| Сейчас же как-то вышло, что заговорила вновь пришедшая и выразила свою скорбь, что вот нет масла, рыбы мы никогда не видим, а спать как тяжело на соломенном тюфяке сестрам, и еще вроде этого.Как бы продолжая наш предыдущий разговор, Батюшка начал говорить:- Сила страданий не в величине самих страданий, а в том, как человек переносит эти страдания. Бывают, по-видимому, ничтожные обстоятельства, которые, однако, причиняют человеку величайшее горе, и надо сочувствовать. Один и тот же факт может причинять страдания в разной степени. Это зависит от того, как человек принимает их.Когда я получил рясофор, Батюшка Варсонофий стал строже относиться ко мне. Однажды в двунадесятый праздник я пришел к Батюшке в белом подряснике - за это Батюшка сделал мне строгий выговор. Но я не обиделся, а со смирением принял его слова.Помню еще было так. Пришел к Батюшке Варсонофию, надо было снять рясу, но повесить куда? На вешалке уже была ряса, и я не решился повесить на старческую рясу свою, а сложил свою аккуратно и положил ее на диван под вешалкой. Батюшка Варсонофий начал строго выговаривать. И замечательно, что каждый раз, когда больше всего заботился, чтобы лучше сделать, то и попадал под выговор. Слова выговора со смирением принимал и говорил только: " простите " , не обьяснял, почему это сделал. Если бы что-нибудь за это было: из монастыря удалили бы или еще что побольше, ну тогда объяснить нужно, а Батюшка Варсонофий делал выговор только для назидания. Объяснять и не надо было, потому что объяснять значит желать, чтобы твой верх был " .Когда ко мне Батюшка Никон строго отнесется, то часто после этого расскажет какой-либо подобный случай из своей жизни.9 апреля - Можно ли подчеркивать в книге то, что хочется запомнить, что к жизни моей относится? (так как еп. Игнатий говорит, что этим будешь тщеславиться).- Это частное мнение, значение всякого действия зависит от внутренних побуждений.- Отмечай.18 мая - Человек, возмущающийся пороками в мире, не выходит почему-то из него?- Ответ на это и есть в сегодняшнем Евангелии: " Не молю да возмеши их от мира, но да соблюдеши их от неприязни " . |
| На обратном пути набрали букет папоротников и красных и желтых листьев. Шли осиянные закатными лучами. На перроне станции встретил бывшего своего ученика М. Богданова, теперь художника и архитектора. Он ехал с этюдов. Видел незаконченный его пейзаж. Недурно... Перечитываю в п-ый раз «Леонардо» Мережковского. Как он мне близок теперь! Помню отчетливо свои первые переживания при чтении этого романа в 16 лет. Но надо порядочно пожить на белом свете, испытать и радость, и печаль, особенно последнюю, которой так много в каждой жизни, чтобы произведение художника говорило тебе множеством голосов и будило в тебе самые глубокие и заветные чувства. Как печальна жизнь! Как одинок мыслящий и чувствующий красоту человек! Сколько грусти и разочарований накапливается с годами! И как трудно и все же хорошо – жить!... 4.10.44 г. Сегодня с 7 до 19 ч. дежурил в РУ. Закончил «Просторы и Пределы» – главу для «Эрмитажа». Погода весь день сырая, сеял мелкий дождь. На улице грязно, но тепло. К вечеру разведрило. Проглянуло ненадолго красное закатное солнце, а сейчас (8 ч. вечера) светит полная луна из-за облаков – тоже красная... Вчера вечером узнал об аресте П.Е. Захарова. Сестра его Дора в отчаянии. После этого пошел на именины к сестре Юрочки. Было оживленно, и я совсем забыл о несчастии Захаровых. Что это, дурно или нет? Сейчас пришел с дежурства. Электричества нет. A спать как будто не хочется, хотя спал я эту ночь только 5 часов. Раздумываю: сходить к Валентину или нет? М.б., он приехал. Но идти лень, галоши из заливки еще не получил, а идти в старых дырявых галошах и ботинках неохота. Но и сидеть дома с коптилкой тоже невесело. М.б., и пойду... 13.12.44 г. Этой зимой я прочел новые главы из 3-го тома «Петра I» Алексея Толстого. Они хороши и доставили мне радость. Прочел роман Вяч. Шишкова «Емельян Пугачев». Посредственно. Очень многие страницы напоминают соответствующие из романов Данилевского. Иногда кажется, что это почти списано – до такой степени сходен сюжет, типы и даже почти выражения. Многое заимствовано из Ключевского. Пробовал читать «Давида Сасунского». Бросил. Скучища невероятная. По-прежнему для меня «Одиссея» превыше эпоса всех народов. Да и вообще фольклор скучен. Он подобен старинным, не отделанным как следует драгоценным камням. Они тусклы, неуклюжи. Таково и творение анонимных народных певцов. Культура (от colere 191 ) – в изощренности, в совершенстве выражения, а не в силе одной, если она неуклюжа и громоздка. |
| Дорога по лесу, местами еще покрытая снегом, была ужасна. Пять-шесть верст мы ехали около двух часов. Вот уже действительно пустыня – ни пешком, ни на колесах не добраться: болота, кочки, заросли, дороги никакой. Наконец показались башни и белые стены монастыря. Подъехали к святым воротам. Монастырский двор-кладбище был необширен, тих и пустынен. В центре стоял небольшой белый храм, окруженный намогильными крестами, кое-где с горящими лампадами. По мосткам прошли к игуменскому корпусу, где меня встретила маленькая согбенная старая монахиня, ласковая и приветливая. В корпусе стоял какой-то давний, уютный запах древней мебели, печеного хлеба, ладана. Тикали часы, и стояла ничем не нарушимая тишина. Монахиня пригласила меня к столу откушать, а сама пошла доложить игумении о моем приезде. Попросили меня к ней не вдруг. Я, что называется, был прилично выдержан. Ну а затем, поднявшись на второй этаж по внутренней лестнице, я увидел на белоснежной постели, у чудесного ковра на стене, красавицу игумению в белом апостольнике, большеглазую, черноокую, не молодую, но и не старую, нет, а очень моложавую, с прекрасным цветом лица. Держалась она величаво-спокойно, говорила чуть-чуть нараспев, с низкими контральтовыми нотами. Ближайший угол и стена были заняты образами. У большого Распятия горела лампада и стоял аналой. И тут я себе ясно представил сцену, о которой мне рассказывали раньше. Игумению Афанасию пригласили быть на заседании уездного исполнительного комитета. Происходило заседание в клубе, на сцене. Игумения пришла в сопровождении своей келейницы, строгая, стильная в своем монашеском одеянии и красивая. Кто-то из исполкома, нарушая неловкость, внесенную ее появлением, стараясь шутить, сказал, указывая на портрет Маркса: «А вот, матушка игумения, Маркс. Он является, собственно, учеником первого социалиста – Христа». Мать Афанасия обвела неторопливо сцену глазами и ответила: «Вот портрет ученика вы поместили здесь, а почему же нет портрета учителя?» Здоровье игумений оказалось в очень плохом состоянии. |
| Мера и умеренность определяли образ жизни и систему поведения христианских подвижников, хотя и не всегда были основополагающими в их суждениях. Если красота достаточно устойчиво выступала в Древней Руси символом святости, благочестия и в целом всего комплекса духовных ценностей, то безобразное часто служило ярким выражением анти-святости отступления от веры и т. п. Автор «Повести о белом клобуке» именно таким образом показывает безверие папы римского. За постоянные нарушения божественных заповедей он был наказан страшной болезнью, которую автор «Повести» изображает в подчеркнуто безобразном виде. «И смрад велий исхождаше от него, и черви многи искипеша ис тела его и хребет его сляче вдвое» (ПЛРД 7, 222). Здесь безобразное выступает знаком анти-ценностей, и это характерно для русской средневековой художественной культуры. В Византии, как известно, почти в таких же выражениях описанное безобразное могло служить и знаком особой святости-в случаях с аскетами и юродивыми 340 . Интересные аспекты красоты затрагивает в связи с изложением основных богословских проблем в полемике с еретиком Феодосием Косым ученый инок Отенского монастыря близ Новгорода Зиновий (скончался в 1571–1572 гг.) 341 · Вопросы красоты у него непосредственно соединены с идеей божественного творчества, в понимании которой проявились некоторые народные (почти фольклорные) представления в отношении некоторых положений христианской доктрины. Усмотрев в Боге творческую способность, христианство привлекло особое внимание своих теоретиков и к самой проблеме творчества, и к его результатам. Древнерусское эстетическое сознание, тяготевшее, как уже было неоднократно показано, к пластической конкретности и материальности, с особой остротой воспринимало и пыталось осмыслить библейскую идею творения мира из ничего, одним только словом, постоянно сравнивая опыт божественного творения с тяжелым трудом человека-творца 342 . Последний, пишет Зиновий, продолжая древнюю традицию, впервые выраженную у славян еще Иоанном Экзархом Болгарским, не может ничего создать, не имея материала, инструментов и многих помощников. |
| Наше знакомство произошло год спустя, но как – уже не помню. Мы стали бывать друг у друга, вместе читали детские книжки. Помню, он восторгался Чарской, я же пытался заинтересовать его тем, что тогда увлекало меня – полным «Робинзоном» Дефо, «Хижиной дяди Тома» Бичер-Стоу, «Доктором Безымянным» Поля д’Ивца. Последняя книга мне особенно нравилась. Я уже и тогда любил таинственное и экзотическое. Но детство в нас было еще сильно, и мы преисправно играли в солдатиков, устраивая на большом столе целые сражения, причем стреляли из миниатюрных пушек спичками и горохом, а укрепления и замки возводили из книг. Рядом с Беляевыми жила семья купцов Котельниковых, где была девочка на год моложе Сережи. Зимой мы катались у них в саду с ледяной горки, устроенной на берегу пруда, и она иногда принимала участие в наших играх. Она была красива и изящна, держалась с нами просто и мило. Как сейчас вижу ее в белой лисьей шубке с подкладкой из цветного шелка и в белом меховом капоре. Она казаласъ мне маленькой Гердой из сказки Андерсена «Снежная королева». Мы с Сережей очень ее любили и играли с ней с удовольствием. Впервые в нас, малышах, пробуждалось нечто вроде рыцарского отношения к девочке, которая казалась нам северной принцессой, и мы катали ее на санках, наперерыв стараясь исполнить все ее желания. Когда Сережа долго болел, я навещал его, читал вслух, рассказывал гимназические новости. Помню, с каким почтением и даже с оттенком некоторой боязни поглядывал я на его отца, который был для меня большим начальством в гимназии. Но он редко появлялся из своего кабинета и почти не разговаривал с нами, страдая меланхолией, которая через год развилась так сильно, что его вынуждены были уволить со службы и отправить в психиатрическую лечебницу, где он вскоре скончался... Познакомился я и с одним из товарищей Сережи – Колей Черновым. Его отец разошелся с женой, и Коля с матерью жили вдвоем. Мы вместе рисовали: он – акварелью, я предпочитал карандаш, перо и масляные краски. Но Коля еще и лепил. Помню, как он очень недурно сделал из глины статуэтку Гомера, сидящего на скале с лирой в руках. |
| 397 Как-то все светские газеты облетело известие (газетная утка) о значительном, на несколько процентов, сокращении наших монастырей; попало оно и в «Церк.-общ. вестник» А. И. Поповиц кого. В «Церк. вестнике» такого известия, заведомо ложного и совершенно невероятного, конечно, не было сообщено. Но К. П. Победоносцев , тогдашний обер-прокурор, начитавшийся разных газет и смешав «Церковный вестник» с «Церковно-общественным вестником», выразил ректору в сильных выражениях неудовольствие на «Церковный вестник» и его редактора. Это было на академическом обеде (в день акта 17 февраля). Я старался разуверить и ректора, и тут же находившегося К. П. П-ва, но едва ли мне удалось это; даже ректор говорил: «Да посмотрите хорошенько, не попало ли как в Ц.В. это известие», а К.П.П. стоял на своем, что он читал и т. д. 398 «Начальнического» в его тоне и обращении со мной было мало заметно, да и я держал себя, при всей почтительности к его особе, как человек, ему не подчиненный, что, между прочим, дал понять в самом моем костюме: был одет не в форменном, должностном виц-мундире, а в простом фраке, хотя с орденом и в белом галстуке на шее – в знак почтения к его высокому положению. Мелочь, но характерная; посоветовал ее мой тесть (тогда прот. И.В.В. был еще жив; это было незадолго до его кончины, – в том же 1881 г.). Впрочем, К. П. П-ву я был уже довольно известен, и, между прочим, именно со стороны некоторой независимости характера, по памятной ему истории (1874–75 гг.) моего отказа от приглашения вел. князя К.Н. в совет общества люб. дух. просв. А затем, за год перед описываемой аудиенцией, мы встретились (в 1880 г.) в академии на магистерском экзамене. Кстати, не впечатлением ли от упомянутого отказа отчасти объясняется более, чем внимательное отношение К.П. ко мне тогда на экзамене? Очень может быть, что этот отказ немало повысил меня в его мнении. То же сказалось, сдается мне, и в продолжительной нашей беседе у него на обер-прокурорской квартире. 399 в заметке приведены и факты, доказывающие совершенно противное тому, что утверждалось в статье «Совр. известий». Эти факты, сколько помнится, заимствованы из упомянутого гневного письма Преосв. Экзарха к Преосв. Арсению. |
| – Ох, и хитер ты был, отец Павел, – перебивает батюшку его келейница Марья Петровна. – Нет-таки к простой монахине идти! А все к игуменье, казначее! – У простых самих того..., сама знаешь, Маруся, чего! Цолковый у них, хоть и целый день ори, не выклянчишь, – отшучивается отец Павел и продолжает свой рассказ: «От казначеи – к благочинной. Сидит за столом в белом апостольнике, чай пьет. – Матушка Севастиана! – кричит ей келейница. – Павёлко пришел, хочет Христа славить. Она, головы не повернув, говорит: «Там на столе пятачок лежит, дай ему, да пусть уходит». – Уходи, – всполошилась келейница. – Недовольна матушка благочинная. И уже больше для благочинной, чем для меня, возмущается: «Ишь, сколько грязи наносил, насляндал! Половички какие чистые да стиранные! Уходи!» Развернулся, не стал и пятачок у ней брать. Ладно, думаю... Вот помрешь, по тебе тужить не буду! И в колокол звонить не пойду, так и знай, матушка Севастиана! А слезы-то у меня по щекам рекой... Обидели». Как болит душа от обиды – и что делать? «Обидели тебя – помолись быстрей за обидчика, – учил о. Павел, став уже седовласым старцем. – Ведь обижающий тебя причиняет самому себе гораздо большее зло». Но кто знает, что ближе к Господу – с годами выстраданная мудрость или детское «и в колокол звонить не пойду»? «А с колоколом связано почему? – продолжает о. Павел. – Это был еще мой доход в монастыре. Умирает, к примеру, мантийная монахиня. Тут же приходит гробовая – Фаина была такая, косоротая – опрятывать тело усопшей, после чего, облачив, кладут в гроб. Нам с Фаиной оставляют мантейку от облачения усопшей, и мы идем с нею на колокольню. Час ночи или час дня, ветер, снег или дождь с грозой: «Павёлко, пойдем». Забираемся мы на колокольню, ночью звезды и луна близко, а днем земля далеко-далеко, Молога как на ладошке лежит, вся, словно ожерельями, обвита реками вокруг. Летом – бурлаки по Мологе от Волги баржи тащут, зимой – все белым-бело, весной в паводок русла рек не видать, лишь бескрайнее море... Гробовая Фаина обвязывает мантейкой язык колокола, того, что на 390 пудов. Потянула Фаина мантейкой за язык – бу-у-м-м, и я с нею – бу-м-м! По монастырскому обычаю, на каком бы кто послушании ни был, все должны положить три поклона за новопреставленную. Корову доишь или на лошади скачешь, князь ты или поп – клади три поклона земных. Вся Русь так жила – в страхе перед Богом... |
| Торгово-промышленное развитие В середине XVI в. века англичане и голландцы открывают Северный морской путь и попадают к берегам России на Белом море. Для России, отрезанной в это время от морей, появляется возможность водного сообщения по Сев. Двине и Сухоне и далее, сухопутным путем до Москвы. Интенсивная торговля, деловые связи приводят к расцвету городов, расположенных на этом пути. Быстрыми темпами развивается Вологда, большое значение приобретает и Устюг, в котором к Северному пути присоединились дороги из Сибири и Урала. Несмотря на разорения Вологодского края в Смутное время (1606-1613 гг.) благосостояние этих земель быстро восстанавливается и растет. В течение всего XVII в. интенсивность товарообмена через систему Двина-Сухона-Вычегда увеличивалась. Возможности широкой торговли резко усилили мощность основных производств. Значительные залежи железной руды определили значение Устюжны Железопольской, как одного из значительных перерабатывающих центров кузнечных промыслов и оружейного дела. Были известны также тотемские соляные промыслы. Благоприятные почвенно-климатические условия Вологодской губернии способствовали выращиванию льна, культивировавшегося на Севере еще с XII века. Сырье, в основном из восточных уездов, поступало на знаменитую в губернии мануфактуру, основанную купцом из Никольска Я.Грибановым в селе Красавино Устюгского уезда. Очень показательно для роста благосостояния края каменное строительство. Если в XVI в. мы знаем каменные сооружения только по одной постройке в Вологде, Белозерске и Устюге (не считая монастырей), то в XVII в. к ним добавляется Тотьма, Устюжна, причем в каждом городе строится от двух до 8 каменных церквей. Во главе экспедиций, открывавших и исследовавших отдаленные территории Сибири, Дальнего Востока и Тихоокеанского побережья стояли вологодские первооткрыватели и землепроходцы: С.И. Дежнев, Е.П. Хабаров, В. Атласов, В. Шипов, И.А. Кусков. На процветании Вологодского края отрицательно сказались административные меры Петра I по секуляризации церковных земель и указы, которыми в 1718-1722 гг. потоки товаров были направлены в Петербург. Торговое значение Архангельска резко упало, а вместе с ним упало и значение городов на Двинско-Сухонском пути. Чуть меньше от этих указов пострадало состояние товарооборота на верхнем участке пути (Устюг-Вологда), куда приходили дороги с Урала и из Сибири, однако к концу XVIII в. и ее значение уменьшилось. Даже отмена в 1766 г. этих указов не привела к серьезному оживлению торговли — XVIII в. можно назвать «застоем» в жизни Севера. |
| Жара, пыль, ноги едва идут. Вот широкая площадь, белое здание гостиницы. Все подкатывают со звоном троицкие извозчики. А мы еще все плетемся — такая большая площадь. Мужики с кнутьями кричат нам: — В Вифанию-то свезу!.. к Черниговской прикажите, купцы?..Лошади нам мотают головами, позванивают золотыми глухарями. От колясок чудесно пахнет — колесной мазью и кожами, деревней. Девчонки суют нам тарелки с земляникой, кошелки грибов березовых. Старичок гостинник, в белом подряснике и камилавке, ласково говорит, что у преподобного плакать грех, и велит молодчику с полотенцем проводить нас " в золотые покои " , где верховой из Москвы остановился.Мы идем по широкой чугунной лестнице. Прохладно, пахнет монастырем — постными щами, хлебом, угольками. Кричат из коридора: " Когда же самоварчик-то? " Снуют по лестнице богомольцы, щелкают у дверей ключами, спрашивают нашего молодчика: " Всенощная-то когда у вас? " У высокой двери молодчик говорит шепотом: — Не велели будить ко всенощной, устамши очень.Входим на цыпочках. Комната золотая, бархатная. На круглом столе перед диваном заглохший самовар, белорыбица на бумажке, земляника, зеленые огурчики. Пахнет жарой и земляникой и чем-то знакомым, милым. Вижу в углу, у двери, наше кавказское седло — это от него так пахнет, — серебряную нагайку на окошке, крахмальную рубашку, упавшую с кресла рукавами, с крупными золотыми запонками и голубыми на них буквами, узнаю запах флердоранжа. Отец спит в другой комнате, за ширмой, под простыней; видно черную от загара шею и пятку, которую щекочут мухи. Слышно его дыханье. Горкин сажает меня на бархатное кресло и велит сидеть тихо-тихо, а проснется папашенька — сказать, что, мол, Горкин в баню пошел перед говеньем, а после всенощной забежит и обо всем доложит. — Поешь вот рыбки с огурчиком, заправься... хочешь — на диванчике подреми, а я пошел. Тихо смотри сиди.Я сижу и глотаю слезы. Под окном гремят бубенцы, выкрикивают извозчики. По белым занавескам проходят волны от ветерка, и показывается розовая башня, когда отдувает занавеску. |
| Однако Бог ссудил иначе. Как вспоминал Тальберг, " этим истинно благородным людям суждено было соединиться лишь для того, чтобы вместе погибнуть " . В день взятия Киева петлюровцами, брошенного военным командованием гетмана П.П.Скоропадского, граф Келлер предпринял попытку совместно с русскими офицерами с боем выйти из города. Вместе с графом Келлером пытался собрать в Киеве отряды русских офицеров, брошенных скрывшимся начальством на произвол судьбы и полковник А.А.Пантелеев. Однако пробиться из-за малочисленности отряда не удалось. Потерпев неудачу, Келлер отказался от предложения германских войск вывести его из Киева и удалился в гостиницу при Михайловском монастыре, где и был арестован петлюровцами. Имевшие возможность скрыться адъютанты графа - полковник А.А.Пантелеев и ротмистр Н.Н.Иванов предпочли остаться при своем начальнике и сознательно принести себя в жертву воинскому долгу и дворянской чести. " Верный своему долгу, полковник Пантелеев не оставил своего начальника до последней минуты, хотя имел полную возможность спастись " , - отмечал в эмиграции Тальберг. 8/21 декабря 1918 года в 4 часа утра Андрей Андреевич Пантелеев вместе с графом Келлером и ротмистром Ивановым были подло убиты петлюровцами выстрелами в спину на Софийской площади Киева рядом с памятником Богдану Хмельницкому. " Боже Правый! Сколько невозродимых, страшных жертв понесла Императорская Российская Армия! Почти все храброе, почти все лучшее погибло - на радость врагам и злодеям - и усеяло своими костями великое поле междоусобиями и взаимными истреблениями... " , - напишет в очерке, посвященном графу Ф.А.Келлеру и полковнику А.А.Пантелееву в монархическом журнале " Двуглавый орел " Тальберг. Что же касается отца А.А.Пантелеева, - Андрея Васильевича, - то он, встретив революцию в чине тайного советника, тоже по мере своих уже не молодых сил, не остался в стороне от участия в Белом движении. Проработав долгие годы после выхода в отставку в Ведомстве Императрицы Марии Федоровны, он нашел себе применение в ведомстве Министерства просвещения учрежденного при Вооруженных силах Юга России. С поражением Белого дела Андрей Васильевич эмигрировал в Болгарию, правительство которой назначило ему небольшую пенсию. Скончался он в Софии 17 сентября 1938 года. |
|
|
