| 1. Пророческий дар Менее чем за два года до ухода из жизни Пушкин создал стихотворение, которое можно рассматривать как его духовную автобиографию. То есть как жизнеописание, в котором не конкретные реалии переданы, но рассказано о скрытых от постороннего глаза духовных событиях. Оно не может не быть вписано в ряд важнейших у Пушкина — «Странник» (1835). Поэт использовал тему протестанта Джона Беньяна, но слишком переосмыслил основу — в духе православном. Странничество — особое духовное понятие, духовное состояние. Это не обязательно пребывание в странствии в прямом смысле, не путешествование (хотя Пушкин и в этом отношении отличен от многих: кто-то подсчитал, что по количеству преодолённых вёрст он превосходит такого великого путешественника, как Пржевальский) — нет. Это беспокойная устремлённость души, озабоченной стяжанием Святого Духа, сокровищ небесных. Преподобный Иоанн Лествичник писал о странничестве: «Странничество есть невозвратное оставление всего, что в отечестве сопротивляется нам в стремлении к благочестию. Странничество есть недерзновенный нрав, неведомая премудрость, необъявляемое знание, утаиваемая жизнь, невидимое намерение, необнаруживаемый помысел, хотение уничтожения, желание тесноты, путь к Божественному вожделению, обилие любви, отречение от тщеславия, молчание глубины» . Однажды, странствуя среди долины дикой Незапно был объят я скорбию великой И тяжким бременем подавлен и согбен. Как тот, кто на суде в убийстве уличен. Потупя голову, в тоске ломая руки, Я в воплях изливал души пронзенной муки И горько повторял, метаясь как больной: «Что делать буду я? что станется со мной?» (3, 342) 1 . «Долина дикая» — очень важный образ для всей пушкинской художественной системы: с его синонимами мы еще встретимся не раз. Это знак блуждания на жизненных путях, утраты ориентиров. Такому состоянию соответствует и скорбь, содержанием которой становится тягостное ощущение собственной греховности. В первых же строках возникает и вспоминание суда, раскрываемое чуть позднее в разговоре лирического героя с встреченным на пути юношей-ангелом: Он тихо поднял взор — и вопросил меня, О чём, бродя один, так горько плачу я? И я в ответ ему: «Познай мой жребий злобный: Я осуждён на смерть и позван в суд загробный — И вот о чём крушусь: к суду я не готов, И смерть меня страшит». |
| “От того и зависит, что в этих (западных) областях мы не видим монастырей с таким множеством братии; потому что они не поддерживаются стяжанием от своих трудов так, чтобы могли постоянно пребывать в них; а если бы как-нибудь щедрость другого и могла доставить им достаточное пропитание, то любовь к праздности и рассеянность сердца не попустят им дольше пребывать в том месте. Потому у древних отцов в Египте составилась поговорка: работающего монаха искушает один бес, а на праздного нападает бесчисленное множество бесов”. (Постановления Х:23) Восточные Отцы “думают, что чем усерднее будут к рукоделью и работам, тем больше возродится у них желание высшей чистоты духовного coзepцahuя”(IÏ12). Существует четкая взаимосвязь между готовностью к труду и подлинной ревностью к духовным навыкам: “...равно упражняя телесные и душевные сила, они уравнивают выгоды внешнего человека с пользою внутреннего, страстным движением сердца, и непостоянному волнению помыслов противопоставляют тяжесть рукоделья, как какой- нибудь твердый, непоколебимый якорь, которым можно бы удерживать рассеянность и блуждание сердца внутри келий, как в безопасной пристани” (IÏ14). Ревность к труду на деле является мерилом духовного продвижения: “...египетские отцы, наученные этими примерами, никак не позволяют быть праздными монахами, особенно молодым, рачительностью к делу измеряя состояние сердца и преуспеяние в терпении и смирении” (Х:22). Осознание этого основного принципа духовной жизни и есть то, что и в наше время делает подлинно православный монастырь “приземленным” и даже “грубым”. Послушник, воспитываемый в такой духовной атмосфере, часто чувствует себя в лихорадочном состоянии, что показывает его естественную любовь к праздности и покою. Так авва Дорофей , автор монашеской “азбуки” VI века, описывает свое собственное ученичество: “Когда я был в общежитии, игумен с советом старцев сделал меня странноприимцем, а у меня незадолго перед тем была сильная болезнь. И так бывало вечером приходили странники, и я проводил вечер с ними; потом приходили еще погонщики верблюдов, и я служил им; часто и после того, как я уходил спать, опять встречалась другая надобность, и меня будили, а между тем наставал и час бдения. |
| – Идут, идут! – кричала она. – Детки мои! Родненькие!.. В деревне мне рассказали, что женщина эта помутилась в разуме, когда узнала о расстреле своих сыновей. С этого времени во всякую погоду она выходит за околицу встречать их и каждого встречного спрашивает: – Не видали ли вы деток моих? В морозно-солнечный день я направлялся навестить один тайный монастырь. На лесной дороге встречаю трех стариков. В тулупах, бородатые, с котомками через плечо, с лесинами в руках, в валенках. Я спросил их: – Куда Бог несет? Не отвечая сразу на вопрос, приземистый, с желтым стариковским взглядом путник обратился ко мне: – Не из священников ли будешь, желанный? Я ответил утвердительно. Вопросивший меня обрадовался и с тихим довольством посмотрел на спутников. – А ведь угадал я, старики? Говорил же вам, что это батюшка! Я, желанный, – улыбнулся мне зазябшим лицом, – издали признал, что ты из духовных! Пословица-то не зря молвится: попа и в рогожке спознаешь! Подошли ко мне под благословение и стали рассказывать: – Мы, батюшка, в Москву идем!.. О Боге хлопотать! – Как так? – Да так, чтобы это Бога нам разрешили и всякие гонения воспретили… А то беда! Говорят спокойно, по-крестьянски кругло, и только в глазах их как бы блуждание и муть. – Шибко стали Бога поносить! – сказал сгорбленный старик, опираясь двумя руками на посох в страннической покорности. – Жалко нам Его… Терпеть невозможно!.. – Ведь до чего дошло?! – перебил его другой, с косыми глазами и впалыми забуревшими щеками. – Миколаха Жердь из нашего посада анкубатор для выводки цыплят сделал… из дедовских икон! Говорит Миколаха, что они, иконы-то, подходящие для этого, так как толстые, вершковые, а главное – дерево сухое!.. – А внук мой Пашка из икон покрышку сделал в своем нужнике… – задыхаясь, прошамкал беззубый тихий старик, весь содрогнувшись. Спрашиваю их: – Кому же вы жаловаться будете в Москве? – Как кому? Ленину! Ильичу то исть!.. – Да он помер… – Это мы слышали, но только не верим! Нам сказывали, что он грамоту такую объявил, чтобы не трогать больше Бога… |
| За сии благие дела, ныне получив возмездие на небесах, – блага, «яже уготова Бог всем любящим Его» ( 1Кор. 2:9 ), и насыщаясь сладким Его лицезрением, помолися Господу о земле твоей и о людях, над которыми ты благоверно владычествовал, да сохранит их в мире и благоверии, тобою преданном, да славится в них правоверие и да проклинается всякая ересь, да соблюдет их Господь Бог от всякой войны и плена, от глада, всякой скорби и напасти... 438. Незаходимая звезда, являющая солнце В ужасном положении бывает иногда странник на пути. Ночь темная, непроглядная застигает его вдали от жилищ; он сбивается с дороги, не знает, куда идти; дождь льет на него без промежутка; холод проникает в кости и кровь его; буря с каждою минутою усиливается: несчастный изнемогает, и в отчаянии и ожидании смерти падает на землю... Понятно, какою милостию Божией почтет он ту минуту, в которую буря стихнет, дождь перестанет, и перед ним заблестит звезда, являющая солнце, то есть утренняя зарница, эта предвестница дня. Подобную ночь духовную некогда провел почти весь род человеческий. Более пяти тысяч лет длилась она и держала в духовном мраке человека. Прислушайтесь, как описывает эту ночь царь и пророк Давид, говоря о народе еврейском: «Все сбились с дороги, все до одного негодны. Не стало добродетельного, нет ни одного!» Послушайте, как эту же ночь изображает святой Апостол Павел, говоря о язычниках: «Все люди осуетились умствованиями своими, и омрачилось безсмысленное их сердце... Называя себя мудрыми, обезумели... Обратили истину Божию в ложь, и поклонялись и служили твари вместо Творца» ( Рим. 1:21–25 ). Не ночь ли, в самом деле, была это? Не мрак ли это непроницаемый, среди которого неизбежны блуждания и помрачения мыслей, и всяческие неразумные деяния? Боготворя тварь вместо Творца, человек принимал призраки за действительность, ложь за истину... Каким же после сего благодеянием, какою неизреченною милостию Божией, в эту глубокую ночь заблуждений и отчаяния, явилась для рода человеческого та Звезда, которая воссияла среди мрака греховного и возвестила миру, что за Нею скоро взойдет Солнце духовное! Звездою этою была Преблагословенная Дева Мария, преднареченная в предвечной тайне Божия Совета быть Материю Сына Божия, Господа нашего Иисуса Христа, сего «Солнца правды и Света всему миру» ( Ин. 9:5 ). С какою поэтому радостию христианин должен встречать день Рождества Пресвятой Богородицы! С какою любовью и благодарностью должен он взывать к Ней, переносясь мыслию к Ее колыбели: «Радуйся, Звезда, явившая нам Солнце! Радуйся, ибо рождение Твое радость возвестило всей вселенной!» |
| — Идут, идут! — кричала она. — Детки мои! Родненькие!.. В деревне мне рассказали, что женщина эта помутилась в разуме, когда узнала о расстреле своих сыновей. С этого времени во всякую погоду она выходит за околицу встречать их и каждого встречного спрашивает: — Не видали ли вы деток моих? В морозно–солнечный день я направлялся навестить один тайный монастырь. На лесной дороге встречаю трех стариков. В тулупах, бородатые, с котомками через плечо, с лесинами в руках, в валенках. Я спросил их: — Куда Бог несет? Не отвечая сразу на вопрос, приземистый, с желтым стариковским взглядом путник обратился ко мне: — Не из священников ли будешь, желанный? Я ответил утвердительно. Вопросивший меня обрадовался и с тихим довольством посмотрел на спутников. — А ведь угадал я, старики? Говорил же вам, что это батюшка! Я, желанный, — улыбнулся мне зазябшим лицом, — издали признал, что ты из духовных! Пословица–то не зря молвится: попа и в рогожке спознаешь! Подошли ко мне под благословение и стали рассказывать: — Мы, батюшка, в Москву идем!.. О Боге хлопотать! — Как так? — Да так, чтобы это Бога нам разрешили и всякие гонения воспретили… А то беда! Говорят спокойно, по–крестьянски кругло, и только в глазах их как бы блуждание и муть. — Шибко стали Бога поноситъ! — сказал сгорбленный старик, опираясь двумя руками на посох в страннической покорности. — Жалко нам Его… Терпеть невозможно!.. — Ведь до чего дошло?! — перебил его другой, с косыми глазами и впалыми забуревшими щеками. — Миколаха Жердь из нашего посада анкубатор для выводки цыплят сделал… из дедовских икон! Говорит Миколаха, что они, иконы–то, подходящие для этого, так как толстые, вершковые, а главное — дерево сухое!.. — А внук мой Пашка из икон покрышку сделал в своем нужнике… — задыхаясь, прошамкал беззубый тихий старик, весь содрогнувшись. Спрашиваю их: — Кому же вы жаловаться будете в Москве? — Как кому? Ленину! Ильичу то исть!.. — Да он помер… — Это мы слышали, но только не верим! Нам сказывали, что он грамоту такую объявил, чтобы не трогать больше Бога… |
| Меня могут спросить, а что все же делать, если действительно несовместимость. И я отвечу. Надо разбираться в каждом конкретном случае, но твердо знать, что нравственное падение не рождает ни душевного, ни физического комфорта. Напротив, такие советы порождают еще целый ряд проблем и переживаний. Третье заблуждение. Дело в том, что половые отношения как в браке, так и в блуде в Священном Писании ассоциируются с понятием познания. Скажем, в Книге Бытия говорится: Адам познал Еву, жену свою ( Быт. 4:1 ). Но и при описании в Книге Судей изнасилования женщины говорится: Они познали ее, и ругались над нею всю ночь до утра ( Суд. 19:25 ). Познание такого рода сопряжено еще и с радостью победы и владения. Если мы внимательно исследуем пушкинскую версию Дон Жуана, то увидим поистине жуткий исход его жизни. Конец, душевный исход блудника можно обозначить через два образа – евангельский и святоотеческий: это мерзость запустения и окамененное нечувствие. И действительно – это всегда некое омертвление, пугающая пустота одиночества. Блудник – это образ духовного странничества. Недаром блудные дела называются похождениями. Блуд, блуждания, заблудший, потерянный, богоставленный – все это один смысловой синонимический ряд. И сказать просто, что Дон Жуан не прав, ибо в одной женщине – все женщины мира – это ничего не сказать. Надо было бы сказать о той духовной борьбе, которую все мы должны вести за полноту вхождения в это знание. Это откровение о той самой неисчерпаемости образа Божия в человеке, о том, что откровение и познание в браке не имеет предела. Но это опытно можно знать только Духом Божиим. В Апокалипсисе Иоанна Богослова есть два полярных образа, которые задают как бы нравственную вертикаль в отношении этой страсти. И высшим предельным образом целомудрия является Божия Матерь. Она именуется в Откровении Женой, облеченной в солнце (см.: Откр. 12:1 ). Бездну и низ изображает жена-блудница. С наговорится в Откровении, – блудодействовали цари земные, и вином ее блудодеяния упивались живущие на земле … и на челе ее написано имя: тайна ( Откр. 61, 17:2-5). Как в браке есть своя тайна, тайна благочестия, Истины и Правды, так и в блуде – есть тоже тайна, но тайна беззакония и греха. Тайна благочестия не навязывает себя, а смиренно и кротко возвышается над нами, тайна же блуда – манит, заигрывает, прельщает, обманывает, липнет. Реплика о половом воспитании |
| Примером может стать изображение четырех евангелистов (1910) художницей Н. Гончаровой. Маски вместо ликов получили святые благовозвестители для этих своих изображений – то есть, хотела того сама Гончарова или нет, утверждение затемненности света Божьего в их духовном облике. Тогда же (в 1911 году) В. Кандинский представил своего «Святого Георгия» как беспредметную композицию цветовых геометрических пятен. На этом пути подстерегает художника и соблазн мистицизма. Попытаться раскрыть сокровенную символику всех творческих эманаций, проникнуть в мистические тайны творчества, красоты, законов искусства – издавна влекло и влечет человека. И рядом, порою неотделимое от других, без- благодатное стремление проникнуть к Истине с черного хода. Путь мистических блужданий в поисках загадки неизреченного – переплетается причудливо с иными путями, создавая с ними диковинные лабиринты, и нет предела всем сочетаниям идей, образов, вопросов, загадок, образующихся на бесчисленных скрещениях. Игра этих сочетаний сама по себе способна заворожить и опьянить и без того очарованного странника. Соблазн на то и соблазн. Нельзя обойти вниманием попытку обратиться к христианскому искусству, предпринятую Н. К. Рерихом (1874– 1947), работавшим над оформлением церкви Святого Духа в имении княгини М. К. Тенишевой Талашкино под Смоленском в 1908–1914 годах. Рерих видел задачу искусства в утверждении идеи слияния человека с миром, со всею вселенной. Можно спросить: но разве не ту же идею несет в себе соборное сознание? Внешне как будто и так. Но есть сущностная разница – в отношении к личностному началу, являющемуся основою миропонимания в христианстве. Рерих тяготел к Востоку, к идеям безликого космизма, к идеям растворения личности в некой абстрактной «всеобщности». Недаром еще в раннем творчестве своем он обращался к языческой славянской древности, избегал христианских идей, а в зрелый период увлекся религиозностью восточного типа, отображая безличную Красоту в создаваемых пейзажах. Человек в его работах постепенно исчезал, уступал место холодной эстетике горных пейзажей, космической бездонности. |
| Это всегда душевное омертвление, пугающая пустота одиночества. Блудник – это образ духовного странничества. Недаром блудные дела называются похождениями. Блуд, блуждания, заблудший, потерянный, богооставленный – все это один смысловой синонимический ряд. Дону Гуану недоступны ни глубина отношений любви, ни радость от поистине духовной близости мужчины и женщины, когда возникает понимание, что в любимой женщине – все женщины мира. Ведь такого рода сознание – это плод духовной и личностной зрелости. Духовная зрелость всегда есть согласие на борьбу со своими блудными страстями. Борьбу за полноту вхождения в это сознание, которую все мы должны вести. Именно в этом сознании для нас осуществляется откровение о той самой неисчерпаемости образа Божия в человеке. Оно, это откровение о другом, в брачном союзе не имеет предела. Призывая хранить верность и любовь в браке, апостол Павел делает сравнение высочайшего порядка: Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее ( Еф. 5, 25 ; ср.: Кол. 3:19 ). Митрополит Антоний Сурожский пишет: «Любовь – удивительное чувство, но оно не только чувство, оно – состояние всего существа. Любовь начинается в тот момент, когда я вижу перед собой человека и прозреваю его глубины, когда вдруг вижу его сущность. Конечно, когда я говорю “вижу”, я не хочу сказать “постигаю умом” или “вижу глазами”, но – “постигаю всем своим существом”. Если можно дать сравнение, то так же я постигаю красоту, например красоту музыки, красоту природы, красоту произведения искусства, когда стою перед ним в изумлении, в безмолвии, только воспринимая то, что передо мной находится, не будучи в состоянии выразить это никаким словом, кроме как восклицанием: “Боже мой! До чего прекрасно!”. Тайна любви к человеку начинается в тот момент, когда мы на него смотрим без желания им обладать, без желания над ним властвовать, без желания каким бы то ни было образом воспользоваться его дарами или его личностью – только глядим и изумляемся той красоте, что нам открылась» 6]. |
| Этот иудейский искривленный мир кусался. Если не могли убить, то хотя бы изгнать в страну рабства. Но это уже было. Уже Иосиф Прекрасный был в этой стране, чтобы потом его заблудшие братья обрели действительную, а не мнимую свободу. Должны были сбыться пророчества неизменно. Но не потому, что Господь именно так хотел, но, зная наше несовершенство, судил свершиться именно так, а не иначе. Истина и Свобода начинали свой путь из дремучей темноты, из горького плена. Господь проделывал тот путь, который суждено пройти каждому человеку от тьмы к Свету. Конечно, различия между нами существенные. Бог без греха, мы же повреждены первородным грехом. Он - Спаситель, мы – спасаемые; Он – путь, мы – путники; Он – безграничное время и пространство, мы – странники во времени и пространстве. С его приходом человек обретал смысл всякого Бытия. Блуждания по языческим морям прекращались, начинался Новый духовный опыт, в котором уже не было места тщеславию и гордости, но жажда познания Нового Бытия. В волны языческого моря вошел спасительный корабль, чтобы показать нам путь к Святой Гавани. Уже в Египте Господь, будучи Младенцем, при прохождении мимо языческих капищ, одним своим явлением разрушал эти мерзости запустения. В страну рабства Христос нес свободу. В Его разрушительной силе не было ненависти: только сострадание к падшему миру, стремящегося Его уничтожить. Кстати, удивительно чутко ведет себя Иосиф, воистину представитель избранного народа. Он не спрашивает Ангела, не предъявляет претензии. Мол, почему я должен убегать из своей страны, ведь Ты, Господи, обещал, что мы будем свободны. Нет, он покорно следует Божественной воле, показывая удивительный пример послушания, тем самым, показывая, что еще не исчерпан потенциал великого иудейского народа. Однако иудейская элита неистовствовала, положив начало первомученичеству во Христе. «Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался, и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов. Тогда сбылось реченное через пророка Иеремию, который говорит: |
| Не зная научного социализма, Достоевский относился к русским революционерам 60-70-х годов предубежденно. Поэтому писатель не хотел и не смог в «Бесах» провести грань между нечаевцами и «молодыми штурманами будущей бури», о которых с восхищением писал Герцен, между революционным социализмом и различного рода мелкобуржуазными, анархическими настроениями, распространенными среди многих участников тогдашнего освободительного движения. Но он сумел во многом верно разглядеть те болезненные и опасные тенденции, которые были присущи подобным настроениям. Еще в XIX b. Достоевский сумел зорко распознать и подвергнуть в «Бесах» художественно-патологическому исследованию зачаточные, утробные формы такого явления, получившего особое распространение в условиях общественно-политической жизни ХХ в., как политическая реакция, выступающая под флагом «революции», — какими бы лозунгами, правыми или левыми, она при этом ни прикрывалась. Писатель глубоко развенчал циничный политический авантюризм и экстремизм. Не случайно в то время, как героическая революционная молодежь 70-80-х годов XIX b. и ее идейные руководители гневно отказались признать в героях «Бесов» хотя бы отдаленное сходство с нею, позднее жизненная философия героев «Бесов», их идейные блуждания вызвали пристальное сочувственное внимание всей буржуазной интеллигентной «богемы» XX в. Еще до того как были созданы «Бесы», Достоевский задумал цикл романов «Атеизм» (на последующей стадии размышлений — «Житие великого грешника»), изображающий жизненный путь и идейные блуждания современного человека, его метания между добром и злом, верой и неверием, религией и атеизмом на фоне нескольких формаций духовной жизни русского общества XIX b. Этот грандиозный замысел явился питательной почвой не только «Бесов», но и двух других, последних романов Достоевского. В «Подростке», отталкиваясь от «Детства» и «Отрочества» Толстого, Достоевский поставил задачу в противовес Толстому обрисовать сложный умственный и нравственный путь развития русского юноши из общественных низов, рано узнающего изнанку жизни, страдающего от всеобщего «беспорядка» и социального «неблагообразия». Решив вступить в поединок с враждебным ему обществом, герой романа Аркадий Долгорукий, сын дворянина Версилова и дворовой крестьянки, хочет утвердить себя и добиться признания окружающих людей, завоевав богатство и власть. Но здоровые, лучшие силы натуры помогают Аркадию преодолеть эти соблазны новой, капиталистической, эры. Знамением переходной, беспокойной эпохи являются и другие типы романа: отец Аркадия — страстно тоскующий по идеалу «русский европеец» Версилов, испытывающий чувство «любви-ненависти» к красавице Ахмаковой; крестьянин-странник Макар Долгорукий; опустившиеся дворяне-аристократы, дельцы, аферисты, страдающая и гибнущая во мраке нужды и поисках для себя новых социальных и нравственных путей русская молодежь. |
|
|
