| Он также просил Глубоковского отложить помещение в Энциклопедии заметки о себе, подчеркивая, что занимает кафедру еврейско-ассирийской словесности в университете и труды его – не богословского характера. В апреле 1911 г., когда шла работа над подготовкой к печати XII тома (изменение характера издания привело и к изменениям в расположении материала по томам), Глубоковский вновь обратился к Коковцеву за разрешением поместить краткую биобиблиографическую заметку о нем: «Мне решительно невозможно уклониться от непреодолимой обязанности сообщить некоторые сведения о нашем семитологе и наилучшем гебраисте. На меня пало бы несмываемое обвинение, если бы я умолчал о Вас, а Вам не м[ожет] б[ыть] неловко помещение в таком томе, где будет обширная биография Н.П. Кондакова . Позвольте мне исполнить долг редакторский пред наукой и – почтения пред Вами» 1147 . На этот раз П. К. Коковцев согласился, но просил, чтобы заметка не содержала каких-либо субъективных оценок 1148 . Статья была подготовлена студентом Петербургского Историко-филологического института А. В. Поповым (племянником Глубоковского). Отказы писать для Энциклопедии Глубоковский получил также от профессоров С.-Петербургского университета Н. Я. Марра и Η. М. Каринского 1149 , оба ссылались на занятость. «Сейчас для меня совершенно ясно, – писал Марр в конце октября 1904 г., – что при всем желании не могу сотрудничать за недостатком времени» 1150 . Вместо себя он рекомендовал своих учеников Н. Г. Адонца (по армянским вопросам) и И. А. Джавахова (Дживелегова). Последний 12 октября 1905 г. ответил Глубоковскому согласием и написал статью о главных «деятелях грузинских монастырей на Афоне» – Иоанне, сыне его Евфимии афонском и Георгии Святогорце, – помещенную в VII томе. Среди привлеченных Глубоковским авторов был и директор Русского археологического института в Константинополе академик Ф. И. Успенский. «Я думаю, что следует всячески содействовать полезному делу, к участию в котором Вы приложили силы, – отвечал он на просьбу написать статью о Крестовых походах, – поэтому я не могу иначе ответить, как согласием прислать Вам к обозначенному Вами сроку требуемую статью» 1151 . |
| Много экскурсий с научною целью было предпринято Институтом. Ф. И. Успенский сам неоднократно ездил на Афон для изучения хранящихся в тамошних монастырях рукописей, в Грецию, в различные места Малой Азии, на острова Архипелага и т. и. Во время предпринятой в 1908 г. экскурсии в Солунь Ф. И. Успенский исследовал мозаики в обращенной в мечеть церкви св. Димитрия, патрона Солуни. Мозаики эти, относящиеся к V в., были поновлены в VII-VIII вв., после происшедшего в церкви пожара. Часть этих мозаик (а также и фресок) была открыта под наблюдением Ф. И. Успенского. Они были опубликованы им в особом исследовании. 10 В 1900 г. состоялась большая экспедиция в Сирию. 11 Экспедиция посетила ряд пунктов, представляющих интерес в археологическом отношении, в том числе Пальмиру, где была исследована замечательная пещера усыпальница, украшенная Фресками. Вот как суммировал Ф. И. Успенский впечатления, полученные им от изучения сирийских памятников: «Общий характер их – их оригинальность, указывающая, что здесь, в Сирии, была особая культура, произведение духа восточных народов». «С точки зрения всемирной истории», говорит Ф. И., «сирийские памятники дают своею оригинальностью очень интересный и свежий факт, подготовляющий, наряду с другими подобными фактами, раскрытие проблем об элементах, входящих в образование византинизма... Остатки мертвых городов (Сирии) с чрезвычайно выразительным религиозным их характером склада жизни внушают мысль, что Сирия была глубоко проникнута вероисповед- ней идеей и что многочисленным сирийским монастырям вполне соответствуют остатки церквей в мертвых городах, селениях в небольшом расстоянии одно от другого» (стр. 206 сл.). Известно, что научные интересы Ф. И. Успенского не только были связаны с историей Византии, но и широко охватывали также судьбы славянских народов. Неудивительно, что Институт, с первых же лет своей жизни, стал уделять особое внимание и сопредельным с Турцией славянским странам. Еще в 1896 г. Ф. И. Успенский предпринимает экскурсию в Болгарию для изучения рукописных собраний в ее библиотеках, а также для ознакомления с монументальными памятниками западной Болгарии. В последующие годы совершались экскурсии в Македонию, в северо-восточную Болгарию, в Старую Сербию. Целью последней экскурсии было, между прочим, ознакомление с Дечанскою лаврою и Ипеком, где была патриархия независимого Сербского царства. В отчете об этой поездке, давшей много неизвестного до тех пор археологического материала, Ф. И. Успенский обрисовал яркими красками положение края и культуру его населения. По описанию этой поездки, равно как и экскурсии в Сирию, видно, что Ф. И. Успенского не останавливали никакие препятствия, никакие невзгоды, неизбежно сопряженные с путешествиями по мало культурным, в отношении внешних удобств, местностям. |
| См.: Постников С. П. Русские в Праге... С. 194–204. 2647 Кондаков покинул Россию в начале 1920 г.; после непродолжительного пребывания в Константинополе он переехал в Софию и стал профессором в Софийском университете и в течение двух лет (1920–1922 гг.) читал курс «О роли восточноевропейских славянских и кочевых народностей в истории образования общеевропейской культуры». 2648 Отчет о работах Семинария имени Η. П. Кондакова (Seminarium Kondakovianum) в Праге за первый год его существования (по 17 февраля 1926 г.)//Recuel d " études, dédiées à la mémoire de N. P. Kondakov. Archéologie. Histoire de l’art. Etudes byzantines. Сборник статей, посвященных памяти Η. П. Кондакова. Археология. История искусства. Византиноведение. Прага, 1926. С. 297. 2650 Отчеты о деятельности Семинария за 1927–1929 гг. помещены в его сборниках Seminarium Kondakovianum (далее – SK); Report of the Kondakov Institute. Praha, 1932–1937. N 1–6. Деятельности Семинария (Института) им. Η. П. Кондакова посвящены работы: Hrohovà V. Etudes byzantines en Tchécoslovaquie//Balkan Studies. 1972. Vol. 13. P. 301–311; Rhinelander L. H. Exiled Russian Scholars in Prague: The Kondakov Seminar and Institute//Canadian Slavonic Papers. 1974. Vol. 16, 3. 333–351; Skálova Z. Das Prager Seminarium Kondakovianum, später das Archäologische Kondakov-Institut und sein Archiv (1925–1952)//Slavia Gandesia. 1991. N 18. S. 21–43; Пашуто В. T. Русские историки-эмигранты в Европе. М., 1992. С. 32–44; Аксенова Е. П. Институт им. Η. П. Кондакова: попытки реанимации (по материалам архива А. В. Флоровского)//Славяноведение. 1993. 4. С. 63–74; Беляев С. А. Из истории становления Семинария имени академика Η. П. Кондакова//Русская эмиграция в Европе. 20-е – 30-е годы XX века. М., 1996. С. 3–34; Росов В. А. Неудавшееся попечительство. К истории взаимоотношений Института Гималайских исследований «Урусвати» и Института им. Η. П. Кондакова в Праге//Ариаварта. СПб., 1996. Начальный вып. С. 153–198; Письма А. П. Калитинского в Семинарий им. Η. П. Кондакова/Публ. В. А. Росова//Ариаварта. СПб., 1997. 1. С. 227–272. Эти работы Росов объединил в своей монографии: Семинариум Кондаковианум. Хроника реорганизации в письмах. 1929–1932. СПб., 1999. Несмотря на обилие публикаций об Институте им. Η. П. Кондакова, до настоящего времени не написана его история на основе архивных материалов, хранящихся в Праге в архиве (Отделе документальных фондов) Института теории и истории искусств АН ЧР (Archiv Ústav dejin umeni AV CR, далее – АИИИ AH ЧР). Фонд Археологического института им. Η. П. Кондакова (KI). |
| Учительский персонал увеличен новыми учителями с высшим образованием. В таком обновленном виде школа, как теперь известно, была открыта 1-го декабря прошлого года после торжественного молебствия, совершенного посольским причтом, в присутствии посла И. А. Зиновьева, директора археологического института Ф. И. Успенского и других лиц немалочисленного русского общества в Константинополе. Открытие русской школы в Константинополе должно быть приветствуемо от всей души. «Современный Константинополь, говорит по сему поводу о. С. Орлов, совсем не богат (православными) учебными учреждениями. Лучшие школы в К–ле принадлежат иностранцам – американцам, немцам, французам и – больше всего – монашеским католическим орденам. Иностранцы упрочивают чрез них свое господство на древнем Востоке, а католичество через школы ведет смелую и верную пропаганду. Можно надеяться, что благоустроенная русская школа приобретет симпатию по крайней мере православного греческого населения, страдающего много от внешних и внутренних неудобств и непорядков жизни» (Ц. Вед. 1900 г. М 51, стр. 2140). Пожелаем всякого успеха обновленной школе. Пожелаем, чтобы с практическим направлением образования, вызванным местными условиями, в ней процветало и религиозное. Порукой в последнем является преподавание Закона Божия таким просвещенным и благочестиво-настроенным лицам, как о. С. Орлов. После обеда нам предстояло посетить дачу русского посла в Буюк-дере; манила своей приятностью прогулка по живописному Босфору. Поэтому мы снова очутились на мосту, по которому двигалась без конца взад и вперед та же пестрая толпа, а затем – и на пароходе, совершающем рейсы по Босфору. Турецкий флаг взвился над пароходом и последний, рассекая темно-синие воды Босфора, побежал вперед. Берега Босфора, несколько знакомые теперь нам, утратив интерес новизны, не казались уже особенно интересными нам. Пароход, останавливавшийся около каждого местечка Босфора, наконец подъехал часа два спустя после отъезда из Константинополя к пристани возле Буюк-дере. |
| Точно так же и обстоятельства заговора против Льва в Солуни и Константинополе с целью возведения на престол свергнутого им императора Артемия рисуют отношения между Болгарией и Византией в таком свете, как будто обе державы находились тогда в равноправных отношениях. Оказывается, что между обеими странами поддерживаются правильные сношения, что греки ищут приюта в Болгарии, и болгаре приглашаются царским письмом «не укрывать изменников и не нарушать добрых отношений». Вследствие настойчивых представлений из Константинополя хан выдает царю Артемия и солунского митрополита и других заговорщиков. Затем во весь продолжительный период правления Льва Исавра о болгарах не сохранилось никаких известий. С 719 г. по смерти Тервеля, как видно из древнего перечня болгарских ханов, были еще два княжения, не отмеченные никакими событиями, пока в 743 г. не вступил на престол хан Кормисош. Его правление почти совпадает с царствованием Константина Копронима... Рассмотрев первый период болгарской истории со времени переселения орды Аспаруха за Дунай, мы можем бросить взгляд назад и вывести некоторые заключения по отношению к пройденному периоду. Если отправляться из тех скудных данных, которые заимствуются из летописи, то для суждения о политическом, социальном и административном состоянии болгар мы не имели бы хотя сколько-нибудь удовлетворительного материала. Но не более десяти лет тому назад Русскому археологическому институту в Константинополе посчастливилось напасть на следы той стоянки или укрепленного лагеря болгар, который находился близ Шумлы, и из которого, по всей вероятности, хан Тервель сносился с византийским царем. Отсюда же болгаре простирали свои набеги, с одной стороны, по Фракии до стен столицы, с другой—по Македонии до Солуни. Сделанные институтом наблюдения и раскопки на месте расположения упомянутого лагеря раскрыли весьма важные данные, по которым можно составить ясное представление о болгарской орде, поселившейся на Балканах, и о постепенных изменениях, которые в ней происходили под влиянием сношений с Византией. |
| В число временных сотрудников входили также молодые ученые-стипендиаты, командированные для научных занятий министерством народного просвещения и синодом. А.А. Васильев был одним из первых стажеров, получивших возможность работать на месте бывшей империи. По приезде в Стамбул А.А. Васильев активно включился в научную деятельность Института, которая выражалась в организации заседаний, экскурсий, проведении раскопок и исследовании исторических и художественных памятников. До посещения РАИК А.А. Васильеву никогда не приходилось сталкиваться с вопросами археологии. Желая восполнить этот пробел, он задумал совершить поездку в Грецию. Весной 1899 г. он ездил в Афины и по островам Эгейского моря. В Афинах занимался изучением акрополя и Афинского Национального музея. Оттуда он отправился на экскурсию по островам Архипелага с проф. В. Дерпфельдом, директором Немецкого археологического института в Афинах. От этой экскурсии у А. Васильева остались наилучшие воспоминания. В своем отчете о командировке он пишет о Дерпфельде: «Бодрый, энергичный, выносливый, внимательный, он шел всегда впереди, и ни жара, ни утомление, кажется, никогда не действовали на него; его лекции, читанные на открытом воздухе перед тем или другим классическим памятником, под чудным небом древней Эллады, были всегда содержательны, ясны, а меня лично вводили в почти совершенно для меня новую область знаний» л. 55 об.] Александр Александрович во время своего пребывания в Константинополе правил корректуру своей магистерской диссертации. В диссертации много места отводится описанию осады и взятия арабским халифом Мутасимом города Амория, находившегося в древней провинции Галатии. А.А. Васильев давно хотел посетить развалины византийского Амория. Теперь ему представилась такая возможность. В это время в Константинополь приехал университетский товарищ А. Васильева М.И. Ростовцев, и друзья отправились в путешествие вместе. Большую часть пути им пришлось проделать верхом, так как Ассар, древний Аморий, лежал в стороне от обычных проезжих дорог. |
| профессор Иван Егорович Троицкий (18.04.1832–15.08.1901) Общая церковная история Отзывы и заметки профессор Иван Егорович Троицкий Историк Церкви, профессор, педагог. Действительный статский советник, доктор богословия. Биография Родился в семье причетника. Окончив Каргопольское духовное училище и Олонецкую духовную семинарию, поступил в Петербургскую Духовную Академию, которую окончил в 1859 году со степенью магистра. Преподавал в Олонецкой Духовной семинарии логику, психологию, патристику и латинский язык. С 1861 года преподавал в Санкт-Петербургской Духовной Академии на кафедре греческого языка; 1863 года — на кафедре общей церковной истории. В 1875 году защитил диссертацию на соискание ученой степени доктора богословия. С 1884 года до выхода в отставку занимал кафедру истории и разбора западных исповеданий. С 1874 года читал лекции по церковной истории в на историко-филологическом факультете Санкт-Петербургского университета в должности приват-доцента. В 1880—1901 гг. — профессор этого университета по кафедре истории церкви. В 1876—1891 годах ежегодно помещал в журнале «Церковный Встникъ» историческое обозрение «Православный Восток и инославный Запад в минувшем году». Был членом Императорского Православного палестинского общества. В 1880—1890 годах — редактор и цензор журнала «Христианское Чmehie». С 1878 по 1898 год через него, как советника обер-прокурора Святейшего Синода К. П. Победоносцева, проходила вся дипломатическая почта с Востока (Константинополь, Иерусалим и пр.), касающаяся церковных дел; все меры, предпринимавшиеся Святейшим Синодом в восточной политике, согласовывались (или разрабатывались) им. Был одним из организаторов Русского археологического института в Константинополе (вопрос о его учреждении обсуждался с декабря 1888 года). С 1878 года состоял в интенсивной переписке с Георгием Павловичем Беглери (1850—1923) — греком, родившимся в Константинополе и принявшим российское подданство; последний информировал Троицкого о состоянии дел и настроениях в Патриархии и других церковных, политических и научных новостях. Большую часть писем от Беглери Троицкий перенаправлял Победоносцеву. С 1892 года состоял членом Комиссии Святейшего Синода по старокатолическому вопросу. В 1899 году вышел в отставку. Скончался 2 августа 1901 года, 4 августа погребён на Никольском кладбище Александро-Невской лавры. |
| Первая 362) написана каким-то Стефаном Доместиком в 999 г. (6507 л. от сотворения мира, т. е. 54 года до принятия, по указанию Степенной Книги, русскими своего церковного пения из Константинополя; а вторая 372) – в 1350 г. Остальные рукописи не датированы, но по палеографическим признакам одна относится к IX или X веку 557), остальные к X 361 и 363), XI 351, 352 и 357) и отчасти XII веку 358). Упомянутая рукопись с датой 1350 г. – палимпсест; а из ее даты видно, что, хотя так называемое древнерусское знаменное письмо прекратило свое существование в Византии с конца XI века, тем не менее не переставало быть в практике у певцов до XV века, по крайней мере в некоторых местах Византийской империи. Желающий теперь убедиться в справедливости наших доказательств может сопоставить знамена любой русской знаменной рукописи XI, XII, XIII и XIV вв. с знаменами выше упомянутых манускриптов. К числу нами открытых греческих музыкально-богослужебных книг с так называемым древнерусским знаменным письмом надо причислить еще три Ирмология, открытых профессором Петербургского Университета Афанасием Ивановичем Пападопуло-Керамевс во время своих научных путешествий на Восток. Из них два находятся в Афонской Лавре, а третий в Иерусалимской библиотеке. Последний Ирмологий относится к X веку и числится как 83-ий кодекс собрания рукописей Лавры святого Саввы. К этим присовокупляем и недавно открытую академиком и директором Русского Археологического Института в Константинополе Ф. И. Успенским в Охридской Митрополичьей библиотеке при церкви святого Климента Триодь X или XI в. Снимок с этой Триоди помещен аббатом Jean Thibaut в виде приложения к его статье, напечатанной на французском языке: , " La notation de St Jean Damascene ou Agiopolite». 30 Если мы присоединим сюда две рукописи с подобными знаками, отмеченные J. Thibaut в вышеупомянутой его статье 31 , упомянутый выше есфигменский Ирмологий, 6 листков из Постной Триоди XII в. с тропарями, хранящихся в Московской Синодальной Библиотеке 217), наконец четыре образчика с такой нотацией из рукописей X, XI, XII и XIII вв. Венской Библиотеки, помещенных в 1774 г. Gerberm’oм в его сочинении „De cantu et musica sacra» (tab. VI et VII), то мы увидим, что число таковых рукописей не оставляет нам желать ничего больше для того, чтобы убедиться в действительном существовании в глубокой древности у византийцев так называемого древнерусского знаменного письма, а следовательно, во всецелом заимствовании славянами у византийцев своей первоначальной знаменной системы. 32 Можно также сказать, что, быть может, и многие другие подобные памятники хранятся в западных и восточных библиотеках, ожидая своих исследователей. При этом надо иметь в виду, что все вышеупомянутые манускрипты происходят из разных мест православного Востока, откуда мы можем заключить, что так называемая древнерусская знаменная система была распространена по всей Византийской империи, а не в одном только Константинополе, как учит нас аббат Jean Thibaut. 33 |
| 32 20 лет, с 1874 по 1894 г. занимал Ф. И. кафедру всеобщей истории в Одесском университете, сначала в звании доцента, потом профессора, был секретарем, под конец деканом факультета. Следующие 20 лет он стоял во главе Русского археологического института в Константинополе с самого основания его и до разрыва с Турцией во время мировой войны. Он принимал деятельное участие в составлении проекта этого института, 33 организовал его, руководил его работами, редактировал его «Известия»; под его руководством и при ближайшем, большею частью личном его участии предпринимались научные экспедиции в Болгарию, Сербию и Македонию, в Грецию и в Малую Азию, в Сирию и Палестину, производились раскопки... Но я не буду останавливаться на этой стороне деятельности Ф. И. Не могу, однако, не подчеркнуть трех моментов: раскопок в Абобе-Плиске, 34 где открыты остатки древнейшей столицы болгар после утверждения их за Дунаем; перевезение из Пальмиры в Петербург, в Эрмитаж, каменной плиты с интереснейшей надписью на арамейском и греческом языках, содержащей таможенный тариф, 35 и издание «Константинопольского Серальского кодекса Восьмикнижия» (из бывшей библиотеки византийских императоров), с альбомом, 36 – труд, за который Ф. И. была присуждена Русским археологическим обществом большая золотая медаль. К этому периоду относится труд Ф. И. и более общего, скорее научно-популярного характера, – «История крестовых походов». СПб. 1900 (в коллекции «История Европы по эпохам и странам»). В жизни и деятельности ученого наступает обыкновенно момент, когда является желание подвести итог, дать синтез своих работ, объединить их в одном обобщающем труде. И мечтою Ф. И. было дать общую историю Византии, дать цельную систему в такой области, которая являлась в его глазах «наиболее важной после отечественной истории для национального самосознания». Он смотрел на это, как на основную задачу жизни, и в 1913 г. вышел наконец в свет I том давно задуманного им труда: «История Византийской империи», в дорогом, роскошном издании фирмы Брокгауза-Ефрона. |
| Годом позднее Ф.И. Успенский в качестве директора основанного тогда Русского археологического института в Константинополе приступил к изданию «Известий» этого Института. Вместе с В.Г. Васильевским и после него стоит прежде всего Федор Иванович Успенский (1845–1928), деятельность которого задала направление русскому византиноведению. Успенский, правда, не обладал гениально проницательным исследовательским даром и критическим умом Васильевского, однако благодаря своей обильной научной продуктивности он внес решающий вклад в византийские исторические исследования. Пожалуй, нет ни одной более или менее важной проблемы византийской истории, которой бы пристально не занимался Успенский; некоторые основополагающие проблемы он затронул первым. Он был не только наиболее плодовитым, но и наиболее разносторонним русским историком Византии и, в отличие от Васильевского, оставил большой обобщающий исторический труд – монументальную «Историю Византийской империи», наиболее подробное современное общее изложение византийской истории, которая в силу неблагоприятных времен выходила через большие промежутки времени и до сих пор полностью не опубликована (Т. 1. СПб., 1913; Т. 2, ч. 1. Л., 1927; Т. 3. М.; Л., 1948) 15 . Необычайная активность русского византиноведения в конце XIX и начале XX в. прежде всего была заслугой ученых школы Васильевского и Успенского, к числу которых наряду с другими исследователями относятся А.А. Васильев , Б.А. Панченко, П.А. Яковенко и П.В. Безобразов. Среди многочисленных проблем, которыми занимались русские византинисты, аграрная история Византии стала излюбленной темой, благодаря традиции, идущей от Васильевского и Успенского. Борис Амфианович Панченко (1872–1920) посвятил ей свою известную книгу о крестьянском землевладении 16 . В ней он, опираясь на своих великих предшественников – Цахариэ фон Лингенталя, Васильевского и Успенского, – стремился проложить новые пути. Так же как и Панченко, Павел Владимирович Безобразов (1859–1918) и особенно Петр Александрович Яковенко (1870–1920) прежде всего занимались проблемами внутренней истории Византийской империи и развивали начатое также Васильевским изучение византийских документов. Александр Александрович Васильев (1867–1953) издал основополагающий труд по истории византийско-арабских отношений в IX-X вв. 17 Пришедший из антиковедения Юлиан Андреевич Кулаковский (1855–1919) написал историю Византийской империи, три солидных тома которой охватывают период с 395 по 717 г. (Киев, 1913–1915): это сухой, однако весьма основательный и полезный труд. Сильный подъем русского византиноведения нашел свое выражение также и в том, что в 1915 г. наряду с «Византийским временником» был основан новый профессиональный орган – «Византийское обозрение», три тома которого вышли до 1917 г. |
|
|
