| Но к концу века научное положение патриаршей школы вообще пошатнулось; нам говорят, что в это время: «философия ее упала», мало того: даже «грамматика (словесное отделение) была в пренебрежении». По поводу упадка [словесного отделения Макрей в одном письме в 1795 году писал: «теперь трое учат грамматике, но они не стоят и одного». 74 Число учителей в школе патриаршей XVIII-ro века было не одинаково. Судя по штату 1748 года, сначала их было только двое, но потом состав их значительно увеличился. В правление патриарха Серафима, при Булгарисе, одновременно с ним действовали четверо учителей. Но мы думаем, что общее количество учителей школы в это время было значительно больше, ибо по всем ведомостям четверо наставников во главе с Булгарисом преподавали в философском отделении школы, а словесное или грамматическое существовало особо и требовало особых учителей. После, число учителей иногда сокращалось, наприм., из вышеприведенного письма Макрея видно, что в словесном отделении, по закрытии философского, в конце века было трое учителей. В патриаршей школе первой половины века в юности учился у Досифея Лесбосца патриарх Константинопольский Самуил. 75 Можно составлять достаточное понятие и о направлении преподавания в патриаршей школе XVIII-ro века. По уверению Гедеона, Евгений Булгарис знакомил своих слушателей с новейшими учеными теориями, в особенности по части философии, но впоследствии дело пошло иначе, т.е. —33— по-старому. «К несчастью, говорит тот же самый Гедеон, новейшие начала знания и теории после Булгариса до XIX-ro века не имели доступа в школу». В доказательство этого он приводит следующее выпуклые факты. Когда в 1794 году вышел греческий перевод книги Фонтенелла «о множестве мipob», то Макрей сильно вооружился против этой астрономической системы, из боязни в случае принятия ее, «впасть в противоречие книге И. Навина с ее известным повествованием о чудесной приостановке движения солнца и луны. Греческий ученый Константин Кума к этому еще прибавляет, что воззрения Макрея сходились с воззрениями Афанасия Паросца (современника Макреева), который, считая новую философию пагубной для благочестия, восставал против нее и против астрономии. |
| Современный вселенский патриарх Кирилл IV (1711–1713 г.) даже стал на сторону архиепископа Косьмы и признал за ним право на занятие александрийского престола. К сожалению, пока остаются неизвестными константинопольские документы, относящиеся к вопросу о домогательстве александрийского престола со стороны архиепископа Косьмы. Несомненно, это важное дело не могло состояться без того или иного участия константинопольской патриархии. Дальнейшее наше исследование вопроса покажет, что нередко александрийские патриархи избирались в Константинополе, на соборах местных иерархов, под председательством вселенских патриархов. По-видимому, вследствие каких-то недоразумений, возникших относительно избрания Самуила Капасули на александрийский престол, в Константинополе явилось сомнение в законности и каноничности этого избрания, а на этой почве потом создалось и расположение константинопольской патриархии к новому претенденту патриаршего престола в Александрии – клавдиопольскому архиепископу Косьме. Можно даже предполагать, что в Константинополе состоялось формальное издание Косьмы на александрийский престол, хотя протокол этого акта неизвестен, да и едва ли когда-либо сделается известным в науке, потому что он, вероятно, был потом уничтожен, когда в Константинополе точно определилась законность и каноничность избрания Самуила, состоявшегося в Александрии. Поддержка Косьмы в Константинополе ясно обнаружилась уже «в восьмой месяц» управления Самуила, – как он сам писал в послании к императору Петру I, – т. е. при константинопольском патриархе Афанасии V (1709–1711 г.). Правда, выступление Косьмы в звании претендента на александрийский престол состоялось, – по словам патриарха Самуила, – без предварительного об этом ведения всех святейших патриархов и архиереев, но из других источников известно, что потом в Константинополе оказались сторонники Косьмы и в среде иерархов, которые и поддерживали его в стремлении занять александрийский патриарший престол. Как относился к притязаниям Косьмы вселенский патриарх Афанасий, – пока неизвестно, но его преемник по престолу, патриарх Кирилл IV, считал Косьму законным патриархом и так настойчиво и энергично защищал его право на предстоятельство в церкви Александрийской; что даже подверг патриарха Самуила Капасули «извержению» из сана. |
| В этом совместном обсуждении вопроса, завершившемся общим и единогласным мнением и решением, принимали участие все без исключения члены собора – патриархи и архиереи, клирики и миряне – александрийские епитропы. И на первом заседании собора было решено – произвести избрание нового александрийского патриарха посредством канонического голосования. По установившемуся на Востоке обычаю, па первом заседании намечались лишь кандидаты патриаршества, указывались их достоинства и происходила общая их оценка применительно к традиционному τπος’у патриарха. На втором же заседании избирательного собора, происходившем в том же составе участников, состоялся выбор трех кандидатов из числа всех, намечавшихся к избранию лиц. Этот выбор отличался общим единодушием и согласием (κα δ τς κλογς γενομνης κοιν συγκατανεσει τε κα σμπνοα) 23 . Но в протоколе не названы имена двух других кандидатов, которые вместе с бывшим писсидийским митрополитом Косьмою были намечены в качестве достойных претендентов на александрийский патриарший престол. После Косьмы III патриарший престол в Александрии занимал блаженнейший Матфей (1746–1766 г.), по фамилии Псалтис, бывший ливийский митрополит. В одном «Каталоге александрийских патриархов» об избрании Матфея на патриарший престол говорится, что его «оставил (κατλιπε) своим преемником» блаженнейший Косьма III, предшественник его по кафедре св. апостола Марка 27 . В «Дионисиевском каталоге александрийских патриархов» лишь отмечается, что Матфей был «перемещен» (μετετθη) на александрийскую патриаршую кафедру «3 сентября» 1746 года 28 . Историк Афанасий Комнин Ипсиланти говорит об избрании Матфея следующее: «После смерти александрийского патриарха Косьмы III, ливийский митрополит Матфей, родом с острова Андроса, находившийся в Бухаресте для наблюдения за монастырем Златари, преклоненным александрийскому престолу, был избран вселенским патриархом Паисием и синодом в патриарха Александрии, как первый архиерей престола, и, прибывши в Константинополь, был перемещен в третий день сентября (1747 года)» 29 . |
| Βιογραφικν σχεδιριον, σ. 12, 23. θναι 1901). Впрочем, о моральном облике Косьмы имеются данные и иного рода (Епископ Порфирий Успенский , Александрийская патриархия, I, 343) 26 В «Большом кодексе» Александрийской патриархии относительно этого сказано следующее: «Κοσμ το Καλοκγαθου, φ’ ου κα πναξ γγραπται, τελευτσμαντος ν ΙΙηλουσω τ γ» ουνου το τους αψμς " » κτλ. Значит, неправ историк Афанасий Комнин Ипсиланти (σ. 343), а за ним – и русский ученый X. М. Лопарев («Александрийская патриархия», 1, С), датировавшие кончину патриарха Косьмы «7-м июня». 1746 года. Комнин Ипсиланти неправильно указывает и время вступления Косьмы III на александрийский патриарший престол, относя его к «5 марта 1738 (?) года» (σ. 343). Не говоря уже об очевидной ошибке в указании года, нельзя считать правильным в этой дате и месяц («март» 1737 г.). Епископ Порфирий Успенский (1:37) и X. М. Лопарев (1, С) относят избрание Косьмы III к октябрю 1737 г. Этой даты держится и греческий ученый – архимандрит Хрисостом Панадопул («’Αλεξανδριν σημειματα». ’Εκκλησιαστικς Φρος, 1910, VI, 18). Основанием для такого мнения ученых служит упомянутое выше поздравительное письмо к патриарху кипрскаго архиепископа Филофея, датированное 18 октября 1737 года (Епископ Порфирий Успенский , Александрийская патриархия, I, 37–38). Но текст этого письма не содержит бесспорных данных для упомянутого заключения ученых. В письме ясно говорится, что архиепископ Филофей, вследствие политических и иных затруднений, запоздал с своим приветствием и поздравлением новоизбранного александрийского патриарха Косьмы (ξ ο κα τ ατια πο εβραδναμεν ν τν προσκυνσωμεν κα ν τν συγχαρμεν δι τν παρ μν γραμμτων αποτυχα μλιστα τν κομιστν κτλ.): об избрании Косьмы архиепископ Филофей узнал из письма этого патриарха, присланного из Константинополя, немедленно послал ему первое приветствие при посредстве общео дидаскола Крития, но оно не достигло цели, так что письмо Филофея от 18 октября 1737 года было уже вторым, значительно запоздавшим поздравительным посланием патриарху Косьме. |
| Бывший камер-паж Императора Павла Петровича, всю свою жизнь гордившийся этим званием и с честью носивший его, человек, созданный для широкой светской придворной жизни, по милости судьбы он должен был поселиться в деревне, вдали от воспитавшей его и милой его сердцу столицы. Вместе со значительным состоянием, он унаследовал от своего отца и большие долги, покончив с которыми, не имел возможности оставаться в Петербурге и принужден был удовольствоваться скромной долей помещика, правда, еще весьма состоятельного: у него осталось чистых около четырехсот душ крестьян да живописное село Покровское – старинное дворянское гнездо – родовое поместье предков его – Брянчаниновых. Вышедши в отставку в чине поручика, он поселился со своей женой Софьей Афанасьевной, красивой, светской женщиной, происходившей тоже из славной фамилии Брянчаниновых, сначала в деревне Носудове, 20 а потом в селе Покровском, которое, к 1812-му году было заново отстроено им на широкую барскую ногу. Привыкший к столичной придворной жизни, Александр Семенович сумел и здесь в деревне, устроить жизнь свою пышно и богато, перенеся в северную глушь свои утонченные привычки столичного жителя. «Воля его и художественный вкус создали маленький Версаль с замком-домом, царственным садом и изящной церковью на бесплодной илухе глинистой русской горы. 21 Тогда как другие помещичьи дома того времени, обыкновенно деревянные, четырехугольные, с тесной прихожей, были все похожи один на другой. Дом Брянчанинова, изящно со вкусом и по моде убранный, с успехом мог стоить не в Покровском, а на одной из главных улиц Петербурга; не только в комнатах, но и в лакейской стоял всегда запах цветов или тонкого французского табаку (барин нюхал); большие оранжереи с роскошными растениями теплого юга, о которых напоминают теперь в значительной степени, пришедшие в ветхость строения; высокие клумбы с красивыми кустами роз в расчищенном тенистом саду с прихотливыми, изящными беседочками; конюшни с дорогими породистыми лошадьми; разнообразные собственные мастерские (ткацкая, золотильные, резные), необходимые для полного комфорта и удовлетворения. |
| (Архив Кавк. Консистории, Дело 2-го стола, по описи 1861 г: 17, л. 1). 391 Резолюция последовала на официальном письме редактора «Душеполезного чтения» протоиерея Алексея Ключарева от 16 января 1861 г. (Арх. Кавк. дух. Конс., дело 2-го стола, по описи 1861 года 16, лист 1 и 2). 392 Направление это и его мотивы подробно выразились в обстоятельном предложении Епископа Игнатия, данном Кавказской дух. Консистории от 17 января 1859 года, за 3.; Арх. Кавк. дух, Консистории. Дело 2 стола, по описи 1859 г. 24. То же–в бумагах сенатора Н. С. Брянчанинова. Предложение это ниже прилагается в копии. (См. Приложения, стр, 13–47). 393 Предложение Епископа Игнатия Кавк. дух. Консистории от 17 января 1859 г., за 3 (См. Приложения, стр. 13–17). 395 Архив Кавк, дух. Консистории. Дело 1-го стола, по описи 1859 г. 24, л. 5. По содержанию этих предложений Епископа Игнатия духовенство епархии дало подписку в неуклонном последовании данному в них наставлению. 396 Предложение от 6 мая 1859 г., за 916, сохранившееся в подлиннике в бумагах сенатора Н. С. Брянчанинова, представляет обширную, в 63 страницы убористого мелкого письма, тщательно написанную Преосвященным Игнатием рукопись, было напечатано в количестве 170 экз. для рассылки по епархии. В виду важности рассматриваемого в нём вопроса по существу, исторического его значения и ценности для характеристики взглядов Преосвященного Игнатия и его литературных трудов, мы помещаем это интересное предложение к нашей книге в копии (См. Приложения, стр. 18–47). 397 Статья «Православного Собеседника», подвергшаяся критике Епископа Игнатия, как сообщающая деятельности духовенства нецерковное направление, написана была баккалавром Казанской духовной академии Аф. Щаповым. Преосвящен. Игнатий, очевидно интересовался личностью Щапова. В бумагах сенатора Н. С. Брянчанинова сохранилась следующая небезынтересная заметка. В апреле 1861 г. совершена была в г. Казани, по просьбе студентов тамошнего университета, панихида по крестьянам убитым в с. Бездне. При панихиде сей находился бывший баккалавр тамошней духовной академии Афанасий Щапов и произнес речь с амвона. |
| Ничего подобного не наблюдается в сочинении Леонтия «Adversus fraudes».... Здесь виден специалист в деле критики апокрифов, обладающий обширным материалом и точными сведениями относительно значения их. Леонтий ясно и решительно утверждает, что последователи Аполлинария, Евтихия и Диоскора в целях защиты своей ереси надписывали некоторые сочинения Аполлинария именем св. отцев.. 259 . И далее приводит одно за другим эти места из сочинений Аполлинария и его учеников (Валентина, Тимофея, Полемия). В своем отзыве о них Леонтий твердо говорить: «мы знаем их за сочинения самого Аполлинария, не только из свидетельства учеников, которые надписывали эти сочинения ложными именами то Юлия, то Григория, то Афанасия, но и из самого рода речи и стиля» 260 . На основании всех этих данных мы считаем не только возможным, но и необходимым утверждать, что настоящее сочинение есть подлинное сочинение Леонтия Виз. и относится не к первым опытам его пера, но является зрелым плодом расцвета его таланта и развития писательской деятельности 261 . Хронологически мы можем его отнести не раньше, как к началу сороковых годов VI-ro столетия. В виде основания для такого датирования можно сослаться на следующее место из данного сочинения: «письмо Аполлинария из давнишнего экземпляра, найденного в библиотеке Андрея, боголюбезнейшего ( θεοφιλεσττου) епископа Сидонского» 262 И далее приводится самый текст письма. Название Андрея θεοφιλσττος а не μακριος. указывает на то, что Леонтий считает его живым во время написания своего сочинения. Об этом Андрее мы знаем два факта: 1., его участие на соборе в г. Тире в 518 году и 2., подпись его под посланием Епифания, еп. Тирского, к собору Константинопольскому 536 года 263 . Допустимо, что Леонтий в качестве участника указанного собора получил здесь возможность познакомиться с присланным документом из библиотеки Андрея и впоследствии воспользовался им для обличения аполинаристов в их подлогах. Относительно содержания разбираемого сочинения говорить много нечего после того, что уже сказано 264 . В нем с начала и до конца приводятся одна за другой выдержки из сочинений Аполлинария и аполлинаристов ложно надписываемые именем св. отцев. Сам же автор ограничивается только вступительными и попутными критическими замечаниями. Но от этого сочинение не проигрывает в своей убедительности и ценности. Материал, выписываемый Леонтием, говорить сам за себя, и потому автор, вообще не любящий без нужды выделяться и разглагольствовать, предоставляет, читателям самим учесть все те последствия, какие с очевидностью явствуют из представляемых им доказательств аполлинаристических подлогов. |
| Но будучи безусловною собственностью Леонтия, сочинение Contra Monoph. есть несомненно интерполированное сочинение. На это указывают уже первые строки книги, который начинаются с « λλ» – союза соединительного: « λλ’ α τας ατν παντσαντες ποραις, λγα τιν νν κ πλεινων κα μες ατος νταπορσωμεν " 284 . Ясно, что здесь мы имеем дело с продолжением речи, начало коей утрачено. Затем, самое расположение материала в книге не отличается упорядоченностью и дает повод подозревать вмешательство чужих рук, в первоначальный состав и расположение его. Так после свидетельств св. отцев, начиная с с. 1877В., в сочинении следует ряд возражений (монофиситских) против Халкидонского собора и опровержение их. А далее предлагаются на разрешение вопросы, касающиеся внутренней жизни монофиситской общины, т е. прямого отношения к трактуемому предмету не имеющие. При этом в данной здесь характеристике монофиситской общины есть очень прозрачные намеки на более позднее время, чем в какое могло быть написано это произведение Леонтием. Так здесь упоминается о франках (с. 1805С), о лангобардах (с. 1896С), и о нашествии сарацин на Палестину (1900А), т. е. о таких исторических движениях и событиях, который имели место позднее, нежели жил и писал наш автор. Наконец, в данном сочинении замечаются грубые ошибки, прямо невозможный при признании сочинения неповреждённым!:,. Так в с. 1821С и в с. 1829А одна и та же выдержка оказывается то в письме св. Кирилла к импер. Феодосию, то в письме Кирилла к Иоанну Антиохийскому. Еще: в с. 1805D и с. 1884АВ одна и та же формула св. Кирилла оказывается происходящею то от св. Афанасия, то от аполлинаристов. К этим явным признакам интерполированности можно прибавить немаловажную справку об этом сочинении из истории его текста. Минь заимствовал этот текст из собрания Мая: «Collectio nova voter, patruiu.» t. VIII. Romae, 1833, а Май взял его или у Галландия из Bibliotheca antiquor. patr. (t. XII, 1799 г.), или у Манси (t. VII, 1762 г.), Манси же свое издание сделал с рукописного кодекса Марциана (12 века) 285 . Сличение рукописного текста данного сочинения с печатными его изданиями обнаруживает различное расположение материала в содержании и по местам неодинаковое его изложение. Все это убеждает нас в необходимости признать данное сочинение в настоящем его виде значительно поврежденным по сравнению с своим подлинником. |
| Я вошел в избу, или во дворец, как называли ее мужики. Она освещена была двумя сальными свечами, а стены оклеены были золотою бумагой; впрочем, лавки, стол, рукомойник на веревочке, полотенце на гвозде, ухват в углу и широкий шесток, уставленный горшками, – все было как в обыкновенной избе. Пугачев сидел под образами, в красном кафтане, в высокой шапке и важно подбочась. Около него стояло несколько из главных его товарищей, с видом притворного подобострастия. Видно было, что весть о прибытии офицера из Оренбурга пробудила в бунтовщиках сильное любопытство и что они приготовились встретить меня с торжеством. Пугачев узнал меня с первого взгляду. Поддельная важность его вдруг исчезла. «А, ваше благородие! – сказал он мне с живостию. – Как поживаешь? Зачем тебя Бог принес?» Я отвечал, что ехал по своему делу и что люди его меня остановили. «А по какому делу?» – спросил он меня. Я не знал, что отвечать. Пугачев, полагая, что я не хочу объясняться при свидетелях, обратился к своим товарищам и велел им выйти. Все послушались, кроме двух, которые не тронулись с места. «Говори смело при них, – сказал мне Пугачев, – от них я ничего не таю». Я взглянул наискось на наперсников самозванца. Один из них, щедушный и сгорбленный старичок с седою бородкою, не имел в себе ничего замечательного, кроме голубой ленты, надетой через плечо по серому армяку. Но ввек не забуду его товарища. Он был высокого росту, дороден и широкоплеч, и показался мне лет сорока пяти. Густая рыжая борода, серые сверкающие глаза, нос без ноздрей и красноватые пятна на лбу и на щеках придавали его рябому широкому лицу выражение неизъяснимое. Он был в красной рубахе, в киргизском халате и в казацких шароварах. Первый (как узнал я после) был беглый капрал Белобородов ; второй – Афанасий Соколов (прозванный Хлопушей) , ссыльный преступник, три раза бежавший из сибирских рудников. Несмотря на чувства, исключительно меня волновавшие, общество, в котором я так нечаянно очутился, сильно развлекало мое воображение. Но Пугачев привел меня в себя своим вопросом: «Говори: по какому же делу выехал ты из Оренбурга?» |
| И за все его благодеяния воздаст ему Христос праведную мзду свою в нынешний век и в будущий». Вскоре патриарх получил от государя знак его любви к себе. В 1599 году Иов просил Бориса возобновить жалованную грамоту, данную некогда царём Иоанном Васильевичем митрополиту Афанасию о неподсудимости святительских и монастырских людей суду светскому и об увольнении их от особенных повинностей, другими исправляемых. Государь исполнил желание патриарха, приказал переписать на своё имя грамоту Иоаннову. В грамоте сей сказано: «Бояре царские, городские наместники, волостели, тиуны не должны судить ни в чём, кроме душегубства, патриарших монастырей архимандритов, игуменов, священников, старцев и всех патриарших приказных людей, детей боярских и их детей, патриарших крестьян и монастырских слуг. Судит всех их отец наш, Иов патриарх, или его приказные люди. При случаях, подлежащих суду гражданскому, церковные и святительские вотчины изъемлются от суда местного и подчиняются прямо суду государя или его ближайших бояр. Все они освобождаются от особенных повинностей, другими исправляемых» 129 . Но недолго суждено было Иову наслаждаться миром и радостью, ибо недолго он имел утешение видеть счастье своей паствы. Радость о царе мудром и милостивом скоро заменилась слезами о бедах и напастях человеческих. Подозрительность Бориса открыла доступ в его душу самым не справедливым доносам, и печальные следствия недоверчивости царя к своим подданным, от которой предостерегал Бориса патриарх в минуту, когда вручал ему скипетр царственный, не замедлили со всем ужасом обнаружиться и возмутили покой и радость первосвятителя. Первой жертвой Борисовой подозрительности был Бельский. Одно не осторожное слово Бельского, искажённое клеветой, подвергло его позору и заточению. Но самым несправедливым следствием подозрительности и клеветы было гонение, воздвигнутое на семейство Романовых и родственных им домов боярских. Мы не будем говорить о подробностях этого дела; тёмным пятном легло оно на память Бориса. |
|
|
