| Церковь не стала спорить с убеждением в том, что именно человек и есть та живая нитка, на которую нанизаны и которою скреплены створы вселенной. Церковь не стала спорить с этой человеческой потребностью: через молитву соединять перепады времен. Она просто исправила образ этих молитв. Вместо бога солнца – Митры – она предложила в этот переломный день, день возрождающегося света, молиться " солнцу правды " – Христу. Позже и в другой культуре другой солярный культ – славянская языческая масляница (блин это символ солнечного круга) – был переосмыслен как часть подготовки к Пасхе, как вхождение в Великий Пост. Смысл этой педагогики понятен: надо ослабить бытовое общение новообращенного христианина с его еще языческими соплеменниками и соседями. Желательно – через разрыв праздничного общения. " Установить христианский праздник в день праздника языческого значило созвать христиан в церковь и поставить их под влияние таких воспоминаний, что для многих становилось потом психологически невозможно участвовать в языческих праздниках. Кто утром слышал о том, что среди шумного пира повелено было усекнуть голову большего из рожденных женами, у того язычески новогоднее настроение было уже на весь день испорчено " . Итак, даже языческие праздники Церковь смогла подбирать и переосмыслять (а языческие храмы – переосвящать ). Да и сам " день св. Валентина " был установлен для того, чтобы " перебить " языческие привычки. В эти дни в Риме праздновались так называемые " луперкалии " (от lupus – волк). В святилище, устроенном в пещере на склоне Палатинского холма и называемом Луперкал, совершалось жертвоприношение: жрецы— " луперки " закалывали козу (животное, самое приятное на вкус для волка) и собаку (животное, наиболее ненавидимое волком). Затем к алтарю подходили двое обнаженных юношей (они тоже назывались луперки), и каждый из двух жрецов, совершивших жертвоприношение, прикладывал окровавленный нож ко лбу одного из луперков, а потом вытирал его белой шерстью козы. Потом закланных животных свежевали и из их шкур нарезали узкие ремни, называемые " фебруа " . Оба луперка подпоясывались таким ремнем, зажимали в руках связки остальных ремней, выбегали нагими из пещеры и начинали ритуальный бег вокруг Палатинского холма, стегая ремнями всех попадавшихся на их пути. От этих ударов не только никто не уклонялся, но наоборот – женщины и девушки с веселым смехом подставляли луперкам спину, плечи и грудь: считалось, что это дает удачу в любви, делает счастливым брак и гарантирует обильное потомство . |
| " Говорил, что как сатана превращался иногда в ангела света, так и Иоанн не есть то, чем кажется: называл его не только подобным сатане, но самим нечистым демоном, извергающим грязный поток слов " (Факунд о содержании письма Феофила). Иероним перевел это письмо с греческого на латинский и находил в нем даже " красоты стиля " . Вообще " Апология против книг Руфина " и вся эта история с Оригеновой ересью лучше всего доказывают, как тщетно было для Иеронима искать где бы то ни было покоя и забвения " . Стих из Горация, однажды приведенный им: Небо, не душу меняет, кто бег свой направил за море, оправдался прежде всего на нем самом. В Вифлееме, как и в Риме, его душе ближе всего отвечала стихия πλεμος. Недаром Иероним писал Августину: " Мы, хотя и в монастыре заключенные, со всех сторон однако сотрясаемся волнениями " . X Но эта страстная, часто терявшая меру, душа знала, конечно, и минуты затишья, минуты светлого покоя и почти нежности. Ими преимущественно обязан был Иероним Евстохии и Павле. Мы уже видели свидетельство отшельника о ежедневной переписке с ними. Одного его (этого свидетельства) достаточно, чтобы понять, какова должна была быть привязанность друг к другу этих людей, заброшенных так далеко от родины и — как они, вероятно, чувствовали — безвозвратно. Для женщин было дорого и значительно каждое слово учителя. Они жили почти исключительно интересами святого. Так же, как и он, они изучили еврейский язык, чтобы с ним вместе петь в оригинале псалмы. Естественно, что и сам Иероним платил им в свою очередь участием и вниманием. Целый ряд богословских трудов его посвящен Павле и Евстохии, вместе или порознь. Он, правда, чувствовал некоторую неловкость этого подчеркнутого расположения к женщинам, но с другой стороны не мог не уважать бесконечно их подвига, не мог не видеть, до чего безраздельно их души отдались тому служению, которое приняли на себя однажды. " О, стыд! Слабейший пол побеждает мир, а сильнейший побеждается миром, Женщина — вождь в этом деле... |
| Древний город словно вымер, Странен мой приезд. Над рекой святой Владимир Поднял черный крест. Липы шумные и вязы По садам темны, Звезд иглистые алмазы К Богу взнесены... Стихотворение 1921 года написано в Петрограде, что уже само по себе свидетельствует, какое глубокое значение имели для нее киевские святыни. В одной из бесед она назовет Святую Софию и место захоронения киевских князей Михайловский монастырь «оплотом борьбы с дьяволом ». В данном стихотворении запечатлен образ софийской Богоматери «Нерушимая Стена», которая, как и колокольный звон самого большого софийского «колокола Мазепы», естественно, и были оплотом в этой борьбе. Земной отрадой сердца не томи, Не пристращайся ни к жене, ни к дому, У своего ребенка хлеб возьми, Чтобы отдать его чужому, И будь слугой смиреннейшим того, Кто был твоим кромешным супостатом, И назови лесного зверя братом, И не проси у Бога ничего. Декабрь 1921, Петербург Уводили тебя на рассвете, За тобой, как на выносе, шла, В темной горнице плакали дети, У божницы свеча оплыла. На губах твоих холод иконки, Смертный пот на челе... Не забыть! Буду я, как стрелецкие женки, Под кремлевскими башнями выть. Осень 1935, Москва Впервые: в составе поэмы «Реквием» (Мюнхен, 1963). Написано после ареста мужа Анны Ахматовой Н.Н. Пунина и ее сына-студента Льва Гумилева. Заклинание Из высоких ворот, Из заохтенских болот, Путем нехоженым, Лугом некошеным, Сквозь ночной кордон, Под пасхальный звон, Незваный, Не суженый, – Приди ко мне ужинать. 15 апреля 1936 Стихотворение датировано днем пятидесятилетия Николая Гумилева. Впервые опубликовано в предсмертном сборнике «Бег времени» (1965), но с датой – 1935. Анна Ахматова не раз прибегала к такой вынужденной «ложной датировке», чтобы спасти стихи. Уложила сыночка кудрявого И пошла на озеро по воду, Песни пела, была веселая, Зачерпнула воды и слушаю: Мне знакомый голос прислышался, Колокольный звон Из-под синих волн, Так у нас звонили в граде Китеже. Вот большие бьют у Егория, А меньшие с башни Благовещенской, |
| Когда так уже весь Великий Пост заканчивался, возвращались монахи в монастырь к Воскресению последнему перед Пасхой, когда Церковь приняла праздновать Предпразднство Пасхи или Цветоносие (что у нас с вами называется Входом Господним во Иерусалим и Вербною неделей). Каждый тогда возвращался, имея свидетелем пустынных своих трудов совесть свою, знающую, что он соделал. И отнюдь никто не спрашивал другого, как и каким образом совершил тот подвиг труда. Таков был устав монастыря того. Тогда и Зосима, по обычаю монастырскому, переправился через Иордан, совсем немного неся с собою пищи ради потребности телесной и одежду, в которую был одет. Совершал же он свое молитвенное правило, идя по пустыне и вкушая по нужде пищу. Сна же имел мало, ночью немного почивал, к земле приклоняясь и садясь там, где заставала его ночь. И вставая весьма рано, снова шел. Желал же он проникнуть во внутреннюю пустыню, надеясь найти некоего из отцов, там подвизающихся, который мог бы принести ему духовную пользу. И приложилось ему желание к желанию. Идя двадцать дней, остановился он немного в пути, и, обратившись на восток, пел Час шестый, творя обычные молитвы: он немного останавливался в путешествии своем, при пении и поклонах каждого часа. Когда же он стоял и пе л, увидел он направо от себя как бы тень человеческого тела, сначала устрашился, думая, что это привидение бесовское, и, придя в трепет, осенил себя крестным знамением, и, страх отложив, уже оканчивая свою молитву, поглядел в южном направлении, и увидел некоего человека идущего, нагого телом, черного от солнечного загара. Волосы у него на голове были белы, как снег, и коротки, достигая только до шеи. Увидя сие, Зосима начал бежать в ту сторону, радуясь радостью великою, ибо не видел в те дни ни человека, ни какого-либо животного. Когда же то «видение» увидело Зосиму, издалеча идущего, начало бежать с поспешностью во внутреннюю пустыню. Зосима же, как бы забыв свою старость и тяжесть путешествия, быстро бежал, желая догнать «бежащее», и так этот догонял, а тот убегал, но бег Зосимы был скорее того «бежащего». Когда же Зосима приблизился настолько, что можно было уже слышать его голос, начал он вопить со слезами, говоря: «Зачем бежишь от меня старца грешного, раб Истинного Бога, Коего ради и в пустыне сей живешь? Подожди меня, недостойного и немощного. Подожди, ради надежды воздаяния Божия за твои труды. Стань, и подай мне, старцу, молитву твою и благословение, ради Бога, Который никого не возгнушался». |
| Сегодня день Ленина и все отдыхают. Наши войска взяли Варшаву, Лодзь и Краков. Появилось Кенигсбергское направление. 3 марта 1945 г. Всю эту неделю не ходил в школу. Написал письмо Лене и Яковенко. Отец приехал из Старого Крыма, где наголодался и просит помощи, а помочь нечем. Сегодня работаю вечером. 3 мая 1945 г. Вчера и позавчера праздновали. Все время был с Колей, учили физику. Анатомию сдал на четыре. Коля учил меня танцевать. Он вскружил мне голову Бакинским училищем и теперь я мечтаю попасть туда. Вчера в 11 ч. 5 мин. вечера сообщили о взятии Берлина. Наши войска соединились с союзниками. 12 апреля умер Рузвельт. Сегодня сообщили, что Гебельс и Гитлер застрелились. В Италии немцы капитулируют. В общем война в Европе идет к концу. Отец все сидит. На фабрику пришел американский дизель и уже стоит на ремонте, поплавились подшипники. В военкомате занятия кончились. С 8 апреля по 28 был на облаве. 29 на фабрике был вечер. 13 мая 1945 г. Наконец мы победили и война окончилась. 9-го пала последняя столица, которая еще была у немцев: Прага. 9-го был парад, мы с утра поехали за цветами, узнал я о конце войны примерно в 7 утра. Сейчас идет разоружение остатков немецких войск. Я опять работаю в гильзовом на подъемной машине и мимоходом учусь регулировке. 6-го был в военкомате, сдавали нормы по ГТО: гранату, прыжки, бег на километр. ЗА ЛИНИЕЙ ОГНЯ. ДНЕВНИК КОЛИ УСТИНОВА Этот короткий дневник - хроника Колиного превращения из мальчика в мужчину. Вот он, 12-летний, ныряет с причала во Владивостоке, купается с мальчишками в море - и вот уже бороздит океан, он - юнга «огненных рейсов». И неважно, по зову ли сердца пошёл он тогда в порт в надежде, что его, салагу, безотцовщину, возьмут в море, или просто от голодухи... Дневник Коля вёл и в плавании, но тогда помполит отобрал записи: по закону военного времени это каралось... Вот что осталось за кадром: Николай Устинов стал участником международных конвойных рейсов и одиночного плавания, в будущем дорос до капитана. Он доставлял стратегические грузы из стран-союзниц - под огнём противника. Побывал в Ванкувере, Олимпии, Сан-Франциско, Сиэтле, Портленде, Майами... После войны ходил в Корею и Китай. Учился в Одесской мореходке, окончил Владивостокское училище. Полвека трудился в Сахалинском морском пароходстве. Окончил исторический факультет. У Николая Васильевича Устинова - две дочери, четверо внуков и 41 награда. Самая дорогая - за те годы, что ходил юнгой палубным, защищая страну. |
| Справа показались первые полки чела — серединного и главного строя русских войск. Смоленские воеводы — Конраш Белый и Лукоша Великан — встречали Александра вместе с Яковом Свистуном и старым полоцким боярином Раздаем. Некоторое время они сопровождали Александра, объезжающего полки. — Не посрамим славы Русской! — кричал Александр смолянам и полочанам. — С нами Бог, разумейте языцы! Далее начинались новгородские полки — самая середина чела, войска, предназначенные для главной цели — принять на себя мощный удар, стоять крепко, насмерть, разбить свинье рыло и голову. Медленно отступать, окружая немецкий клин, чтобы потом только Александр мог бросить свинье в бок и в окорок правое крыло, скрывающееся на льду Сиговицы, на островах Городце и Озолице. Первыми его встречали полки Сбыслава Якуновича и Романа Болдыжевича. — С нами Бог, братья! Настал час постоять за веру Православную! — крикнул им Александр. Он скакал мимо полков и внимательно вглядывался в мелькающие лица тех, многим из которых суждено было погибнуть вскоре. Передние ряды, несомненно, были обречены на смерть, и оторопь взяла Ярославича — бодрые и веселые стояли перед ним еще живые люди, но почитай — уже мертвецы. — Слава князю! — кричали они ему. А он хотел обнять их всех и тосковал от того, что сие было невозможно. Мощное и щетинистое пешее войско, выдвинутое чуть вперед для начальной битвы, встречало его. Он чуть замедлил бег коня, чтобы увидеться и проститься с ними. Впереди всех, как скала, возвышался Невский отличник — Миша Дюжий. Рядом с ним стояли не менее крепкие и широкоплечие великаны — Доможир и Жидята, предводители самого могучего пешего воинства на Руси. — Слава Господину Великому Новгороду! — крикнул им Александр. — Бог да укрепит мышцу вашу! Он взбоднул Аера и поскакал быстрее, но, доскакав до полков Гаврилы Олексича, остановился и повернул коня лицом к западу. Немецкая свинья уже двигалась, приближаясь к нам. Можно было различить ее рыло и голову, знамена впереди идущих ритарей. И оторопь брала от вида этого могучего воинства. |
| а злата— не отдам!» (3,167). Что ни слово— ложь. В 1923 году было написаны «Строки охальные про вакханалии пасхальные», с призыванием: Чем ждать Христов в посте и вере— религиозную рухлядь отбрось гневно да так зарабатывай— чтоб по крайней мере разговляться ежедневно (3,176-177). А что же тогда— не по крайней мере? Ненавистное прежде поэту— «жрать»? Вскоре новый призыв: «Не для нас поповские праздники» (1923). Содержание нетрудно угадать по названию. Разухабистый тон обычен для всех антирелигиозных агиток Маяковского. Агитпоэма «Обряды» (1923) призвана опорочить в сознании народа совершение таинств. Вот название некоторых глав: «Крестить— это только попам рубли скрести» (3,274), «От поминок и панихид у одних попов довольный вид» (3,283) и т.д. Следом появляется ещё одна агитпоэма— «Ни знахарь, ни бог, ни ангелы бога— крестьянину не подмога» (1923). Стихи сопровождались карикатурными рисунками автора. И много ещё подобного сочинил. Незадолго до смерти Маяковский пишет одну из самых гнусных по тону антирелигиозных агиток «Надо бороться» (1929). Одновременно он не устаёт повторять о необходимости «новой религии». В стихотворении с примечательным названием «Наше воскресенье» (1923) утверждает: Ещё старухи молятся, в богомольном изгорбясь иге, шаги комсомольцев гремят о новой религии. О религии, в которой не бог начертал бег, а, взгудев электромоторы, миром правит сам человек (3,182). Это, впрочем, давно уже всем знакомые песни. Заурядный гуманизм. Откровенное торжество первородного греха. Сам того, вероятно, не подозревая, Маяковский следовал мысли Чернышевского о необходимости приспособлять церковные здания для новых нужд. Посетивши в Париже Notre Dame, он тут же начал примериваться, как бы превратить собор в рабочий клуб: Я взвесил всё и обдумал,— ну вот: он лучше Блаженного Васьки. Конечно, под клуб не пойдёт— темноват,— об этом не думали классики. Не стиль... Я в этих делах не мастак. Не дался старью на съедение. Но то хорошо, что уже места Готовы тебе для сидения. |
| Чем же отвечали на слово ангельское мироносицы? Страхом и радостью. Трепетало бренное естество от непривычного соприсутствия миру духовному, а сродный сему дух торжествовал. Но и то, и другое чувство вело к одному и тому же последствию, – скорейшему выходу духовидиц из пещеры. Исшедше из нее скоро, они бежали. Я видел воображением их испуганные и вместе радующиеся лица, освещенные восшедшим уже солнцем, их открытые для неудержимого слова, но безмолвные, уста, их бег спешный и неровный, не управляемый волей, их уже безвременно печальные одежды, их уже не нужное более миро… Я за них трепетал от радости, предвидя близкую встречу их с Господом. Взор мой проникал сквозь стену алтаря соборного, следя за бежавшими образами благовестниц воскресения. Но, у меня не достало ни сил, ни дерзновения живописать образ Самого Воскресшего, в славе Его Божества, под покровом прославленной плоти. Достаточно было для меня и одного Его тихого и прознающего сердце слова: радуйтеся. Полагают, что местом явления Иисуса Христа мироносицам был нынешний алтарь соборной церкви. Таким образом, первую речь Воскресшего можно бы было слышать с Голгофы, если бы было кому слушать ее в тот, чрезвычайный для нас, необыкновенный для земного Иерусалима, день. Блаженные боговидицы не испытывали Явившегося им ни взором, ни мыслью, а только поклонились Ему до земли, обняв ноги Его. Но прикосновение к стопам Господа показало ученицам, что Учитель уже не принадлежит чувственному миру и они снова поддались тягостному чувству страха. Господь сказал им: не бойтеся, и повелел идти с вестью о Себе к братьям, – апостолам… Тихое умиление наполнило душу мою. Светлые образы, вызываемого перед взор мысли, давно минувшего исчезли. Стена и мрак одни были передо мной в действительности! Оставалось припомнить вечноблажащее слово Господне: блажени не видевшие и веровавшие и помолиться о том, чтобы Принявший, всякую власть на небеси и на земли, не отринул и моей духовной бедности от лика своих «братий», – не исключил из Своего царства, – единого для всех, – и для мироносиц, и для апостолов, и для боголюбивых строителей святого храма сего, сберегших в стенах его для потомства драгоценнейшую святыню земли, и для отцов наших, и для нас, и для отдаленнейших родов человечества! Глубоко трогательное явление Господа Магдалине, бывшее у самого Гроба, я переводил через сознание и сердце в минувшую ночь, когда стоял на месте мироносицы, и подобно ей, приникал внутрь светосиянной пещеры. |
| Некоторые православные храмы и обители в Косово были уничтожены, например старинный монастырь Девич в Дренице в октябре 1941 г. оказался сожжен и разрушен, а его имущество конфисковано, при этом албанцы разбили ковчег с мощами св. Иоаникия. Был убит один из насельников этой обители - монах Дамаскин (Боскович). Осенью 1941 г. албанцы также убили священника Андрея Поповича и монаха Никодима (Радосавлевича) из монастыря Гориоч. В дальнейшем церковь этого монастыря служила тюрьмой в ходе массовых арестов сербов. Были разрушены и все монастырские храмы и церкви сербских переселенцев между Призреном и Джаковицей, ограблены и частично взорваны монастыри Грачаница, Соколица и св. Марка в Корисе. При этом частично пострадали и храмы в населенных пунктах, где проживали сербы-старожилы. Всего в Косово и Метохии в период войны были сожжены и разрушены 26 церквей и монастырей. [xxxi] Число же убитых православных священнослужителей составляет 14 человек (кроме того от рук албанцев погибла монахиня Пелагея из монастыря Сопочана). Так, например, 28 ноября 1942 г. в Косовской Митровице были расстреляны священники Чедомир Бачанин и Тихомир Попович, 21 февраля 1943 г. убиты во время совершения литургии в своей церкви священники Урос Попович и Лука Попович из Тутина и т.д. В 1944 г. погиб в Албании настоятель Печского монастыря архимандрит Йован (Зечевич); он был арестован в 1942 г., заключен в Тиранскую тюрьму, освобожден через год, некоторое время жил в албанском монастыре вблизи Фарны, где оказался вновь схвачен и убит балистами. Некоторые священнослужители оказались вынуждены бежать из края или выкупать свою жизнь, в частности, игумен монастыря Грачаница был оценен в 100 тыс. динар. [xxxii] Однако большинство храмов уцелело, сербские священники - пенсионеры, вдовы и сироты даже некоторое время - до 2 июля 1942 г., как и раньше, получали пособия. Албанский комиссар в Призрене Фези бег Али потребовал, чтобы все сохранившиеся православные общины вошли в состав Албанской Церкви. Желая спасти епархию от дальнейшего разгрома, епископ Серафим и призренское духовенство фактически выполнили это требование. Тех же сербских священников, кто не хотел подчиниться Албанской Церкви, арестовывали и отправляли в лагерь на итальянский остров Устика, а их храмы закрывали. [xxxiii] |
| Счастье вечной жизни и будущего пребывания с Богом в Царствии Небесном является ни с чем не сравнимым даром человеку, что должно приобретаться за великие подвиги – преодоление искушений и соблазнов при длительном испытании души человеческой. «Если бы не было искушений, никто бы не получил Царства Небесного» (преподобный Антоний Великий ). Лишь путем преодоления искушений и соблазнов в христианине умножается опытность и духовная сила. Сатана и его воинство в течение тысячелетий не устают изощряться в искушениях людей – каждой человеческой души. Одним из типичных видов мысленных искушений является беспокойство за обеспечение себя и своих ближних, недовольство своим материальным положением; одним из мысленных искушений является сожаление: «Как жаль, что так получилось». Также ловит нас лукавый бесплодными самоукорениями: «Зачем я сделал так?» В житейских делах самоукорение вредно. Если мы ошиблись, то и это, надо думать, случилось не без Промысла Божия, чтобы смирить нас. Даже премудрый Соломон не считал, что способности человека могут влиять на житейские дела. Он пишет: «И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным достигается успешный бег, не храбрым – победа, не мудрым – хлеб, и не у разумных – богатство, и не искусным – благорасположение, но время и случай для всех их» ( Еккл 9,11 ). Итак, все зависит от Бога. Мы забываем в делах сначала внимательно помолиться Богу Есть и еще случай, когда мы искушаемся и когда надо быть очень внимательным к себе. Это совершение какого-либо доброго дела. Диавол в этих случаях более, чем обычно, злобится на нас и старается на нет свести результаты нашего дела, испортить его каким-нибудь проступком невоздержания. Иногда мы желаем потщеславиться, а иногда осуждаем того, кому даем. Игумения Арсения: «Ко всякому доброму чувству враг примешивает свою отраву, так и к сокрушению о грехах – отчаяние, и к любви – сладострастие, к отречению от мира – холодность к людям. Только при молитве именем Господа Иисуса Христа, произносимым с верою, этот яд отделяется». |
|
|
