Различные взгляды на Церковь и мировую культуру, меняющиеся представления о роли и назначении права — всё это усложняет проблему взаимодействия церковного права и культуры. Поэтому представляется важным исследовать этот вопрос в широких концептуальных рамках. Глубокого критического осмысления, по нашему мнению, требуют: - Методология исследования проблем взаимодействия церковного права и культуры; - Влияние церковного права на становление этики и эстетики светского (государственного) права в России; - Церковное право и художественная культура; - Эволюция правосознания российского общества и церковное право; - Роль церковного права в становлении и развитии российской правовой культуры: история и современность; - Футурология и церковное правосудие в культурном измерении; - Роль церковного права в миссионерской деятельности в различных культурных традициях. Указанный перечень вопросов не является исчерпывающим, и, поскольку взаимодействие между церковным правом и культурой по своей сути является междисциплинарным, возможно рассмотрение иных аспектов темы конференции. Подведение итогов и публикация Участникам конференции вручается сертификат. По итогам конференции на официальном сайте Барсовского общества ( http://izdat-spbda.ru/barsovskoe-obshchestvo ) будут выложены видеоматериалы с записью выступлений на пленарном заседании (20 октября). Публикация статей, написанных участниками на основании сделанных докладов, предполагается в научных журналах Санкт-Петербургской духовной академии: - «Христианское чтение» ( ; ВАК; 26.00.01 – Теология (теология), 5.6.1. – Отечественная история (исторические науки) (с 01.02.2022), 5.7.2. – История философии (философские науки)); - «Труды кафедры богословия» ( ; ВАК; 5.7.9. Философия религии и религиоведение (философские науки), 5.7.9. Философия религии и религиоведение (исторические науки), 5.10.1. Теория и история культуры, искусства (философские науки), 5.10.1. Теория и история культуры, искусства (культурология), 5.10.1. Теория и история культуры, искусства (искусствоведение), 5.11.1. Теоретическая теология (по исследовательскому направлению: православие) (теология)).

http://bogoslov.ru/event/6175125

XV - 1-й пол. XVI в.//ВИРА. 1955. Вып. 3. С. 325-379). Неясен вопрос о зависимых от ереси переводах. А. А. Алексеев считает, что известные библейские переводы с еврейского были выполнены в Юго-Зап. Руси для нужд иудейских общин и не имеют отношения к Ж. ( Алексеев А. А. Текстология славянской Библии. СПб., 1999. С. 184-185). Израильский исследователь М. Таубе полагает, что иудеи в Юго-Зап. Руси переводили небогослужебные тексты и пользовались ими читатели-неиудеи ( Taube. 2005. P. 185-208). Таубе очертил круг еврейских памятников, переведенных во 2-й пол. XV в. на слав. язык (The Five Biblical Scrolls in a 16th-Cent. Jewish Translation into Belorussian: Vilnius Codex 262/Introd., not.: M. Altbauer; Concordance comp. by M. Taube. Jerusalem, 1992). (О югозападнорус. переводах астрологических сочинений см. выше.) В XIX-XX вв. с Ж. принято было связывать появление в составе Палеи Толковой талмудических мидрашей (о потопе, Ное, Соломоне и Китоврасе и т. п.), поскольку до 80-х гг. XX в. были известны списки Толковой Палеи не ранее 1477 г. После открытия Барсовской Палеи нач. XV в. стало ясно, что с этой ересью тексты никак не связаны. Отражение влияния Ж. усматривалось также в разбивке большинства рус. списков Пятикнижия XV-XVI вв. догеннадиевского состава на синагогальные субботние чтения «параши» и в наличии глосс, отражающих правку по МТ, однако определенные выводы по этому поводу отсутствуют ( Алексеев. Текстология славянской Библии. 1999. С. 182-184). О круге чтения Ж. исследователи судят на основании Послания архиеп. Геннадия архиеп. Иоасафу (Оболенскому). Свт. Геннадий спрашивал: «Да есть ли у вас в Кирилове, или Фарафонтове, или на Каменном книги: Селивестр, папа Римский, да Афанасей Александрейскы, да Слово Козьмы прозвитера на новоявльшуюся ересь на богумилю, да Послание Фотея патриарха ко князю Борису Болгарьскому, да Пророчьства, да Бытия, да Царьства, да Притчи, да Менандр, да Исус Сирахов, да Логика, да Деонисей Арепагит? Зане же те книги у еретиков все есть» (Источники.

http://pravenc.ru/text/182289.html

Сети богословия Мнение Богословие и личное благочестие никогда не должны разлучаться Дорогие читатели портала! Годичный богослужебный круг почти завершил свой оборот, и мы вновь вошли в период Великого поста, который служит преддверием Пасхи, воскресения Христова. Читать дальше Кирилл (Зинковский) епископ Сергиево-Посадский и Дмитровский, ректор Московской духовной академии Тема недели: Монастыри и монашество на Руси. Монашеская и аскетическая письменность Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Новые материалы 1 января Митрофанов А.Ю. Статья доктора исторических наук, профессора Санкт-Петербургской духовной академии Андрея Юрьевича Митрофанова является откликом на статью Ю. В. Оспенникова «Актуальные проблемы изучения церковного права (промежуточные итоги работы Барсовского общества)» и посвящена проблеме женского священства и женской императорской власти в средневековой Византии и в Российской империи XVIII в. Автор приходит к выводу о том, что идея женского священства была реализована в контексте идеологии императора Константина Великого, провозгласившего себя епископом внешних дел Церкви, и российской императрицей Екатериной Великой. Манифестацией этой идеологии стала коронация Екатерины, которая была введена в алтарь и причастилась по чину священнослужителей. В статье доктора исторических наук, научного сотрудника Санкт-Петербургской духовной академии Русской Православной Церкви Андрея Юрьевича Митрофанова исследуется история брака императора Ираклия и императрицы Мартины, рассматривается авантюра самозванца Лже-Феодосия и почитание Мандилиона в армии Ираклия в период персидской кампании. Автор полемизирует с Паулем Шпеком и доказывает, что Лже-Феодосий, описанный армянским епископом Псевдо Себеосом и в сирийских источниках, не мог быть истинным Феодосием. В итоге автор приходит к выводу о ключевой роли Мартины в политике Ираклия и высказывает гипотезу о происхождении миссориев из клада в Каравасе, которое было связано с этапами политической биографии августа Давида, второго сына Ираклия и Мартины.

http://bogoslov.ru/person/1306484

Статья доктора исторических наук, профессора Санкт-Петербургской духовной академии Андрея Юрьевича Митрофанова является откликом на статью Ю. В. Оспенникова «Актуальные проблемы изучения церковного права (промежуточные итоги работы Барсовского общества)» и посвящена проблеме женского священства и женской императорской власти в средневековой Византии и в Российской империи XVIII в. Автор приходит к выводу о том, что идея женского священства была реализована в контексте идеологии императора Константина Великого, провозгласившего себя епископом внешних дел Церкви, и российской императрицей Екатериной Великой. Манифестацией этой идеологии стала коронация Екатерины, которая была введена в алтарь и причастилась по чину священнослужителей. 22 августа 2023 При том, что проблема епархиального управления на Руси хорошо изучена и опирается на значительный пласт исследований, многое из того, что принято считать в современном нарративе в качестве устоявшейся точки зрения, вызывает если и не возражения, то по крайней мере вопросы. К числу таких дискуссионных представлений должна быть отнесена проблема термина «епископия». Основанием для рассмотрения, а, возможно, и пересмотра укоренившихся в литературе терминов служат сообщения летописей. Сообщая о тех или иных епископских центрах, древнерусские книжники называют их не иначе как «епископии». В историографии же принято называть таковые «епархиями», рассматривая термин «епископия» в качестве синонима «епархии». Между тем византийская система права различала эти категории, поскольку каждая из них отражала различные формы епископского управления в империи. Данное обстоятельство дает основание полагать, что, употребляя термин «епископия», древнерусский книжник оперировал им как общепринятым в современной ему церковной среде. 26 июля 2023 В статье кандидата богословия, профессора кафедры филологии Московской духовной академии, заведующего аспирантурой игумена Дионисия (Шлёнова) рассматривается вопрос о допустимости первенствующего лица в земной Церкви. Исходя из представлений об иерархии, первенствующее лицо как первоиерарх Церкви, первой по диптихам, кажется не только допустимым, но и необходимым. Исторически Константинопольский патриарх (после Халкидонского собора 451 г. особенно) обладал первенством чести на Востоке, но не первенством чести и власти, которое, особенно после отпадения Рима в 1054 г., стало считаться недопустимым. Пользуясь отдельными прецедентами проявления первенства чести и власти со стороны Константинопольского патриарха, его сторонники пытаются обосновать справедливость экстерриториального решения по созданию Православной Церкви Украины, ставшего по сути причиной раскола среди Православных Церквей. Как известно, Русская Православная Церковь категорически не согласилась с таким подходом. Насколько обосновано ее решение, видно из обзора представлений о главе (κεφαλ) Церкви в библейской и патристической традиции.

http://bogoslov.ru/topic/20275

Ведущим секции «Правовые аспекты епископского служения» выступил кандидат богословия, доцент СПбДА протодиакон Константин Маркович. Во время работы данной площадки участники конференции заострили внимание на анализе понятия «симфония» в отношении государства и Церкви и его современной интерпретации. Также докладчики рассмотрели различные проблемы совместимости монашеских обетов с епископской деятельностью. Вопросам служения архиереев в период с XVIII по XX век посвятили свои доклады участники секции «Общие вопросы епископского служения в отечественной истории». Ведущим площадки выступил заместитель председателя отдела по делам молодежи Санкт-Петербургской епархии священник Владислав Малышев. В частности, выступающие изучили историю межконфессиональных отношений архиереев Таврической епархии к народам Крыма, в первую очередь крымским татарам и караимам, и вклад церковных предстоятелей в гармонизацию межнациональных отношений на полуострове. Модерацию секции «Служение архиереев в истории России» осуществил кандидат богословия, заведующий аспирантурой СПбДА Д.А. Карпук. Во время работы данной площадки участники обсудили особенности архипастырского попечения о пастве в условиях политической смуты на примере архиерейского служения архиепископа Никона (Рождественского), путь церковного служения митрополита Николая (Ярушевича) и жизнь епископа Викентия Феофила Попеля в новгородской ссылке. Секция «Епископы в мировой истории», ведущим которой выступил кандидат философских наук, доцент, заведующий кафедрой иностранных языков, доцент кафедры богословия СПбДА священник Игорь Иванов, посвятила свою работу обсуждению епископата Церкви Востока во II веке, во времена Сасанидов (224-651) и в период Османской империи. Также исследователи рассмотрели основные направления полемики по вопросу принятия женщин в священный сан в Англиканской Церкви в XXI веке и богословские аргументы, использовавшиеся сторонниками и противниками этого решения. Параллельно с работой секций Общество изучения церковного права имени Т.В. Барсова («Барсовское общество») провело круглый стол «Право на ошибку: может ли церковный суд ошибаться?». В рамках мероприятия участники прослушали и обсудили доклады специалистов в области церковного и светского права.

http://75.patriarchia.ru/db/text/5909267...

В 1968 г. на Алтае Н. Н. Покровским найден список судного дела Максима Грека , который является более ранним и более полным, чем известные Погодинский и Барсовский. Содержащиеся в нем данные документально удостоверяют «несостоятельность версии о тайных сношениях Максима Грека с. правительством султанской Турции…» (95, 5). Однако и этот список не дает ответа на все вопросы. Суд над афонцем представлял политический процесс, который был специально организован и тенденциозно освещен, что особенно характерно для средневековья, «когда суд, будучи не состязательным, а инквизиционным, имел лишь одну задачу – доказательство виновности подсудимого» (65, 193). Судьба Максима интересует Герберштейна, но скупость официальных данных, порождавшая различные олухи, приводит к тому, что он дает весьма приблизительную версию: «В Москве мы узнали, что константинопольский патриарх, по просьбе самого владыки Московского, прислал некоего монаха, по имени Максимилиана, чтобы он по здравом обсуждении привел в порядок все книги, правила и отдельные уставы, относящиеся до веры… Максимилиан исполнил это и, заметив много весьма тяжких заблуждений, объявил лично государю, что тот является совершенным схизматиком, так как не следует ни римскому, ни греческому закону… он, говорят, исчез, и, по мнению многих, его утопили» (37, 65). Тверское заточение Максима было менее тяжелым, но более продолжительным: он прожил в Твери более полутора десятков лет. Местный епископ Акакий, сочувствуя пострадавшему иноку, дает ему возможность читать, писать и вести публицистическую деятельность. Вместе с тем условия его жизни и творчества остаются далеко не идеальными. Особенно огорчает Максима отсутствие необходимых для писательской деятельности вещей: «…да еще несть у мене чернило отрадно и киноварь». После смерти Елены Глинской, вдовы Василия III (1538), и низложения митрополита Даниила (1539) он начинает открыто заявлять о своей невиновности (см. 106, 151). За опального, известного в греческом мире афонца заступается константинопольский патриарх Дионисий II, который от имени собора 70 митрополитов и иерусалимского патриарха Германа челом бьет Ивану Грозному: «…отпустиши беднаго и убога и странна Максима инока, на старость уже дошедша и близ суща смертных врат…» (5, л.

http://azbyka.ru/otechnik/Maksim_Grek/ma...

Более красноречивые примеры участия женщин в управлении Церковью и империей дают исследователю-канонисту материалы русской церковной истории. Византийское понимание императорского служения как служения церковного было усвоено в России в XVI в., выразившись в коронации первого русского царя Ивана IV (1547–1584) в 1547 г. В следующем столетии чин коронации был дополнен миропомазанием. Но только после реформ Петра Великого (1682–1725) императорское служение стало призванием женщин. Княгиня, запертая под сенью старомосковского терема, вырвалась на свободу и вскоре стала блистательной придворной дамой екатерининской эпохи. Это обстоятельство через полтора века после Петра позволило Теофилю Готье (1811–1872) писать о том, что при российском дворе «две-три накинутые на плечи вуали стоят больше, чем стихарь из золотой и серебряной парчи» (Готье, 1988, 119). Своеобразным символом женского абсолютизма в русской церковной и политической истории стала эпоха Екатерины Великой (1762–1796), которая взяла престол «на шпагу» и которая, подобно своим предшественницам, громко заявила о себе как о государыне, которая присваивает себе высшую власть в Церкви, при этом власть не только административную, но в том числе и такую, которая находит свое священническое литургическое выражение. Кратко остановимся на данном феномене. Изучение влияния римско-византийского права на русскую правовую традицию вынуждает исследователя-канониста со всей серьезностью отнестись к проблеме рецепции римско-византийской политической культуры в России, которая была обязана Византии как христианизацией, так и формированием ранних политических институтов . В век «просвещенного абсолютизма», в первую очередь в царствование Екатерины II, наследие античной греко-римской культуры вновь стало востребовано как средство репрезентации монарха и обоснования его политического курса . С этой точки зрения вполне естественно, что сюжеты, связанные с историей Византийской империи, начали привлекать особое внимание русского двора еще раньше, в эпоху Елизаветы Петровны (1741–1762), получившей в наследство от своего великого отца боеспособную армию и мощный флот, которых русские государи никогда ранее не имели, и императорский титул, который подчеркивал ключевую роль России в европейской политике.

http://bogoslov.ru/article/6192912

Однако, с нашей точки зрения, проблема церковного служения женщин неразрывно связана не только с современным состоянием канонического (церковного) права, но в первую очередь с церковной историей православного мира. Ибо женщины претендовали на участие не только в церковном служении, но также и в церковном управлении уже в средневековой Византии; примеры подобного участия дают нам политические биографии некоторых византийских императриц. В частности, Феодора (527–548), бывшая гетера и актриса, ставшая супругой Юстиниана I (527–565), активно покровительствовала миафизитам, а также сыграла решающую роль в низложении папы Сильверия и в избрании на его место Вигилия (Procop. BG I. 25. 13; Liberat. PL LXVIII. 1040). Мартина (622–641), племянница и супруга императора Ираклия (610–641), сопровождавшая его во время военных походов, играла не менее активную роль в церковной жизни и в подготовке богословской реформы, связанной с установлением моноэнергизма и монофелитства в имперской Церкви . Ирина (780–802), супруга Льва IV Хазара (775–780), удалила от двора сторонников своего мужа, являвшихся иконоборцами, созвала II Никейский Собор (787 г.), а затем свергла с престола своего сына императора Константина VI (780–797) и захватила единоличную власть над всей империей . Анна Далассина, мать Алексея I Комнина (1081–1118), происходившая из аристократической армянской семьи, стояла у истоков комниновского переворота весной 1081 г., затем фактически управляла государством и церковными делами, пока ее сын воевал с норманнами и печенегами, причем лично отдала приказ об ослеплении самозванца Лже-Диогена . Этот перечень можно было бы продолжить. Очевидно, что фундаментальный принцип византийского цезарепапизма, сформулированный Константином Великим (306–337), объявившим себя епископом внешних дел Церкви (Euseb. VC IV. 24), в периоды ослабления власти императоров распространялся на царствующих императриц. Тем не менее римско-византийское право — по крайней мере в эпоху Македонской династии — на уровне деклараций подчеркивало принцип подчинения императрицы императору, и, следовательно, с формальной точки зрения его нормы ограничивали участие женщин, даже императриц, в церковном служении и управлении (Synop. Basil., 1859, 130).

http://bogoslov.ru/article/6192912

Если абстрагироваться от секулярного словосочетания «эмансипация женщин», вызывающего устойчивые ассоциации с отечественной публицистикой начала XX в. и деятельностью большевички А. М. Коллонтай (1872–1952), тезис Ю. В. Оспенникова констатирует важную проблему, актуальную не только для церковного права, но для всего христианского богословия. Например, некоторые современные специалисты в области библейской экзегетики даже высказывают предположение о том, что равноап. Мария Магдалина, осуществляя апостольские труды, могла принимать участие в написании Евангелия от Иоанна . Раннехристианская Церковь знала такие виды церковного служения, как служение диаконисс и пресвитерид, которые принимали активное участие в литургической жизни. В частности, 15е правило Халкидонского Собора 451 г. содержит каноническую норму, регламентирующую «хиротонию» (χειροτονεν) диаконисс. Император Юстиниан I (527–565) в 535 г. учредил значительный (40 чел.) штат диаконисс для храма Св. Софии (Novell. Just. 3. 1), что было подтверждено в 612 г. императором Ираклием (610–641). Диакониссы упоминаются в 14м и 48м правилах Трулльского Собора 692 г. Анна Комнина свидетельствует о том, что диакониссы совершали служение в великой церкви Константинополя еще в период правления ее отца, императора Алексея I (1081–1118) (Anna Comnena, 2001, 484). Пресвитериды упомянуты в 11м правиле Лаодикийского Собора (IV в.), однако прецеденты женского священства существовали в Византии и в более позднюю эпоху. Подобные прецеденты отражены в неизданном источнике IX в., а именно в одной из редакций «Хроники» Георгия Амартола: Paris. Coisl. gr. 305, XI в., Fol. 209–210, впоследствии сокращенной . В изданной редакции «Хроники» сохранился лишь фрагмент, упоминающий (в критическом контексте) практику совершения женщинами в Византии таинства Крещения (Georg. Hamart., 1904, 463–464). Весьма показательно, что фрагмент, в котором упоминалось женское священство, пусть и в полемическом ключе, был сокращен еще в византийскую эпоху и остается неопубликованным до сих пор вследствие официальной позиции Ватикана.

http://bogoslov.ru/article/6192912

Этот же самый принцип еще более явственным образом был изложен в «Эклоге» Льва III и Константина V (741–775) (ок. 726 г.): «И так как Бог вручил нам императорскую власть, такова была Его благая воля, он принес этим доказательство нашей любви к Нему, сочетающейся со страхом, и приказал нам пасти самое послушное стадо, как корифею апостолов Петру, мы полагаем, что ничем не можем воздать Богу должное скорее и лучше, чем управлением доверенными им нам людьми» (Эклога, 1965, 41). Власть императора — и, начиная с Ирины, власть императрицы — рассматривается в византийском праве, таким образом, как власть ап. Петра. Самодержец, в соответствии с «Эклогой», поставлен над епископами. Слова Льва III и Константина V из «Эклоги» как нельзя лучше перекликаются со словами Екатерины II из ее именного указа Правительствующему Сенату от 26 февраля 1764 г.: «…И не Мы ли, самодержавную власть от Бога приявши над многими народами, паче всех земных о том помышлять должны?» (ПСЗРИ, т. XVI, 1830: 551). Как отмечала Е. Р. Дашкова (1743–1810), в частных разговорах Екатерина обосновывала легитимность переворота следующим образом: «Я обязана своим восшествием [на престол] Всемогущему Богу и избранию моими подданными» (Dashkova, 1840, 101). Таким образом, коронация Екатерины Великой и ее причащение по священническому чину стали важным символом церковного служения женщины в русском церковном праве, ибо Екатерина, добывшая престол своей шпагой, принесла эту шпагу на церковный алтарь и стала «епископом внешних дел Церкви». Неслучайно на памятной медали, отчеканенной в честь коронации Екатерины II, императрица была изображена в римских доспехах, символизирующих миссию ее как миссию христианской Минервы. Екатерина в алтаре с потиром в руках продемонстрировала современникам, сколь велико призвание женщины к церковному служению, которое было осознано уже в византийском праве и было воплощено в жизнь в русской церковно-политической традиции эпохи «просвещенного абсолютизма». С нашей точки зрения, это обстоятельство показывает, что проблема женской эмансипации в Церкви, затронутая в статье Ю.

http://bogoslov.ru/article/6192912

   001    002    003    004    005    006    007    008   009     010