| «Пусть ребенок поплачет — все пройдет». Врачи не верили, что Лева родился глухим После сложнейшей операции он слышит только правым ухом 16 августа, 2022 После сложнейшей операции он слышит только правым ухом Первые месяцы Лева провел в тишине. Он копировал мимику близких, поворачивал голову, если открывалось окно — никто не верил, что мальчик не слышит. Но если за его спиной били в барабан, ребенок не реагировал. Когда диагноз подтвердился, Леве сделали кохлеарную имплантацию. Теперь малышу нужна вторая операция, но она «не входит в операционный приоритет». «Какая глухота? Не придумывайте!» Лева родился абсолютно глухим. Верить в это не хотели не только его родители, но и врачи в роддоме. «Ну, не прошел ребенок аудиологический тест… У детей после кесарева сечения так бывает — уши заложены», — успокаивали они маму Левы. Детский сурдолог из Комсомольска-на-Амуре, к которому малыша привезли на дополнительное обследование, просто пожала плечами: «Какая глухота? Не придумывайте! У ребенка просто отит. Выкладывайте его на животик, пусть поплачет. Ушки “отойдут” и все будет хорошо». Выполнять довольно сомнительную рекомендацию мама Левы, Милада, не стала. Она нашла лучшего в городе отоларинголога и привезла к нему на осмотр ребенка. «Отита нет!» — однозначно сказал специалист. Но сурдолог продолжала настаивать на своем: «Пусть плачет!» И активно отговаривала от генетического анализа: «Зачем он вам нужен? У вас что, есть глухие в родне? Двое старших детей здоровы. Так что еще проверять?» Сомнений невольно добавлял и сам Лева. Глядя на него, заподозрить что-либо было довольно сложно. Он очень внимательно наблюдал за всем вокруг, улавливал мимику находящихся рядом с ним людей и тут же реагировал. Лишь позже родители узнали, что такое часто бывает у глухих детей. — У глухих детей очень сильная компенсация другими чувствами. Залаяла собака, Лева — раз — повернул голову. Почему? Видел, как она пробежала мимо. Открыли окно — снова обернулся. Почувствовал, что ветер подул. Зато когда стучали ложками по кастрюлям или били в барабан за его спиной, реакции не было, — рассказывает Милада. Вероятность в 25% |
| Храм представляет собой обширную двухъярусную ротонду, соединенную трапезной с также двухъярусной колокольней. Стены нижней ротонды расчленены на 24 части пилястрами композитного ордера, между которыми размещены окна первого и второго света или повторяющие их ниши. Световой барабан-ротонда имеет в верхней части 16 окон, а в нижней - глубокие ниши, ранее закрытые конической кровлей. Купольное завершение и большая часть светового барабана, также как и верхний ярус колокольни, были разрушены предположительно во время Великой Отечественной войны. В настоящее время: лестницы на хоры в боковых стенах нижнего яруса колокольни разрушены. Помещение трапезной миниатюрное и узкое. Когда-то вдоль боковых стен стояли колонны, о которых ныне напоминают лишь торчащие связи. С низким и узким помещением трапезной контрастирует полное вертикальной динамики просторное ротондальное пространство основного объема храма. Световой барабан поддерживают мощные внутренние пилоны с перекинутыми между ними подрпужными арками. Ранее над арками проходила круговая галерея, один из выходов на которую можно увидеть над юго-восточным пилоном. Из центрального объема арки ведут в боковые приделы, последние в свою очередь отделены от восточного сегмента ротонды с алтарем. Ранее боковые и западный сегменты ротонды были двухэтажными, о чем сейчас напоминают лишь отверстия в стенах под балки перекрытий. Углы пилонов были оформлены пилястрами, а внутрение поверхности арок украшала лепнина, остатки которой ещё можно разглядеть со стороны южного придела. http://hislav.admin-smolensk.ru/ Проехав 70 км от Смоленска в сторону районного центра Хиславичи, оказываешься в селе со странным названием «Черепово». На некоторые старые карты оно нанесено с именем «Черепова», возможно, по фамилии первого владельца (в родительном падеже). Вариант нынешнего написания впервые встречается на карте 1792 года. Как это часто бывает, первоначальный смысл названия меняется под воздействием происходящих исторических событий. Таким событием для села стало возведение храма Покрова Пресвятой Богородицы - несомненно, великолепного памятника русской архитектуры эпохи «высокого» классицизма. Богослужения в нём начались в 1824 году (по другим данным - 1827 г.) Сегодня храм находится в полуразрушенном состоянии, но, несмотря на это, в его руинах просматриваются былое величие и необычная архитектура (храм-ротонда - круглый в плане). Почему этот храм, поражающий своим размером, появился в сельской глубинке? К сожалению, история почти не сохранила свидетельств о Череповской церкви. В архивах Смоленска, Москвы, Санкт-Петербурга, близлежащих Могилёва и Рославля найдена лишь скупая обрывочная информация. |
| Живите, как жили мы с Василисой Егоровной. Ну, прощай, Маша. Василиса Егоровна, уведи же ее поскорее». (Маша кинулась ему на шею и зарыдала.) «Поцелуемся ж и мы, – сказала, заплакав, комендантша. – Прощай, мой Иван Кузмич. Отпусти мне, коли в чем я тебе досадила!» – «Прощай, прощай, матушка! – сказал комендант, обняв свою старуху. – Ну, довольно! Ступайте, ступайте домой; да коли успеешь, надень на Машу сарафан». Комендантша с дочерью удалились. Я глядел вослед Марьи Ивановны; она оглянулась и кивнула мне головой. Тут Иван Кузмич оборотился к нам, и все внимание его устремилось на неприятеля. Мятежники съезжались около своего предводителя и вдруг начали слезать с лошадей. «Теперь стойте крепко, – сказал комендант, – будет приступ…» В эту минуту раздался страшный визг и крики; мятежники бегом бежали к крепости. Пушка наша заряжена была картечью. Комендант подпустил их на самое близкое расстояние и вдруг выпалил опять. Картечь хватила в самую средину толпы. Мятежники отхлынули в обе стороны и попятились. Предводитель их остался один впереди… Он махал саблею и, казалось, с жаром их уговаривал… Крик и визг, умолкнувшие на минуту, тотчас снова возобновились. «Ну, ребята, – сказал комендант, – теперь отворяй ворота, бей в барабан. Ребята! вперед, на вылазку, за мною!» Комендант, Иван Игнатьич и я мигом очутились за крепостным валом; но обробелый гарнизон не тронулся. «Что ж вы, детушки, стоите? – закричал Иван Кузмич. – Умирать, так умирать: дело служивое!» В эту минуту мятежники набежали на нас и ворвались в крепость. Барабан умолк; гарнизон бросил ружья; меня сшибли было с ног, но я встал и вместе с мятежниками вошел в крепость. Комендант, раненный в голову, стоял в кучке злодеев, которые требовали от него ключей. Я бросился было к нему на помощь: несколько дюжих казаков схватили меня и связали кушаками, приговаривая: «Вот ужо вам будет, государевым ослушникам!» Нас потащили по улицам; жители выходили из домов с хлебом и солью. Раздавался колокольный звон. Вдруг закричали в толпе, что государь на площади ожидает пленных и принимает присягу. |
| — Парапан, — отвечал шепотом и потупив голову Алкид. — Хорошо, а тебе привезу барабан. Такой славный барабан, этак все будет: туррр… ру… тра-та-та, та-та-та… Прощай, душенька! прощай! — Тут поцеловал он его в голову и обратился к Манилову и его супруге с небольшим смехом, с какие обыкновенно обращаются к родителям, давая им знать о невинности желаний их детей. — Право, останьтесь, Павел Иванович! — сказал Манилов, когда уже все вышли на крыльцо. — Посмотрите, какие тучи. — Это маленькие тучки, — отвечал Чичиков. — Да знаете ли вы дорогу к Собакевичу? — Об этом хочу спросить вас. — Позвольте, я сейчас расскажу вашему кучеру. Тут Манилов с такою же любезностью рассказал дело кучеру и сказал ему даже один раз «вы». Кучер, услышав, что нужно пропустить два поворота и поворотить на третий, сказал: «Потрафим, ваше благородие», — и Чичиков уехал, сопровождаемый долго поклонами и маханьями платка приподымавшихся на цыпочках хозяев. Манилов долго стоял на крыльце, провожая глазами удалявшуюся бричку, и когда она уже совершенно стала не видна, он все еще стоял, куря трубку. Наконец вошел он в комнату, сел на стуле и предался размышлению, душевно радуясь, что доставил гостю своему небольшое удовольствие. Потом мысли его перенеслись незаметно к другим предметам и наконец занеслись бог знает куда. Он думал о благополучии дружеской жизни, о том, как бы хорошо было жить с другом на берегу какой-нибудь реки, потом чрез эту реку начал строиться у него мост, потом огромнейший дом с таким высоким бельведером, что можно оттуда видеть даже Москву и там пить вечером чай на открытом воздухе и рассуждать о каких-нибудь приятных предметах. Потом, что они вместе с Чичиковым приехали в какое-то общество в хороших каретах, где обворожают всех приятностию обращения, и что будто бы государь, узнавши о такой их дружбе, пожаловал их генералами, и далее, наконец, бог знает что такое, чего уже он и сам никак не мог разобрать. Странная просьба Чичикова прервала вдруг все его мечтания. Мысль о ней как-то особенно не варилась в его голове: как ни переворачивал он ее, но никак не мог изъяснить себе, и все время сидел он и курил трубку, что тянулось до самого ужина. Глава третья |
| Серёжа молча кивнул. Мелкие-мелкие снежинки падали на журнальный лист, на фотографию чилийского мальчишки. Падали и не таяли. Из-за стекла витрины глупо таращилось на ребят семейство дурацки красивых манекенов: папа, мама и дочка. Все в разноцветных спортивных костюмах. Серёжа сердито встал к ним спиной. Кузнечик все еще держал перед собой снимки. Будто не решался оторваться от них. Сказал тихо-тихо: – Когда смотрю, отомстить хочется. Будто кого-то из наших убили. Митьку или Данилку. Или еще кого-то… – Да, – сказал Серёжа. Генка помолчал, сдул с листа снежинки и медленно проговорил: – Смотри, он упал, как барабанщик. Только барабан вперед укатился, и его не видно. …Барабан сорвался с ремня, упал набок и, глухо гремя на камнях, покатился навстречу солдатским сапогам. Очередь из пулемета ударила в него, вспорола и отшвырнула на край мостовой. Мелко брызнули осколки камней и запутались в волосах упавшего Данилки… Генка опять сдунул снежинки и проговорил: – Данилка сказал: “Мне просыпаться первому…” Мне эти слова, как строчка из песни, запомнились… Я, наверно, песню сочиню про барабанщиков. Она из сегодняшнего дня сама получается. И, глядя на журнальный снимок, словно читая подпись под ним, Генка хрипловато стал говорить: Как бы крепко ни спали мы, Нам подниматься первыми, Лишь только рассвет забрезжит В серой весенней дали… Он переглотнул, помолчал и, будто рассердясь на себя за смущение, за хриплость, сказал негромко, но ясно: Это неправда, что маленьких Смерть настигнет реже — Ведь пулеметы режут Часто у самой земли. В Серёже словно музыка откликнулась: суровый твердый марш, когда все барабанщики медленно поднимают и разом опускают палочки. Он ничего не сказал. Он вдруг сообразил, что Кузнечик держит лист голыми руками, без варежек. Пальцы у Генки стали белые, как деревяшки. Серёжа скинул перчатки, осторожно взял бумагу, свернул ее и сунул Генке в наружный карман. Сложил вместе Генкины застывшие ладошки, зажал их в своих горячих ладонях. – Пошли. И повел Кузнечика, согревая его пальцы. |
| Тут дана идея и фигурная картинность мировых протекании вообще, закон и принцип мировых выявлений судьбы. И даже не можем сказать, наслаждение ли это или страдание, – до такой степени общности доведена тут субъективность. В музыке – скорбь, изначальная скорбь вечно жаждущего, вечно беспокойного мира; и в музыке – радость, наслаждение от знания и понимания этих интимных глубин мировой и человеческой жизни. И мука и радость, а все в целом – жизнь, вожделенная радость творящейся жизни, вечно юное и неустанное появление ликов судьбы. Обращаю ваше внимание на следующее. Когда имеется логическая раздельность сознания и бытия, тогда видны начала и концы. Когда все формально и осмысленно, тогда легко считать, взвешивать, измерять. Но когда перед нами только еще изначальное лоно бытия, а не сам мир, первоисток жизни, а не сама жизнь со всею тяжестью своих оформлений, то мы уже теряем возможность расчленять и разделять, перед нами – чистое возникновение, бытие, которое в каждый миг творится заново, сплошное и неустанное творчество и созидание. В мире вещей мы расчлененно видим причину вещи, отделяя ее от самой вещи. Вот вы ударили в барабан, и – барабан зазвучал. Но где же в музыке действующий, где действие и где результат действия? Разве можно производить тут подобное расчленение? В том-то и дело, что причина и результат причины здесь одно и то же, что музыкальное бытие, если и творится, то творится само собою, созидает самое себя, возникает само из себя. Тут нерасчленимы творящее и творимое, тут – чистое самовозникновение бытия, чистое его самосозидание, оно само для себя исток и рождающее лоно. Мир творится из музыки, а музыка – откуда может твориться? Только из себя самой. Почему-то она так жива, так интимна, так жизненно и больно интимна. Она – самый корень возникновения вещей, самое начальное взмывание бытия, первый трепет жизни, нервная, капризная, то слабая и бессильная, то мощная и гигантская порывность и взрывность существования. Музыка взывает к бытию, творит новые чувства, так что субъект присутствует при первом их рождении, ощущает их изначальный таинственный импульс, вожделеет к их первому интимному трепету. |
| - Эй, музыка! — скомандовал Ванька. Забил барабан: тра-та! та-та! Заиграли трубы: тру-ту! И всем гостям вдруг сделалось так весело, так весело… II Праздник начался отлично. Бил барабан сам собой, играли сами трубы, жужжал Волчок, звенел своими тарелочками Клоун, а Петрушка неистово пищал. Ах, как было весело!.. - Братцы, гуляй! — покрикивал Ванька, разглаживая свои льняные кудри. Аня и Катя смеялись тонкими голосками, неуклюжий Медведь танцевал с Метёлочкой, серенький Козлик гулял с Уточкой-хохлаткой, Клоун кувыркался, показывая своё искусство, а доктор Карл Иваныч спрашивал Матрёну Ивановну: - Матрёна Ивановна, не болит ли у вас животик? - Что вы, Карл Иваныч? — обижалась Матрёна Ивановна. — С чего вы это взяли?.. - А ну, покажите язык. - Отстаньте, пожалуйста… - Я здесь… — прозвенела тонким голоском серебряная Ложечка, которой Алёнушка ела свою кашку. Она лежала до сих пор спокойно на столе, а когда доктор заговорил об языке, не утерпела и соскочила. Ведь доктор всегда при её помощи осматривает у Алёнушки язычок… - Ах, нет… не нужно! — запищала Матрёна Ивановна и так смешно размахивала руками, точно ветряная мельница. - Что же, я не навязываюсь со своими услугами, — обиделась Ложечка. Она даже хотела рассердиться, но в это время к ней подлетел Волчок, и они принялись танцевать. Волчок жужжал, Ложечка звенела… Даже Алёнушкин Башмачок не утерпел, вылез из-под дивана и шепнул Метёлочке: - Я вас очень люблю, Метёлочка… Метёлочка сладко закрыла глазки и только вздохнула. Она любила, чтобы её любили. Ведь она всегда была такой скромной Метёлочкой и никогда не важничала, как это случалось иногда с другими. Например, Матрёна Ивановна или Аня и Катя, — эти милые куклы любили посмеяться над чужими недостатками: у Клоуна не хватало одной ноги, у Петрушки был длинный нос, у Карла Иваныча — лысина, Цыган походил на головешку, а всего больше доставалось имениннику Ваньке. - Он мужиковат немного, — говорила Катя. - И, кроме того, хвастун, — прибавила Аня. Повеселившись, все уселись за стол, и начался уже настоящий пир. Обед прошёл, как на настоящих именинах, хотя дело и не обошлось без маленьких недоразумений. Медведь по ошибке чуть не съел Зайчика вместо котлетки; Волчок чуть не подрался с Цыганом из-за Ложечки — последний хотел её украсть и уже спрятал было к себе в карман. Пётр Иваныч, известный забияка, успел поссориться с женой и поссорился из-за пустяков. |
| Только не стал выполнять эти требования батюшка. Когда наступила Дмитриевская родительская суббота, он объявил, что идет на кладбище служить панихиду по павшим за Родину воинам. Тогда в храме ему сразу несколько голосов старушек испуганно причитали: «Батюшка, ведь уберут тебя, никто еще не служил до тебя панихиды на братских могилах. «Ну что вы, нет, можно служить, не беспокойтесь», - сказал он тогда, а сам про себя взволнованно думал: «А, будь, что будет!». Так с тех пор он открыто ходил на кладбище и всегда служил панихиды и не только по воинам, но и о всех от века почивших православных христианах. Как-то приехали на приход отец Василий и псаломщик Алексей из соседнего села проведать его. Ходят они по храму, рассматривают иконы, прикладываются к ним. А отец Кирилл вдруг неожиданно даже для себя говорит им: «Может, вы мне поможете несколько досок половых оторвать?» Принес он лом и топор, и начали они отрывать доски половые. Увлеклись, да и все их и оторвали. Что ж делать-то, скоро воскресенье, как без пола-то? Надо дальше делать. Так они за три дня и заменили балки в полу, и уложили на место эти половые доски. Понравилось батюшке самому участвовать в работах, да и выхода нет другого: как при малых деньгах такой ремонт осуществить? Уговорил он Алексея приезжать к нему на приход помогать дальше в ремонте храма. Решили покрасить сначала своды и подкупольное пространство из бочки, чтобы не сооружать лесов. А внизу уже стены красить с лестницы. Сняли они в барабане оконные рамы, затащили наверх бревно и перебросили с одного оконного проема на противоположное. В колхозном гараже попросили старенькую лебедку, закрепили ее на полу под барабаном, а конец троса перебросили через бревно наверху. Нашли старую железную бочку, пробили в ней две дырки и привязали к ним трос. Теперь оставалось решить, кому лесть в бочку. Постановили бросить жребий, который пал на Алексия. Залез он на барабан, а батюшка лебедкой поднял пустую бочку наверх. Перекрестясь, влез Алексей в бочку. И начал он красить сначала вверху барабан, затем, понемногу отпуская трос лебедки, спускался все ниже и ниже. Наконец спустился в подкупольное пространство. Кистью он уже не мог доставать до сводов, поэтому решили привязать большую палку к кисти и так продолжать красить. По мере расширения свода и таким образом уже невозможно было доставать, и тогда, стоя внизу, отец Кирилл советует Алексею раскачиваться в бочке, а когда будет он подлетать к стене, то успевать несколько раз мазнуть. |
| Священник Николай Трушка. О преимуществах евроинтеграции (версия для печати)/Православие.Ru О преимуществах евроинтеграции Православие.Ru , 2 апреля 2014 г. Священник Николай Трушка Перевела с румынского Зинаида Пейкова Цыгане с медведем Хлопочу я сегодня у себя во дворе по хозяйству и вдруг слышу: кричит у ворот Фаустина-медвежатница : – Батюшка, пойдем скорее, причасти Помпиду, я не знаю, что с ним! Зашел я в дом, надел рясу, взял епитрахиль, крещенскую воду и Святое Причастие , пересек шоссе и, пройдя несколько домов, оказался у Помпиду. Во дворе толпятся человек 20 цыган-медвежатников. Я не разглядел ни одной фигуры, вокруг одни только шляпы, громадные раскидистые усы, черно-белые ботинки, длинные юбки – красные, зеленые, голубые, все в оборочку. – Добрый день, добрый день! – Целую руки, батюшка! Вхожу в дом. На кровати по-турецки сидит Помпиду, на голове шляпа, за спину подоткнуто одеяло – видимо, чтобы не заваливался. Он был небрит, большие кустистые усы, как у Тудора Георге, скрывали красные от слез глаза, и как я потом понял, у него был нервный срыв. Мы были в комнате одни, я встал перед ним с раскрытой книгой в руках, и Помпиду начал говорить урывками и подавленно: – Дорогой батюшка-а-а… я позвал тебя, чтобы ты меня исповедал и причасти-и-ил… потому что я-я-я… хочу повеситься-я-я… и не хочу умереть неподготовлены-ы-ым! «Да, дела тут у нас серьезные», – подумал я. – Эй, Помпиду, ты что, позвал меня сюда, чтобы шутить со мной? Что это за разговоры, что ты хочешь повеситься? – Да если бы ты знал, что со мной было, батюшка! Тому назад четыре года – точно не помню, когда американцы напали на Саддама, – сказал я Пардаляну: «Давай мы тоже поедем во Францию, в Париж, сколотим честную копеечку!» Пардалян играет на аккордеоне, а у меня был барабан (ты знаешь, они есть у меня, с палочками), и я предложил ему петь в Париже, за евро, потому что здесь нам не хватает денег. Беру я Пардаляна, аккордеон и барабан, и когда мы приехали в Париж , то оказались возле музея Жоржа Помпиду. (Он снимает шляпу с головы и начинает обмахиваться ею.) |
| Но сейчас эта мифологическая вера нуждается в новом рациональном осмыслении, в новой целеустановке, а ее-то культ вуду дать не может» . Рассмотрим же, каковы в реальности великие сакраментальные формы вудуизма. Дадим слово непредубежденному и несколько скептическому свидетелю - Александру Зайцеву: «Но вот слышится шум, оживление. Это засуетились несколько пожилых женщин, одетых в белые одежды и покрытых белыми платками. Они пытаются вызывать девушек на танец, тормошат их, увлекают. Они так настырны, что даже вкатывают этим мулаткам оплеухи. Наконец, те срываются с места, начинают покачиваться под неуемную дробь барабанов. Постепенно увлекается и толпа. Она уже пышет энергией. Все больше мужчин и женщин пускаются в танец; другие что-то поют. Вперед выходит священник. Он сжимает живого петуха. Взяв его за ноги, он размахивает им - вначале влево, потом вправо, вперед и, наконец, назад, совершая очистительную церемонию. Затем на мгновение кладет птицу наземь перед начерченным здесь узором и дает ей зерна. Если перепуганный петух ничего не клюет, священник отпускает его. Если берет приманку, вот ему и судьба. Его подбрасывают вверх, а потом ломают ему крылья и лапы. Бедный петух не успевает даже помучиться. Священник тут же сносит ему голову, а потом бросает еще подрагивающее тельце на узор, начерченный на земле, и выкладывает на нем крест из муки. Этот крест не имеет ничего общего с христианским; это - древний знак, символизирующий четыре страны света. Барабаны гремят все громче. Мама, румба, барабаны и труба! Мамимба-барабан, мабомба- барабан! Продолжайте пляску-чече-пляску- пляску! Продолжайте пляску-чече-пляску- пляску! Продолжайте пляску-чече-пляску- пляску! Танцоры пляшут все разнузданнее; они поют и прихлопывают в ладоши.... И вот уже первые танцоры впадают в транс. Некоторые из зрителей тоже завороженно громыхаются на пол - закатив глаза, вывернув руки. Это - культ вуду» . Просим прощения за обширную цитату (впрочем, мы выпустили в ней целый ряд достаточно непристойных подробностей, щадя великопостное настроение читателей). Она достаточно красноречива и, надеюсь, читатели прониклись пониманием великих сакраментальных форм вудуизма, а равно и проницательности и духовности папы Бенедикта XVI. |
|
|
