| Все Русские за список в числе кандидатов которого значится б. сенатор В.В.Богданович! И да не будет у нас, Русских, другого списка! Мы ничего не обещаем, мы призываем всех Русских к исполнению гражданского долга, к труду, во имя общего нац. освобождения, ибо только таким путем наши представители смогут выполнить возложенные на них задачи. Да здравствует Блок Нац.Меньшинств! Да здравствует славянское единение Белорусов и Русских! Да здравствует Русская культура!» Вне всякого сомнения, подобные слова и взгляды появились во многом и благодаря деятельности В.Богдановича, внутрицерковной, политической, литературной. Ему, известному белорусскому православному деятелю, сыну православного священника, выпускнику Киевской Духовной академии, удалось сплотить различные национальные силы на основе общеправославного, общецерковного единства. Объединить мнения и чаяния православного народа, основу которого составляло местное белорусское крестьянство, а меньшую, но наиболее образованную часть - этнические русские, в значительном числе эмигранты, и те, кто считали себя русскими. Не случайно многое из написанного В.Богдановичем он адресовал «живущим здесь православным русским, в уверенности, что они полюбят этот край, его язык и его национальные особенности». Русская жизнь в межвоенной Польше была весьма насыщенной, многообразной, порой бурливой, но обо всем этом ныне известно мало. Недавнее прошлое «русской Варшавы» и «русской Польши», без знания которого невозможно понять и последние сочинения многих русских литераторов того времени, забыто. Нам ничего не говорят имена представителей русского населения в польском Сенате и Сейме - сенатора М.М.Касперовича, депутата Н.С.Серебренникова и многих других из окружения Д.В.Философова, А.А.Кондратьева, М.П.Арцыбашева, в память которого друзьями сразу же был издан литературный сборник. По-настоящему нам неизвестно и все творчество этих писателей эмигрантского периода. Еще менее знаем мы о таких литераторах как, например, уроженец г. Иркутска Георгий Константинович Соргонин, столетний юбилей со дня рождения которого припадает на 2004 г. Много позднее, уже через полтора десятилетия после окончания Второй мировой войны он напишет такие проникновенные слова о судьбах всей русской православной эмиграции и своей собственной: |
| Такие училища и вовсе без преподавания русского языка существуют даже в Казани». 56 Причины распространения исламского влияния анализировались также в таких публикациях, как: отрывок из доклада протоиерея Тарасия Иваницкого на Всероссийском миссионерском съезде 1909 г. «Чем объясняется активное, хотя и не равномерное, по разным епархиям, наступление иноверия на православие» 9 от 31 января 1910 г.), в перепечатанной из «Колокола» статье епископа Чистопольского Алексия «О мерах к поднятию религиозно-нравственного уровня крещёных инородцев» 13 от 27 февраля 1910 г.), «Татарская пропаганда Тургайской области» 25 – 26 от 15 мая 1910 г.) – подготовленной по материалам оренбургской татарской газеты «Вакыт» («Время»), «Гибель киргиз» 29 – 30 от 29 мая 1910 г.) – за подписью «Не-миссионер», в статье «Французский журнал о татаризации приволжских инородцев» 40 от 8 августа 1910 г., 42 от 22 августа 1910 г.), «Кредитные товарищества, как орудия пропаганды» 5 от 30 января 1911 г.) – за подписью «Русский», «Заботы о процветании магометанства» 18 от 1 мая 1911 г.) и «По поводу доклада г. Арцыбашева» 21 от 22 мая 1911 г.) – за подписью «Русский Казанский старожил», и других. 57 Кроме того, в 27 от 3 июля 1911 г. были опубликованы выдержки из всеподданнейшего отчёта обер-прокурора СПС за 1905 – 1907 гг. под заголовком «Положение православия в епархиях с магометанским населением». В ряде статей обращалось внимание на методы распространения исламского влияния в Поволжье: в частности, на практику повсеместного строительства мечетей. Так, автор публикации «Постройка церквей и мечетей (из частного письма)» 11 от 13 февраля 1910 г.), подписавшийся «Не-миссионер», задавался следующим риторическим вопросом: «В вашем миссионерском журнале, – писал он, – уже сообщалось, что за первые четыре месяца 1909 года в трёх губерниях Приволжья – Казанской, Уфимской и Оренбургской – построено 50 мечетей. По очень лёгкому приблизительному подсчёту за год может быть их построено около 150... Что это за форсированный способ закрепощения за магометанством тех селений, где без мечетей доселе обходились и где вдруг явилась необходимость в них? Что это за торопливость? Откуда она? Чем вызвана? Можно подумать, что в какой-нибудь вновь покорённой земле хотят поскорее утвердить ислам ...». |
| Там жизнь однотипна, однообразна и уныло повторяется из года в год. Другое дело жизнь городов. Здесь выделяется личность из целого, здесь она не связана с целым, здесь жизнь и смерть личности в руках случая, и наряду с повышающейся в культурной обстановке ценностью жизни растет и страх пред неумолимым, случайным, но неотвратимым врагом ее – пред смертью, здесь чаще умирают до времени, здесь чаще гибнет молодость в борьбе с нуждой, здесь чаще случаи голодной смерти. Здесь чахотка, сифилис свили себе прочные гнезда, разрушая организм, выводя человека на дорогу к могиле. Задолго до последнего счета с землей видит обреченный себя в гробу, чует приближение врага, воочию следит за разрушением своего тела и духа. Горожанину нет спасенья ни в наивном невежестве, ни в радостных суевериях предания. Фальшивые, но сладкие утешители эти отходят при приближении культуры, уступая место новому невежеству, новому суеверию, холодному и безутешному, питающему не надежду, а страх пустоты. Невольно задумывается он над смыслом своей жизни, ни с чем и ни с кем не связанной. Одинокая жизнь ремесленника, поставляющего товар безликой массе, а не живым, определенным, ему известным людям, с которыми связан непосредственно, жизнь размышляющего паразита на безмерно огромном теле загадочного, неприветливого и враждебного существа, именуемого народом, – выходит на бой со смертью без щита и оружия. Ее участь решена заранее. От смерти нет спасения, все изолированное, замкнутое в себя, собой, только собой живущее – обречено на гибель. Ужас горожанина пред смертью нашел яркое выражение в художественной литературе последних лет. Подпрапорщик Гололобов у Арцыбашева сравнивает судьбу человека с жизнью приговоренного к казни и решает покончить самоубийством для прекращения срока ожидания, для прекращения унылой жизни приговоренного к смерти. Убивая себя, человек как бы занимает единственную оставленную ему позицию свободного действия. Дух, который и есть-де мое «я», совершает насилие над «моей», но чужой все же «мне» природой. |
| К той же теме, ужасу пред смертью, возвращается Арцыбашев в рассказе «Смех» 6 , где старый доктор, почувствовав приближение смерти, незаметно сходит с ума от ужаса. Для врача ненавистна мысль, что, быть может, в вечной смене форм бытия повторится комбинация его собственной жизни или уже даже не раз повторялись комбинации, к которым его ныне существующее «я» никакого отношения не имеет и иметь не может. Сумасшедший, палатный пациент этого доктора, волнуется при мысли, что вечно существуют не факты, а идеи. «Я в первый раз поцелуюсь с невыразимым наслаждением, а когда у меня появится вечная костяная улыбочка, сладость первого поцелуя переживет еще миллионы миллионов и больше влюбленных совершенно с тем же чувством. Природе все равно, – злобствует сумасшедший. – Мы ей не нужны, «идею» нас она возьмет, а что касается нас лично, то ей в высокой степени наплевать. И это, изволите видеть, после всей той муки, которую я пережил!. » С безумной яростью и с бранью сумасшедший визжит, что ему-то не все равно. Уличенный доктором в явном проявлении безумия, он ловко защищается. Не он, а все люди сумасшедшие или дураки, если могут перед такой штукой, как смерть, еще приличия соблюдать, хотя боятся ее до безумия, единственно на страхе смерти основав свою культуру 7 . Сумасшедший делится с доктором своим открытием: земля, по его вычислением, должна погибнуть от холода всего через 3 тысячи лет. Солнце потухнет гораздо раньше, чем ожидают. «При холоде какая уж красота», – злорадствует он. И соблазненный этой безумной и этой радостью доктор начинает тихо смеяться, потом, приседая, хохотать. «И так они стояли друг против друга, трясясь от злобного радостного смеха, пока на них обоих не надели смирительных рубашек». В рассказе «Смерть Ланде» умирающий Семенов пишет своему другу: «А страдать ты всегда будешь один, ибо если у тебя заболит живот, то у самого лучшего друга, у брата, у жены не сделается от сочувствия ответного расстройства желудка… если б ты знал, какую ужасную, душащую ненависть возбуждают во мне все… будьте вы прокляты!. |
| Начало века и время перед Первой мировой войной были, напишет С.И. Фудель , наиболее душным и страшным периодом русского общества. «Это было время еще живой “Анатэмы” 52 , еще продолжающихся “огарков” 53 и массовых самоубийств молодежи, время разлива сексуальной литературы, когда Сологубы, Вербицкие, Арцыбашевы буквально калечили людей, время, когда жандармские офицеры читали о “розовых кобылках”, а гимназисты мечтали стать “ворами-джентльменами”, время, когда на престол ложилась тень Распутина, капризно сменяющего архиереев и министров. Главная опасность этого времени заключалась в том, что даже лучших людей оно точно опаляло своим иссушающим ветром» 54 . Разрушительную работу страшного времени и его опаляющего ветра Сергей Фудель замечал, прежде всего, на отце. Если в 1891-м отец Иосиф еще мог написать своему другу К.Н. Леонтьеву о своей вере в религиозное призвание России и о своем желании для России только такого призвания, то в «страшное время» вера в это призвание пошатнулась. «“Святая Русь” умирала изнутри, идея сохранения христианства в массах терпела страшное крушение. И вот началось у него в этот последний период его жизни точно какое-то душевное иссыхание, как у растения, лишенного подземных родников» 55 . С горечью напишет Сергей Фудель о том, что медная кружка «Приходским бедным», висевшая в передней отцовского дома и предназначенная для сбора пожертвований, была рассчитана в основном на богатых гостей, которые приходили к священнику играть в преферанс и могли, уходя после многих часов игры, оставить в кружке малую толику своего выигрыша. Преферанс должен быть заполнить пустоту, образовавшуюся после увольнения из Бутырской церкви, которым закончился самый яркий период деятельности отца Иосифа – не было больше переписки с Сибирью, с тюрьмами и централами России, не было такой масштабной благотворительной работы, какая длилась целых пятнадцать лет. Отец Иосиф втянулся еще в одно предприятие – начал строить для церкви большой доходный дом – на банковские деньги. «Стройка поглощала все время: сметы, чертежи, контроль – все дела строительные легли на его плечи. Он лазил на леса вместе с архитектором, ездил в банк, писал отчеты. Деятельность новая и небывалая для него била ключом, а душа сохла в строительной пыли. Стройка закончилась в 1913 году, а в 1915-м на даче в Сходне он написал свои письма с пометой “Открыть после моей смерти”» 56 . |
| Неужели «начальство» не понимает, что для «воспитания» одна такая лекция важней, чем все неправильные глаголы, взятые вместе. Само бы, само оно должно было посылать на лекции своих воспитанников. Ведь Царицын ваш – стоячее болото. Всюду плохо. Но ваш город – «всем городам город». Живые-то души задыхаются здесь. Молодёжи надо развиваться. Кем бы кто там после ни был – а уж образованным человеком надо стать непременно. Образование не в том, чтобы знать, когда жил Рамзес II, – а в том, чтобы уметь разбираться в жизни окружающей и самому уметь жить, как следует. Для этого прежде всего надо научиться мыслить и чувствовать. Вот почему живое слово мыслящего и чувствующего человека так необходимо в деле воспитания. И чего, спрашивается, «испугалось» начальство? Ведь Поссе, слава Богу, не первый раз выступает перед публикой. Это – известный публицист. И всякий, кто хоть немного читал его, не имеет права бояться, что он скажет что-нибудь «неприличное». Вообще, до чего смешны все эти попечения о целомудрии учащихся! Слово «брак» пугает. А в любом книжном магазине можно купить произведения Арцыбашева, Соллогуба, Каменского и прочее, и прочее, и прочее, в которых сколько угодно самой настоящей порнографии. Так неужели же кто захочет не купит. Ещё как купит-то. Неиспорченному мальчику всё это противно до отвращения. А испорченный, сколько ни оставляйте его дома, – прекрасно найдёт дорогу и в Конкордию, и куда-нибудь ещё похуже 19 . Надо жить с зажмуренными глазами, чтобы серьёзно думать, что молодёжь, читающая современную литературу, может быть наивна, как институтка. Теперь надо заботиться не о том, чтобы «ничего этого не знали», а о том, чтобы по-человечески, а не по-скотски к этому относились. Дети наши сплошь и рядом изучают «половой вопрос» по кухням, по дворницким – вот с чем надо бороться. А бороться с этим можно только путём вот таких лекций и серьёзных научных книг. Но у царицынских педагогов вообще удивительные взгляды на вещи. Недавно мне рассказывали, как одна «воспитательница» в местной женской гимназии объясняла, что неприлично сказать «у меня вспотел лоб», а надо говорить «я испаряюсь посредством лба». Это очень похоже на анекдот, но, к глубокому сожалению, – правда. |
| Если считать, что при Бородине, как показал И. Арцыбашев, выбыло из строя 58 генералов, то можно принять, что реальные потери наполеоновской армии в Бородинском сражении составляют примерно 958 · 58=55 500 человек. Дисперсия этой величины равна 86 · 58=5 000. С вероятностью 0.95 истинное значение потерь наполеоновской армии лежит в интервале от 45 500 до 65 500 человек. Величина потерь в 30-40 тысяч лежит вне этого интервала и, следовательно, является статистически незначимой и может быть отброшена. Напротив, величина потерь в 58 000 лежит внутри этого доверительного интервала и может рассматриваться, как значимая. По мере продвижения вглубь территории Российской Империи, численность «Великой» армии сильно сокращалась. Причем главной причиной этого были не боевые потери, а потери, вызванные изнурением людей, отсутствием достаточного продовольствия, питьевой воды, средств гигиены и санитарии и других условий, необходимых для обеспечения марша столь многочисленной армии. Целью Наполеона было в стремительной кампании, пользуясь превосходством сил и собственным выдающимся полководческим искусством, разгромить в генеральном сражении русскую армию и с позиции силы диктовать свои условия. Вопреки ожиданиям, навязать сражение не удавалось, потому что русская армия маневрировала столь искусно и задала такой темп движения, который «Великая» армия выдерживала с большим трудом, испытывая лишения и нуждаясь во всем необходимом. Принцип «война сама себя кормит», хорошо зарекомендовавший себя в Европе, оказался практически неприменимым в России с ее расстояниями, лесами, болотами и, главное непокорным населением, которое не желало кормить вражескую армию. Но наполеоновские солдаты страдали не только от голода, но и от жажды. Это обстоятельство зависело не от желания окрестных крестьян, а было объективным фактором. Во-первых, в отличие от Европы, в России населенные пункты отстоят достаточно далеко друг от друга. Во-вторых, колодцев в них столько, сколько необходимо, чтобы обеспечить потребности жителей в питьевой воде, но совершенно недостаточно для множества проходящих солдат. В-третьих, впереди шла русская армия, солдаты которой выпивали эти колодцы «до грязи», как пишет Л.Н. Толстой в романе «Война и мир». |
| 72 000 – 58 500=13 500 раненных, Это означает, что соотношение между ранеными и убитыми составит 13 500 : 58 500=10 : 43. Такое малое количество раненых по отношению к числу убитых представляется совершено неправдоподобным. Мы сталкиваемся с явными противоречиями с имеющимися фактами. Потери «Великой» армии в Бородинском сражении, равные 30 000 человек, очевидно занижены. Подобную величину потерь мы не можем считать реалистической. Будем исходить из того, что потери «Великой» армии составляют 58 000 человек. Оценим количество убитых и раненых каждой армии. Согласно таблице 5, в которой приведены данные Денье, в наполеоновской армии было убито 6 569, ранено 21 517, пленено 1 176 офицеров и солдат (количество пленных округлим до 1 000). Русских солдат попало в плен тоже около тысячи человек. Вычтем из количества потерь каждой армии количество попавших в плен, получим соответственно 43 000 и 57 000 человек, в сумме 100 тысяч. Будем считать, что количество убитых пропорционально величине потерь. Тогда, в наполеоновской армии погибло 57 000 · 58 500/100 000=33 500, ранено 57 000 – 33 500=23 500. В русской армии погибло 58 500 — 33 500=25 000, ранено 43 000 – 25 000=18 000. Таблица 8. Потери русской и наполеоновской армий в Бородинском сражении. Таб. 8 Попытаемся найти дополнительные аргументы и с их помощью обосновать реалистическую величину потерь «Великой» армии в Бородинском сражении. В дальнейшей работе мы опирались на интересную и очень оригинальную статью И.П. Арцыбашева «Потери наполеоновских генералов 5-7 сентября 1812 года в Бородинском сражении» Проведя тщательное исследование источников, И.П. Арцыбашев установил, что в Бородинском сражении выбыло из строя не 49, как принято считать, а 58 генералов. Этот результат подтверждается мнением А. Васильева, который в указанной статье пишет: «Бородинское сражение было отмечено крупными потерями генералитета: в русских войсках убито и ранено 26 генералов, а в наполеоновских (по неполным данным) — 50». После данных им сражений, Наполеон издавал бюллетени, содержащие сведения о численности и потерях своей и неприятельской армии настолько далекие от действительности, что во Франции возникла поговорка: «Лжет как бюллетень». |
| Как пишет в своих воспоминаниях об отце Л. Тихомиров : «В конце концов от всех надежд остался только чад потухших плошек да убеждение, что правительство ничего доброго не умеет ни понять, ни совершить». Если в 1891 году отец еще мог писать Леонтьеву: «Я верю в чисто религиозное призвание России и желаю только одного его», то теперь пошатнулась окончательно вера и в это «только». «Святая Русь» умирала изнутри, идея сохранения христианства в массах терпела страшное крушение. И вот началось у него в этот последний период его жизни точно какое-то иссыхание души, как растения, лишенного подземных родников. Я бы не посмел об этом говорить, если бы не было одного его посмертного письма. Период перед первой мировой войной был ниболее душным и страшным периодом русского общества. Это было время еще живой «Анатэмы» (название нашумевшей в свое время, – 1909 г., пьесы Леонида Андреева – В.П.), еще продолжающихся «огарков» и массовых самоубийств молодежи, время разлива сексуальной литературы, когда Соллогубы, Вербицкие, Арцыбашевы буквально калечили людей, время, когда жандармские офицеры читали о «розовых кобылках», а гимназисты мечтали стать «ворами-джентльменами», время, когда на престол ложилась тень Распутина, сменяющего архиереев и министров. Главная опасность этого времени заключалась в том, что даже лучших людей оно точно опаляло своим иссушающим ветром. Страшное состояние духовного засыпания хоть на время касалось и их и заставляло забывать о «невидимой брани». Отец все меньше ведет литературную работу. Правда, много времени отдает изданию собраний сочинений Леонтьева (См.: Леонтьев К.Н. Собрание сочинений. Тт. 1–9. М. 1912–1913; издание осталось не завершено. – В.П.), но это больше долг благодарного ученика, чем творческое дело сердца. Сердце, как я уже сказал, он отдает теперь приходским бедным. Помогает им сам, собирает пожертвования, говорит об этом проповеди . Даже в передней нашей, я помню, висела медная кружка с надписью «Приходским бедным». Авось кто-нибудь из богатых гостей, уходя после долгого и томительного преферанса, опустит часть своего выигрыша. |
| В Дневниках 40—50-х годов Пришвин прямо утверждал право писателя отображать интимную сторону любви в искусстве: «Всякое искусство предполагает у художника наивное, чистое, святое бесстыдство рассказывать, показывать людям такую интимно-личную жизнь свою, от которой в былое время даже иконы завешивали. Розанов этот секрет искусства хорошо понял, но он был сам недостаточно чист для такого искусства и творчеством не снимает, а, напротив, утверждает тот стыд, при котором люди иконы завешивали». Пришвин со свойственной ему и им самим признаваемой самоуверенностью, которая была оборотной стороной великой неуверенности в себе, полагал, что чист или по крайней мере более чист, нежели Розанов, и что именно он и есть тот художник, которому дано освятить плоть. «Да, конечно, путь художника есть путь преодоления этого стыда: художник снимает повязки с икон и через это в стыде укрываемое делает святым», и в этом стремлении он был тогда неодинок. Культура Серебряного века остро реагировала на проблему пола. Это касается и литературы, и философии, которые зачастую нелегко разделить. Не говоря уже о бывшем елецком учителе В. В. Розанове, о символистах, Мережковском, Гиппиус, Арцыбашеве, Леониде Андрееве, Бунине и Куприне, дань этой теме отдавали и такие серьезные философы, как Вл. Соловьев, Н. Бердяев, С. Франк , Вышеславцев. Куда труднее назвать писателя, ничего «такого» не написавшего (ну, может быть, Иван Сергеевич Шмелев, хотя и он создал в эмиграции замечательную «Историю любовную», своеобразный римейк тургеневской «Первой любви», книгу эротическую и одновременно православную, а затем продолжил этот мотив в «Путях небесных»), и для Пришвина эта болезненная тема до конца дней оставалась одной из важнейших. В зрелые годы в отношениях с противоположным полом он проповедовал «физический романтизм», идею которого сформулировал таким образом: «Разрешение проблемы любви состоит в том, чтобы любовь-добродетель поставить на корень любви по влечению и признать эту последнюю настоящей, святой любовью. |
|
|
