| Афанасий Иванович Пападопуло-Керамевс (26.04.1856–18.10.1912) Византология Предисловия Афанасий Иванович Пападопуло-Керамевс Историк-эллинист, византолог, палеограф, член Императорского Православного Палестинского общества. Биография По происхождению Пападопуло-Керамевс (греч. Αθανσιος Παπαδπουλος–Κεραμες) был греком, родился в семье православного священника, эконома Эфесской епархии. Получил образование в евангельской гимназии в Смирне, некоторое время посещал французскую и армянскую гимназии. Из-за материальных трудностей не имел возможности продолжить образование в университете; после окончания гимназии работал учителем в Смирне, затем был библиотекарем и хранителем музея евангельской гимназии. В это время начал изучение древнегреческих рукописей. По приглашению Греческого филологического общества в Константинополе в 1881 году занял должность его секретаря и начал составлять каталог рукописей Общества. Для изучения и описания греческих рукописей в 1883 году командирован Обществом в Македонию, Фракию, на острова Эгейского моря и малоазиатский берег Черного моря. Описал и издал каталоги греческих рукописей Смирнинского музея, филологического общества и других собраний. В 1884 году Пападопуло-Керамевс участвовал в работе 6-го археологического съезда в Одессе, где познакомился с ведущими русскими византологами; в 1887 Московский университет присудил ему степень доктора греческого языка, словесности и древностей. В 1887 году по приглашению Иерусалимского патриарха Никодима переехал в Иерусалим на должность секретаря патриарха. Здесь предпринял изучение греческих рукописей, находившихся в монастырях патриархата. Осенью 1890 года по приглашению председателя Православного палестинского общества великого князя Сергея Александровича Пападопуло-Керамевс прибыл в Петербург для подготовки к печати и редактирования предпринятого Обществом издания описания греческих рукописей, находящихся в хранилищах Иерусалимского патриархата. В 1892 году допущен к преподаванию новогреческого языка в Петербургском университете в качестве приват-доцента. |
| (31 декабря 1819г. – 3 декабря 1896г.) 3 декабря 1896 г. в 8.15 утра скончался Киевский кафедральный протоирей П.Г. Лебединцев. Покойный протоирей находился в близких отношениях к нашей Академии. Один из лучших питомцев XI курса (1839–1843гг.), он, можно сказать, никогда не порывал связи со своею духовною матерью. В последние же годы своей жизни он стал в ближайшие отношения к Киевской Духовной Академии и вошел в состав малой академической семи, будучи избран в почетные Члены Академии, каковая честь составляет удел ее весьма немногих воспитанников. В своей ученой деятельности, которая составляет лучшую сторону его долголетней и многоплодной жизни, протоиерей П. Г. Лебединцев также стоял близко к Академии. Как хороший знаток местной старины и русской церковной истории вообще, он всегда принимал весьма живое и деятельное участие в трудах Церковно-Археологического Общества, состоящего при Киевской духовной Академии, в течение многих лег исполняя обязанности товарища председателя этого Общества. Редкое заседание этого Общества проходило без покойного протоиерея, и ни одного сколько-нибудь интересного реферата, читаемого в Обществе, он не оставлял без своих всегда дельных и основательных замечаний. Некоторые из своих учебно-литературных трудов покойный отдавал для напечатания в академическом журнале. Наконец, и при кончине своей покойный протоирей Π. Г. Лебединцев не забыл воспитавшей его Академии, завещав ей лучшие и наиболее ценные книги и рукописи из его обширной библиотеки. Таким образом, в лице протоиерея П.Г. Лебединцева Киевская духовная Академия вместе с русскою церковно-историческою наукою вообще понесли тяжелую утрату. В виду важных заслуг покойного перед наукой вообще и перед Киевскою духовною Академией в частности, академический орган считает своим нравственным долгом познакомить своих читателей хотя в самых кратких чертах с жизнью и деятельностью протоиерея Π. Г. Лебединцева, которая и независимо от того представляет глубоко поучительный интерес во многих отношениях. |
| Н.Я. Аристов Николай Яковлевич Аристов (1834–1882) Известный русский историк и публицист. Родился в селе Стеньшино Липецкого уезда Тамбовской губернии, в семье священника. Получил высшее образование в Казанской духовной академии. Под влиянием известных ученых – слависта В. И. Григоровича и, особенно, историка А. П. Щапова – занялся изучением русской истории. В 1858–1861 гг. преподавал в Симбирской семинарии, с 1861 г., выйдя из духовного звания, жил в Санкт-Петербурге. Защитил магистерскую диссертацию «Промышленность Древней Руси» (1866). В 1867 г. был приглашен доцентом в Казанский университет, а в 1869 г. занял профессорскую кафедру в Варшаве. Степень доктора получил за диссертацию «Московские смуты в правление царевны Софии» (1871). В 1873 г. перешел в Харьковский университет, а в 1875 г. занял кафедру русской истории и получил должность инспектора в Нежинском историко-филологическом институте. Делегат нескольких археологических съездов, член Московского археологического общества (с 1869 г.). Разделяя народнические и просветительские взгляды своего учителя А. П. Щапова , Н. Я. Аристов считал дворянство и чиновничество отрицательными силами в истории. Больше всего он интересовался историей народной массы, ее идеалами и движениями. Он одним из первых обратился к изучению экономической истории времен Киевской Руси, истории народных движений. Он также занимался исследованием древнерусских летописей, в том числе церковно-исторических аспектов их содержания; изучая развитие русской исторической науки, народный быт и фольклор. Кроме того, Н. Я. Аристов посвятил основательную работу историческому значению творчества великого русского писателя Н. В. Гоголя; принимал активное участие в работе Археографической комиссии и этнографического отдела Русского географического общества. Вниманию читателей предлагается книга известного русского историка и публициста Н. Я. Аристова (1834–1882), в которой представлен обзор древне-русских летописей, рассказывающих о первых годах после принятия христианства на Руси. Исследуется церковно-историческое содержание летописей, анализируется взгляд древнерусских летописцев на разнообразные события в мире. По содержанию летописей описывается нравственное и религиозное состояние Руси того времени, подчеркивается недостаточная готовность тогдашнего русского общества к пониманию великих идей Христа. |
| 13го октября, после непродолжительной, но тяжкой болезни, скончался доктор церковной истории и член многих ученых и благотворительных обществ и учреждений высокопреосвященный Савва, архиепископ Тверской и Кашинский. Кончина его вызвала уже несколько некрологов; мы же хотели бы сказать о заслугах почившего святителя для русской церковно исторической науки и о его любви к науке. Научная деятельность высокопреосвященного Саввы началась очень рано. Непосредственно после окончания курса в Московской Духовной Академии (со степенью магистра), в 1850 г. иеромонах Савва (он принял монашество еще в Академии), вследствие ходатайства митрополита Филарета, наметившего его на эту должность еще во время его нахождения в Академии, был назначен на должность синодального ризничего в Москве, т. е. хранителя Московской Синодальной (бывшей Патриаршей) ризницы и библиотеки и тотчас же получил от митрополита Филарета поручение составить указатель ризницы и библиотеки. Поручение это было сколько почтенно, столько же и трудно: почтенное по самому поручению от митрополита Филарета и по важности самой ризницы и библиотеки, трудное потому, что требовало особых, специальных познаний. Обширное количество важных и разнообразных по содержанию и происхождению» рукописных памятников древней письменности не только русских, но и иностранных, в особенности же греческих, древних и позднейших, хранящихся в библиотеке, и масса предметов из древнерусского, в особенности же церковного, быта и оби хода, хранящихся в ризнице – сделали Московскую Синодальную ризницу и библиотеку одним из важнейших древлехранилищ и издавна привлекали в нее множество посетителей и ученых – не только русских, но и иностранных, не говоря уже многочисленных посетителях, приходящих для обозрения ризницы. Между тем дотоле в ризнице и библиотеке были лишь краткие рукописные каталоги и описи, не полные и не научные и лишь один печатный каталог (греческих рукописей) профессора Маттеи, да и тот на латинском языке. Составление полного и научного указателя требовало серьезных и основательных сведений по археологии и палеографии (руководству к чтению древних рукописей), а откуда было взять их в то время, когда эти науки у нас в России можно сказать еще только зарождались, когда и литература по этим наукам у нас была еще крайне скудна, и первое в России Археологическое общество (Санкт Петербургское) было лишь незадолго перед этим основано, а других ученых обществ, имеющих своим предметом изучение русских древностей (например, Московского Археологического Общества, Общества древней письменности) и совсем еще не существовало. |
| Д.В. Айналов § II. Крещальня, открытая Одесским Обществом в 1876 году. (Общий план 24) Раскопками 1876–77 гг. обнаружено существование крещальни на юг от базилики, открытой гр. А.С. Уваровым. Раскопки были продолжены в 1901 г 14 , при чем окончательно расследованы не только развалины самой крещальни, но и сооружений, примыкающих к ней по сторонам. Как видно по приложенному плану, изданному в Отчете за 1901 год и в 4-м выпуске Известий, на котором мы позволили себе изменить некоторый частности 15 (рис. 15), крещальня в замысле архитектора представляла четырехабсидное наподобие креста здание. Две боковые абсиды по размерам равны, восточные же абсида меньше западной, но глубже ее и равняется почти 2/3 круга. Здание в основе симметрично, но удаляется от формы равностороннего креста и приближается к типу креста с вытянутым нижним концом, место которого занимает продолговатый притвор. В первоначальном же плане были рассчитаны и четыре входа в крещальню. Из них у и ф 16 находятся по сторонам главного, а вход ш находится в западной нише. Лишь один вход ф расчищен, остальные два (у и ш) остались заложенными. Существование четырех ходов в крещальню доказывает, что здание выстроено было с расчетом представлять самостоятельное и независимое в архитектурном отношении целое. Пристройки, облепившие крещальню с юга, должны были возникнуть позже, так как при их появлении наглухо закрыть вход ф. Пристройка Е на севере крещальни также кажется более поздним добавлением, так как дверь у, ведущая в нее из крещальни, оказалась также заложенной. По плану, изданному Археологической Комиссией, эта пристройка является окруженной глухими стенами с единственным, но заложенным ходом в крещальню. План раскопок Одесского Общества 1876 года, однако, показывает существование на западе этой пристройки входа в нее с площади, что сходится с действительностью (рис. 17 а). На прилагаемой фотографии виден этот проход в современном полуразрушенном состоянии (рис. 18). На плане раскопок Одесского Общества за 1878, 1879 и 1880 гг. эта дверь также не показана. Взамен ее – ровная стена. |
| Иеромонах Алексий (Виноградов) родился 5 ноября 1845 г. в с. Чамерово Весьегонского уезда Тверской губернии в семье священника. В 1865 г. окончил Петербургскую Духовную Семинарию, где блестяще учился. По окончании Семинарии был оставлен там в качестве помощника наблюдателя иконографии. В 1867 г. поступил в Петербургскую Духовную Академию, но фактически не учился, так как перешел преподавателем живописи и рисования в Ярославскую Духовную Семинарию. Здесь разработал курс церковной археологии, который начальство не приняло. В 1871 г. оканчивает со степенью кандидата юридических наук 149 Демидовский юридический лицей в Ярославле. В 1875–1876 гг. работает аудитором 150 в 5-м Киевском Гренадерском полку, откуда увольняется, поскольку уже тогда у него проявляются интересы к археологии, иконографии, палеографии, этнографии. В 1876–1880 гг. он выступает как ученый-русист широкого профиля. За первую статью «О деревянных старинных храмах Весьегонского уезда и некоторых при них достопримечательностях, также курганах и насыпях по Весьегонскому уезду Тверской губернии» 151 удостаивается звания члена-сотрудника Российского Археологического общества 152 . В том же году А. Н. Виноградов публикует первую иконографическую работу «Сравнительное описание и краткое объяснение иконы Приснодевы Богородицы Неопалимыя Купины» («Опыт сравнительного описания и объяснения некоторых символических икон древнерусского искусства» в другой редакции) 153 . В 1879 г. выходит другой его иконографический труд «Родословное древо» по памятникам христианской иконографии» 154 . В 1878 г. А. Н. Виноградов познакомился с рукописной коллекцией музея князя П. А. Путятина – владельца с. Бологое, и выпускает свое единственное палеографическое исследование «Палеографическая коллекция князя П. А. Путятина» 155 . В 1877 г. за рукописный сборник русских и карельских народных песен Весьегонского уезда (60 песен) А. Н. Виноградова избирают членом Географического общества 156 . Научные занятия А. Н. Виноградов сочетал с учебой в Археологическом институте (1876–1880 гг.). К этому времени он сформулировал свое научное кредо: «Археология для меня... немыслима без истории искусства, религии, литературы, нравов и обычаев не одного народа Русского, но в связи и сравнении с культурою и цивилизацией других народов» 157 . |
| А.Н. Наумов И. Л. Чернай. Текстиль и керамика как совокупность древних технологий Отпечатки полотна, шнуров, нитей на глиняной посуде и другие категории находок, встречающиеся на памятниках различных эпох и регионов, давно привлекают внимание исследователей. Но эти, порой довольно многочисленные находки, чаще всего изучаемые в узких рамках определенного круга памятников, без выработки общих подходов и специальных методов не могут быть в полной мере раскрыты и использованы в археологическом, общеисторическом и других планах. Мало того, из-за различий в подходах и методах исследования по поводу этих трудных для изучения объектов более полувека не утихают споры и возник терминологический разнобой, мешающий порой даже понять, о чем же собственно идет речь. Это прежде всего относится к различного рода текстильным отпечаткам на керамике, текстильная природа которых иногда даже ставится под сомнение, и тем самым в этих случаях отрицается связь между текстилем и керамикой – двумя крупнейшими достижениями древности, сыгравшими огромную роль в развитии общества. Столь большая пестрота взглядов на явление, обнаруживаемое на памятниках различной культурной принадлежности, обусловлена прежде всего спецификой изучаемого объекта, требующего широкого взгляда, выработки общих подходов и специальных методов исследования. Среди свидетельств связи текстиля с керамикой первое место следует отвести отпечаткам текстиля, в широком понимании этого слова, на глиняных сосудах. По характеру расположения и занимаемой на керамике площади отпечатки можно разделить на четыре группы. К первой группе относится керамика, большая часть наружной поверхности которой покрыта отпечатками текстиля, ко второй – глиняные сосуды с отпечатками на внутренней поверхности, третью группу составляют сосуды с отпечатками на днищах, а в четвертой текстиль проявляется в виде отпечатков шнура, являющихся частью декора. Особую группу составляют разного рода глиняные поделки (грузики, грузила, керамические кружочки с отверстиями и пряслица), связь которых с текстильным производством определяется по следам трения нитями, по особенностям формы или остается предположительной. |
| Блаженного Диадоха, епископа Фотики, что в Эпире Иллирийском, слово аскетическое СТО ГЛАВ Указатель сокращений а. Московская греческая рукопись 145 (184 79 ). b. Codex Vindobon. XCIII (Olim CLVIII). c. Codex Vindobon. CIV (Olim CCXL). d. Mockobckaя греческая рукопись 307 (419). е. Московская греческая рукопись 273 (422). f. Codex Vindobon. CCLXXIV (CCXXXVII). g. Φιλοκαλα τν ερν νηπτικν κτλ. νετησιν. 1782. оп. – опущено. ΤΟΥ ΜΑΚΑΡΙΟΥ ΔΙΑΔΟΧΟΥ πισκπου Φωτικς τς περου το λλυρικο 80 Λγος σκητικς 81 БЛАЖЕННОГО ДИАДОХА епископа Фотики, что в Эпире Иллирийском Слово аскетическое Сто глав Определения 1. Первое определение, – веры: бесстрастная мысль о Боге. 2. Второе определение, – надежды: исшествие ума в любви к уповаемому. 3. Третье определение, – терпения: непрестанно быть твёрдым, мысленными очами видя Невидимого, как бы видимого 89 . 4. Четвёртое определение, – несребролюбия: так желать не иметь, как кто-либо желает иметь. 6. Шестое определение, – смиренномудрия: старательное забвение подвигов. 7. Седьмое определение, – негневливости: сильное желание не гневаться. 8. Восьмое определение, – чистоты: чувство, всегда прилепленное к Богу. ϑ´. νατος ρος, – τς γπης· αξησις φιλας πρς τος βρζοντας. 9. Девятое определение, – любви: умножение дружбы к оскорбляющим. 10. Десятое определение, – совершенного изменения: в наслаждении Богом ужас смерти считать радостью. Каким знанием надлежит нам, по путеводительству Господа, достигнуть предъявленного совершенства, чтобы каждый из нас плодоносил семя слова по образу обозначенных в евангельской притче 104 . Исследования К сноске Λογος σκητικς древние церковные писатели называли сочинения, трактующие о подвижнической жизни, например, Василий Великий : Λγος σκητικς κα παρενεσς περ ποταγς βου κτλ. (Migne, ser. gr. Т. XXXI. p. 623); Λγος περ σκσεως κτλ. (ibid. p. 648); Нил Синайский : Λγος σκητικς Migne T. LXXIX, p. 720). К сноске Слово ροι употреблено бл. Диадохом в смысле «определений», а не в значении «пределов или верха совершенства главнейших добродетелей» (Добротолюбие Т. III, стр. 11), или просто «приделие» (славянский перевод аскетического слова бл. Диадоха в рук. К. Церковно-Археологического Общества, или «преграждение» (Славяно-русская рукопись 459 л. 125 в Московской Синодальной Библиотеке. Но в гл. 54 аскетического слова епископа Диадоха слово ροι имеет уже значение высших пределов или границ в деле преуспеяния в бесстрастии: ο μακρν οσα ( ψυχ) τν τς παϑεας ρων γνωρζεται. |
| Глава 4. Площадь Харам еш-шериф – Храмовая гора. Первобытная площадь горы Мориа и способ ее выравнения для храма Ветхозаветное святилище, по пророчеству, было разрушено. Но, как некоторая тень его древнего продолжительного существования, от него остались глубокие фундаменты или подземные молы, при помощи которых строители расширяли и выравнивали для храма гору Мориа. По своей массивности, а также потому, что эти фундаменты или молы скоро были прикрыты наслоениями земли и, так сказать, перестали существовать отдельно, но слились воедино с местным грунтом, они сохранились, но сохранились именно как тень чего-то некогда существовавшего и погребенного. В настоящее время на поверхности видна только незначительная часть стены, замыкавшей площадь Соломонова храма, но за то весьма значительная часть ее обнаружена под землей, путем раскопок и подземных галерей, прорытых вокруг площади ветхозаветного святилища на средства английского археологического общества Palestine Exploration Fund 189 . Но, прежде чем говорить об остатках ветхозаветного храма, мы должны сказать о естественном грунте, какой представляла гора Мориа, когда она была еще только гумном Орны Иевусфянина. Площадь, избранная царем Давидом для храма, ныне находящаяся во владении мусульман и известная под именем харам еш-шериф, т. е. благородное святилище или просто харам, в своем первоначальном виде, как описывает Иосиф Флавий, представляла скалистый холм, со всех сторон почти окруженный оврагами. Самое имя Мориа LXX толковников переводят чрез ψηλ, гора высокая. Из цепи гор, примыкавших к ней с северо-запада, она выступала широким террасовидным овалом, в виде естественного памятника, cippus, или нерукотворного жертвенника всесожжений. Независимо от своей общей, свойственной холму, покатости, она разделялась на две террасы, верхнюю или срединную и нижнюю или внешнюю; последняя ограждала со всех сторон верхнюю террасу в виде нижнего контрфорса горы. Разделением между двумя площадками или террасами служил довольно высокий уступ горы в виде стены, 15–20 футов высоты, обходивший почти вокруг всей верхней площадки и уединявший ее от нижней. Верхняя терраса имела в диаметре с севера на юг 579 футов и 433 фута с востока на запад, и в своей центральной части представляла вид приподнятого естественного купола, или куполообразно поднятой вершины всего холма из мрамороподобного, белого известняка (маляки), который в других местах Палестины обыкновенно прикрыт другими верхними слоями камня (миззи и какули), но в данном пункте вытеснен вулканическим давлением на поверхность и поднят на самую вершину горы. |
| Глава III Путешествие по Заиорданью. Развалины Пеллы. Деревни Аджлун и Суф. Памятники Герасы, ее шесть христианских базилик. Сальт. Пещеры и здания Арак эль-Эмира. Общий характер древнего Раббат-Аммона или Филадельфии и значение его отдельных зданий. Дворец Эль-Казра, система и орнаментальные детали его декорации по отношению к сассанидскому периоду искусства и образованию арабского стиля. Стоянка экспедиции в Иерихоне и археологические разведки на месте, принадлежащем Имп. Правосл. Палестинскому Обществу Мы вышли из Тибне на Пеллу, направляясь сначала все вниз по уади Гаммам, по замечательно отлогому спуску одного и того же ущелья, пока не дошли до источников этого ущелья, необыкновенно обильных, но нерасчищенных и пропадающих у истока в песках. Отсюда мы поднялись налево на гору, направляясь прямо на юг и скоро увидели деревню Абу-Дейр (которая на английской карте Комиссии Палестинского Общества показана в масштабе на 7–8 верст, расстояния от уади, тогда как, в действительности нет и половины). Затем мы перешли, держась на юг, три ущелья и достигли большой деревни, которую нам назвали Джюферель – на той же английской карте ее нет, но она есть на старых немецких картах – господствующей над равниною. Отсюда, с верхних террасс, открывается панорама всей северной Палестины (см. фот. 450–453), от Тивериады до пределов Иудеи. Спуск, весьма продолжительный, рядом перевалов через холмы и ущелья, по местности, заросшей только кустарником, привел наконец по ту сторону гор, на отлоге склоны к Иорданской долине. Мы пришли к красивому натуральному мосту из проточенных в виде арки скал над серным источником, бьющим из-под гор и составившим целебную славу городка в богатой некогда и высококультурной местности, излюбленном курорте времен Селевкидов, по традициям которых и городок получил название Пеллы (по имени македонского города). Для нас любопытная эпоха Пеллы начиналась с 68 года по Р. X., когда сюда ушли из Иерусалима первые христиане, теснимые восставшими иудеями и не желавшие примкнуть к их национальной обороне. В те времена Пелла должна была быть значительным и в известном смысле международным пунктом, где римские ветераны, греческие торговцы жили рядом с сирийцами. И потому мы ожидали найти по крайней мере значительные развалины и уже совершенно не ожидали в Сирии, после Гаурана, увидеть картину подобной пустоты, зрелище города, почти исчезнувшего под илом от реки и распашкою холмов с лица земли. Если бы, наконец, в этом месте, где мы ожидали найти Пеллу, не было никаких развалин, мы могли бы считать, что ошиблись местом, что развалины настоящей Пеллы неизвестны и т. д., но никакого сомнения не было, так как здесь были все признаки древнего города и на лицо были развалины. Это были, во-первых, у ручья развалины храма: куча (фот. 454, кат. 307) камней, много упавших и полузатянутых илом и песком колонн, два, три куска орнаментированного карниза, одна хорошая и довольно сохранившаяся коринфская капитель IV–V века по Р. X. (фот. 456, кат. 309). |
|
|
