Но меня уже не интересовала склока. Вытирая потный лоб, я стоял у рампы, смотрел, как художница из макетной – Аврора Госье – ходила по краю круга с измерительной рейкой, прикладывала ее к полу. Лицо Госье было спокойное, чуть печальное, губы сжаты. Светлые волосы Госье то загорались, точно их подожгли, когда она наклонялась к берегу рампы, то потухали и становились как пепел. И я размышлял о том, что все, что сейчас происходит, что тянется так мучительно, все получит свое завершение… Склока меж тем кончилась. – Давайте, ребятушки! Давайте! – кричал Стриж. – Время теряем! Патрикеев, Владычинский, Скавронский уже ходили по сцене меж бутафорами. На сцену же проследовал и Романус. Его появление не прошло бесследно. Он подошел к Владычинскому и озабоченно спросил у того, не находит ли Владычинский, что Патрикеев очень уж злоупотребляет буфонными приемами, вследствие чего публика засмеется как раз в тот момент, когда у Владычинского важнейшая фраза: «А мне куда прикажете деваться? Я одинок, я болен…» Владычинский побледнел как смерть, и через минуту и актеры, и рабочие, и бутафоры строем стояли у рампы, слушая, как переругиваются давние враги Владычинский с Патрикеевым. Владычинский, атлетически сложенный человек, бледный от природы, а теперь еще более бледный от злобы, сжав кулаки и стараясь, чтобы его мощный голос звучал бы страшно, не глядя на Патрикеева, говорил: – Я займусь вообще этим вопросом! Давно пора обратить внимание на циркачей, которые, играя на штампиках, позорят марку театра! Комический актер Патрикеев, играющий смешных молодых людей на сцене, а в жизни необыкновенно ловкий, поворотливый и плотный, старался сделать лицо презрительное и в то же время страшное, отчего глаза у него выражали печаль, а лицо физическую боль, сиплым голоском отвечал: – Попрошу не забываться! Я актер Независимого Театра, а не кинохалтурщик, как вы! Романус стоял в кулисе, удовлетворенно сверкая глазом, голоса ссорящихся покрывал голос Стрижа, кричавшего из кресел: – Прекратите это сию минуту! Андрей Андреевич! Давайте тревожные звонки Строеву! Где он? Вы мне производственный план срываете! Андрей Андреевич привычной рукою жал кнопки на щите на посту помощника, и далеко где-то за кулисами, и в буфете, и в фойе тревожно и пронзительно дребезжали звонки.

http://azbyka.ru/fiction/teatralnyj-roma...

Спустя несколько времени после встречи с Патрикеевым, если не в том же 1689, то в 1690 году, Посошков имел уже разглагольство о перстосложении с кем-то, вероятно с старообрядцами, и в разглагольстве этом упомянул о своей встрече с Патрикеевым, – рассказал, что слышал от него о древности троеперстия. Присутствовавший при этом «новгородец, посадский человек, нарицаемый Феодор, по прозванию Ташлыков, имый от рождения своего вящши 70-ти лет, и того вологжанина старее лет десятью», – следовательно родившийся около 1618 – 20 года, – «то мое слово слышав, – говорит Посошков, – рече: «то-де правда, и мы-де со младенчества учены были креститься тремя же персты». Вот и новгородец подтверждает слова вологжанина, – говорит, что он и его сверстники с детства учены были креститься троеперстно, что, значит, троеперстие было тогда в простом народе общераспространенным обычаем. А что Посошков сообщает верное известие, что сам он свидетель достоверный, в этом могут убедить каждого не только признанная честность его, но и клятвенное уверение: «аще... аз сие известие вещах своим вымыслом.... да прииму я часть со лженачальником диаволом в вечном мучении». Далее, в 1656 году, патриарх Никон , как видно из его «Отвещательнаго слова», напечатанного в «Скрижали», свидетельствовал, что в то время «многие из простых мужей и все женщины» крестились еще троеперстно. Так как Никон говорил это пред целым собором российского духовенства, то очевидно он указывал на факты и притом известные его слушателям: говорить неправду и потом «Слово» это еще печатать Никон не мог, ибо каждый слушатель и читатель мог обличить неверность его сообщений. Спустя десять лет после этого, архипастыри русской церкви, бывшие на соборе 1666 года в своем «соборном наставлении» засвидетельствовали о троеперстии: «отцы наши, и деды, и прадеды, издревле, друг от друга приемлюще тако знаменахуся, якоже и ныне видим мужей поселян, неизменно от древнего обычая тако знаменающихся треми первыми персты». Справедливость этого заявления подтвердили и сами первые расколоучители.

http://azbyka.ru/otechnik/Petr_Semenovic...

А случилось это на совершенно несследованной и заброшенной планете Два Плюса, как ее назвал компьютер, не обладавший богатой фантазией, или в Суперболоте, как прозвали ее ехидные геологи. Может быть, вам уже приходилось читать книжки о будущем и вы тогда знаете, что вновь открытую планету первым делом исследуют геологи и биологи. Биологи выясняют, кто населяет планету, а геологи — из чего она состоит. Биологи на планете Два Плюса задержались недолго. Планета оказалась сплошь покрытой болотами, в которых водились только комары и всякие болотные гады. Ни разумной, ни красивой жизни биологи не обнаружили и поспешили домой, оставив на планете геологов. А геологам куда деваться? Болото, море, пустыня — под поверхностью даже самой некрасивой и скучной планеты могут оказаться сокровища: нефть, драгоценные металлы, редкие минералы… Геологи провели на Двух Плюсах три месяца, составили карты и схемы, определили, что скрывается под болотной жижей, и повезли на Землю образцы камней. Вернулись геологи в Институт космической геологии и стали докладывать о том, что видели. Один из геологов сказал: — Внимательно смотрите на экран. В самой глубине болот, куда не добрался ни один биолог, мы сделали удивительное открытие. И на экране появилась лягушка. На первый взгляд — самая обыкновенная лягушка. Но только на первый взгляд. А на второй взгляд можно было увидеть, что на голове у лягушки чудом держится небольшая золотая корона. — А вы меня уверяли, что на планете никто до вас не был! — возмутился Арсений Патрикеев, младший научный сотрудник института, который отличался странным, нервным характером. Порой он бывал упрямым, как баран, иногда вспыхивал, как сухой хворост, и мог на всю жизнь обидеться на лучшего друга из-за сущего пустяка. Трудный человек, но талантливый ученый! Поэтому учителя и товарищи многое Арсению прощали. — Совершенно очевидно, что на планете побывал зоопарк и из него сбежала лягушка! — продолжал Арсений Патрикеев. — Может быть, вы просто не заметили зоопарка или цирка?

http://azbyka.ru/fiction/sekret-chjornog...

Его нестяжательство отличалось от страстных полемических выпадов Вассиана Патрикеева: «Аз велю великому князю села у монастырей отнимать». Максим, напротив, ставил на первое место нравственное совершенство иноков и соблюдение аскетических норм. Центральной в этой части собрания является глава 20 («Того же инока Максима Грека прение (состязание) о иноческом жительстве, лица же участников Прения Филоктимон да Ак- тимон, сиречь любостяжательный и нестяжательный») . В «Прении» нашла самое полное отражение нестяжательская концепция Максима. В отличие от Вассиана Патрикеева он не был сторонником секуляризации и настойчиво рекомендовал царю «не стремиться к хищению чужих имений и стяжаний». Вместе с тем он резко осуждал практику отношений монастырей с крестьянами в их собственных селах, а также постоянные тяжбы с крестьянами соседних сел и их владельцами: «Ради села [он] начинает ходить к судилищу», спорит («сварится зело») со своими соперниками, просит судей «ради малой землицы» назначить «поле с оружием», то есть вооруженный поединок спорящих сторон или их представителей, в котором победитель считался выигравшим дело. Он пишет: «Безмерная бесчеловечность и зверство [проявляются] в том, чтобы не только лишать собственности, но и изводить горчайшими муками самих ее обладателей». Здесь имеются в виду ростовщичество и наказания за невыплаты долга — истязание бичом (правеж), конфискация имущества, сгон с земли и даже обращение в рабство. Максим Грек осуждает кабально–крепостнические формы эксплуатации и отношение к феодально зависимым крестьянам как к холопам. Он пишет о недопустимости для монахов владеть селами и заниматься ростовщичеством (оно обозначено терминами «лихоимство», «лихоимание», «лихвы», «роста»), Его обличения приобретают более широкую направленность, будучи обращены к разным слоям и социальным группам. Ум поучает Душу: «Тебе повелено, о несмысленная, твоими трудами питать убогих, а не владеть другими, испивая их кровь лихоимствами, служить другим, а не властвовать над ними».

http://pravbiblioteka.ru/reader/?bid=122...

Спор между преподобными Нилом Сорским и Иосифом Волоцким , продолжившийся в поколении их учеников, был в терминах высокой патетики охарактеризован как «трагедия русской святости», раскол единого доселе духовного наследия преподобного Сергия Радонежского. Вместе с тем за последние полвека сформировалась и набрала силу историографическая тенденция, склонная отрицать реальность конфликта между Нилом и Иосифом. Уже в своей ранней статье Я. С. Лурье заключил: «Известные нам факты биографии Нила Сорского (относящиеся, по-видимому, в основном к концу XV в.) не дают... оснований для противопоставления его Иосифу Волоцкому и иосифлянам». Различное отношение к достоверности источников о церковном соборе 1503 г. предопределило две историографические традиции. Н. А. Казакова, Ю. К. Бегунов, Н. В. Синицына относили начало полемики «иосифлян» и «нестяжателей» к 1503 г., а ее главным предметом считали спор о праве монастырей владеть селами. Я. С. Лурье, А. А. Зимин, Г. Н. Моисеева, И. В. Курукин склонялись в пользу мнения, что полемика между «иосифлянами» и «нестяжателями» началась по вопросу о еретиках и не ранее 1508 г. Д. Островски и А. И. Плигузов считают, что письменная полемика была открыта около 15111512 гг. князем-иноком Вассианом Патрикеевым, а спор о монастырских землях начался после 1517г. В современной церковной историографии возобладала тенденция исключить из числа участников полемической борьбы преподобных Нила и Иосифа, фигуры которых очень символично названы «Двуединым светом». 2 . Уникальным в своем роде памятником является так называемое «Письмо о нелюбках», которое последовательно излагает историю споров «иосифлян» и «нестяжателей». Всего таких «нелюбок» насчитывается 4. Первая из них произошла на соборе в августе или сентябре 1503 г. и касалась спора о праве монастырей владеть селами. Это был, по мнению автора «Письма», первый конфликт, в котором в качестве противоборствующих сторон приняли участие Нил Сорский и Иосиф Волоцкий . Продолжением «нелюбок» стала полемика между Иосифом Волоцким и учеником Нила Сорского Вассианом Патрикеевым о монастырских селах.

http://azbyka.ru/otechnik/Nil_Sorskij/ni...

Видя мое изумление, Стриж шепотом объяснил мне, что актеры лишены рук Иваном Васильевичем нарочно, для того, чтобы они привыкли вкладывать смысл в слова и не помогать себе руками. Переполненный впечатлениями от новых удивительных вещей, я возвращался с репетиции домой, рассуждая так: – Да, это все удивительно. Но удивительно лишь потому, что я в этом деле профан. Каждое искусство имеет свои законы, тайны и приемы. Дикарю, например, покажется смешным и странным, что человек чистит щеткой зубы, набивая рот мелом. Непосвященному кажется странным, что врач, вместо того чтобы сразу приступить к операции, проделывает множество странных вещей с больным, например берет кровь на исследование и тому подобное… Более всего я жаждал на следующей репетиции увидеть окончание истории с велосипедом, то есть посмотреть, удастся ли Патрикееву проехать «для нее». Однако на другой день о велосипеде никто и не заикнулся, и я увидел другие, но не менее удивительные вещи. Тот же Патрикеев должен был поднести букет возлюбленной. С этого и началось в двенадцать часов дня и продолжалось до четырех часов. При этом подносил букет не только Патрикеев, но по очереди все: и Елагин, игравший генерала, и даже Адальберт, исполняющий роль предводителя бандитской шайки. Это меня чрезвычайно изумило. Но Фома и тут успокоил меня, объяснив, что Иван Васильевич поступает, как всегда, чрезвычайно мудро, сразу обучая массу народа какому-нибудь сценическому приему. И действительно, Иван Васильевич сопровождал урок интересными и назидательными рассказами о том, как нужно подносить букеты дамам и кто их как подносил. Тут же я узнал, что лучше всего это делали все тот же Комаровский-Бионкур (Людмила Сильвестровна вскричала, нарушая порядок репетиции: «Ах, да, да, Иван Васильевич, не могу забыть!») и итальянский баритон, которого Иван Васильевич знавал в Милане в 1889 году. Я, правда, не зная этого баритона, могу сказать, что лучше всех подносил букет сам Иван Васильевич. Он увлекся, вышел на сцену и показал раз тринадцать, как нужно сделать этот приятный подарок. Вообще, я начал убеждаться, что Иван Васильевич удивительный и действительно гениальный актер.

http://azbyka.ru/fiction/teatralnyj-roma...

Что же касается до князя Якова Куденетовича Черкасского, то недостаток личных средств оказался явно впоследствии – во время польской войны. При царе Алексее было 16 знатнейших фамилий, члены которых поступали прямо в бояре, минуя чин окольничего: Черкасские, Воротынские, Трубецкие, Голицыны, Хованские, Морозовы, Шереметевы, Одоевские, Пронские, Шеины, Салтыковы, Репнины, Прозоровские, Буйносовы, Хилковы и Урусовы. Из Черкасских кроме Якова Куденетовича был известен князь Григорий Сенчулеевич; но об нем говорят, что это был дикарь, искавший случая показать телесную силу, опытный наездник, умевший укрощать коней, которыми были наполнены его обширные конюшни, более сострадательный к животным, чем к людям. Представителем знаменитого рода Воротынских был князь Иван Алексеевич, человек ничтожный. Фамилия Трубецких после князя Алексея Никитича не имела достойного представителя; и Алексей Никитич после Конотопа потерял славу «в воинстве счастливого и недругам страшного». Из Голицыных знаменитый впоследствии князь Василий Васильевич только еще начинал свое поприще: о князе Алексее Андреевиче говорили, что он, чем счастливее, тем скромнее. Но если представитель Голицыных не отличался патрикеевским духом, то дух этот перешел к представителю другой патрикеевской линии, князю Хованскому, знаменитому Ивану Андреевичу: мы видели любопытную борьбу его с Ординым-Нащокиным, в котором гордый потомок Гедимина видел худородного временщика, сильного только расположением царским, вроде Малюты Скуратова. Но сам Хованский, о предках которого не слыхать было в старину, не имел связей и не пользовался хорошею славою относительно своих способностей, так что царь Алексей Михайлович мог говорить ему: «Я тебя взыскал и выбрал на службу, а то тебя всяк называл дураком». Отзывы и своих и чужих согласно описывают нам Хованского человеком с патрикеевским высокоумием, заносчивым, не умеющим сдержать себя, непостоянным. Ордин-Нащокин называет Хованского человеком непостоянным и слушающимся чужих внушений; это отзыв врага; но вот Майерберг говорит, что Хованский славился в целом свете своими поражениями, проигрывал битвы по своей опрометчивости, по неуменью соразмерять свои силы с силами неприятельскими: царь Алексей Михайлович свидетельствует, что всяк называл его дураком, а народ дает ему прозвание Тараруя.

http://azbyka.ru/otechnik/Sergej_Solovev...

Великий князь в Новгороде делил свою власть с новгородскими посадниками, без которых он не мог ни судить, ни раздавать волостей, ни выдавать каких-либо грамот. В Торжке и Волоколамске управление устанавливалось «по половинам»: одна из них находилась в ведении новгородцев, другая — княжеских тиунов. В Бежецком Верхе («Бежицах») великому князю, княгине, боярам и слугам запрещалось владеть («держать») какими-либо селами, а также использовать любые формы их приобретения (в частности, покупку и «дар»). Договор содержал перечень новгородских волостей (в их числе были Торжок, Бежичи, Пермь, Печора, Югра, Вологда), из которых запрещался вывод людей в великое княжение («в свою волость»). В этих волостях великому князю не разрешалось держать закладчиков, лишать кого-либо земель, отменять судебные решения («грамот не посужати»). Договор устанавливал размер пошлин («погон») княжеским дворянам, а также запрещал судить новгородца «на Низу», т.е. в великом княжении, и закрывать Немецкий двор в Новгороде. Сразу же после заключения докончания с Василием II Юрий Дмитриевич отправился в Галич, а великий князь начал кампанию против его старших сыновей. Он послал воеводу князя Юрия Патрикеевича со своим двором («а с ним двор свои, многие люди») на Кострому, где в то время находились Юрьевичи. К ним, несмотря на договор князя Юрия с Василием II, подоспели галичане и вятчане. 28 сентября 1433 г. в битве на реке Куси, прикрывавшей с юга Галич, Юрьевичи разбили московские войска и полонили князя Юрия Патрикеевича. Одержав победу, Василий Косой и Дмитрий Шемяка послали весть об этом своему отцу, приглашая его занять великое княжение («Отче, поиде на княжение»). Однако князь Юрий, приверженный своим рыцарским представлениям о чести и верности договорным обязательствам, решительно отказался «взяти княжение под Васильем Васильевичем». Вероятно, именно поэтому Юрьевичи не закрепили свой успех. Дальнейшая кампания против Василия II теряла для них всякий смысл, и они вернулись на Кострому. Как только «Волга стала» (замерзла), они пошли к «Турдеевым» оврагам.

http://sedmitza.ru/lib/text/438778/

146 Так в I476 г. в Новгороде сброшен был с моста в реку Волхов еретик стригольник Карп с двумя своими товарищами. Полн. собр. Рус. лет VIII, 24; V, 235. 149 Для характеристики Геннадия с этой стороны см. послание его к Прохору, еп. Сарсому. Рук Имп. публ. публ. Q. XVII, 61, л. 317 и дал. в также послание его к Иосафу Ростовскому. Чт. в Общ. Ист. в Др. Рос. 1847 г., 8, отд. IV. 151 См. подробнее у Иконникова «Опыт изследования о культурном значении Византии в Русской истории». Киев. 1869 г., 300–313. 153 Татищев. История Российская, кн. пятая, но сочинителю часть четвертая древней летописи русской. Москва, 1848 г. Изд. Общ. ист. и древн. Росс., 110. 157 Литература о Вассиане: 1) Костомаров – Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Перв. отд. вып. второй. Сиб. 1874 г. ст. XVI, стр. 371–384; 2) Иконников (статья: «Русские общественные деятели XVI в», напеч. в Киевских университ. рзв, за 1866 г. 1–2); 3) Павлов (в его исследовании: «Исторический очерк секуляризяции церковных земель в России». Одесса, 1871 г, отд. III, стр. 33–101 и в статье: «о Кормчей инока князя Вассиана Патрикеева», напеч. в Ученых Записках Казанского университета, 1864 г. вып. II, 489–498); 4) в Чтен. Общ. Любител. дух. просвещения (за 1873 r. месяц май, 971–626) находится статья под заглавием: «Вассиан Патрикеев и его полемика против монастырских вотчинных имуществ»; 5) в Древней и Новой России (за 1875 г. 3, март, 264–276) Хрущевым напечатана статья под заглавием: Князь инок Вассиан Патрикеев 6) в сочинении того же автора (исследование о сочинениях Иосифа Санина) находятся некоторые данные для характеристики Василия Косого; 7) Панов (в его исследовании о ересях жидовствующих, напеч. в Журнале Минист. Народ. Просв, за 1777 г., 1–3. Специально о Вассиане: 2, 288–295). 160 П. С Р. Л. т. VIII, 236. по примеру прочих Заволжских скитников он устроил для себя свою особую пустынь Чт. в Общ. Ист. в древн. Русс 1847 г., 9, отд. IV, 9. 162 Хрущов. Исследование о сочинениях Иосифа Санина 167–168. 240–241 Сн. Древн. к Нов. Росс. 1875 г., 3.

http://azbyka.ru/otechnik/Vasilij_Zhmaki...

Принадлежность последних двух сочинений перу племянника преподобного Иосифа Досифея Топоркова вместе с отмеченными особенностями «Письма» заставляет допустить, что Досифей был также автором рассматриваемого памятника. В последние годы жизни он работал над «Волоколамским патериком» и вполне мог вкратце рассказать историю «нелюбок» волоколамских и кирилловских иноков. Уникальные особенности этого текста не позволяют нам согласиться с мнением о том, что он является плодом деятельности позднейших фальсификаторов, которые пытались «удревнить» споры эпохи «Стоглава» о монастырских селах. В «Письме о нелюбках» встречаются неточности, вполне объяснимые для рассказа, записанного спустя 34 десятилетия после описываемых событий. Но главное – сведения «Письма о нелюбках» (притом, что мы не сомневаемся в достоверности этого документа) не могут считаться достаточными для решения вопроса о начале полемики между иосифлянами и нестяжателями. Рассказчик сообщает, что началом полемики стал спор Нила и Иосифа о монастырских селах на церковном соборе 1503 г., а спор по поводу новгородских еретиков начался уже после смерти Нила по инициативе князя-инока Вассиана Патрикеева. А. И. Плигузов, считая «Письмо» поздним и недостоверным источником, полностью отрицает достоверность первого известия, однако второе использует в качестве доказательства тезиса о том, что споры о допустимости казни еретиков начались не ранее 15111512 гг. Полагаем, что у нас есть возможность более тщательно рассмотреть этот вопрос. 3 . О том, что на церковном соборе 1503 г. обсуждался вопрос о праве монастырей держать села, сообщают не официальные документы и не летописи, а источники агиографического и полемического жанров. Эта ситуация породила в историографии значительную дискуссию. Об участии преподобного Нила и его выступлении против монастырского землевладения вместе со старцем Дионисием Каменским сообщает «Слово иное», но там главным противником Нила назван игумен Троице-Сергиева монастыря Серапион. Наряду с Иосифом Нил назван участником спора о монастырских селах в полемическом сочинении Вассиана Патрикеева «Прение с Иосифом».

http://azbyka.ru/otechnik/Nil_Sorskij/ni...

   001    002   003     004    005    006    007    008    009    010