| 188 Если мнение, что бессмертие личное не принадлежит частному духу, основано на убеждении, оно не должно распространяться посредством обмана. Всякий обман такого рода предполагает в одно время, какую-то ограниченность ума и неблагородство души. Примеч. А.С. Хомякова. 189 Такого рода небрежная заметка ясно доказывает, что Записки не подвергались не только переработке, но и пересмотру. Изд. 190 Петелия древне-Греческий город на Вост. берегу Бруциума; Крия, Криасса город, причисляемый некоторыми к Ликии, другими к Карии. Изд. 191 Образцы Ликийских двуязычных надписей приведены в изд. Геродота Раулинсона т. I, 557 и сл. Изд. 192 Первоначально автор почитал Кельтов племенем Семитическим; впоследствии он признал их за И. Германцев. Доказательность приведённого им аргумента могла бы иметь место только в случае признания их Семитами; ибо иначе возможная общность корней отнимает у этого довода его предполагаемый вес. Изд. 196 Шпигель (Eran. Alterth. I. 536) эту гору упоминает под именем Испрудж (Isprug. Jsperiej в Бундегоше). Изд. 198 Впоследствии автор, сколько нам известно, изменил это мнение о значении буквы ъ в Славянской азбуке. Изд. 202 Эти слова, писанные до поездки в Англию, приводят на память сказанное в «Письме об Англии»: «Я полюбил старую Англию; да видно я любил её и прежде», том I. Изд. 203 Почему автор взял Ариостата за выразителя Итальянского гения? Может быть, это объясняется тем, что увлекался этим поэтом И.В. Киреевский. Ср. его Сочинения, т. I, стр. 71. Изд. 205 Сравнительная грамматика Бонда начала выходить в 1833 г.; но хотя автор писал позднее этого времени, он, вероятно, ещё не был с ней знаком. Изд. 206 Надпись на идоле Чернобога. Она относится к так называемым Оботритским древностям, которые почитаются фальсификацией. Ср. Гильфердинга «Балтийские Славяне». Изд. 207 Теперь это название, действительно, принято наукой, но не в форме Иранской, а в форме Арийской, ибо первоначальное имя племени, населявшего колыбель народов Индо-Германских, Иран, было Арья, Иран же есть позднейшее видоизменение названия Арьяна, т. е. страна Арьев. Изд. |
| В этом совместном дневнике Олкотта и Блаватской за 1878 г. есть одна крайне любопытная запись, датированная 7 февраля: «Уимбридж приносит «Лондон Иллюстрейтед Ньюз». Среди всех прочих портреты Холкара и Кое-кого " 110 . Махараджа Тукоджи Рао Холкар II был одним из индийских владетельных князей, приветствовавших создание ТО и оказавших помощь Блаватской и Олкотту в первые годы их пребывания в Индии. Впоследствии, однако, Холкар разочаровался в теософии и прервал контакты с теософами. Но кто же тот второй, имени которого Блаватская по какой-то причине не хочет называть и вместо него пишет по-английски «Some One» («Кое-кто»). Как удалось установить Джонсону – это уже упоминавшийся нами махараджа Кашмира Ранбир Сингх, чей портрет, действительно появился на страницах лондонского журнала, только не в 1878-ом, а осенью 1875 г. 111 Он и Холкар – единственные махараджи, поддерживавшие связи с теософами в это время. К личности Ранбир Сингха мы ещё вернемся, когда будем говорить об индийском периоде жизни Блаватской (1879–1884). Пока же хотелось бы сделать предварительный вывод: Блаватская в письмах (А. М. Дондукову-Корсакову и Н. А. Фадеевой) и в дневнике нью-йоркского периода (1877–1878) сообщает разноречивую и довольно путаную информацию о своих учителях-покровителях. Объясняется это, возможно, тем, что у неё на тот момент ещё не было какой-то ясной и цельной концепции оккультных «учителей человечества», членов «Великого Белого Братства». Такая концепция появилась позднее (в начале 1880-х гг.) в Индии после встреч с теми, кто, по её мнению, более всего подходил на эту роль. 6. В Индии Блаватская и Олкотт прибыли в Индию 17 февраля 1879 г. На пристани Бомбея руководство «Арья Самаджа» устроило им торжественную встречу с музыкой, цветами и слонами. Началась новая, более счастливая глава в истории теософского движения. Штаб-квартира ТО находилась поначалу в Бомбее, затем её перенесли в Мадрас, и окончательное пристанище она нашла (в начале 1882 г.) в живописном местечке Адьяр под Мадрасом. Здесь в резиденции Общества Е. П. сразу же устроила нечто вроде часовни для свидания со своим личным гуру, которую называла по-английски «Shrine». Эта «оккультная комната» Мастера располагалась прямо на крыше, откуда можно было видеть как тихоструйная река «Адьярка» впадает в Бенгальский залив. |
| Пробудившийся от этих сонных волнений понимает, что их предметы пусты, и потому успокаивается; не находя ничего такого, на чем стоило бы сосредоточить свою волю, он освобождается от всякого хотения, предпочтения и боязни и тем самым теряет всякую причину для раздора, гнева, вражды и ненависти, а свободный от этих страстей, он испытывает ко всему без различия одинаковое чувство благожелательности или милосердия. Но откуда же берется у него это чувство? Убедившись в том, что все пусто, что все объективные условия бытия призрачны и ничтожны, пробужденный мудрец должен бы был погрузиться в состояние безусловного бесстрастия, одинаково свободное как от злобы, так и от милосердия: оба эти противоположные качества одинаково предполагают, во-первых, уверенность в действительном бытии живых существ, во-вторых, различение одного от другого (например, страдающего невежды, взывающего к моему милосердию, от всеблаженного Будды, который в нем не нуждается), и, в-третьих, наконец, милосердие, не менее, чем злоба, побуждает к определенным действиям, зависящим от предметных качеств и условий данного бытия, а все это совершенно несовместимо с основным принципом всеобщей пустоты и безразличия. Буддийское нравственное учение требует деятельного самопожертвования, — это требование связано с самым понятием о Будде: совершенный Будда (каков был Готама Шакьямуни) тем и отличается от Будды несовершенного или уединенного (Пратьека-будда), что не ограничивается собственным сознанием о мучительной пустоте бытия, но решается освободить от этой муки все живые существа. Этому общему решению предшествуют в прежних его существованиях отдельные действия крайнего самопожертвования, которыми полны буддийские легенды (например, в одном из своих предсуществований он отдал себя на растерзание тигру, чтобы спасти бедную женщину с детьми). Такими подвигами (в отличие от бесцельного самоумерщвления у добуддийских аскетов Индии) достигается прямо высшее блаженство и для всякого «пробужденного». Так, известен типичный рассказ про одного из апостолов буддизма — Арья-деву. |
| Культ Сомы был одним из древнейших у арьев. Они с презрением, как о нечестивцах, отзывались о людях, не выделывающих священного напитка. Опьянение любви, экстатическое безумие Сомы, колоссальный мир, несущийся неведомо куда под необозримым голубым простором, озаренным пламенем Сурьи, космическое сладострастное томление и чувство бесконечного восхищения перед этой божественной картиной кипящей жизни — все это составляет душу Риг-Веды. Божества начинают воплощаться в яркие, чувственные образы. Если археологи и не находят арийских идолов, то гимны позволяют нам легко представить себе их облик. Арьи очеловечили небожителей, наделили их всеми человеческими страстями, изображая хитрыми, похотливыми, эгоистичными. Они охотно слушают лесть; их представляют наподобие Олимпийцев могучими великанами с человеческим телом, одетыми в роскошные одежды. Происходит провал от возвышенного символизма в примитивный натурализм. Старое представление о богах вытесняется новым [ 231 ]. Проходили годы, десятилетия, а над Индостаном не смолкали военные кличи. Дравиды и другие туземные народности не складывали оружия, а главное — среди самих индо-арьев шла нескончаемая борьба. Каждый из небольших арийских народцев (а их было довольно много) стремился к гегемонии в стране и для достижения этой цели не брезговал ничем. Племенные вожди — раджи — привлекали на свою сторону дасью, чтобы вместе с ними обрушиться на соплеменников. В знаменитой «битве десяти царей», которая привела к возвышению племени бхаратов, один раджа призвал бога Индру истребить врагов, все равно кто они — арья или дасью [ 232 ]. Бог-громовержец Индра появился в арийском пантеоне как раз в эту эпоху войн и междоусобиц. На его примере можно наглядно проследить деградацию арийской религии [ 233 ]. Индра пришел вместе с разящим громом, в хороводе стремительных туч, могучий, гордый, перекатывающийся в облаках исполин. Он явился как национальный бог арьев, стремительный враг их противников. В руках его змеятся молнии, на голове золотой шлем, в ушах золотые серьги; он непобедим, он одним залпом проглатывает безмерное количество сомы, он доходит в своей жадности до того, что готов проглотить вино вместе с бочонком. Индра ниспосылает благодетельный дождь. С помощью служебных духов он низвергает демона засухи Вритру. Индра ведет племена арьев в новые богатые земли. Индра — веселый и неистовый небожитель, которого легко подкупить дарами и приношениями. Как мало похож он на возвышенного Варуну! |
| Издревле арьи с восторженным благоговением относились к соме — опьяняющему напитку, который научились делать еще их далекие предки. Действие этого напитка приписывалось особому божеству Соме, который был одновременно и богом луны, загадочного светила ночи, вызывающего в душе непонятное волнение. Пьянящий сок сомы отдавал человека во власть сказочных мечтаний, он как будто бы становился ясновидящим, весь мир преображался для него, каждое слово приобретало особый вещий смысл, душа испытывала чувства, недоступные для нее в обычном состоянии, когда спят ее тайные силы. Принимая же сому, она окрылялась, вступала на порог заколдованного замка, в котором все живет, все дышит тайнами и откровениями. В вихре исступления разверзались бездны Света и безобразные ужасы Тьмы. На короткое время, воспламененный волшебным напитком, человек возносился в неведомые сферы. Сома, как ритмичная музыка, как ритуальный танец, приносила неизреченное блаженство экстаза [ 230 ]. Поэтому арья молился Соме: Там, где вечный свет в мире, где находится Солнце, В том бессмертном, нетленном мире Помести меня, о Сома, Где сын Вывасват правит как царь, Где находится тайна небес, где находятся могучие воды, Там сделай меня бессмертным. Где жизнь свободна на третьем, небе небес, Где миры сверкают, там дай мне бессмертие. Где есть хотения и желания, Где чаша светящегося Сомы, Где пища и радость, там дай мне бессмертие. Где есть счастье и наслаждение, Где процветают радости и удовольствия, Где желания нашего желания достигнуты, Там дай мне бессмертие… Этот вакхический гимн, этот крик восторга перед открывшимися душе радостями бытия есть как бы отзвук тех исчезнувших дней, когда не была нарушена гармония между человеком и миром. Жажда вернуть это состояние обнаруживается и в первобытном шаманизме, и в сладострастных культах Сирии, и в религии Диониса. Эти попытки, как правило, были обречены на неудачу, ибо не хотели ничего знать о том, что по сравнению с изначальным своим состоянием человек уже далеко ушел от возможности быть участником праздника мировой Гармонии. |
| Итак, Божественная Мать рождает мир, рождает человечество, рождает богов. Культ ее есть путь от единобожия к многобожию. Вместо незримого Светозарного Отца в Риг-Веде фигурируют уже «сыны вечности», дети Адити, боги («адитья») и духи (Дэвы). Но монотеистический инстинкт еще не утрачен арьями. В колоссальной, многоликой, текучей массе духовных существ, которые то сливаются воедино, то дробятся на тысячи прекрасных и уродливых ликов, они продолжают некоторое время смутно чтить Высшее единое Начало. «Единое называется мудрецами по-разному» [ 221 ]. Обоготворив душу Твари, Адити, арьи обоготворяют теперь ее детей, проявляющих себя во всем многообразии стихийной жизни мира: в белоснежных облаках, в ослепительном солнце, в тихом плеске священных вод, в таинственном сумраке джунглей. Но превыше всего чтили они Небо. Небо! Что может выразительней поведать нам о бесконечности, о величии, о вечном покое? Что может служить лучшим символом Бога, чем бездонный океан небосвода? Он — всеобъемлющий, он — манящий, он раскинулся и царит безмятежно. Его красота не похожа на красоту земли. В нем пустота, но в ней включено все. Небо чисто, в нем нельзя укрыться. Его голубая бездна безгранична, безмерна, она вызывает невольный трепет благоговения. Ночное небо завораживает своей таинственностью, своей чреватостью великими ужасами и немыслимыми исполинскими видениями. Масштабы неба — сверхчеловеческие, божественные масштабы. Именно там, за этим блистающим небосводом, по которому проносятся, подобно живым существам, облака, с которого светит солнце, на котором мерцают мириады звезд, именно за этой грандиозной космической завесой кажется сокрытым самое великое, самое святое, сокрыта тайна мира. И арья возносит мольбу этому Богу. Он забывает, что Небо, Варуна — лишь «адитья», сын молчаливой Бесконечности, он обращается к небесному Варуне с такими словами, которые его предки возносили Светозарному Отцу Дьяушпитару [ 222 ]. Могущественный Владыка Всевышний Зрит издалека на наши деяния, Словно они совершаются близко. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ГХОШ [бенг. Ghoshe] Ауробиндо (15.08.1872, Калькутта, совр. Колката - 5.12.1950, Пондишери (Пондичерри)), философ, поэт, политический деятель, мистик-визионер, один из популярнейших лидеров неоиндуизма, основатель интегральной веданты. В 1879-1892 гг. учился в Англии. В 1905 г. зам. ректора и профессор колледжа в Бароде (совр. Вадодара); в 1905-1910 гг. активист антиколониального движения Индии, один из лидеров радикального крыла в Индийском национальном конгрессе; с 1908 г. начал активно интересоваться йогой ; в 1910 г. прекратил политическую деятельность, начав проповедь своего духовного учения в Пондишери. В 1926 г. вместе с Миррой Ришар (позднее именовалась Матерью) основывает религ. общину, активно действующую до наст. времени. Вскоре после этого Г. до конца жизни фактически пребывает в затворе. Основной период лит. творчества Г. приходится на 1914-1921 гг., когда для религ.-философского обозрения «Арья» им были написаны «Божественная жизнь», «Синтез йоги», «Эссе о Гите», «Тайна Веды», «Идеал человеческого единства», «Человеческий цикл». Свои произведения Г. редактировал и переписывал в соответствии с эволюцией его учения. В «политический период» Г. испытал значительное влияние идей Вивекананды , а в целом, несмотря на претензию на создание новой динамической антропологии, разрабатываемой средствами новой же пурна-йоги («йога полноты») и призванной синтезировать йогические практики в соответствии с «научным мировоззрением», его учение представляет собой типичный синкретизм, в котором концепции философских школ и практик индуизма обильно «обогащены» зап. учениями - начиная с неоплатонизма и завершая ницшеанским романтизмом и фрейдовским психоанализом. Несущую конструкцию идеалистическо-эволюционистского учения Г. составляет 3-уровневая модель сознания при различении Подсознания, Универсального Сознания и Сверхсознания (ср. фрейдовские «бессознательное», «я» и «сверх-я»). |
| Что же обещал Сиддхарта своим друзьям и миру? Он обещал открыть им путь, «ведущий к покою, познанию, к просветлению, к Нирване». Заветная мечта — освобождение от мира, исполненного зла, благодаря ему, Будде, близка к осуществлению. Мировой закон Дхамма (Дхарма), который открылся ему как итог долгих размышлений, поисков и созерцаний, — вот ариаднова нить, по которой люди выберутся из лабиринта жизни. Гаутама изложил основы своего учения в виде четырех тезисов. Этот буддийский «символ веры» получил название «арья сатьи» — благородные истины. В древней сутте они звучат следующим образом: «Вот, о монахи, благородная истина о страдании: рождение — страдание, старость — страдание, болезнь — страдание, смерть — страдание, пребывание с немилым — страдание, недостижение желаний — страдание, и, словом, вся пятеричная привязанность к земному — есть страдание. Вот, о монахи, благородная истина о происхождении страдания, это — Тришна (жажда), ведущая от возрождения к возрождению, вместе с радостью и вместе с желанием, которое находит здесь и там свою радость: жажда бытия, жажда тленности. Вот, о монахи, благородная истина об уничтожении страдания: полное освобождение от этой Тришны, конечная победа над страстями, их изгнание, отвержение, оставление. И вот, о монахи, благородная истина о пути, ведущем к угашению всякой скорби; это поистине священный восьмичленный путь: правые взгляды, правая решимость, правая речь, правое поведение, правый образ жизни, правое усилие, правое направление мысли, правое созерцание» [ 2 ]. Когда Гаутаму осенила эта гениально построенная схема, он, по его словам, понял, что наконец достиг истинного знания. Оно трехчленно и двенадцатисоставно, т. е. истина существует, она требует познания, и она в конце концов познается. А в ней раскрывается цепь причинного возникновения зла, состоящая, согласно Будде, из двенадцати членов. Просветленный не сразу расшифровал свой замысловатый ребус. Он лишь объявил, что отныне для него кончился бесконечный поток перерождений, что он достиг такого состояния, когда он стал выше всех богов и космических существ. |
| Сего бо апостоли не предаша: предали суть апостоли крестъ поставленъ цловати, иконы предаша. .Лука бо еуангелистъ, первое написавъ, посла вь Римъ. «Якоже глаголеть Василй, икона на первый образъ приходить». 461 Пакы же землю глаголють матерью. Да аще имъ есть земля мати, то отець имъ есть небо, искони створи Богъ небо и такоже землю. Тако глаголють: «Отче нашь, иже еси на небеси». Аще ли по сихъ разуму земля есть мати, почто плюете на матерь свою? Да смо ю лобызаете, а семо ю скврните? Сего же римлян не творяху, но исправляху на всих сборх, сходящеся от Рима и от всихъ престолъ. На первомъ сбор, иже на Арья, иже в Никеи, от Рима преже Селивестръ посла епископы и прозвутеры, а от Александрия Афанасия, от Цесаряграда Митрофанъ посла епископы от себе, и тако исправляху вру. На вторемь же сбор от Рима Дамасъ, а от Александра Тимофй, от Антиохия Мелетий, Курилъ Ерусалимскый, Григорй Богословець. На третьемь же сбор Келестинъ Римьский, Курилъ Александрийский. На 4 же сбор Леонтий Римьскый, Анатолй Цесаряграда, Увеналий Ерусалимскый. На пятомъ сбор Римьский Вилигий, Евьтухий Цесаряграда, Аполинарий Александрийский, Домнинь Антиохийскый. На шестом сбор от Рима Агафонь, Георгий Цесаряграда, Феофанъ Антиохийскый, от Александрия Петръ мнихъ. На 7-мь сбор Андрианъ от Рима, Тарасий Цесаряграда, Политьянь Александрйскый, Феодоръ Антиохийскый, Илья Ерусалимскый. Сии вси съ своими епископы и, сходящеся, и правяху вру. По семемь же сбор Петръ Гугнивый 462 сь иними шедъ в Римъ и прстолъ вьсхытивъ, развративъ вру, отвргься престола Ерусалимьскаго, и Александрйскаго, и Цесаряграда и Антиохийскаго. И возмутиша Италию всю, сюще учение свое раздно, тм же держать не в одино съглашение вру, но раздно: овии бо попов, одиною женою оженився, служать, а друзии до семи женъ поимающе служать, ина же многа раздно держать, ихже блюдися учения. Пращають же грхы на дару, еже есть зле всего. Богъ да хранить ть, княже, от сего». Володимеръ же поимъ цесарицю, и Настаса, и попы корсуньскыя, мощи святаго Климента 463 и Фива, ученика его, и поима сьсуды церковныя, иконы на благословенье себе. |
| Кирилла, делается призыв – «возрадоваться Господу», молиться Ему и возвеличить Его – «даровавшего жизнь и обещавшего после нее царство небесное». В нашей рукописи на день Вознесения, кроме Кирилла Тур. помещены: Феофилакта Болгарского – толкование на 24 гл. Ев. Луки (Благовестн., III, 418 и сл.), Слова и беседы И. Златоустого, Иоанна, экзарха Болгарского, св. Григория Двоеслова (беседа и слово) и Феодора Студита (последнего, как и в другие праздники, вероятно для чтения за монашеской трапезой). По сравнении с этими проповедями, Слово Кирилла Туровского является произведениеми совершенно самостоятельным и только началом своим имеет некоторое сходство со Словом Златоуста, в речи об изведении Адама из ада (л. 327 и сл., – начало Слова Златоуста: «Светло ми сие церковное позорище...»). 343 На собор Св. Отцов в седьмую неделю по Пасхе – «Слово Кирилла мниха на собор св. отець 318, собравшихся на Арья, указанье от святых книг, яко Христос Сын Божий есть, и похвала св. отцам Никейскаго Собора» (Лавр. сп. л. 111). – «Если историки и витии (в Лавр. списк. «яко же философи и ветии», но судя по дальнейшему обяснению – «рекше летописци премудрии», в первоначальном тексте было именно – «историци»), т. е. летописцы и песнотворцы, приклоняют слух свой к рассказам о бывших между царями войнах и битвах, чтобы в изящной речи передать слышимое и возвеличить похвалами крепко боровшихся за своего царя и увенчать их славой; то, тем более – не надлежит ли нам приложить хвалу к хвале мужественным и великим воеводам, крепко подвизавшимся по Сыне Божием, своем Царе и Господе нашем И. Христе...». Таким вступлением св. Кирилл вводит своих слушателей в этом Слове в область церковной истории. Затем указав на символическое значение 318 – числа отцов, восседавших на соборе (истолкование этого числа в символическом смысле в связи с историей Авраама ( Быт. 14:14 ) встречается уже в древней святоотеческой литературе – у Афанасия Алексан., Епифания Кипрского , бл. Феодорита, из Западных – в поэме Пруденция «Духовная брань» и у др.), – проповедник кратко излагает в первой части Слова историю Арианской ереси, ее рассмотрение и осуждение на соборе и во второй – восхваляет и прославляет отцов Собора, называя некоторых из них по именам (в исторической части) и оканчивает молитвой к ним. |
|
|
