| 201-202 ДАРОХРАНИТЕЛЬНИЦА один из сосудов священных, постоянно находящийся на св. престоле и предназначенный для хранения запасных Даров Святых 202-205 205-206 ДАСИЙНАЯ НОТАЦИЯ разновидность нотации лат. церковного пения, применявшаяся в эпоху Каролингского Возрождения 208-209 209-210 210-211 211-214 214-215 215-216 216-217 217-219 219-221 221-222 ДАЦАН в тибет. и монг. буддизме подразделение монастырского комплекса, в к-ром ведется преподавание одной из 5 больших и 5 малых буддийских наук ДАЯНАНДА САРАСВАТИ (1824 - 1883), свами, инд. религ. реформатор, основатель «Арья самадж» (Об-во благородных) 222-223 ДАЯНИЕ ЗАКОНА рим. юридический термин, ставший названием распространенной в рим. искусстве в IV-V вв. христианской композиции, в основе которой изображение даяния Христом Церкви новозаветной «новой заповеди» любви 223-224 224-225 ДВЕКУТ богословский термин в иудаизме, к-рым обозначается состояние духовной устремленности к Богу, привязанности к Нему 225-226 ДВЕНАДЦАТИ ПАТРИАРХОВ ЗАВЕЩАНИЯ раннехрист. апокриф, составленный на основе библейских и постбиблейских иудейских преданий о ветхозаветных патриархах 226-232 232-234 ДВЕНАДЦАТЬ ГРЕКОВ (2-я пол. XI - нач. XII в.), преподобные, Киево-Печерские, в Ближних пещерах почивающие (пам. 14 февр., 28 сент.- в Соборе преподобных отцов Киево-Печерских Ближних пещер, в неделю 2-ю Великого поста - в Соборе преподобных отцов Киево-Печерских и всех святых, в Малой России просиявших) 234-236 236-237 237-238 238-240 ДВИНСКАЯ ИКОНА БОЖИЕЙ МАТЕРИ (празд. 25 нояб.), чудотворный образ, находившийся в дер. Цыгломинской Архангельской губ. (ныне пос. Цигломень в черте Архангельска) 240-241 241-242 242-244 ДВОЕЖЕНЦЫ термин, употребляемый по отношению к мужчинам, вступившим во 2-й брак после прекращения 1-го 244-245 ДВОЕПЕРСТИЕ одна из форм христ. перстосложения для совершения крестного знамения и для преподания благословения 246-251 ДВОЗНАМЕННИК певч. книга, разновидность азбуки певческой (или ее раздел), содержание к-рой изложено параллельно 2 нотациями, одна из к-рых служит средством объяснения другой |
| Важно отметить, что ни одна из этих стран не являлась для Блаватской и ее окружения просто географическим понятием. Все это были символы духа, которые на протяжении многих веков вдохновляли желающих приобщиться к «тайным наукам». Но средневековая оккультная традиция больше тяготела к Египту, тогда как XIX век был отмечен медленным, но неуклонным смещением эзотерических интересов в сторону Индии 118 . Таким образом, билеты в «Индию духа» были куплены теософами не столько в результате организационных неурядиц, сколько под влиянием некоторой трансформации мифа, которая происходила параллельно внешней канве событий. Причем, оба этих мотива находились в достаточно сложном взаимодействии. Объяснять же перемены в учении необходимостью ехать в Индию, как это делают некоторые критики теософии, было бы неверно 119 . Вместе с тем, не стоит представлять себе теософов, живущими только в «астральном мире». И Блаватская, и Олкотт проявляли в практических делах и сметку, и предусмотрительность, хотя, в большей степени, это было свойственно Олкотту. Перед тем, как отправиться в Индию, он выхлопотал себе дипломатический паспорт, в качестве представителя торговых интересов США, и заручился рекомендательным письмом от самого американского президента 120 . Вероятно, его хлопотами Блаватская сменила русское подданство на американское гражданство и осталась в истории, как первая русская женщина, проделавшая подобную манипуляцию 121 . Все эти меры, как показало будущее, оказались весьма кстати. Путь в Индию лежал через Лондон, где предстояло укрепить контакты с первым филиалом за рубежом – английской теософской ложей. В лондонском тумане мелькнул один из махатм – «высокий красавец индус», но путешественники его сразу узнали: направляясь в неизведанное, они нуждались в поддержке 122 . Наконец, 16 февраля 1879 г. Блаватская, Олкотт и двое их компаньонов сошли с корабля в бомбейском порту, и полковник, как и положено паломнику, поцеловал «святую землю». Индийская эпопея началась. Поначалу все складывалось как нельзя лучше – встреча с соратниками из Арья самаджа, гирлянды цветов, не менее пышные комплименты, философские разговоры за полночь под бездонным «метафизическим» южным небом. Но уже через неделю-другую Олкотт понял, что их обманывают,– представитель бомбейского отделения Арья самаджа Харричанд, поселив их в своем доме как гостей, представил им такой значительный счет, что пришлось срочно искать жилье. Выяснилось, также, что он присвоил 600 рупий, высланных ему еще из США на нужды Арья самаджа 123 . |
| Подходя к одному городу, он увидел раненую собаку, которую заедали черви. Чтобы спасти собаку, не губя червей, Арья-дева положил их на отрезанный кусок от собственного тела. В эту минуту и город, и собака исчезли перед его глазами, и он разом погрузился в нирвану. Такое деятельное самопожертвование из милосердия ко всем живым существам, составляющее яркую отличительную черту буддийского нравоучения, не может, однако, быть логически согласовано с основным началом буддийского мировоззрения — с учением о безразличии и пустоте всего. Конечно, жалея всех одинаково от Брамы и Индры до червя, я не нарушаю принципа безразличия; но как только чувство всеобщего сострадания переходит в подвиг спасения, так уже нужно проститься с безразличием. Если бы вместо собаки с червями Арья-дева встретил человека, страдающего от заблуждений и пороков, то милосердие к этому «живому существу» потребовало бы от него не куска мяса, а слов истинного учения, тогда как обращаться с разумными увещаниями к голодному червю было бы не менее нелепо, чем кормить своим мясом сытого, но заблуждающегося человека. Итак, одинаковое милосердие ко всем требует не одинакового, а совершенно различного деятельного отношения к тем или другим из них. Это различие оказывается не призрачным и для буддиста, так как и он, конечно, согласится, что если бы Арья-дева не различал червя и собаку от человека и страждущим животным предлагал бы читать душеспасительные книжки, то едва ли бы он мог совершить какой-нибудь подвиг и заслужить нирвану. Итак, вместе с милосердием всеобъемлющим необходимою становится правда различающая и каждому воздающая свое: кусок мяса животному и слово духовного пробуждения существу разумному. Но и на этом нельзя остановиться. Милосердие ко всем заставляет меня желать всем и каждому высшего и окончательного блага, которое состоит не в сытости, а в совершенном избавлении от мук ограниченного существования и необходимости перерождений. Но этого избавления — единственного истинного блага — червь, оставаясь червем, достигнуть не может, оно доступно только существу самосознательному и разумному. |
| Из его воплощений можно назвать: а) посланного в Индию царем Сронгдзан-гамбо вышеупомянутого Тонми Самбогу, б) царя Кри-сронг-дзана, вышеупомянутого покровителя Падмасамбавы, в) китайского императора, и г) многих высокопоставленных лам. Все эти лица изображаются с атрибутами Манджушри: двумя лотосовыми цветками, на одном из которых (правом) стоит меч, а на другом лежит книга праджна-парамита. Эти атрибуты, всегда ясно и точно определяющие бодисатву, в различных формах бодисатвы располагаются различно. Этот бодисатва вместе с Аволокитшеварою и Вачрапани составляет любимую троицу ламайства. Вот перевод из одной главы книги Падма-тагиг, относящейся к Манджушри. Она интересна, во-первых, потому, что хорошо характеризует стиль, каким повествуется в текстах об эманации бодисатвы и, во-вторых, потому, что показывает, в какой форме существует у других сект эта легенда, принявшая у монголов характер космогонический. Падмасамбава отправляется «пред лицо Арья Манджу-шри», который жил на вершине горы Тезан, на берегу реки Ситазары. Так как он имел намерение распространить религию в провинциях царства китайского, то, подражая Будде, который четыре раза вертел колесо учения в Китае, он повернул колесо учения, изложив благословение за добро и наказание за зло. Но так как его никто не понимал, то он возвратился снова назад в Индию на гору Гридракуту. На вершине горы в Китае, которая называется пятиглавою, был пятицветный субурган. При основании его росло дерево ямбу. В это время из чела Багавава появился золотистый луч и исчез в дереве ямбу на вершине пятиглавой горы и одновременно образовался на дереве большой нарост. Из этого нароста развился ствол лотосового цветка, а из внутренности этого цветка сам собою родился князь ученых Арьяманжушри. Цвет кожи его был, как желтая конопля; он имел лицо и две руки; в правой руке он имел меч знания, левою держал книгу на цветке Утпала; он был снабжен великими и малыми знаками красоты; украшен всяческими украшениями и распространял сильный блеск; он явился без матери, которая его родила бы, без отца, который прижил бы его, чтобы не подвергаться нечистоте материнской утробы и чрез то грехам круговорота. Из его чела появилась окруженная пятью радужными цветами золотая черепаха на синем листке: она пошла в глубину озера Ситазара. Там поднялся белый бьющий ключ, из ключа появилась белая пара черепах. У них родилась украшенная пятью свойствами черепаха. В это время из тела святого вышел белый луч в страну богов и коснулся богини Виджайи. Она поспешила к Арья Манджушри и, после того как, высказала свою просьбу, Арья Манджушри взял черепа в свои верхние руки и произнес семь тантр. |
| Подходя к одному городу, он увидел раненую собаку, которую заедали черви. Чтобы спасти собаку, не губя червей, Арья-дева положил их на отрезанный кусок от собственного тела. В эту минуту и город, и собака исчезли перед его глазами, и он разом погрузился в нирвану. Такое деятельное самопожертвование из милосердия ко всем живым существам, составляющее яркую отличительную черту буддийского нравоучения, не может, однако, быть логически согласовано с основным началом буддийского мировоззрения — с учением о безразличии и пустоте всего. Конечно, жалея всех одинаково от Брамы и Индры до червя, я не нарушаю принципа безразличия; но как только ч увство всеобщего сострадания переходит в подвиг спасения, так уже нужно проститься с безразличием. Если бы вместо собаки с червями Арья-дева встретил человека, страдающего от заблуждений и пороков, то милосердие к этому " живому существу " потребовало бы о т него не куска мяса, а слов истинного учения, тогда как обращаться с разумными увещаниями к голодному червю было бы не менее нелепо, чем кормить своим мясом сытого, но заблуждающегося человека. Итак, одинаковое милосердие ко всем требует не одинакового, а совершенно различного деятельного отношения к тем или другим из них. Это различие оказывается не призрачным и для буддиста, так как и он, конечно, согласится, что если бы Арья-дева не различал червя и собаку от человека и страждущим животным предлагал бы читать душеспасительные книжки, то едва ли бы он мог совершить какой-нибудь подвиг и заслужить нирвану. Итак, вместе с милосердием всеобъемлющим необходимою становится правда различающая и каждому воздающая свое: кусок мяса животному и слово духовног о пробуждения существу разумному. Но и на этом нельзя остановиться. Милосердие ко всем заставляет меня желать всем и каждому высшего и окончательного блага, которое состоит не в сытости, а в совершенном избавлении от мук ограниченного существования и нео бходимости перерождений. Но этого избавления — единственного истинного блага — червь, оставаясь червем, достигнуть не может, оно доступно только существу самосознательному и разумному. |
| - И вообще не заходить! Люська швырнула рюкзачок под стол, демонстративно не снимая мокрой куртки, припала на диван. - Ну, чего тебе? - Обедать будешь? - После. Алексей Александрович неловко развернулся, качнувшись, шагнул на выход. Но левая нога предательски зацепила угол полуоткрытой двери, так что, вцепившись в косяк, он едва устоял. Выровнялся, виновато ссутулившись, вышел. Люська, прыжком пересекла комнату, захлопнула за отцом дверь. Дёрнула задвижку. Как же её всё бесило! Заходит, шарится, как у себя. А ведь обещал! Никому верить нельзя. И от Леки она такого не ожидала, ну, никак не ожидала: отказаться от совета с лучшей подругой ради понтов! Отказаться от дружбы. А как иначе? Можно подумать, Лека не понимает, что Олег-Ярило выказывает внимание малолетке только для того, чтобы подразнить свою Багиру. Можно подумать, двадцатисемилетний атлет и совершенный красавец, имеющий боевые награды, будет всерьёз отвешивать комплименты тринадцатилетней пигалице! Ладно бы Томагавк с Клином, или Капер, которым по семнадцать. Да и то у них глаза только на старших завёрнуты, все их дурацкие разговоры – у кого какой номер бюста. На самом-то деле, Ярило относился к подругам очень даже одинаково. Продуманно одинаково. Всегда с добром, равно мягко улыбался, даже если просто здоровался, или доверительно вкрадчиво рокотал своим пробирающим до солнечного сплетения баском, когда поручал очередные задания. И никогда не разделял, обращаясь к ним только вместе, по клубным позывным – Арья и Санса. Вот и в последний раз, две недели назад, когда задание, наконец-то, пришло уже совсем авторитетное: - Арья и Санса, Родина ждёт подвигов от своих героев. И героинь. Друзи, вы готови? - Завжды готови! Непростой Ярило специально усадил их рядышком, чётко напротив – для честного старта, и доверяюще равно – ни сантиметра правее или левее – чуть приклонился через стол: - Вам необходимо собрать по пять персональных дел зрадныкив, по пять досье на врагов украинского народа. Для сайта «Мыротворець». Это ваше испытание, вашэ выпробування для вступления в члены Клуба. В рыцарство нашего ордена. |
| Все притихли. И немного погодя, опять тот же крик, грубый и протяжный, точно из-под земли: — Ма-арья! Марья, старшая невестка, побледнела, прижалась к печи, и как-то странно было видеть на лице у этой широкоплечей, сильной, некрасивой женщины выражение испуга. Ее дочь, та самая девочка, которая сидела на печи и казалась равнодушною, вдруг громко заплакала. — А ты чего, холера? — крикнула на нее Фекла, красивая баба, тоже сильная и широкая в плечах. — Небось, не убьет! От старика Николай узнал, что Марья боялась жить в лесу с Кирьяком и что он, когда бывал пьян, приходил всякий раз за ней и при этом шумел и бил ее без пощады. — Ма-арья! — раздался крик у самой двери. — Вступитесь Христа ради, родименькие, — залепетала Марья, дыша так, точно ее опускали в очень холодную воду, — вступитесь, родименькие… Заплакали все дети, сколько их было в избе, и, глядя на них, Саша тоже заплакала. Послышался пьяный кашель, и в избу вошел высокий чернобородый мужик в зимней шапке и оттого, что при тусклом свете лампочки не было видно его лица, — страшный. Это был Кирьяк. Подойдя к жене, он размахнулся и ударил ее кулаком по лицу, она же не издала ни звука, ошеломленная ударом, и только присела, и тотчас же у нее из носа пошла кровь. — Экой срам-то, срам, — бормотал старик, полезая на печь, — при гостях-то! Грех какой! А старуха сидела молча, сгорбившись, и о чем-то думала; Фекла качала люльку… Видимо, сознавая себя страшным и довольный этим, Кирьяк схватил Марью за руку, потащил ее к двери и зарычал зверем, чтобы казаться еще страшнее, но в это время вдруг увидел гостей и остановился. — А, приехали… — проговорил он, выпуская жену. — Родной братец с семейством… Он помолился на образ, пошатываясь, широко раскрывая свои пьяные, красные глаза, и продолжал: — Братец с семейством приехали в родительский дом… из Москвы, значит. Первопрестольный, значит, град Москва, матерь городов… Извините… Он опустился на скамью около самовара и стал пить чай, громко хлебая из блюдечка, при общем молчании… Выпил чашек десять, потом склонился на скамью и захрапел. |
| - Тебе, площица, вздумалось на моих нервах поиграть? С чего? - Я не играла. - «Не играла»?! - Правда, не знаю о чём вы… С подшага, Багира, без размаха, скользем снизу вверх, влепила пощёчину сморщившейся, зажавшей ладошками уши Леке. И та покорно заскулила. Именно покорно. - За что? Чего я сделала? - Ты, вша мелкая, ещё спрашиваешь? Вторая скользящая пощёчина почти сбила завизжавшую уже в полный звук Леку. - Не бей! Не бей её! – Неожиданно даже для себя Люська прижалась к спине Багиры, обхватила её за талию и рывками потянула от Леки. – Не смей… Потеряв на мгновение равновесие, Багира, сделала назад пару шажков, но, винтом подсев, вывернулась, освободилась от девчонки и – ладонью в лицо – толчком отправила её под умывальники. Лека, продолжая оглушительно визжать, попыталась проскользнуть к выходу, но получив кулаком в солнечное сплетение, осеклась, и молча присела на корточки. - Слушать сюда, комашкы. Запомнили с первого раза: в клуб ни ногой. И от меня прячьтесь везде. Даже в кустиках. Увижу – смерть или инвалидная коляска. Чуть смочив и отряхнув острые пальцы, Багира поправила кокон надо лбом, самодовольно поиграла взглядом с отражением. Покачивая идеальным задом, очень, очень неспешно процокала к двери: - Смэрть або инвалидный возык. Ещё недавно Арья и Санса, а теперь опять Лека и Люська, после дверного хлопка переглянулись – одна с кровоточащим носом, другая с расцарапанной губой. И несдерживаемо горько разревелись. Каждая о своём. В пятницу, как бы случайно, возле их пятьдесят шестой школы тёрлись Томагавк с Клином. - Салют. - Салют. - Санса, ты чего запропала? А дэ Арья? Чому у Клубок не ходытэ? Чого на мобилку нэ видповидаеш? Вопросов могло бы быть и больше, но Люська отрезала: - Багира запретила. Всего-то два слова. Томагавк с Клином переглянулись, одновременно втянули головы в плечи. И отвалили. - Я всё решила: только пандемия пройдёт, в Испанию уеду. – Лека, как всегда, легко верила в то, что говорила. Не думала, а верила. - Почему в Испанию? Мы же английский учим. |
| Наконец, он знает способ или закон изменений в мире и, вследствие этого, обладает чудодейственной силой – Bidhi. Он может принять какой угодно вид, явиться в известной форме и исчезнуть; для него нет и пространства, – он может рукой коснуться солнца и луны, произвести по произволу землетрясение или другое явление природы, – словом, для него нет ничего невозможного. Мысль о могуществе созерцания и нравственных подвигов, как мы видели уже, была и в браминстве. Но там она основывалась на представлении о тождестве созерцающего духа с самим всемирным духом. В буддизме, где нет никакого всемирного духа, эта мысль, взятая из браминства, развита до последней возможности. Буддисты перенесли на самого человека все представления о чудодейственных, божественных силах. Буддийские праведники, т. е. созерцатели, всегда и непременно чародеи, чудотворцы. История буддизма, написанная тибетцем Даранатой, постоянно говорит о различных, часто странных и диких чудесах, совершавшихся защитниками и представителями буддизма, его вождями и праведниками. Они постоянно «совершают», говоря языком буддистов, т. е. вызывают в себе чудодейственную силу, незнающую никаких границ, то состязаясь в магической силе с браминами, чтобы показать превосходство своего учения, то убеждая в том же массы народа. Все проповедники буддизма, отличавшиеся святостью, представляются магами, все они упражняются в чарах (мантры), все знают силу заклинаний (дарани). Чародейственная сила этих буддийских арья, т. е. подвижников, достигших высоких степеней праведности, низводит с неба дождь цветочный, золотой, даже алмазный; руки их проникают в алмазную колонну. Они по произволу управляют явлениями природы, низводя, в одно и то же время, и дождь и огонь, они ходят по воздуху, – словом своим прекращают пожары, посылают ветры, укрощают бурю. Один из таких арья, по рассказу Даранаты, мог даже доить корову, нарисованную на картине... Но особенно сильны они во всякого рода превращениях. Они мгновенно изменяют молодых в стариков, людей в драконов, точно так же, как и сами изменяют свой вид и являются по произволу в самых разнообразных формах. |
| Это говорит о неисследимых глубинах человеческого духа, русского духа, способного к тотальной духовной мобилизации в критические моменты своей истории. Еще Ю.Н. Рерих отмечал, что законы психологии народов и по сей день остаются «тайной за семью печатями». Но уже сейчас можно констатировать тот факт, что русско-евразийская ось истории, расположенная в районе 50-й параллели, была тем нервом, вокруг которого группировались векторы этнических сверхнапряжений племён и народов. Пользуясь пассионарной концепцией Л.Н. Гумилева, эту ось можно назвать «пассионарной осью Евразии». И, если океаническое мышление знает «ревущие сороковые широты» Южного полушария, то континентальное сознание может говорить о «пассионарных пятидесятых» Северного. К.Е. Черевко, по собственной инициативе, продлил эту пятидесятую параллель через весь Тихий океан до Северной Америки, где она упёрлась в Аляску неподалеку от бывшей столицы Русской Америки – Ново-Архангельска (Ситка). Так завершился исход к Востоку героических русских мореплавателей и землепроходцев, которые фактически без государственной помощи осваивали на свой страх и риск еще никем не исследованные пространства Старого и Нового Света. Они несли с собой свой язык, свои обычаи, свой образ жизни, свою психологию и свою православную веру. 11. «Праистоки коллективной психики славяноруссов». Далекие потомки древних арийских племен, говоривших на языках индо-европейской группы, они сохранили в своем психотипе и в своей коллективной генетической памяти те отличительные черты, которые характеризовали когда-то древних ариев и их протославянских потомков. Ведь слово «арья» на санскритском, авестийском и древне-персидском языках переводится как «набожный», «верный», «ласковый», «благородный». Слово «аристократ» греческого происхождения имеет тот же санскритский корень. В Ведах, например, одно из значений слова «арья» – «великий воин», а также – «член кочующего племени». Некоторые индийские исследователи, например Б.Г. Тилак, полагали, что прародина древних ариев находилась на севере Евразии, недалеко от Полярного Круга, когда там был совершенно другой климат. |
|
|
