| Но это видимое разноречие объясняется просто: Суханов был воспитан в тех самых представлениях, которые впоследствии, после преобразований Иосифа и Никона, стали старообрядством, а в ту минуту были общим убеждением почти всей массы духовенства и самого народа. Двуперстие было утверждено Стоглавом и недавно перед тем Кирилловой книгой; недоверчивое отношение к греческому православию было долго державшимся убеждением благочестивых людей, пока попыталась опровергнуть его «Книга о вере», и т. д. Словом, в данную минуту Суханов держался общепринятых понятий; с позднейшей точки зрения он мог быть справедливо назван «ревностным старовером». Когда Суханов проживал в «Волохах» и «Мутьянец», именно в Терговище, с патриархом Паисием, который медлил своим отъездом в Иерусалим, он повел с греками свои Прения. «Сведения об этих Прениях, – говорить его биограф, – мы получаем из записи о них, сделанной самим Сухановым; поэтому очень может быть, что мы знаем не совсем так, как оне на самом деле происходили; возможно, что многого Арсением и не было говорено во время прений, а прибавлено им после, при записывании их, равно как весьма вероятно, что и греки, собеседники Суханова, не были такими безответными, какими изображает их он» – под свежим впечатлением рассказов о сожжении на Афоне государевых книг. «Во всяком случае, мы не имеем никакого другого источника, которым могли бы проверять рассказ Суханова о прениях, и потому принуждены излагать их в том виде, в каком изображает их он сам» 28 . Подробности их читатель может найти в изданном ныне тексте Прений и в биографий Суханова; мы укажем только их общий склад и приемы. Прения (начавшиеся 24-го апреля 1650 и происходившие в несколько приемов) прежде всего произошли по поводу крестного знамения. Греки осуждали двуперстие (нашелся только один, известный впоследствии Паисий Лигарид, тогда, «дидаскал», который поддержал Арсения); Суханов ссылался на Максима Грека и авторитет «писаний». Когда ему указывали на объяснения известного у греков ученого богослова, иподиакона Дамаскина, Суханов отвечал, что на Руси не знают ни его, ни его сочинений 29 . |
| о следственном деле Арсения), что де он родом греченин и был черной non и потом де неведомо каким случаем был он бусурман, а из бусурманской веры ушел в Волоскую землю и был в унеятцкой вере и пришод де из Полыни жил в Киеве. А как Еросалимской патриарх пришел в Киев, а дидаскала его не стало и патриарх вместо своего дидаскала взял того старца Арсения с собою к Москве и нарек его дидаскалом, и котораго де града он родом и оне де все того не ведают и ныне де Паисей патриарх скорбит о том гораздо, чтоб де тот старец Арсеней с Москвы неушел опять в бусурманскую веру. А как де тот старец Арсений на Москве незахотя жить уйдет, и он де будучи в бусурманской вере пакость ему учинит большую». 1118 Очевидно, что Арсений Суханов интересовался личностью оставленного в Москве Арсения грека, и вероятно старался собрать об нем сведения в Малороссии, чтобы сообщить и царю. Поэтому патриарху Паисию безусловно необходимо было поспешить с объяснением с Московским двором относительно Арсения грека. Всякое промедление его в этом случае могло очень дурно повлиять на его отношения в Москве. Вследствие этого он и поспешил с доносом на Арсения. В нем Паисий принужден был сознаться, что Арсений вовсе не был его действительным дидаскалом, как он его выдал в Москве, а дидаскал, взятый в Киеве, так сказать, только напрокат, для полноты свиты на время пребывания патриарха в Москве. Что же касается того заявления патриархова, что он будто бы только теперь в первый раз услыхал от киевских старцев, что Арсений менял несколько вер, и что он человек крайне неблагонадежный, то верить патриарху в этом случае очень трудно. Арсений-грек на допросе в Москве сознавшись наконец, что он действительно побусурманен, в тоже время решительно заявил, что об этом обстоятельстве он рассказал Иерусалимскому патриарху, который его простил и благословил, и «грамату прощальную и благословенную патриарх ему дал, и та де патриархова грамата и ныне у него». Против этого показания Арсения ничего не возражали, а между тем, если бы оно было несправедливо, Арсения нетрудно было уличить во лжи, так как печать и подпись руки патриарха в Москве знали хорошо. |
| Снова повторяем, что, имея до г. Белокурова очень недостаточные сведения об Арсении Суханове , мы теперь, благодаря ему, обладаем почти совсем полной биографией нашего старца, стяжавшего себе такую известность своим многопререкаемым Проскинитарием. Жизнь Арсения от его архидьяконства при патриархе Филарете и до смерти, можно сказать, известна —378— теперь вполне. He найдено автором положительных известий о происхождении Арсения и об его начальной жизни, но и здесь, на основании разных данных и указаний, автор делает такие предположения, которые должны быть признаны за весьма вероятные. Из всего относящегося к биографии Арсения автору не удалось только найти удовлетворительных ответов на вопросы об его знакомстве с латинским алфавитом и польским языком и об его знании греческого языка. Блестящих результатов автору удалось достигнуть путём старательнейших разысканий в тех архивах, в которых можно бы надеяться найти материалы для биографии Арсения Суханова . Таковые архивы суть: Главный Министерства Иностранных Дел, Министерства Юстиции, Оружейной палаты и Московской Синодальной Типографии. Мы, разумеется, не можем проверить автора, но всем, что у него есть, он внушает нам твёрдую уверенность, что названные архивы пересмотрены им самым внимательным образом, так что если и опущено что-нибудь, относящееся до Арсения, то разве незначительное. Воздавая автору всю заслуженную им похвалу за его исключительное усердие к разысканию материала, мы должны вменять ему в большую заслугу и то, что он не только нашёл материал, но и значительнейшую долю его напечатал (частью отдельно, прежде издания разбираемой нами монографии, частью в приложении к ней). Изучение архивов для отыскания материала об Арсении Суханове составляло для автора главное. Но он не ограничил своего исключительного усердия только этим главным, но в равной мере простёр его и на всё другое, относящееся к делу. Списков Проскинитария Арсениева и его «Прения» с греками разыскана и сличена им целая масса. Всё печатное, так или иначе касающееся его предмета, прочтено или просмотрено им и указывается им с такой библиографической полнотой, что его указания являются пригодными для справок. |
| Совершенно в другую сторону поворотились челобитчики: там вступаются за то, что писано строго: здесь настоят, почему слабо? Кому уподоблю род сей? ( Мф. 11:16 . Зач. 40). Где же, впрочем, положено в новоисправных книгах, чтобы не употреблять мантии, точно так, как написано в правилах Св. Василия Великаго ? Отнюдь нигде. Если же один или несколько монахов усмотрено безчинно ходящих; то книги ли в том виновны, или одни те монахи? Иначе можно нанесть укоризну и всей Вере Христианской, если судить о ней по некоторым поступкам людей, несообразным с Верою. Надобно знать при сем, что замечание о хождения монахов яко бы без мантии взято из Проскинитария Арсения Суханова : он видел в Греции властей духовных, ходящих без мантии. Относится ли слово ко книгам или к нам 144 ? 50) «А в пострижении, Государь, иноческом в Потребнике печатном той мантии и параман на постриженников класти у них не указано.» Замечание о парамане взято опять у Суханова и с Греков. Мы ссылаемся на самую книгу Требник первого новоисправного издания. 145 Там велено возлагать на постриженников мантию, названную в книге «палий», что значит то же. Не упомянуто почему-то о парамане: но, как свидетельствует доселе самый опыт, и параман, как и мантия, возлагаются на монахов при пострижении. О парамане не упомянуто в особенности потому, вероятно, что носят его живущие в Монастырях еще ранее пострижения полного, особенно при рясофоре. Подобно не сказано в Требниках времени Челобитной и о Кресте, с параманом вместе возлагаемом, потому, без сомнения, что он на всякого Христианина возлагается еще при Крещении. Кто же, однако, усомнился бы по Требнику челобитчиков о том, указано ли возлагать на монахов, при пострижении, Крест? Все это знают и исполняют, равно как все знают и о парамане. 51) «Да они же, Государь, в покаянии и исповеди Псалмы и молитвы исповедником и над умершим прощательные и разрешительные молитвы, и величания Святым отставили.» Что слово здесь, то клевета. Клевета сия взята из Проскинитария Арсения Суханова , который, видя в Греции того времени, что некоторые из Священников не совсем точно исправляли службу Божию, в особенности опускали Полеелейные празднования, в кои бывают у нас Величания, записал это в своих наблюдениях. |
| Итак, говорим, пусть существующие свидетельства о том, что русские вплоть до патр. Никона смотрели на позднейших греков, как на неизменно и вполне сохраняющих чистоту православия древних греков, имели бы все свое значение: наше требование изменить полемику со старообрядцами указанным выше образом и при этом оставалось бы в своей полной силе. Но несомненно, что свидетельства не имеют усвояемого им значения действи- —144— тельных свидетельств и что все дело должно быть представляемо именно так, как я его представляю в моих статьях: «К нашей полемике со старообрядцами». Первое сейчас я и покажу, а для чего это сделаю, о том скажу ниже. Прение с греками о вере Арсения Суханова содержит в себе совершенно и бесспорно ясные свидетельства, что в то время, как вести споры с греками, или в 1650-м году, Суханов держался твердого убеждения о позднейших греках, будто они отступили от чистоты православия древних греков (вполне признающим это, как видели мы, должен быть считаем и редактор «Братского Слова», который говорит, что свидетельство Повести о белом клобуке, читанной Сухановым грекам, «действительно вполне благоприятствует раскольничьему мнению о греческой церкви»). Но в то время, как спорить с греками о вере, Суханов был официальным представителем русского правительства и спорил как таковой представитель правительства, а записку свою о спорах он составил именно для правительства и представил сему последнему. Не следует ли из этого с необходимостью того заключения, что правительство было одного убеждения с Сухановым о позднейших греках или иначе – что убеждение это было общим убеждением тогдашних русских? Не имея предзанятых мыслей, вы, конечно, отвечали бы на вопрос утвердительно; а имея эти предзанятые мысли, вы, может быть, ответите, что указанного с необходимостью еще не следует, а следует только то, что Суханов считал правительство согласным с собой относительно мнения о позднейших греках. Если это так, то должно быть сказано, что помянутое заключение с необходимостью следует из дальнейшего поведения правительства по отношению к Суханову. Будь правительство несогласно с Сухановым относительно мнения о позднейших греках, оно должно было бы увидеть в тех речах, которые адресовал Суханов патр. Паисию и его спутникам в спорах с ними, тяжкое оскорбление грекам, – ибо разве это было не тяжкое оскорбление говорить людям, что они уже не держат той веры, которая от Сиона изыде, а только на словах уверяют, будто держат? – и должно было подвергнуть |
| Большая часть тогдашних образованных греков училась в западных школах, из которых они иногда выносили и западные, несогласные с Православием, понятия. На самих патриарших восточных престолах сидели иногда такие патриархи, строгое Православие которых подвергалось некоторыми сильному сомнению. Что же касается нравственных качеств различных восточных иерархов, то они довольно часто были даже очень невысоки. Самого, например, Паисия народная молва упорно обвиняла в варварском убийстве Константинопольского патриарха Парфения Старшего, как об этом, по крайней мере, не раз доносили в Москву разные агенты. Поэтому такая личность, как Арсений, не была на Востоке исключением, а явлением довольно обычным, к которому все привыкли и к которому в большинстве случаев относились или равнодушно, или прямо снисходительно. Наконец, Паисий, вероятно, в существе дела вовсе не интересовался московскою школою, ее направлением и процветанием; его в Москве занимали совсем другие вопросы, тем более что как грек он, конечно, смотрел на русских по-гречески, т.е. свысока, пренебрежительно, только как на грубую материальную силу, неспособную к высшему развитию. Что же касается того обстоятельства, как могло случиться, что патриарх Паисий, оставив Арсения в Москве в качестве учителя, сам же потом сделал на него донос, то это объясняется просто следующим: вместе с патриархом Паисием отправился из Москвы и Арсений Суханов , назначенный сопровождать патриарха. Прибыв в Киев, Суханов постарался собрать все сведения о личности оставленного в Москве учителя, чтобы все узнанное сообщить о нем в Москву. Поэтому патриарху Паисию необходимо было поспешить объясниться с московским двором относительно Арсения Грека, чтобы не испортить своих отношений к Москве и предупредить Суханова. Благодаря этому обстоятельству и появился донос Паисия на Арсения, причем Паисий сознается, что Арсений вовсе не был его действительным дидаскалом, как он назвал его в Москве, а дидаскалом, взятым в Киеве, так сказать, напрокат, только для пополнения свиты на время пребывания патриарха в Москве. |
| Первая глава посвящена обзору литературы предмета в хронологическом порядке её появления и развития, также описанию источников и пособий, какими автор пользуется в своём исследовании. Обзор печатной литературы о Суханове очень подробный; автор начинает его с известного предисловия к ново-исправленному при патриархе Никоне служебнику 1655 г. и доводить до второго издания «Проскинитария Арсения Суханова » под редакцией профессора Н. И. Ивановск ого (21 выпуск изданий «Православного Палестинского Сборника» 1889 г.). Кроме немногих лиц 17 и 18 века, в своих писаниях так или иначе касавшихся деятельности и сочинений Арсения Суханова , автор приводить до 27 писателей нынешнего столетия, дававших биографические и библиографические сведения о Суханове. Но так как в общем выводе при оценке этой литературы автор признается, что она не могла оказать ему существенной помощи, потому что фактически данные в ней, за немногими исключениями, почти все перепутаны и общие исторические соображения в большинстве случаев не верны (стр. 64), то и представленный автором подробный обзор этой литературы является излишним, не без ущерба для дела мог бы быть сокращён на большую половину ограничившись указанием только выдающихся трудов, сообщающих более точные сведения о Суханове и его сочинениях. Автор указывает и на новые лучшие печатные изыскания о Суханове, появившиеся в последнее время; в примечаниях встречаются ссылки и на статьи, изданные во время печатания им своего сочинения. Таким образом, печатный материал изучен автором полно, изложен подробно, даже с излишнею роскошью. Но мы не можем не указать здесь на пропуск автором одной ценной библиографической статьи А. С. Родосского (в январской книжке журнала «Странник» за 1890 год), вышедшей ровно за полтора года до издания сочинения нашего автора и в первый раз сообщавшей в печати сведения о таком списке Проскинитария Суханова, которому наш автор придаёт особенно важное значение, так как он во многих местах дополняет и исправляет текст синодальных списков, современных Суханову; многие разности между этими списками, приводимые г. Белокуровым, приведены ранее г. Родосским. |
| Отправился из Москвы старец Арсений Суханов один без спутников и провожатых и 4 февраля был уже в Яссах, откуда и прислал отписку государю 5 . В ней Арсений Суханов извещал царя, что 4 февраля приехал он в Яссы и был «с государевою грамотою» у молдавского воеводы Стефана, который «к государеву цареву и великаго князя Алексея Михаиловича всея Руси имени гораздо учтивее Василья воеводы; и говорил Стефан воевода, что он де рад служити государю царю и великому князю Алексею Михаиловичу всея Руси и наипаче прежних воевод, а тому государь, гораздо ради вси с великою радостью не токмо воеводы и бояре его, но и поселяне вси, что казаки поклонились под царскую руку и о том все благодарят Бога» etc... etc... Таким образом несомненно, что 4 февраля Суханов быль уже в Яссах. – Приехавши в волошскую землю, он надеялся найти там себе спутника – торгового человека греченина Фому Иванова, чтоб ехать вместе с ним в Константинополь для продажи государевых соболей. К несчастию для него – в Яссы он приехал в то время, когда там было разорение н междоусобная брань; вследствие чего все греки от Стефана воеводы разбежались, в числе которых быль и отыскиваемый Арсением Фома Иванов, так что в Константинополь для продажи соболей ехать было не с кем; в Яссах же нельзя было найти купца ни на один сорок, потому что богатые купцы все разбежались, а которые немногие остались и то все убогие. – Из такого затруднительного положения старца Арсения выручил Стефан воевода. «Милостию всесильного Бога вложися ему мысль исторговать у старца Арсения соболи, есть ли и дешевою ценою, только Арсений и тому быль рад, потому что в то время был большой страх от воинских людей: от татар и от венгров, и от междоусобия». Впрочем, предусмотрительный старец – в случае, если бы Стефан воевода не купил соболей, уговорился с греком Иваном Панкратьевым, чтобы он поехал с ним для продажи государевых соборей в Царьград, а как он государю поработает, и государь его работы даром не покинет. Это предложение греком Иваном Панкратьевым было принято и последний согласился ехать в Константинополь вместе с Арсением Сухановым . |
| 215 Свое заключение об этой поездке Арсения грека и старца Зосимы в Новгород за книгами основываем на отрывочной записи в расходной книге патриаршего казенного приказа на 161 год, где значится: «17 ноября по государеву патриархову именному приказу его келейнику черному попу Зосиме, что он едучи из Великого Новгорода с старцем Арсением издержал дорогою на всякие расходы, 4 р. дано» (кн. 34, л. 229). Что здесь под старцем Арсением нужно разуметь нашего грека, а не Суханова и не Сатановского, видно из того, что Суханова тогда еще не было в Москве; он вернулся из своей первой поездки на восток только 7 июня 1653 г.; а Арсений Сатановский, живший тогда в Москвк в Богоявленском монастыре, не пользовался особенным вниманием патриарха, как незнавший – по собственному его признанию – греческого языка. Поездка же Арсения грека в Новгород за книгами стоит в непосредственной связи с предшествовавшим перед тем осмотром самим патриархом московской патриаршей библиотеки и последовавшей за тем выпиской книг из других мест России и на востоке. Список греческих книг, купленных для патриарха в Новгороде, помещен в переписной книге домовой казны п. Никона , составленной в 1658 г. и изданной во «Временнике общества ист. и древ.», М. 1852 г., кн.15, стр. 133–134; самые же книги находились в келье Арсения грека может быть еще со времени их привоза в Москву. 216 В расходных книгах патриаршего казенного приказа читаем: «17 ноября 161 г. дана гривна чернильнику Федке Иванову за кувшин чернил, купленный на Борисовский двор старцу Арсению киевлянину для писма» (Кн. 34, л. 521); 11 января того же года дано в посольский приказ за 4 стопы большой александрийской бумаги, что взято патриарху в келью на книжное письмо, по 6 р. за стопу (л. 523); 12 июня дана гривна за чернила для книжного письма в келью старцу Арсению (л. 526 об.); 27 августа дано старцу Арсению греку 10 алтын «за три пера лебяжьих, да за полфунта орешков чернильных, да за полфунта камеди, да за купорос, что он купил в борисовскую золотую палату писать книга греческая государю патриарху» (л. 508); 8 марта 162 г. куплен Арсению греку кувшин чернил за 3 алт. 2 денги (Кн. 36, л. 661); 9 мая того же года «старцу Арсенью греку, который сидит у книжной справы и переводит книги с греческого на русскую грамоту, дано 10р.» (л. 346); 6 сентября 1657 г. из казенного патриаршего приказа «справщику печатных книг старцу Арсенью греку дано 50 рублев» (Кн. 43, л. 218 об.). Из расходных книг печатного двора также видим, что Арсений грек за службу на этом дворе кроме годового штатного оклада в 70 рублей по именным указам патриарха получал из сумм зтого двора значительные по тому времени неокладные денежные прибавки: 14 марта 165 г. патриарх велел выдать ему из неокладных сумм 20 рублей; та же сумма выдана ему по патриаршему указу и 17 июля 166 г. уже по удалении Никона с патриаршего престола (кн. печ. двора 55, л. 294 об. и 474). |
| Грамота к константинопольскому патриарху Дионисию – Л 26 . РНБ, ф. 905 (Новое собр. рукописной книги), F. 210 Сборник. Первая треть XIX в. 1°. 135 л. Полуустав. Переплёт – картон в коже с тиснением. На л. 1 две владельческие записи почерками разных рук, первая – чернильная, вторая – карандашом: 1) «Книга, глаголемая Проскентарий, принадлежит Петру Пелевину, стоит ценою» (далее зачёркнуто – С.С); 2) «С Агциону куплена из Лаптевой библиотеки. 1840 год июля 18 числа, за 43 рубли». Филигрань: «Beehive» с литерами «MW. J&R»; изображение знака (без литерного сопровождения) напоминает: Клепиков 1978, 1009 (1826, 1827). Содержит: «Проскинитарий» Арсения Суханова (л. 1–83); отписка к боярину С. Стрешневу «и на 30 вопросов ответы новых обычаев Никоновых...» Паисия Лигарида (л. 84–100); грамота патриарха Никона к константинопольскому патриарху Дионисию (л. 100об.–110); ответы александрийского патриарха Иоанникия на вопросы Арсения Суханова «о некоторых недоумительных вещех» 12 сентября 1651 г. (л. 110об.–112об.); «Перевод с греческого письма с тетради, какову подал великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичу... бывший цареградский патриарх Афанасий в 1653 году декабря в 13 день» (л. 113–125); грамота иерусалимского патриарха Феофана церковнослужителям (л. 125–126об.); благодарственное письмо газского митрополита Паисия Лигарида к царю Алексею Михайловичу, переведённое Арсением Греком (л. 126об.–135). Содержание ркп. опис.: Пережогина 1992, 60–61. Грамота к константинопольскому патриарху Дионисию – Ф 27 . БАН, 16.18.14 Сборник. Первая половина XVIII в. 4°. 39 л. (л. 1об., 37об., 38об., 39об. чист.). Полуустав. На л. 2 почерком, отличным от основного, заголовок «Книга архиепископа Новаго Рима и вселенскаго патриарха Дионисия»; на л. 38, 39 пробы пера; записи почерками, отличными от основного: «Грамота патриарха Никона и о извержении». Переплёт – картон в коже с тиснением золотом и басмой, имеются две верёвочные завязки. Филиграни: 1) «Pro Patria» с вензелем «AG» типа: Клепиков, Кукушкина 26 (1735); |
|
|
