| Как бы то ни было, в правление Бельского и Иоасафа начали давать грамоты всем городам большим, пригородам и волостям; по этим грамотам жители получали право сами обыскивать лихих людей по крестному целованию и казнить их смертною казнию, не водя к наместникам и к их тиунам. Псковичи взяли такую грамоту, и начали псковские целовальники и соцкие судить лихих людей на княжом дворе, в судьнице над Великою рекою, и смертною казнию их казнить. Князь Андрей Шуйский сведен был в Москву, остался один князь Репнин-Оболенский, и была ему, говорит летописец, нелюбка большая на псковичей, что у них, как зерцало, государева грамота. И была христианам радость и льгота большая от лихих людей, от поклепцов, от наместников, от их недельщиков и ездоков, которые по волостям ездят, и начали псковичи за государя Бога молить. Злые люди разбежались, стала тишина, но ненадолго: опять наместники взяли силу. Значит, с падением Бельского и митрополита Иоасафа приверженцы Шуйских повторили прежнее поведение в областях. Есть известие, что князь Андрей Шуйский разорял землевладельцев, заставляя их силою за малую цену продавать ему свои отчины; крестьян разорял требованием большого числа подвод для своих людей, ездящих к нему из его деревень и обратно; каждый его слуга, каждый крестьянин под защитою имени своего господина позволял себе всякого рода насилия. Насилия наместников во Пскове питались и усиливались враждою между большими и меньшими людьми. Мы видели, как сильна была эта вражда и в Новгороде во время его прежнего быта, но во Пскове в описываемое время вражда эта имела еще другое основание: старые лучшие люди, псковичи, были выведены при великом князе Василии и заменены москвичами; следовательно, к вражде сословной присоединялась теперь вражда туземцев, меньших граждан, к пришельцам незваным. Под 1544 годом летописец говорит: вражда была большая во Пскове большим людям с меньшими, поездки частые в Москву и трата денег большая. В конце 1546 года, в одну из любимых поездок своих по монастырям, Иоанн заехал на короткое время во Псков: Печерскому монастырю дал много деревень, но свою отчину Псков не управил ни в чем, говорит летописец, только все гонял на ямских и христианам много убытка причинил. |
| — Лишние уйдите! — поминутно кричала кастелянша. Это была строгая дама, своей длинной сухой фигурой и рыжеватыми буклями напоминавшая чопорную англичанку. — Mademoiselle Иванова, пожалуйте в бельевую, — торжественно возглашал швейцар, причем вызванная девочка вскрикивала и в карьере бежала переодеваться. — Mademoiselle Запольская, Смирнова, Муравьева, — снова возглашал желанный вестник, и вновь позванные мчались в бельевую. Мало-помалу класс пустел. Девочки разъезжались. Осталась всего небольшая группа. — Душка, вспомни меня на пороге, — кричала Бельская торопившейся прощаться Додо. — Как выйдешь из швейцарской, скажи «Бельская». Это очень помогает, — добавила она совершенно серьезно. — А я уж в трубу кричала, да не помогает, папа опоздал, верно, на поезд, — печально покачала головкой Миля Корбина, отец которой зиму и лето жил в Ораниенбауме. — А ты еще покричи, — посоветовала Бельская. Кричать в трубу — значило призывать тех, кого хотелось видеть. В приемные дни это явление чаще других наблюдалось в классе. Влезет та или другая девочка на табуретку и кричит в открытую вьюшку свое обращение к родным. Но на этот раз Миле не пришлось кричать. — Mademoiselle Корбина, папаша приехали, — провозгласил внезапно появившийся швейцар, особенно благоволивший к Корбиной за те рубли и полтинники, которыми щедро сыпал ее отец. К вечеру классы совсем опустели. Осталось нас на Рождество в институте всего пять воспитанниц. Кира Дергунова, Варя Чекунина, Валя Лер и мы с Ниной. Кира Дергунова, ужасная лентяйка и в поведении не уступающая Бельской, была самой отъявленной «мовешкой». На лице ее напечатаны были все ее проказы, но, в сущности, это была предобрая девочка, готовая поделиться последним. Да и шалости ее не носили того злого характера, как шалости Бельской. На Рождество она осталась в наказание, но нисколько не унывала, так как дома ее держали гораздо строже, чем в институте, в чем она сама откровенно сознавалась. Варя Чекунина, серьезная, не по летам развитая брюнетка, с умными, всегда грустными глазами, была лишена способностей и потому, несмотря на чрезмерные старания, она не выходила из двух последних десятков по успехам. Класс ее любил за молчаливую кротость и милый, чрезвычайно симпатичный голосок. Варя мило пела, за что в классе ее прозвали Соловушкой. Не взяли ее родные потому, что жили где-то в далеком финляндском городишке, да и средства их были очень скромные. Варя это знала и тихо грустила. |
| После этого разговора узник был освобожден – по словам о.Илиодора, распоряжением из Петербурга, благодаря еп.Гермогену, сообщившему «кому следует». «…поздравьте царицынскую полицию и саратовского губернатора, - смеялся иеромонах, - они арестовали Попова на три месяца, а продержали всего четыре дня!..» . Но кружку все-таки не убрал. На всякий случай. В воспоминаниях Стремоухов утверждал, что дело, возбужденное прокурорским надзором по поводу изгнания полиции из монастыря, было прекращено указанием из Петербурга . В действительности же суд состоялся 16 ноября 1911 г. Дело слушалось в камере городского судьи 3-го участка. В оскорблении полиции действием обвинялись 5 илиодоровцев - Н.П. Попов, И.И. Синицын, А.А. Жуков, А.И. Буряков и Вас. Попов. Выбраны они были, очевидно, по указаниям околоточного и одного из городовых – Старикова. Второй, Костычев, на суде никого из них не обвинил. Своим главным врагом илиодоровцы считали Бельского, ошибочно полагая, что он католик. Сам о.Илиодор выступал в качестве свидетеля. Когда он, сидя в карете перед входом в камеру, ожидал своей очереди, к нему вдруг подошел сам Бельский собственной персоной. - Зачем жалуетесь? – спросил о.Илиодор. Тот, «сконфузившись, ответил, что начальство приказало» . Тут же выяснилось вероисповедание Бельского. На суде обвиняемые заявили, что 1) выполняли приказание батюшки; 2) не прибегали к насилию, в котором их обвиняли. В свою очередь, Бельский перечислил, кто и каким образом выпроводил его из монастыря. При входе свидетеля иеромонаха Илиодора все, кроме судьи, встали. Троекратно осенив себя крестным знамением, священник поздоровался с публикой, подошел к судейскому столу и торжественно вопросил: - По какому случаю я вызываюсь в камеру? Здесь рассматривается жалоба полиции? Как будто он этого не знал! Показания о.Илиодора в общем сводились к тем же двум положениям, на которых настаивали обвиняемые. Подробно объяснив, как и почему он распорядился «попросить полицию удалиться», он изо всех сил выгораживал свою паству: «Подсудимые, мои духовные дети, не виноваты, а если кто и виноват, это я, а основательными [ли] были мои действия по поводу подозрения полиции, - это вопрос другой» . |
| Весной 1904 года художнику заказывает написать портрет государь Николай II. Император посмотрел несколько композиций, которые художник сделал с его портретов, и пожелал быть изображенным на фоне белой колоннады Александровского дворца, в форме английского драгунского полка, над которым тогда шефствовал. Художник отыскал мундир, а морской офицер К.Т. Солдатенков, похожий фигурой на императора, согласился позировать. С государем Богданов-Бельский встретился в 1906 году С государем Богданов-Бельский встретился в 1906 году. Сохранились сведения, что во время писания портрета художник рассказывал ему о жизни крестьянских детей, об их усердии в учении, о выдающемся учителе С.А. Рачинском, который уже был знаком царю по письмам Победоносцева. Портрет художник закончил в 1908 году. Тогда же состоялась последняя его встреча с государем в Петергофском дворце. Император пожал художнику руку со словами: «Очень доволен. Благодарю. Я надеюсь, что эта ваша работа будет не последней». С 1913 по 1918 год Богданов-Бельский был председателем Общества А.И. Куинджи, который в 1910 году завещал обществу свой почти миллионный капитал. На эти средства оно устраивало выставки, художественные конкурсы, награждало лучших учеников Академии художеств, помогало армии в Первую мировую войну. Значительный период творчества Богданова-Бельского был связан с Удомельским краем (Тверская область), где он проводил летнее время с 1907 года – на даче Аракчеевых в Удомле, в усадьбе Ушаковых на озере Островно, а в военный 1920 год жил на даче художников «Чайка», спасаясь от голода огородничеством и охотой. В окрестностях Удомли часто работали художники И.И. Левитан, К.А. Коровин, И.Э Грабарь, В.К. Бялыницкий-Бируля, А.В. Моравов. В Удомельском крае Богдановым-Бельским были написаны картины «Девочка с фонарем» (1908), «Дети» (1910), «Девочка среди берез» (1919) и другие. В Островно художник дружил со священником Д.М. Беневольским. Обладая прекрасным баритоном и знанием церковной службы, он пел в местной церкви, охотился на куропаток и тетеревов. |
| Из Вильно Его Высочество изволил отправиться в Гродно в тот же 14 день сего июля. Правлению Литовской семинарии, от 19 июля за 2153, о помещении учеников на полное и половинное казённое содержание в семинарии На ведомости об учениках уездных училищ Литовской епархии, удостоенных перевода в низшее отделение семинарии, – собственною его высокопреосвященства рукою записано: По ведомости сей отмечены, кого должно принять в семинарию на полное, а кого на половинное казённое содержание. Таким образом, замещены будут 55 казённокоштных вакансий. Соответственно моим отметкам, правление семинарий сделает надлежащие распоряжения, а о кандидатах, остающихся ещё под сомнением, представит мне особо с нужными справками. Правление поспешит представлением мне и ведомости, подобной настоящей, о кандидатах, имеющихся на казённокоштные места в духовных училищах. Святейшему Правительствующему Синоду, от 31 июля за 2306, с мнением по просьбе не воссоединившегося священника Григория Мицевича на счёт дозволения ему проживать в с. Даши Бельского уезда Указом, от 19 мая сего года за 4673, Святейший Правительствующий Синод требовал моего заключения по просьбе не воссоединившегося с Православною Церковью священника Григория Мицевича о дозволении ему проживать при детях в селе Даши, Бельского уезда, Литовской епархии. По истребованному сведению от местного благочинного, детей священника Мицевича не находится не только в селе Дашах, но и во всём Бельском уезде; а проживают там двоюродные его братья Православного исповедания, которые объявили благочинному, что не желают возвращения к ним сказанного Мицевича. С другой стороны сей духовный, по весьма ограниченным своим познаниям и характеру, может быть легко употреблён как орудие людьми злонамеренными; а этого надобно избегать, в испрашиваемой Мицевичем для жительства местности и при нынешних политических обстоятельствах. Эта местность прилежит к самой границе Царства Польского, и Римско-католическое духовенство в этой стране действует в отношении воссоединённого народа с большею неблагонамеренностью, нежели в других местах Литовской епархии. Посему я полагал бы полезнейшим оставить священника Григория Мицевича по прежнему на жительстве в Дерманском монастыре, или дозволить проживать по его желанию Волынской же епархии в м. Шумске на попечении тамошней помещицы. В тех местах нет воссоединённого народа, и Мицевич не может быть вреден, разумеется, при надзоре местного духовенства. Г. обер-прокурору Святейшего Синода графу Протасову, от 14 сентября за 2870, о времени выезда его высокопреосвященства для осмотра воссоединённых епархий |
| Для этой цели он был некогда жестоким гонителем Шуйских и всех своих врагов, истребителем Углича; для этой цели он сделался добродушным и милосердым, для той же цели ему опять приходилось сделаться мрачным и свирепым, потому что кроткие средства, по-видимому, не удавались. Из слуха о Димитрии он понял, что у него есть опасные враги, а у этих врагов может быть страшное орудие. Надобно было, во что бы то ни стало, найти это орудие, истребить своих врагов, или же приходилось потерять плоды трудов всей жизни. Его положение было таково, что он не посмел разглашать, чего он ищет, что преследует, какого рода измены страшится. Заикнуться о Димитрии, – значило вызывать на свет ужасный призрак. Притом Борис не мог быть вполне уверен, что Димитрия точно нет на свете. Оставалось хватать всех, кого можно было подозревать в нерасположении к воцарившемуся государю, пытать, мучить, чтобы случайно напасть на след желаемой тайны. Так и поступал Борис. Он напал на Богдана Бельского: этот человек был ближе всех к Димитрию. Сосланный при воцарении Федора, он через несколько лет был возвращен и вел себя очень сдержанно. Борис всегда считал его для себя опасным, а потому удалил из Москвы, поручив ему строить в украинских степях город Царев-Борисов. Бельский зажил там богато и содержал за свой счет ратных людей. Когда разнесся слух о Димитрии, Борис придрался к Бельскому за то, что последний, как доносили царю, произнес под веселый час такие неосторожные слова: «Царь Борис в Москве царь, а я в Цареве-Борисове!» Бельского привезли в Москву, а потом сослали куда-то в низовскую землю. Говорят даже, что Борис приказал ему выщипать его черную густую бороду, которой он щеголял. С ним вместе ссылка постигла и других лиц. След Димитрия не был отыскан. Борис принялся за бояр Романовых. Этот род был самый близкий к прежней династии, они были двоюродными братьями покойного царя Федора. Романовы не были расположены к Борису. Борис мог подозревать Романовых, когда ему приходилось отыскивать тайных врагов. |
| Вероятно, частая необычайная жажда двух самых отъявленных шалуний навела на некоторое подозрение Пугача. M-lle Арно, однако же, отпустила Бельскую, но, дав ей выйти из класса, неожиданно встала и пошла по ее следам. Весь класс замер от страха. — Что-то будет? Что-то будет? — в ужасе тоскливо повторяли девочки. А было вот что. Ничего не подозревавшая Бельская стрелою неслась по коридору и, спустившись по лестнице, побежала к стеклянной двери, за которою, по ее расчету, должны были находиться лакомства, уже принесенные Гаврилычем. Она не ошиблась: в темном углу за дверью лежал небольшой тюричек с толокном, леденцами и завернутый в мягкую обертку горячий, свежеиспеченный пеклеванный хлебец. Бельская сложила все это в карман, едва вместивший сокровища, и уже готовилась покинуть угол, как вдруг неприятный, резкий голос заставил ее вскрикнуть от испуга. Перед нею, разгневанная до последней степени, стояла Арно. — C " est ainsi, que vous avez soif (это также потому, что вы хотите пить)? — бешено крикнула она Бельской и прибавила еще строже: — Debarassez votre poche de tous les salites (достаньте из кармана все эти гадости). «Если б она знала, какие здесь вкусные вещи: горячий пеклеванник, леденцы и толокно. Это она называет salites (гадости)!» — мысленно сокрушалась Бельская. Но, очевидно, m-lle Арно не разделяла ее мнения и вкусов. Осторожно, с преувеличенной брезгливостью она извлекла двумя пальцами «tous les salites» из кармана перепуганной девочки и, держа тюричек двумя пальцами, точно боясь испачкаться, взяла другой рукой за руку Бельскую и торжественно повлекла ее в класс. «У-у, противная!» — мысленно бранилась попавшаяся шалунья, стараясь освободить свою руку из цепких пальцев классной дамы. — Mesdames, одна из ваших подруг, — начала торжественно Арно, войдя в класс и влезая на кафедру, — преступила правила нашего института и должна быть строго наказана. Таких шалостей нельзя простить! Это… это… возмутительно! — горячилась она. — Я буду настаивать на исключении Бельской, если она чистосердечно не покается и не укажет на девушку, купившую ей весь этот ужас. |
| Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей. 1 Ин. 3,15 Современный город Щёлково расположен на землях старинных деревень Щёлково, Хотово, Шелохово, и сёл: Хомутово, Амерево, Жегалово, сельца Соболево и сельца Турабьево. Первые письменные сведения о деревне Щелково относятся к 1521 - 1522 годам, когда она принадлежала боярину И.Ф. Хомутову и по его завещанию была передана Троице-Сергиевой лавре : " ...вотчину Иванову Федорову сына Хомутова в Московском уезде в Бохову стану деревню Щелково на реке на Клязьме, да тое ж деревни Щелковой полоса земли за рекою за Клязьмою и с луги, и с селища, и со всеми угодьи, и с лесы, и с ловищи и со всем с тем, что к тои деревне и к полосе исстари потягло, куда ис тои деревни соха и топор ходил, на поминок душе Ивана Федорова сына Хомутова и всем его роду... " . В 1584 году деревня Шелково упоминается в числе одного из 46 селений, которые составляли село Гребнево , принадлежавшее сподвижнику Ивана Грозного окольничему Б.Я. Бельскому, происходившему из родовых дворян. С 1611 года имение Гребнево было передано в государственную казну, а затем было пожаловано князю Дмитрию Трубецкому и принадлежало его роду до 1781 года. Затем Гребнево с деревнями и землями от Щёлкова до Трубина перешло к роду Бибиковых. С 1775 года после образования Московской губернии и ее территориального деления на пять уездов (Богородский, Бронницкий, Воскресенский, Никитинский и Подольский) щёлковские земли были отнесены к Богородскому уезду с центром в селе Рогожи, которое впоследствии было переименовано в город Богородск (ныне город Ногинск ). Богородский уезд, вплоть до 1922 года, включал в себя земли сегодняшнего Щёлковского, Ногинского, Павлово-Посадского и частично других районов. В конце XVIII века Щелково - один из подмосковных центров шелкоткачества. С 1840-х годов на левом берегу реки Клязьмы появились хлопчатобумажные фабрики и поселения при них, названные Мещанской слободой (позднее - местечко Щёлково, посад Щёлково, посёлок Щёлково, Щёлково Осеевской волости). |
| Тщательное обследование Писцовой книги Водской пятины 1500 г. дало уже нам возможность предложить на ученый суд свое мнение о погостах новгородских в нашей диссертации: «Черты Церковно-Приходского и монастырского быта в П. кн. Водской пятины 1500 г.», Спб. 1995. В настоящее время, проверив свой прежний материал вновь обследовав материал писцовых книг пятин Деревской (1495 г.) и Шелонской (отрывки, ок. 1498 г.), мы находили бы возможным поделиться со специалистами вопроса своими выводами, прежними в своих главных чертах, но новыми в своих частностях, по вопросу о новгородских погостах. В Деревской пятине мы нашли описание 61 погоста и 5 волостей (Новгор. Писцовыя книги, тт. 1 и 2). В Водской пятине – указание на 59 погостов, из коих описание двух утеряно (Новгор. Писц. книги, т. 3; Врем. Имп. Общества Ист. и Древн. кн. 11 и 12). В Шелонской пятине из 63 названий погостов и 4 – городов для нас сохранились с описанием 15 погостов и 1 город, и 3 погоста известны по отрывкам описаний. Материал, имеющийся в нашем распоряжении без сомнения настолько обилен, что мы полагали бы возможным, опираясь на него, дать возможно точный ответ на вопрос: что называлось в новгородской области погостом 1 ( и волостью). Итак, что же разумелось в конце 15 столетия под словом «погост»? Мы берем из Писцовой книги описание первого, попавшегося под руку, погоста Коломенского. Читаем: «В Коломенском погосте великого волость «новосведеная» 2 (1, 71); «в Коломенском же погосте за поместьщикы» (1, 78); «в Коломенском же погосте деревни монастырские» (1, 93); «в Коломенском же погосте деревни своеземцовы» (1, 99). Ясно, что все эти земли – оброчные, поместные, монастырские, своеземцевы описываются как составные части одной административной единицы – округа, в данном случае – округа – Коломенского погоста; и, следовательно, погост, прежде всего – административная правительственная единица, округ. В пяти случаях в Деревской пятине (Стерж, Морева, Велина, Лопастицы, Буец) в границах такого округа находились лишь вел. князя деревни, – принадлежавшие прежде одному владельцу, бывшие его волостью; за этими округами сохранилось название «волостей» и в Писцовой Книге [волости: Аркажа монастыря: 2, 689, 784, Юрьева монастыря: 2. 806, кн. Феодора Бельского: 2, 703, 736]. |
| Сергей Александрович Рачинский Сживясь душою со своими учениками, Рачинский чутко присматривался к проявлению в них талантов и талантливых учеников ставил в такие условия, при которых их дарования могли получить полное развитие. Он чутко заметил талантливость своего ученика Богданова-Бельского, который был один из первых по времени учеников татевской школы. Рачинский не щадил средств для того, чтобы подготовить своего ученика в Академию художеств и дать ему высшее художественное образование. Теперь академик Богданов-Бельский — общепризнанный художник, картины которого хранятся в лучших отечественных музеях, и несколько из этих картин воспроизводят дорогие по воспоминаниям для художника дни учения в татевской школе. Таково полотно «Устный счет», где Сергей Александрович Рачинский изображен среди школьников, решающих в уме написанную на доске задачу. Таково полотно, изображающее предпраздничную беседу в татевской школе. Многих из бывших учеников своих Рачинский вывел в священники, помогая им поступить и проходить курс семинарии и даже Духовной академии. Настоятель храма Крестовоздвиженской общины в Петербурге, законоучитель наследника-цесаревича протоиерей Васильев принадлежит к числу таких бывших учеников Рачинского. Больше всего Рачинский сочувствовал двум направлениям в среде своих учеников: учительству и священству. Поэтому он не помещал своих учеников в такие заведения, как гимназия, чтобы не отрывать их от их среды. Рачинский всячески помогал и духовно поддерживал своих бывших учеников, которые явились продолжателями его дела, то есть становились сельскими учителями. В летнее время, когда не было занятий со школьниками, он с ними занимался. Они приезжали к нему погостить и здесь пользовались его руководством и приготовлялись или к поступлению в учебные заведения, или к сдаче экзаменов на сельского учителя. Многие лица, сочувствовавшие постановке школьного дела у Сергея Александровича, просили у него дать им учителей и наблюдать за их школой. Таким образом в ближайших селах и деревнях к Татеву Рачинский открыл свыше десяти школ и в числе них три учительские двухклассные. Для этого дела требовались надежные учителя. Кроме того, требовались они и в самой татевской школе, так как силы Сергея Александровича постепенно падали. |
|
|
