| «Парапан», отвечал шопотом и потупив голову Алкид. «Хорошо, я тебе привезу барабан. Такой славный барабан !.. Этак всё будет: туррр… ру… тра-та-та, та-та-та… Прощай, душенька! Прощай!» Тут поцеловал он его в голову и обратился к Манилову и его супруге с небольшим смехом, с каким обыкновенно обращаются к родителям, давая им знать о невинности желаний их детей. «Право, останьтесь, Павел Иванович!» сказал Манилов, когда уже все вышли на крыльцо. «Посмотрите, какие тучи». «Это маленькие тучки», отвечал Чичиков. «Да знаете ли вы дорогу к Собакевичу?» «Об этом хочу спросить вас». «Позвольте, я сейчас расскажу вашему кучеру». Тут Манилов с такою же любезностию рассказал дело кучеру, и сказал ему даже один раз: вы. Кучер, услышав, что нужно пропустить два поворота и поворотить на третий, сказал: «Потрафим, ваше благородие», и Чичиков уехал, сопровождаемый долго поклонами и маханьями платка приподымавшихся на цыпочках хозяев. Манилов долго стоял на крыльце, провожая глазами удалявшуюся бричку, и когда она уже совершенно стала не видна, он всё еще стоял, куря трубку. Наконец вошел он в комнату, сел на стуле и предался размышлению, душевно радуясь, что доставил гостю своему небольшое удовольствие. Потом мысли его перенеслись незаметно к другим предметам и наконец занеслись бог знает куда. Он думал о благополучии дружеской жизни, о том, как бы хорошо было жить с другом на берегу какой-нибудь реки, потом чрез эту реку начал строиться у него мост, потом огромнейший дом с таким высоким бельведером, что можно оттуда видеть даже Москву, и там пить вечером чай на открытом воздухе и рассуждать о каких-нибудь приятных предметах. — Потом, что они вместе с Чичиковым приехали в какое-то общество, в хороших каретах, где обворожают всех приятностию обращения, и что будто бы государь, узнавши о такой их дружбе, пожаловал их генералами, и далее наконец бог знает что такое, чего уже он и сам никак не мог разобрать. Странная просьба Чичикова прервала вдруг все его мечтания. Мысль о ней как-то особенно не варилась в его голове: как ни переворачивал он ее, но никак не мог изъяснить себе, и всё время сидел он и курил трубку, что тянулось до самого ужина. Глава III |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 8 голосов: 3.9 из 5) Положение осложняется Внезапно снаружи раздался знакомый всем протяжный вопль онкилонов, повторенный несколько раз, а затем загрохотал военный барабан. Встревоженные путешественники выбежали из землянки и увидели, что онкилоны собрались у жилища Амнундака вместе с женами и детьми. Сумерки и сгущавшийся туман мешали видеть, что они делают, а зловещий гул барабана – слышать что-нибудь. Они пошли было туда, но наткнулись на бежавшую к ним Аннуир, которая, задыхаясь, проговорила: – Не ходите туда, вернемся в наше жилище, пока женщин нет. Она побежала вперед, путешественники за ней. Когда они вошли в землянку, Аннуир рассказала, что воины, посланные на розыски путешественников, обнаружили, что священное озеро исчезло, и заметили также следы ног белых людей на плитах обсохшего дна. Отпечатки ног на мягком иле, покрывавшем плиты, не могли ускользнуть от внимания опытных следопытов. Они поспешили назад и сказали Амнундаку, что белые колдуны были у священного озера и высушили его. По этому поводу и был вопль, а барабан передает эту страшную весть по стойбищам. – Напрасно вы туда ходили без онкилонов! – укоризненно сказал испуганный Горохов. – Теперь они не поверят, что не вы высушили озеро. – Что же они думают делать? – спросил Ордин. – Они сами не знают, что предпринять; они перепуганы. Воины видели тоже, что вся земля полопалась, – ответила Аннуир. – Вождь послал уже за шаманом и велел пригнать жертвенного оленя. – Значит, будет ночное моление и вопрошание духов! – сказал Горюнов. – И каково будет внушение, которое получит шаман от духов, неизвестно. Может быть, он скажет, что нас всех нужно принести в жертву духам, чтобы умилостивить их? – Онкилоны не приносят в жертву людей, – заявил Горохов. – Этого нам бояться нечего. Я думаю, шаман скажет, что мы должны уходить поскорее отсюда. – Ну, это бы еще не беда! Уйти можно, хотя еще не время идти через льды, море вскрывается все шире, – сказал Горюнов. – Да, не время, и никуда нам уходить не следует, – прибавил Горохов. |
| Был такой случай в моей миссионерской практике. Молодой юноша вышел из кришнаитов. Он попал в секту кришнаитов, когда ему было где-то 14 лет, и до 19 лет был в этой секте. И вдруг у него вожделения стали появляться, рукоблудие, помыслы разные, а когда он прославлял Кришну, бил в барабан, с 14 до 19 лет у него ничего такого не было, даже рядом. Он там не ел ничего мясного (они не едят), бил в барабан, прославлял этого синего бога – все нормально. Он мне говорит: «Как же так, я стал христианином православным, я же вроде бы ближе к Богу подошел, и вдруг у меня такие проблемы?» Я его послал в Лавру к отцу Кириллу (тогда отец Кирилл принимал), он возвращается такой озадаченный. Я говорю: «Ну что тебя старец сказал?» – «Он мне сказал, что когда я был кришнаитом, моё целомудрие оберегали бесы, а теперь, уйдя от кришнаитов, я вновь стал православным, они на меня и напали в великой ярости». Действительно, бесы могут оберегать целомудрие еретиков, потому что оно для них очень выгодно. Ведь волки-то в овечьей шкуре, а овечью шкуру надо откуда-то брать. Также на девятнадцатом мытарстве могут застрять те, которые ложное мудрование имеют о вере и сомнение в вере, отступничество от православной веры. Кто сомневается в мытарствах – вот точно говорю: на девятнадцатом застрянут все вот эти новые богословы новомодные, которые не верят в мытарства, вот как раз для них девятадцатое, вот тут точно они застрянут. Двадцатое мытарство – это последнее мытарство, это как бы подводится итог всему. Это мытарство немилосердия. Немилосердие, жестокость, на этом мытарстве истязуются бесами и те, кто вместо молитв за усопших устраивал пьяные трапезы, вот такое есть представление у наших предков. Феодора описывает истязателей этого мытарства особенно жестокими, тем более их князь – по виду своему он «сух, уныл, и в ярости душит немилосердным огнем. В этом мытарстве без всякой пощады испытываются души немилосердных». Да, братья и сестры, вот мы с вами прошли двадцать мытарств. Я специально в начале не говорил, сколько их, чтобы вы не напрягались. |
| – Охотники – вперед! Весь батальон как по команде шагнул вперед. – Это лучше! – заметил Скобелев. – По-моему, никаких охотников не должно быть… Каждый должен быть охотником! – И впоследствии Михаил Дмитриевич очень редко, в самых исключительных случаях прибегал к этому приему. Он всегда старался доводить солдат до того, чтобы среди них все были “охотниками”. – Дело должно быть праздником для военного… Какие же тут охотники… Было выбрано 120 солдат, к ним командировано трое офицеров. Вместе с сотней уральских казаков и полевой батареей это составило небольшой отряд прикрытия минных работ. Офицеры было повели их, когда Скобелев остановил пехоту. – Постойте… Так нельзя… Солдат должен всегда знать, куда и зачем он идет… Сознательный солдат в тысячу раз дороже бессознательного исполнителя… Уральцам я уже объяснил… – Здорово, молодцы! Те ему ответили. – Знаете ли, куда вы теперь идете… Солдаты стали мяться… – В Барабан, ваше-ство! – Ну все равно, Парапан или Барабан… А зачем? – Турку бить!.. – Турка бить всегда следует… Как твоя фамилия? – Егоров, ваше-ство! – Видно, что удалой… Скоро георгиевским кавалером будешь… А только мы теперь вовсе не турку бить идем… Нам, брат, нужно другое дело обработать… Скоро мы на ту сторону Дуная перебросимся, поняли?.. – Поняли, ваше-ство! – Ну, то-то… Сидеть-то у молдаван надоело… Все на одном месте… Здесь без галагана никуда не пустят… Да и работы солдату мало… – Это точно… – Ну вот… Мы воевать пришли, а неприятель на той стороне, он к нам не придет – ему у себя чудесно, нам нужно его выбить оттуда… Выбьем ведь, орлы?.. – Рады стараться!..-повеселели солдаты. – А чтобы выбить, нам нужно перейти через Дунай… Тут-то нам и достанется… Станем мы перебираться туда – турок-то ведь тоже не дурак, он на наши плоты да лодки мониторы свои пустит. Видели вы, какие мониторы, вон, что пыхтят у берега… – Видели, ваше-ство! – Они нас и перетопят… Ну, а мы хитрее турка… Мы в воду такие мины погрузим, что ему сквозь них и не проплыть, только он на них наткнется, тут его и взорвет. Мы-то у него перед носом и перейдем реку… |
| В объемно-пространственной структуре собора выделяются два вертикальных композиционных акцента - храм и колокольня, объединенные расположенным между ними более низким объемом трапезной. Высокий четверик храма завершается восьмигранным барабаном с главкой , поставленной на восьмигранный световой фонарь. Апсида значительно ниже четверика. Восьмигранный барабан с главой, венчающий апсиду, служит в композиционном отношении как бы переходным элементом от ее низкого объема к более высокому четверику. Двухъярусная колокольня увенчана шатром , имеющим форму восьмигранной призмы. Переходным элементом от верхнего яруса к шпилю служит низкий восьмигранный постамент. Южный и северный фасады церкви имеют цельную композицию. Архитектурное убранство фасадов создают часто расположенные стройные вертикальные оконные проемы и нарядные завершения в форме лучковых кокошников, опирающихся на выступающие из стены фасада тонкие ажурные пилястры . По вертикали фасады членятся пилястрами на четыре равнозначных прясла , в каждом из которых помещено по три оси оконных проемов. Цельность и стройность северного и южного фасадов достигнута слабовыраженным горизонтальным междуэтажным поясом и удивительной гармонией всех членений и элементов. Внутреннее пространство церкви, апсиды, трапезной, и притвора разделено на два этажа. Апсида в обоих ярусах перекрыта конхой . Нижний ярус четверика перекрыт сомкнутым сводом. Восьмилотковый свод на тромпах верхнего яруса открывается в световой центральный барабан , из окон которого льется мягкий свет. Пространство трапезной в обоих этажах соединяется с помещением храма с помощью одного большого проема и перекрыто цилиндрическим сводом. Трапезная соединяется с двумя нижними ярусами колокольни, завершенными коробовыми сводами. Верхний его ярус представляет собой единое помещение с двумя уровнями пола, имеет плоское перекрытие. С более низкого уровня к более высокому, соответствующему уровню всего второго этажа церкви, ведет широкая одномаршевая мраморная лестница. В помещении паперти находятся две лестницы, идущие со стороны южного и западного фасадов с уровня земли на нижний уровень второго яруса притвора . |
| В целом в облике Успенского собора сочетаются строгое соблюдение русских церковных традиций (вплоть до крестообразности в плане) и програмные требования классицизма, такие как чёткая геометрия форм и монументальность сооружения. Ротонда и боковые барабаны сделаны соразмерными, равно как и главы над ними; центральный барабан богато остеклённый, угловые - глухие. Эти последние как бы " вырастают " из дополнительных цилиндрических объёмов по углам четверика - пример осмысленного творчества зодчего в заранее задуманных архитектурной стилистикой рамках. Центральная глава храма фигурная: почти идеальная сфера с перемычкой внизу увенчана подобием " ярославской вазы " под яблоком креста. В отличие от многих классических проектов, стремившихся к минимизации главки, проект Манфрини изначально предполагал крупную " луковицу " . Барабан заниженный, уплощённый, пропорциями перекликающийся с большой ротондой. Окна трапезной как бы " мирят между собой " тройные окна ротонды и ординарные, с циркульным вторым светом, - основного объёма. В нижнем ярусе - вариация на тему тройного проёма, центральное окно - широкое, как у основного объёма (и даже подчёркнутое собственным фронтончиком!), боковые уже и ниже; в верхнем ярусе - полуциркульное окно, характерное для зрелого классицизма, также трёхчастное. Интересна сама по себе и апсида собора. Она здесь подчёркнуто развитая, как бы вырастает из дополнительных " цилиндров " северо-восточного и юго-восточного углов, что в целом усложняет восточный фасад. В алтаре многочисленные широкие прямоугольные окна, над ними вторым ярусом идут циркульные - причём сквозные чередуются с ложными. В межоконных проёмах размещены пилястры, дополняющие рисунок колонн северного и южного фасадов. В интерьере собора всё подчинено развитию главного замысла архитектора - максимальному конструктивному и зрительному увеличению пространства внутри грандиозной ротонды. На достижение этого эффекта работают и относительно небольшая, как бы " сокращённая " трапезная, а в антитезу ей - развитая апсида с обширной конкой, как бы дополняющей подкупольное пространство. |
| В продольно-симметричной композиции церкви ведущую роль играет стройный трехсветный ротондальный объем храма, купольную кровлю которого венчает четырехгранный световой барабан с чешуйчатой маковичной главой, вознесенной на изящно изогнутой кровле. С востока к ротонде примыкает невысокая полукруглая апсида под полусферической кровлей с полицей, а с запада более широкая, чуть вытянутая по поперечной оси прямоугольная в плане трапезная со скругленными углами. С запада композицию замыкает ярусная колокольня, состоящая из трех четвериков с четырехгранным барабаном на кровле гуськовых очертаний. С трапезной колокольня связана маленьким узким поздним притвором. Все объемы церкви объединены невысоким чуть выступающим цоколем и несложным многоступенчатым карнизом, в ротонде и колокольне разделяющим два нижних яруса, а для алтаря и трапезной служащим венчанием фасадов. Стены ротонды разделены по вертикали на три яруса, близких по высоте. В первом по сторонам грубоватого двухколонного портика перед входом (на южном фасаде вход ложный) расположены два прямоугольных окна без обрамлений. Во втором – еще три прямоугольных окна: более высокое, с прямым двухполочным сандриком в центре и меньшие по размеру, с небольшой полуциркульной нишкой над сандриком по сторонам (оси боковых проемов в первом и втором ярусах не совпадают). Узкий профилированный карниз отделяет верхний третий ярус с чередующимися круглыми световыми и ложными окнами (с восточной стороны все окна ложные), связанными непрерывной профилированной кирпичной тягой, изгибающейся над проемами и горизонтальной в простенках. Венчающий карниз ротонды с расширяющимися кверху ступенчатыми консольками дополнен широким гладким фризом. Грани светового барабаны, прорезанные арочными окнами, выделены раскреповками, а карниз составлен из простых полочек. Фасадный декор апсиды и трехоконной трапезной идентичен: легкие раскреповки подчеркивают боковые стороны апсиды и фланкируют скругленные углы трапезной, прямоугольные окна, связанные на уровне подоконников узкой полочкой, завершены прямыми двухступенчатыми сандриками, а в завершении стен проходит многоступенчатый карниз. Все три яруса колокольни прорезаны высокими сквозными арками, оформленными двухколонными портиками с треугольными фронтонами. В портике нижнего четверика колонны прижаты к стене, а в верхних они трехчетвертные. В профилировки фронтона верхнего портика введен ряд ступенчатых консолек, аналогичных венчающему карнизу ротонды. Барабан в завершении колокольни идентичен барабану храма. |
| Боря трубил в горн. Леня бил в барабан. За ними шли Вава и Дима, а впереди выступала звеньевая Таня Закатова. Лоб ее был перевязан бинтом (она недавно упала с дерева), на затылке торчала темная метелочка волос. Эта метелочка резко дергалась, когда Таня оглядывалась на звено. – Вава! Почему не в ногу?.. Димка! Отстаешь! Дело было серьезное: Таня Закатова несла пакет с очень важным посланием. В этом послании сообщалось, что “карбиды”, то есть пионерлагерь завода “Карбид”, вызывают на военную игру “трикотажей” – пионерлагерь трикотажной фабрики ‘ 2. Неторопливо, торжественно шагало звено через маленький лес, разделявший оба лагеря. Трещал барабан, ревел горн, и с освещенных заходящим солнцем деревьев то и дело шарахались в небо испуганные стаи грачей. Дорога вышла из леса на большую поляну. В конце ее стоял белый дом с башенками и остроконечной крышей. Ребята видели, как “трикотажи” сбегаются на линейку. – Ждут! Знают, в чем дело! – сказала Таня. – Вавка, опять не в ногу!.. Димка, поправь галстук!.. Раз-два-три-четыре! Раз-два-три-четыре! Они вошли в калитку и замаршировали мимо неподвижных рядов “трикотажей”. Возле мачты с флагом их поджидал председатель совета лагеря Миша Бурлак. Таня остановилась перед ним. Смолкли горн с барабаном. Стало совсем тихо. Председатель, толстый, солидный, исподлобья поглядывал на представительницу “карбидов”, а она, тонконогая, худенькая, настороженно смотрела на председателя. Что-то странное было в поведении председателя. Он старался стоять смирно и сохранять обычную солидность, но время от времени делал какие-то непонятные движения: то поводил плечами, то вдруг выпячивал живот, то совсем убирал его. Таня передала ему пакет, заклеенный смолой. Бурлак взял его и почему-то поднял правую ногу, согнув ее в колене. На линейке зашушукались. Председатель вскрыл пакет. Он опустил ногу, согнулся, точно у него болел живот, и стал торопливо читать дрожащим голосом, то и дело сбиваясь: – “Отважным трикотажам от отважных карбидов. Уважаемые храбрые трикотажи! |
| Пол был выложен гранитными плитами. В центре площадки плиты были треснувшие и сильно продавленные: на это место грохнулся колокол. Мы посмотрели вверх: пробитый потолок, поломанные балки. У стены — сложенная из кирпича лестница, ведет к люку. — Полезли? — спросил Виталька. — Ага. Мы забрались на второй этаж. Здесь, как и на первом этаже, светились оконца-щели. И так же пахло известкой, камнем и влажными кирпичами. Но не было такой тишины. Раздавался ритмичный стук, разбавленный тонким дребезжанием. — Часы стучат, — прошептал Виталька. — Ой, Олега, смотри… Я оглянулся. За спиной у нас была большая и глубокая ниша. В ней виднелось зубчатое колесо с метровым рычагом. Точнее, не колесо, а зубчатый барабан, который надет был на торчащую из стены ось. По обеим сторонам барабана протянулись мощные цепи. Это они тихо дребезжали от работы механизма. Цепей было три. Они спускались из круглых отверстий в сводчатом потолке ниши и уходили в такие же отверстия в кирпичном полу. Только одна цепь не уходила — на ней висела ржавая граненая гиря размером с большой молочный бидон. — Смотри, — шепотом сказал Виталька, — движется… Гиря тихо-тихо, но все же заметно для глаз ползла вниз. До кирпичного пола ей оставалось полметра. Видимо, это был конец ее пути. Скоро гиря стукнется о кирпич, и часы замрут. Наверно, еще никогда гиря не касалась кирпича, иначе там остался бы след от такой тяжести. А следа не было. Виталька хотел что-то сказать, но в этот миг вверху ударили часы: бомм-бах! Половина восьмого… Из пустой круглой дыры в своде ниши выползла наполовину и тихо закачалась еще одна гиря. Я сразу понял, что она — от часовых колоколов. В тети Валиных часах так же опускалась и покачивалась гиря, когда просыпалась кукушка. — Не больше чем на два часа хватит, — сказал я. Виталька решительно посмотрел на меня. — Гири поднимают этой штукой. — Он кивнул на рычаг и барабан. Я и сам догадался. Но как эта штука действует? А Виталька уже понял как. — Берись. Тяни ее на зубцы. Мы не без труда откачнули в сторону одну цепь и надели на шипы барабана. Потом взялись за рукоятку на конце рычага. |
| Взволнованный ропот, словно огонь, бегущий по запальному шнуру, проложенному через все предместье до крыльца погребка, докатился до них с улицы. — Это Дефарж! — сказала мадам. — Внимание, патриоты! Дефарж вошел, запыхавшись, и, сдернув с головы свой красный колпак, огляделся вокруг. — Слушайте все! — повторила мадам. — Слушайте его! Дефарж стоял, тяжело дыша, а за дверями лавки уже собралась толпа, и все смотрели на него жадными глазами, разинув рты; посетители, сидевшие за столиками, повскакали с мест. — Говори! Что случилось? — сказала мадам Дефарж. — Вести с того света! — Что! — презрительно вскричала мадам. — Как это так — с того света? — Все вы помните старого Фулона , который говорил голодному народу: «Ешьте траву», а потом издох, и дьявол уволок его в преисподнюю? — Все, все помним! — заревела толпа. — Так вот — вести о нем. Он, оказывается, тут как тут! — Как? — ахнула толпа. — Мертвый? — Нет, живой. На него такой страх напал — а ему есть за что нас страшиться, — что он распустил слух, будто помер, и похороны были торжественные, и все честь честью. А оказывается, он жил себе в деревне, прятался и вот — его нашли и привезли сюда. Я сейчас сам, своими глазами, видел, как его вели в ратушу под конвоем. Я говорю, что у него были причины нас бояться. А ну-ка, скажите все, правду я говорю? Были причины? Несчастный грешник — если он, дожив до семидесяти с лишним лет, мог не понимать этого, то сейчас у него, должно быть, открылись глаза, — стоило только послушать рев, каким толпа ответила на слова Дефаржа. Наконец толпа стихла, и на минуту воцарилась глубокая тишина. Дефарж с женой обменялись многозначительным взглядом. Месть наклонилась и выкатила ногой из-под стойки внезапно загудевший барабан. — Патриоты! — решительно крикнул Дефарж. — Готовы ли мы? У мадам Дефарж уже торчал за поясом нож, а барабан уже гремел на улице, словно он каким-то волшебством вмиг перенесся туда вместе с барабанщиком, и Месть с диким воем, размахивая руками над головой, точно все сорок фурий разом, ринулась созывать женщин |
|
|
