| Сопоставляя законодательные распоряжения Никифора Фоки с его личными отношениями к монахам, как они изображаются Афанасием Афонским и отчасти Львом Диаконом, нельзя не заметить некоторого, по-видимому, резкого противоречия между тем и другими. С одной стороны – враждебный монашеству закон, запрещающий строить новые монастыри и делать в пользу старых пожертвования и вклады, а с другой – пламенная любовь к монахам, постройка многих монастырей и самое искреннее тяготение к пострижению. Противоречие обостряется тем, что создано документами, не подлежащими никакому сомнению. Но, думается, его можно несколько сгладить. Дело в том, что закон 964 года был издан по мотивам не религиозным, а государственным. Он был направлен не против монашества как самостоятельного церковно-общественного института, имеющего свой raison d’être, свои идеалы, свои цели и задачи, а против злоупотреблений, внесенных в него средой и временем, – злоупотреблений, нарушавших социально-экономическое равновесие в стране и вредно отражавшихся на государственных интересах Империи. Другими словами, он имел целью лишь защитить крестьянскую общину от вреда, наносимого ей чрезмерным размножением монашества, и касался последнего только в его ненормальном отношении к крестьянству; внутренняя же сторона монашества, его идеалы, строй и пр. остались вне компетенции этого закона. Поэтому с точки зрения законоположения 964 года на Никифора Фоку нужно смотреть, как на императора, как на правителя государства, поставленного на страже его благосостояния. Заняв византийский престол, Никифор не мог не заметить, как много страдает крестьянская община, а с ней государство, от чрезмерного умножения монашества. Он видел, какой вред и стеснения терпят крестьяне от монастырей, до какого излишества доходит стремление монастырского землевладения увеличиваться за счет крестьянских участков, как падало постепенно крестьянское благосостояние. Он видел все это и был поражен опасностью, которая угрожала благосостоянию и государства... |
| Со всей силой своей воли и энергией характера он выступил на защиту крестьянской общины, смело и прямо указал зло и действительные средства для противодействия ему. Но Никифор был набожен и религиозен. Как истинный сын своего века, он почти до страсти был расположен и к монашеству. Еще до занятия престола он много раз доказывал свою любовь к монахам и даже строил монастыри. Но его воззрения на монашество были не похожи на воззрения большинства его подданных. Он ревновал вовсе не о том монашестве, которое похвалялось обилием новых монастырей, в большом числе воздвигаемых и в городах, бесчисленным сонмом любителей иноческого жития и безмерным любостяжанием. Такой взгляд, по понятиям Никифора, был «болезненным». Монашеские воззрения самого императора имели в своей основе учение Христа Спасителя, предостерегавшего от излишнего стяжания, св. Апостолов, заповедовавших полную свободу от мирских попечений, и св. древних пустынных подвижников, «жизнь которых была до такой степени проста, как будто они жили одной душой и уже достигли бестелесности ангелов». 531 Монашеский идеал царя воплощался в одном из его современников, великом аскете всех веков – св. Афанасии, устроителе монашества на горе Афоне, вдали от мира, среди пустынных мест, лишь с необходимым материальным обеспечением. О таком именно монашестве и ревновал Никифор еще до занятия престола, к нему-то и имел пламенную любовь. Но император не имел нужды изменять своих благосклонных отношений к такому монашеству и после занятия престола и даже после издания закона 964 г., хотя с первого взгляда и представляется, что, издав антимонашеский закон, он должен был порвать всякую связь со своей прежней, в пользу монашества, деятельностью. Дело в том, что монашество, как понимал его Никифор, вовсе не представлялось опасным для государства с той стороны, в защиту которой был направлен закон 964 г. Крестьянская община и свободные крестьянские участки не могли подвергаться никакому стеснению от монахов, живших в пустынях, вдали от сел и городов и – главное – с самыми ограниченными материальными средствами. |
| И монахи, и крестьяне при таких условиях могли существовать и процветать без взаимного обременения. Поэтому закон 964 г. не только не восстает против такого монашества, но и рекомендует его вниманию подданных предпочтительно перед той формой подвижничества, которая имела наибольшее среди них распространение. Итак, принципиального противоречия между законом 964 г. и монахолюбивой деятельностью императора Фоки нет. Что касается частных проявлений этой деятельности, то для правильного взгляда на них не следует упускать из внимания основной цели закона 964 г. С этой точки зрения не окажется резкого противоречия этому закону ни в постройке монастырей, ни в материальном их обеспечении. Никифор строил монастыри, во-первых, вдали от сел и городов, в местах пустынных (на горах Кимине, Олимпе и Афоне) и притом на свой или государственный счет; во-вторых, он обеспечивал их деньгами, но не землей, урезываемой от крестьянских участков, как практиковалось раньше. Такой порядок дел не наносил ущерба крестьянскому землевладению, в защиту которого собственно и был направлен закон 964 г. Таким образом, свидетельство св. Афанасия Афонского о постройке и обеспечении Никифором монастырей не стоит в прямом противоречии с законом 964 г. Если и можно усматривать какое-либо разногласие между тем и другим, то лишь в том, что Никифор, вопреки своему строгому закону, слишком, может быть, много строил новых монастырей и слишком, может быть, щедро наделял их деньгами. В этом смысле и можно сказать, что он не осуществил своего же закона, который позволял строить лишь келлии и лавры, обеспечивать лишь бедные монастыри, и притом только в необходимом. Но не следует забывать, что Никифор был сыном своего набожного времени, почти идеальным в религиозном отношении детищем византийского средневекового общества. Его непоследовательность в отношении к монашеству не только понятна, но по тому времени и естественна. Для историка было бы более странным то явление, если бы Никифор, этот религиознейший и монахолюбивейший человек, почти идеальный в этом отношении сын своего времени и общества, имевший непреодолимую склонность к монашеству и много раз еще до занятия трона доказывавший свою любовь к инокам, – если бы он, заняв престол, вдруг порвал всякую связь со своей прошедшей в пользу монашества деятельностью и стал бы в решительную оппозицию к монахам. Как бы то ни было, но закон 964 г., так смело высказанный императором Никифором Фокой, не достиг своей цели: монастыри и в его царствование строились так же, как строились раньше, обогащались, если не поместьями и полями, то деньгами, а иноческий чин по-прежнему увеличивался с каждым годом. Главная причина неуспеха распоряжения Никифора заключалась в его несоответствии духу времени. Крас- норечивейшим доказательством в этом случае может служить император Никифор Фока: издав закон против монашества, он, однако, и сам не мог выполнить его вполне и совершенно,– не мог показать, что он сам и впереди всех стоит на страже своего же закона. |
| 458 Василий Иванович Беллавин (в монашестве Тихон), псков., канд. СПб. акад. (1888), 1888 – препод. Псков. сем., 1891 – монах, 1892 – инспект. Холмск. сем., рект. Казан. и потом Холм. сем., 1897 – еп. Люблин., 1898 – еп. Алеут., 1905 – архиеп., 1907 – архиеп. Яросл., 1914 – архиеп. Литов., 1917 – по избранию архиеп. Моск. 459 Александр Афанасьевич Тяжелов, тверск., 7-й маг. Моск. акад. (1866), сначала препод. Тверск. сем., потом инспект. ее, в 1888 – инспект. нар. учил. в Бежецке. Сконч. 460 Василий Петрович Сланский и Сергей Иринеевич Миропольский, оба Воронежской сем., магистры XXV к. (1866). В.П. Сланский из преподавателей сем. перешел в Госуд. контроль, где и служил до своей кончины. С. И. Миропольский служил сначала в Воронеж. сем., потом в Петроград., был затем чл.-ревизором Духовно-учеб. ком. при Св. Синоде. Сконч. вице-директором канцелярии Св. Синода. См. о них еще в 1 вып. моих «Воспом.» (1914), стр. 189. 461 «Беляев, Введенский, Заозерский, Казанский, Кантерев, Касицын, Кипарисов, Корсунский, Кудрявцев, Лебедев, Мартынов, Муретов, Смирнов, Андрей Соколов, Татарский, Цветков, Шостьин». Фамилии следуют не по старшинству службы, а по алфавиту. Из них бывшим моим сослуживцем оказался едва ли не один старейший из тогдашних профессоров, высокочтимый проф. В. Д. Кудрявцев, остальные – или мои ученики (Казанский, Касицын, Смирнов, Цветков), или окончившие академический курс уже по выходе моем из Моск. академии. 462 Прошу у читателей извинения, что позволяю себе занимать их внимание этой стороной моей деятельности, имеющей, по-видимому, совершенно частный характер и представляющей личный интерес. Но, как видно будет из дальнейшего моего изложения, история нашей частной типографии тесно связана с тогдашним бытом академических преподавателей и, в частности, с судьбой проф. Ф. Г. Елеонского , это с одной стороны; с другой – что касается моего участия в типографическом деле, то деятельность этого рода имела для меня немалое значение: она отнимала у меня немало времени и сил, значительно отвлекала от занятий по моей профессорской службе, но зато вводила меня в круг тогдашних литературных и, в особенности, церковно-общественных деятелей, близко знакомила меня с книжным делом и с очень интересным миром типографских рабочих |
| Римского. 4. Послание Афанасия подложно уже потому, что не носить характера послания и написано стилем неприличным для послания к императору. 5. Во времена имп. Иовиана никаких споров о воплощении не поднималось и потому послание Афанасия с таким содержанием само по себе невозможно. 6. Существует подлинное послание Афанасия к Иовиану, о котором упоминает Григорий Богослов , и которое Тимофей, ученик Аполлинария, приводит целиком в своей истории ( ν τ οκ στορ). Иустиниан выписывает это письмо, подтверждая тем факт пользования одним общим с нашим Леонтием! источником – церковной историей аполлинариста Тимофея, еп. Виритского 1211 . Вот в точности все, что дает Иустиниан по критике подложной литературы. Думаем, что в таком именно виде и была представлена с православной стороны критика подлогов на севирианском коллоквиуме. Ни прежде, ни после этого Иустиниан вопросами о подложной литературе не занимался, а потому и естественно думать, что он в данном случае использовал известные ему результаты происходивших на коллоквиуме состязаний, далее же этого в самостоятельном исследовании не пошел. У нашего Леонтия мы, прежде всего, находим целую массу материала, касающегося литературных подлогов. Он воспроизводит пред нами в подлиннике и самые эти подложные сочинения, равно как и сочинения тех лиц, подделкой которых они являются. В сочинении Contra Monophys. таким материалом занято место в шесть страниц по изданию Миня 1212 . Здесь приводятся слова св. Афанасия Великого 1213 , в которых он учит признавать во Христе одну природу Бога Слова воплощенную после воплощения. То же самое читаем и в соч. De sectis 1214 . Критикуя этот апокриф, Леонтий доказывает, что данные слова принадлежат не Афанасию, а Аполлинарию, «ибо никакой богоносный муж сам себе не противоречит» 1215 . Потом, Афанасий не мог говорить об одной природе Божественной, ибо повсюду в своих сочинениях признает во Христе две природы, наконец, неоспоримую принадлежность этих слов самому Аполлинарию подтверждает Тимофей, ученик Аполлинария, в своей церковной истории ( ν τ κκλεσιαστικ στορ), и ученик Тимофея Полемоде, о которых вспоминает св. |
| 40–4 гг. до н.э. – Ирод – сын идумеянина Антипатра, становится царем Иудеи. При нем родился Христос (7–5 гг. до н.э.) Приложение 2. Синхронная таблица Северное царство – Израиль (931–722 гг.) Южное царство – Иудея (931–587 гг.) Годы правления Пророки Годы правления Пророки 931–910 Иеровоам 931–913 Ровоам 910–909 913–911 909–886 911–870 886–885 885 (7 дней) Замврий 885–874 Амврий 874–853 870–848 Иосафат 853–852 Охозия 848–841 Охазия 841–814 841–835 Гофолия 814–798 Иоахаз 835–796 798–783 796–781 Амасия Иона (793–775) 783–743 Иеровоам II Иона, Амос, Осия 781–740 Амос (770–750) Осия (750–725) Захария Исайя (740–680) Селлум Михей (740–695) 743–738 Менаим 740–736 Иоафам 738–737 737–732 736–716 732–722 Осия. Падение Самарии и ассирийский плен 716–687 Езекия 687–642 Манассия 642–640 640–609 Софония (639–621) Иеремия (627–586) Наум (621–612) Иоахаз 609–597 Иоаким Аввакум (608–697) Иехония 597–587 Седекия Разрушение Иерусалима. Вавилонский плен Иезекиль (592–570) Авдий (586) Даниил (597–539) Указ Кира, конец плена Аггей (520) Захария (520–515) Иоиль (500–450) Деятельность священника Ездры и Великой Синагоги Составление канона священных книг Малахия (460–430) Приложение 3. Библиография Исторические книги 1 . Амфитеатров В. , прот. Очерки библейской истории Ветхого Завета от Иисуса Навина до воцарения Давида. – Юрьев, 1910. 2 . Афанасьев Д. П. Учебное руководство по предмету Священного Писания (исторические книги Священного Писания Ветхого Завета). – Киев, 18… 3 . Беликов В. Чтение по Библейской истории Ветхого Завета (период трех еврейских царей: Саула, Давида и Соломона). – Казань, 19… 4 . Благонравов Е. Плен вавилонский и его значение в истории иудеев. – М., 1902. 5 . Богородский Я.А. Еврейские цари: Саул, Давид, Соломон. – Казань, 1884. 6 . Богословский М. , прот. Священная история Ветхого Завета. Т. 2. – СПб., 1857. 7 . Вигуру Ф. Руководство к чтению и изучению Библии. Ветхий Завет . Т. 2 (исторические книги). – М., 1902. 8 . Владимирский П., прот. Опыт краткого толкования на книги: Иисуса Навина, Судей, Руфь и Четвертую Книгу Царств. – СПб., 1884. |
| Ректор Минской духовной академии архимандрит Афанасий (Соколов) огласил приветственное слово Патриаршего экзарха всея Беларуси митрополита Минского и Заславского Вениамина, в котором отмечается, что в настоящее время особенно важной целью религиозных общин является взаимная поддержка и консолидация. Было оглашено приветствие председателя Президиума Национальной академии наук Беларуси В.Г. Гусакова, где была дана оценка перспективам межрелигиозного диалога в стране и его вкладу в развитие государства. Был особо подчеркнут вклад приснопамятного первого Патриаршего экзарха всея Беларуси митрополита Филарета (Вахромеева) в формирование здоровой общественной и религиозной обстановки в этой стране. Ксендз Франтишак Рудь передал собравшимся приветствие митрополита Минского-Могилевского Католической Церкви Иосифа Станевского и указал на важную роль духовного фактора в общественной жизни, который ныне приобрел особую актуальность. Главный раввин объединения общин прогрессивного иудаизма в Беларуси Григорий Абрамович в своем приветствии оценил многовековой опыт межконфессиональных и межрелигиозных отношений на территории страны и представил оценку его значимости и перспектив. Архимандрит Никодим (Генералов), преподаватель Минской духовной семинарии, огласил приветствие ректора этой духовной школы протоиерея Виктора Василевича, указавшего на необходимость сохранения мира между людьми, к чему христиане призваны Богом через слова Священного Писания. Пленарная часть конференции открылась докладом заместителя директора по научной работе Института Европы РАН Р.Н. Лункина на тему роли религии и духовных ценностей в современном многополярном мире и диалоге цивилизаций. Далее с докладом о месте белорусского православия в контексте современных вызовов и трансформаций выступил проректор по научной работе Минских духовных академии и семинарии А.В. Слесарев. Докладчик представил подробный анализ попыток вмешательства Константинопольского Патриархата в дела Русской Православной Церкви на территориях современных Польши, Украины, Беларуси и Литвы в XX-XXI вв. и поддержку религиозного сепаратизма в первой половине XX века в соответствии с польской концепцией формирования т.н. «Интермариума» как «санитарной» зоны между Балтийским и Черным морями для отделения России от Западной Европы. Кроме того, было представлено осмысление попыток Константинопольского Патриархата по созданию церковных структур белорусских эмигрантов в США в XX столетии. |
| Так, теперь доказано, что наставником И. И. Соколова стал заслуженный ординарный профессор Казанской Духовной академии и Императорского Казанского университета Федор Афанасьевич Курганов (1844–1920), ученый широчайших собственно исторических и общегуманитарных познаний. Он разрабатывал проблемы церковной истории, древней, средневековой, а также новой (греческой, славянской, румынской). Недаром специалисты с уважением писали не только о «прочной научной основе» его сочинений, но и о «строго научной и вполне правильной постановке (им) церковной византологии как исторической дисциплины». 6 В своей фундаментальной монографии «Отношения между церковною и гражданскою властью в Византийской империи в эпоху образования и окончательного установления характера этих взаимоотношений (325–565 гг.)» (Казань, 1880) и во многих других научных работах Ф. А. Курганов впервые в русской историографии столь глубоко исследовал византийскую каноническую теорию об отношениях между этими двумя властями и проанализировал на материале широкого круга как светских, так и церковных источников историю развития этих отношений в И40;-40;И вв. Исключительная ценность для русского богословия и светской византинистики конца XIX – начала XX в. концепции Ф. А. Курганова определяется тем, что тезис о «византийской симфонии», «диархии», или «двуединстве», светской и духовной власти в Византии он противопоставил концепции цезарепапизма, преобладавшей в это время на Западе, не декларативно, а доказательно, на основании объективного анализа материла первоисточников. В работах Ф. А. Курганова ярко проявилась такая особенность исследовательского подхода, как «блестящее сочетание приемов научного анализа и синтеза», что «выделяло его из группы других отечественных церковных историков». 7 Ученый неоднократно повторял, что «история имеет своей задачей не судить, а изображать, показывать предмет в его идее и явлении». 8 Она «должна показывать события в том виде, как они случились, а не судить о них по тому, что считается модною истиною в настоящее время». 9 Концепция особых отношений Церкви и государства в Византии, выдвинутая и обоснованная Ф. А. Кургановым в 70-е гг. XIX в., была оценена современниками как основополагающая для русской церковно-исторической науки. Эта концепция не утратила своей научной актуальности и до сих пор. Для светской византологии важно было аргументированное освещение ученым огромной роли Церкви в общественной и государственной жизни византийского общества И40;-40;И вв. |
| Ф. А. Курганов считал общую историю Церкви научной дисциплиной, способной представить историческое прошлое таким, каким оно было. Научность, на его взгляд, состоит прежде всего в том, что исследование должно опираться на материал источников. Задача исследователя – выделить из письменного памятника факт, имеющий отношение к церковной истории, затем «очистить... от разных тенденциозных и легендарных его наслоений и воссоздать в подлинном виде», чтобы можно было «понять истинную почву событий». 10 Обязательным этапом работы должна быть научная критика источника, включающая в себя выяснение обстоятельств возникновения памятника, сведений об авторе, наличии или отсутствии связей данного источника с другими и пр. Ф. А. Курганов писал, что надо изучать «все мелочи, детали обыденности, а также характерные черты изучаемого времени». 11 Современники Ф. А. Курганова отмечали в качестве большого достоинства его трудов именно «обстоятельное изучение источников, сильный критический талант, полноту и детальность сведений». 12 В 80-е – начале 90-х гг. XIX в. ученый закладывает основы своей научной школы в области церковной византологии. Сам в свое время не получивший углубленной специальной подготовки, не без труда и не без издержек преодолевший недостатки своего образования, он отдает много сил воспитанию разносторонне подготовленных исследователей. 13 Влияние Ф. А. Курганова на формирование нового поколения историков определялось не только глубиной и широтой познаний в избранной области, но и его личностью. Студенты Казанской Духовной академии и университета, в котором он преподавал церковную историю, видели в Федоре Афанасьевиче умного преподавателя, блестящего ученого, стоявшего на уровне современного научного знания. Он был человеком нравственным и имел «необыкновенно нравственно-научное влияние на своих учеников». 14 Прежде чем перейти к первому из учеников Ф. А. Курганова – И. И. Соколову , 15 надо сказать несколько слов о тогдашней системе подготовки специалистов в области церковной истории. Для становления научного богословия, составной частью которого была церковная история, большое значение имел введенный в 1884 г. Устав Духовных академий. Согласно ему все студенты академии должны были прослушать курс обязательных наук (таковых насчитывалось 17), изучить один древний и один современный язык. Остальные дисциплины были по Уставу 1884 г. |
| Всю жизнь она не могла простить себе того, что однажды, рассердившись, она «хлопнула, барышню Лизавету Александровну», и считала это величайшим грехом. «Имея перед глазами каждодневное сечение детей, эта чистая душа ставила себе в вину единственный, вероятно легкий, удар». Каждое утро нянька Ефимовна являлась в уборную к своей барыне и, пожелавши ей почтительно «доброго утра», начинала свой доклад о детях: у Сонечки прошел уже кашель; Лизанька ночевали хорошо; Машенька с вечера тревожились, плакали во сне; Александра Александровна заснули только на рассвете, промолившись всю ночь на коленях, и т. п. 35 Барыня, сидя перед туалетом и перебирая рукой лежащие у зеркала дорогие безделушки, выслушивала эти бесхитростные доклады няни, выводила из них свои заключения и давала ей распоряжения до следующего утра. Под руководством этой же няньки Ефимовны вырастали и мальчики до тех пор, пока не переходили под присмотр дядьки Доримедонта (о нем тоже упоминалось уже выше). Александр Семенович вполне доверял этому простому, но бесконечно честному и преданному ему человеку, вполне оправдывавшему оказываемое ему доверие и действительно заслуживавшему его расположение. Как при жизни барчат в Покровском, так и впоследствии, когда, будучи уже молодыми офицерами, они жили в Питере (а дядька был при них), Доримедонт не считал возможным утаить от барина ничего из того, что ему было известно о их поведении, не потому, чтобы он не любил или не жалел своих питомцев, а потому, что считал это нарушением своего долга. И, несмотря на то, что молодым Брянчаниновым нередко приходилось страдать после доносов следившего за ними дядьки, в роде Брянчаниновых сохранилась добрая память об этом честном, неподкупно-правдивом слуге. И теперь еще один из внуков покойного Александра Семеновича, – сенатор Николай Семенович, – помнит следующий рассказ своего отца (Семена Алекс.): однажды, когда Доримедонт был прислан в Петербург узнать о жизни там барчат, 36 эти последние в чем-то провинились. Хорошо зная, что строгий отец будет очень недоволен этим и как-нибудь накажет их, виновные просили дядьку не рассказывать ничего отцу. В ответе на их просьбы, Доримедонт говорил: «не могу!», и при этом плакал. Исполняя долг свой перед доверяющим ему господином, он откровенно повторял: «не могу!», а, жалея провинившихся барчат, плакал. И все понимали, что честный старик прав, что он действительно ничего не может утаить от своего барина, и не сердились на него. (Родословная… ФОТО стр 25–26). Подобно тому, как нянька каждое утро докладывала барыне о девочках, так дядька о мальчиках. «По детской все здоровы, сударыня-матушка. Петр Александрович изволил вчера изорвать сапожек: на пруд вечером изволили выходить, и изорвали». – С кем ходил на пруд? – Одни-с. Дмитрий Александрович не изволили отлучаться. – Митенька всегда умен,,, подумала, смягчаясь, Софья Афанасьевна. Право, его даже наказывать, и, не докончив своей мысли, спросила: |
|
|
