датского богослова, признал, что, на первый взгляд, они убедительны. Однако, прибавлял реформатор, если разобрать их, основываясь на Писании, станет ясно, «каким духом они вдохновлены» 597 . Поэтому Олаус решил опровергнуть их последовательно, пункт за пунктом. В целом «Ответ» Олауса Петри – апология учения Лютера. Реформатор указывал: Лютер не нуждается в защите, онсам может за себя постоять. Но нужно восстановить справедливость, дать достойный ответ обвинителям 598 . |
| И на этот раз Палеологу удалось избежать опасности. Герой столичной аристократии, выходец из знаменитого рода, он повсюду имел друзей, а потому немедленно отправился к Иконийскому султану Кей-Кавусу II переждать грозу. Тот с радостью принял замечательного полководца и даже поручил ему командовать отрядом греков, находящихся на турецкой службе, во время войны с татарами 256 . Феодор II Ласкарис забеспокоился: он понимал, что при помощи турок Михаил VIII может предпринять далеко не безнадежную попытку захватить власть в свои руки. Поэтому император срочно направил посла к опальному аристократу с предложением вернуться на родину на условиях полного прощения. Вняв советам друзей, через год Палеолог возвратился в Никею и в свою очередь также дал клятву царю никогда не посягать на его власть. Подозрительный император наградил Палеолога должностью великого коноставала (командира иностранных подразделений), дал ему довольно слабый отряд солдат и направил на Запад в надежде, что там Михаил VIII и погибнет. Но Палеолог и на этот раз показал свои блестящие военные дарования, разбив эпирцев и убив сына деспота, командовавшего вражеским войском. А затем начал брать город за городом. Эти победы вызвали при дворе новый всплеск ярости со стороны завистников и самого василевса – Палеолога попытались даже обвинить в колдовстве, а затем арестовали. Он долго томился в тюрьме, не имея никаких шансов быть хотя бы выслушанным императором. В тот год многие родственники Палеолога лишились должностей, а некоторые даже сложили голову на плахе, но самому Михаилу VIII повезло – буквально накануне его казни царь Феодор II Ласкарис скончался 257 . Наконец, после многих перипетий, Михаил VIII Палеолог реализовал свою мечту и, ослепив юного Uoahha IV Ласкариса, стал единоличным Византийским императором. Надо откровенно сказать, ему выпала не самая легкая доля. При всех успехах, сопутствовавших династии Ласкаридов, Римская империя была восстановлена далеко не в том виде, какой она была, скажем, при Македонцах или Комнинах. Почти все бывшие черноморские владения принадлежали теперь независимой от Константинополя Трапезундской империи. По-прежнему существовал Эпирский деспотат, занимавший юг Албании и часть Этолии. |
| тель встречает жандарма, наблюдающего за порядком и охраняющего ватиканские сокровища. Что касается торжественных церемоний, то в них вместе со швейцарцами принимает деятельное участие гвардия почётная. Она разделяется на два корпуса, которые носят названия гвардии дворянской (guardia nobila) и гвардии дворцовой (palatina). Начало ей положил папа Пий VII, по совету кардинала Консальви, чтобы привлечь к себе высшую римскую аристократию и по возможности утвердить её в приверженности к папскому престолу. И в настоящее время папская дворянская гвардия представляет собой цвет той итальянской знати, которая ещё не покинула ватикан для квиринала и остаётся пока верной притязаниям папства. Небольшой корпус её состоит всего из шестидесяти двух человек, причём в состав его принимаются лишь молодые люди в возрасте до двадцати пяти лет, безукоризненного здоровья, несомненно-аристократического происхождения и обладающие капиталом не менее 20,000 франков. Никакого оклада эти гвардейцы не получают и единственным вознаграждением за службу является для них почётное придворное положение и возможность порисоваться в блестящей форме на торжественных церемониях. Форма их действительно очень изящна и красива. Узкий, доходящий только до талии, тёмно-синий мундир с короткими фалдами назади, белые кожаные рейтузы, высокие лакированные сапоги, густые блестящие эполеты, широкая прорезная металлическая перевязь, идущая, подобно орденской ленте, чрез правое плечо по всей груди и спине, и блестящая металлическая же каска с таким же высоким гребнем придают папскому аристократу-гвардейцу вид, весьма напоминающий нашего кавалергарда. Со времён Пия IX-ro к этой дворянской почётной гвардии присоединилась ещё гвардия дворцовая, состоящая из 400 человек, и набираемая из буржуазии, мещан и ремесленников. Главная обязанность обеих этих гвардий состоит лишь в том, чтобы в случае надобности являться по призыву в ватикан и принимать там участие в торжественных церемониях и папских выходах. В обычное же время только весьма немногие из них дежурят в нескольких приёмных залах. Вся вооружённая сила папы |
| шелковых и 3 тыс. пурпуровых кожаных одежд, 3 тыс. фунтов перца в обмен на мир и личную безопасность. Как кажется, в эту критическую минуту разум совершенно оставил римлян: сестра св. Гонория Галла Плацидия вместе с сенатом предала казни жену Стилихона Северину, опасаясь измены с её стороны в пользу Алариха; были уничтожены и последние сторонники славного полководца, проживавшие в столице. Единственным светлым пятном была вдовствующая императрица Лета, жена императора Грациана, за свой счёт кормившая большое количество людей в осаждённом городе. Когда выяснилось, что все способы защиты не принесли желанного успеха и голод всё сильнее сжимает римлян в своих тисках, осаждённые решили обратиться к старым богам, но потом это предложение было отозвано из-за боязни вызвать народные волнения. В городе открылись случаи людоедства 563 , и тогда римляне сдались. Они не имели достаточного количества средств, требуемых готом, и потому были вынуждены переплавить в золотые слитки древние памятники, в том числе злосчастную статую богини Победы. В это время западный император оставался в Равенне, не имея никаких возможностей как-либо помешать готам в осаде собственной столицы. Единственным добрым делом его многочисленных советников было то, что они убедили императора утвердить договор с Аларихом о снятии осады за отступное, предоставленное Римом, но мирный договор царь категорически отказался подписывать. Получив добычу, Аларих снял осаду и отправился с войском к Тусции (нынешней Тоскане), где его армию усилили сбегавшиеся отовсюду рабы. Пока готы собирались с новыми силами, правительство в Равенне словно специально делало всё для гибели собственного государства. Олимпий продолжал сыск тех, кто, по его мнению, был недостаточно суров в преследовании товарищей Стилихона. Наконец, судьба вернула гордому аристократу всё, что он так обильно сеял в последние годы: недовольные Олимпием придворные организовали заговор против него, и тот погиб от удара меча. Новый фаворит Иовин попытался занять мирную позицию и убедил императора направить посольство к Алариху. |
| Веками сменяли друг друга самые гордые, самые смелые идеалы силы и разума; но мечта о совершенном крестьянине жила и воплощала по-своему мысль о том, что есть достоинство в простоте и труде. Аристократу невредно было верить, что если мудрость и невинность недосягаемы для него, ими, по крайней мере, владеют бедные. Ему полезно было верить, что даже если нет рая над ним, есть рай под ним, внизу. Полезно было среди блеска побед сохранить ощущение, что есть вещи получше славы, что «это еще не всё». Идеальный пастух кажется нам нелепым. Но только это занятие бедных сами богатые уравняли со своими занятиями. Пастух из пасторали был, без сомнения, очень мало похож на настоящего. Первый невинно играл овечкам на свирели, второй так же невинно орал на них; различались они и умом, и умытостью. Но разница между пастушком, который пляшет с Амариллис , и пастухом, который ее колотит, ни на капельку не больше, чем разница между воином, умирающим за честь знамени, и солдатом, живущим для чистки пуговиц, между священнослужителем, бодрствующим у чужого ложа, и священником, который хочет поскорей добраться до своего. В каждом деле есть идеал и есть реальные люди. Я ничего не имею против идеальных пастушек, но искренне сожалею, что только пастухов подняли на пьедестал. Я жалею, что нет идеального почтальона, идеального лавочника, идеального паяльщика. Конечно, все мы посмеемся при мысли об идеальном почтальоне, и докажем, что мы — не идеальные демократы. Если мы попросим современного бакалейщика, уподобившись жителю Аркадии, воспеть в символической пляске радости бакалейного дела или поиграть на несложном инструменте среди скачущих приказчиков, он, без сомнения, смутится, а может, и рассердится. Но это еще не значит, что он прав; может быть, просто оскудело воображение бакалейщиков. В каждом деле и ремесле должен быть идеальный образец, и не так уж важно, что он далек от действительности. Никто не думает, что представления о долге и славе никогда не покидают сознания врача или солдата; что при мысли о Ватерлоо легче ползать на брюхе, а образ страждущего человечества смирит несчастного, которого подняли с постели в два часа ночи. Ни один идеал не спасет то или иное дело от нудности и грубости. Но идеал живет в подсознании у солдата и у врача, и потому их нудное, грубое дело стоит усилий. В высшей степени жаль, что такого идеала нет во многих хороших занятиях и ремеслах, от которых зависит жизнь современного города. Жаль, что мы не нашли замены старому обычаю, когда у каждого дела был святой покровитель. Если бы мы нашли, был бы святой покровитель паяльщиков, и паяльщики верили бы, что жил на свете идеальный человек, который паял. |
| Так надо ли гнать со двора «бабу провинцию», топить древнюю Коломну? Прямого и простого ответа Пильняк не дает. Несимпатичен старый коломенский обыватель Яков Карпович Скудрин, затевающий взорвать плотину и в связи с этим прямо (на манер несимпатичных литературных героев восемнадцатого столетия) называющий себя мерзавцем. Но вот именно ему, по логике волнистого художественного бытия, автор отдает сокровенную свою мысль: Что, по-вашему, движет миром, – цивилизацией, наукой, пароходами? – труд? Знание? Любовь ? – нет (...). Память – память движет миром. 531 А раз так, нельзя отдавать колокольную Коломну «людям прямых идей и прямых действий». В этом Н. П. Гиляров-Платонов и Б. Пильняк, во всем столь различные между собой, оказываются действительно соседями в «большом времени» русской литературы и в её малой частице – «коломенском тексте». Кажется, что один другому подает реплику в продолжающемся до сей поры диалоге, формирующем философию Посада: Бесконечно пошл и пуст, и, наконец, гадок покажется вам город с правильно нарезанными улицами, с симметрично расположенными домами и окнами, со всею гармониею в своем внешнем устройстве, если за всем этим вы не слышите жизни, или слышите самую жизнь, исполняемую, как машина. 532 13 Фуко М. Слова и вещи: Археология гуманитарных наук. СПб.: A-cad; Талисман, 1994. С. 385. Пер. Н. С. Автономовой. 14 Что побуждало и к каламбурному обыгрыванию полисемии в обыденной речи и в литературе: «Ноздрев был в некотором отношении исторический человек»; «Я историк, – отвечает Воланд на вопрос Берлиоза, – и добавляет: – Сегодня вечером на Патриарших будет интересная история!» 15 Позднее он занимает место между историей и литературой. Ср. свойственное аристократу нежелание рыться в «хронологической пыли» специальных исторических разысканий, которые были чужды живому рассказу об историческом лице и «случае», и особенный интерес к такому рассказу, например, у Онегина (и у самого Пушкина): «Но дней минувших анекдоты/От Ромула до наших дней/Хранил он в памяти своей». В XIX в. анекдотом именовался малый эпико-исторический жанр; он использовался в известных публикациях Т. Толычевой (псевдоним Е. В. Новосильцевой) «Исторические рассказы и анекдоты» в «Русском архиве». Вся ближняя (с Екатерининской, в основном, эпохи) русская история для наследующего ей по культурно-родовой линии дворянства представала «в лицах» и состояла в значительной части из «анекдотов», образующих материал для устной и письменной словесности. На том же основывались и некоторые французские сочинения на исторические темы; ср. название нашумевшей книги бывшего атташе при французском посольстве в Петербурге К. Рюльера: «Histoire ou Anecdotes sur la Revolution de Russie en 1762» (A Paris, 1797). |
| Позднее В.И. Ленин определил вариант развития капитализма в условиях сохранения помещичьего землевладения и полуфеодальных отношений в деревне как " прусский путь " в противоположность " американскому пути " . В социально-экономической эволюции пореформенной России, действительно, много общего с " прусским путём " к капитализму, поэтому нам кажется уместным обращение к опыту западного соседа для уяснения важных особенностей " российского пути " . Сравнение тем более плодотворно, что Пруссия (восточная Германия), как и Россия, весьма поздно, только в первой половине XIX в., рассталась с крепостничеством; во-вторых, зарождающийся германский капитализм испытывал давление более зрелых капиталистических экономик (прежде всего, Англии); в-третьих, для Прусско-Германской империи характерно сохранение на весь переходный период господства феодальных институтов и элит (полуабсолютистской монархии, прусского юнкерства). Так, всесторонне исследовавший капиталистическую модернизацию Германии в XIX в. В.Зомбарт пришёл к выводу, что сельское хозяйство оказалось здесь наименее поддающимся внедрению капитализма сектором экономики. В особенности это касалось помещичьих имений. " Юнкеры, как социальный класс, - писал Зомбарт, - являются не чем иным как представителями докапиталистического, или антикапиталистического, крупного помещичьего хозяйства " . Характерной особенностью такого хозяйства, по сравнению с хозяйством капиталистическим, немецкий социолог считал то, что оно ведётся не для наживы, а для поддержания привычного образа жизни и престижа аристократической семьи. " Настоящий юнкер будет ненавидеть наживу, как нечто лавочническое, не приличествующее аристократу, - утверждал Зомбарт. - Он имеет то, что ему нужно, это само собою разумеется, но гнаться за наживою пусть гонятся рыцари аршина. Сказанное можно выразить ещё в другой форме: буржуазное хозяйство есть прежде всего хозяйство доходов, с высотою доходов соразмеряются расходы; напротив, хозяйство дворянина-помещика есть хозяйство расходов, здесь с высотою расходов должны соразмеряться и соразмеряются доходы Если возникает дефицит, то о покрытии его заботилась искони не бережливость или лавочническое высчитывание, а власть в лице государства " . Во времена средневековья, остроумно замечает Зомбарт, рыцари для сведения концов с концами грабили на большой дороге проезжающих купцов, теперь то же самое они осуществляют с помощью законодательных механизмов государства. |
| Общага. Родительский дом с его сумбурным воспитанием, реальное Александровское училище, городское училище в Вятке, команда каботажного корабля, который перевозит не чай и пряности, а бочки с селедкой, Каперна – это ночлежные дома, бараки, золотые прииски, Оровайский резервный батальон с его муштрой и унижением, политическая партия с ее кровавыми приемами, симбирская лесопильня, архангельская ссылка, питерские кабаки, редакции идейно-толстых литературных журналов, где к Грину относились свысока, Красная армия, тифозный барак, это, наконец, Дом искусств с его сумасшедшими, оскорблявшими старомодного Грина нравами, и в этом обществе Грин больше жить не мог, что он к сорока годам окончательно понял и против чего поднял восстание. «У вас не рассказывают сказок. У вас не поют песен. А если рассказывают и поют, то, знаешь, это истории о хитрых мужиках и солдатах, с вечным восхвалением жульничества, эти грязные, как немытые ноги, грубые, как урчание в животе, коротенькие четверостишия, с ужасным мотивом…» Он вложил эту фразу в уста старого, доброго и безответственного сказочника-провокатора и пьяницы Эгля, чьи слова о корабле с красными парусами, грозившие изуродовать жизнь Ассоль, пришлось исправлять аристократу Грэю, но это и взгляд на мир самого Грина, его итог. Грин писал «Алые паруса» в те годы, когда ему негде было приклонить голову, когда рушился вокруг миропорядок, пусть им нисколько не любимый, – пришедшее на смену оказалось еще ужаснее. Он писал сказку о нищей, всеми обиженной и кажущейся безумной девочке, когда от него запирали буфет в доме его «кратковременной» жены, потому что он не мог ничего заработать литературным трудом; он взял эту рукопись с собой, когда, тридцатидевятилетнего больного, измученного человека, сына польского повстанца, его погнали на войну с белополяками умирать за совершенно чуждые ему, изжеванные идеалы, и можно представить, сколько горечи испытал бывший социалист-революционер, когда в нетопленой прокуренной казарме неграмотный комиссар просвещал его, профессионального агитатора, ненавидевшего революции и войны, светом ленинского учения о классовой борьбе и победе над мировой буржуазией. |
|
|
