| Царь. Ну, коли свои, так нечего о них и докладывать. Только с ноги сбил зря. Начальник стражи. Ваше величество, я не стал бы докладывать, да они говорят, будто разыскали и ко двору доставили дерзостно похищенную у вашего величества драгоценность бесценную. Царь. Драгоценность, говоришь? Начальник стражи. С короной, гербом и портретом. Царь. Ну, коли так, зови их сюда. Музыка умолкает. Танцы прекращаются. Входят Купец и Дровосек. За ними вводят Солдата. Купец (кланяясь Царю в ноги). Ваше величество, царь-государь, соизвольте всемилостивейше принять от нас сию золотую табакерочку со знаками вашего царского достоинства и с августейшей личностью вашею, на крышке изображенною. (Подает на подушке табакерочку.) Царь (отстраняясь). Да нет, это не моя! Анфиса (хватает табакерку). Что вы, что вы, батюшка, это наша табакерка. Ей-ей, наша! Царь. Погоди, Анфиса! Не встревай! Не встревай! Анфиса. А чего тут ждать, когда я своими глазами вижу, что наша. Заморский королевич. О да, наша, наша! Анфиса. А как же! Я с малых лет ее помню. Бывало, сижу у вас на коленях и гляжусь в нее, как в зеркальце. Царь. Да когда это было-то! Мало ли у меня с той поры табакерок перебывало! Анфиса. Много ли, мало ли, а эта наша! Да как же вы, батюшка, ее не признали? Вот тут я еще крышку зубом поцарапала, открыть старалась. Видите? А вы — не наша. Где вы, купцы, эту табакерочку нашли? Купец (показывая на Солдата). У него отняли. Дровосек. У вора. Солдат. Ваше величество, дозвольте доложить. Много у вас в государстве воров водится, слов нет, а только я не вор. Анфиса. Как же не вор, когда табакерку своровал! Солдат. Не своровал, а купил, ваше высочество. Анфиса. Купил! Ну, а ежели и купил, так у вора! Солдат. Никак нет, у его величества сторговал. Анфиса. Как у его величества? Солдат. Точно так, за пятак, ваше высочество! Генерал. Ох, и дерзок, разбойник! Сенатор. Да в своем ли он уме? Казначей. Неслыханное дело! Анфиса. Ха-ха-ха! Табакерку у царя за пятачок купил! Ох, не могу! Ой, сил моих нет! Ха-ха-ха… |
| Анфиса любит быть в центре внимания, ей очень нравятся красивые платья и разные прически. В учебе она ближе к хорошистам, но работать с ней надо еще много. Психолог Анфиса — человек с чувством юмора. Она видит смешную сторону даже в печальных событиях и поэтому не фиксируется на них. Анфиса умеет переформулировать не очень приятные события в нечто позитивное, не углубляется в тягостные переживания, не ведет себя по руслу негатива и нарастания депрессии. Подобное поведение может ошибочно восприниматься со стороны как легковесность, поверхностность характера, но это не так. Для того чтобы внимательно рассмотреть и проработать имеющийся негатив Анфисе необходимы более благоприятные условия жизни. И если она окажется в нормальных человеческих условиях, весь скопившийся негатив, конечно, разморозится, и ребенку нужно будет помочь его проработать, как бы прожить. Анфиса была изъята из семьи в пятилетнем возрасте и ничего удивительного, что в подобных «арктических» условиях, защищая свою психику, ребенок «одел на себя много теплых комбинезонов». Это нормальная реакция, в общем, так и нужно, иначе человек просто не выживет. Пытаясь привлечь к себе внимание взрослых, Анфиса может создавать несколько улучшенный свой портрет. Надо сказать, что такое поведение может для нее же обернуться в будущем сложностью, поскольку нести груз своей идеальности – это дополнительное напряжение. Анфиса – отличается быстротой и живостью реакции, что выделяет ее среди сверстников. Она игривая и коммуникабельная девочка. Анфиса (интервью) Есть ли какой то взрослый, который больше всего тебе нравится? Да есть, у меня много их. Это патронатные родители, которые были раньше: мама, папа, и братик маленький. Потом брат двоюродный, ему 22 года, сестра Кристина, которой 17 лет, и сестра Виталина, она живет на Украине. Ты была в патронатной семье, а потом вы расстались? Да. Но ты их все равно любишь? Вы продолжаете общаться? Да. Они ко мне приезжают в гости. Ты уже думала, кем ты хочешь стать, если это не секрет? |
| Хочу любить и быть любимым! Эти дети ищут родителей Анфиса веселая, подвижная, энергичная девочка, излучающая радость и оптимизм, она часто является инициатором разных игр. Анфиса с интересом занимается почти во всех кружках, которые у нас есть, играет в спектакле, присутствует почти на всех дополнительных внешкольных занятиях. 24 марта, 2010 Анфиса веселая, подвижная, энергичная девочка, излучающая радость и оптимизм, она часто является инициатором разных игр. Анфиса с интересом занимается почти во всех кружках, которые у нас есть, играет в спектакле, присутствует почти на всех дополнительных внешкольных занятиях. В России около 800 тысяч детей, лишенных семьи, воспитываются в учреждениях. Существует мнение, что успешная семья может сложиться, только если взять совсем малыша, я и сама думала когда-то так же. На самом деле, такое мнение складывается от незнакомства с реальностью, а именно, с реальными детьми, скажем, младшего школьного возраста, воспитывающимися в школе-интернате. Честно говоря я нигде не испытывала столько симпатии к школьникам, как в этой школе-интернате г.Москвы. Не знаю совпадение это или случайность, но почему-то «благополучные» школьники, «гуляющие» в нашем детском городке, вызывают у меня просто оторопь, своей так называемой расторможенностью. Дети же из интерната, за которыми приходилось наблюдать со стороны, не раз вызывали уважение и симпатию. Может быть, их тяжелая жизнь, заставляет быть как-то человечнее и умнее на некоем душевном уровне. АНФИСА 10 лет Воспитатель Анфиса веселая, подвижная, энергичная девочка, излучающая радость и оптимизм, она часто является инициатором разных игр. Анфиса с интересом занимается почти во всех кружках, которые у нас есть, играет в спектакле, присутствует почти на всех дополнительных внешкольных занятиях. Я не могу выделить какую-то область, которую она предпочитает. Чем бы она не занималась, везде у нее успехи. Может быть, особенно ярко Анфиса проявляет себя в спорте, танцах и выступлениях. Она — один из лучших спортсменов, не уступает мальчишкам практически ни в каких играх. |
| Понемногу эта случайная, в общем-то, мысль окрепла и превратилась в убеждение. На губах Анфисы стала играть загадочная улыбка, которую не могли понять другие работники кафе. Впрочем девушка была осторожна и ни словом не обмолвилась о своих особых отношениях с хозяином. Она просто была довольна, что нашла ключ к своей судьбе. Ключ, открывающий дверь в настоящую жизнь. И готовилась к встрече с хозяином. Предлогом для встречи должен был послужить несносный желтый цвет стен заведения. Анфиса тактично объяснит хозяину, что правильный цвет вызовет у посетителей удовольствие и они станут чаще заглядывать в кафе. Думала девушка и о других дельных замечаниях, которые продемонстрируют хозяину ее тонкий вкус и хорошую сметку. Далее заинтересованный хозяин обязательно расспросит девушку о ее жизни. Понятно, что в ходе этого рассказа обнаружатся явные параллели между жизнью Анфисы и его собственной. Что и станет основой для их взаимного интереса. С этим настроением Анфиса искала удобного случая, чтобы незаметно подняться к хозяину. Однажды вечером такой случай представился. Хозяин находился на втором этаже, в зале никого из персонала не было. Анфиса с бьющимся сердцем приблизилась к лестнице и стала осторожно подниматься наверх. Она дошла до маленькой площадки наверху и повернула к двери в кабинет хозяина. В этот момент из-за двери донесся женский смех, которому вторил голос хозяина. Девушка остановилась как вкопанная, затем быстро вернулась в зал. Через некоторое время по лестнице спустилась администратор Нина. Весь остаток вечера Анфиса была задумчива и имела какой-то виноватый вид. На вопросы «что случилось» не отвечала, и механически исполняла свои обязанности. После работы пришла домой и ничком бросилась на кровать. «Реальность» оказалась вездесущей и плотным равнодушным кольцом окружала ее маленький светлый мир. Анфиса ясно видела, что «реальность» не была к ней откровенно враждебна. Но она имела неприятное свойство разрушать мечты девушки как нечто малоценное. «Что же самом в деле делать»? – подумала Анфиса. Ее мечтательный, но живой ум услужливо заработал и представил новое объяснение происходящему. Символом реальности стал сам хозяин. Он явно был непохож на Анфису и чем-то был даже противоположен ей. Хозяин существовал реальностью и был всем доволен. Он не мечтал о большем, он просто жил тем, что у него есть. При этом Анфиса зависела от него, хотя бы в том смысле что другую работу в городе ей было бы трудно найти. После некоторых раздумий девушка пришла к мысли, что реальность надо уважать также, как хозяина. |
| Анфиса как подкошенная опустилась на ступеньку крыльца и, прижимая письмо к лицу, зарыдала. – Что! Пробрало, видно? Совесть заговорила? Анфиса подняла на старуху мокрое, заплаканное лицо: – Ох, Марина, Марина, ничего-то ты не понимаешь. Ведь я его… Ох, люблю… больше жизни люблю… – Во те страсти какие… – с изумлением прошептала старуха. – То-то он, родимой, сегодня ровно не в себе: Анфиса да Анфиса… Дак чего ревешь, дуреха? – вдруг закричала Марина. – Скачи скорей! Может, на перевозе перехватишь. Он к Фролову собирался зайти… Марина сама помогла ей сесть на коня. Быстро набегали сумерки. Крепчал ветер. Анфиса, прижавшись к гриве, изо всех сил нахлестывала коня. Поля… луг… перевоз… Разлетевшегося коня с трудом осадила у самой воды. Спрыгнула на мокрый песок. Холодная волна окатила ее с ног до головы. На том берегу от лодки в угор поднимались два человека. Лукашин и перевозчик. – Аэ-ээ! – закричала Анфиса. Ветер отбрасывал голос назад. Лукашин подал руку перевозчику и зашагал к лесу. – Родьку… Родьку присылай!.. – в отчаянии закричала Анфиса, приподнимаясь на носки. “Что же это я? Какой же Родька на войне?” – подумала она, но из груди ее опять вырвался тот же самый крик: – Родьку, Родьку присылай… Лукашин остановился. У нее замерло сердце. Мелькнул огонек, полетели искры по ветру… Еще мгновение, и он растаял в лесу… Она стояла на берегу, вся мокрая, с растрепанными волосами, и неотрывно глядела на то место, где скрылся Лукашин. Конь, вздрагивая всем телом, осторожно перебирал своими теплыми губами по ее плечам, шее… А по реке с тяжелым грохотом и стоном перекатывались черные с белью волны… 1958 Примечания Задоски – часть избы спереди печи, отгороженная дощатой заборкой. На севере житом называют ячмень. Рекомендуем 2 комментария Самое популярное Библиотека св. отцов и церковных писателей Популярное: Сейчас в разделе 1767 чел. Всего просмотров 66 млн. Всего записей 2583 Подписка на рассылку поделиться: ©2024 Художественная литература к содержанию Входим... Куки не обнаружены, не ЛК |
| — Она, наверно, глухонемая. Анфиса обнаружила документы, зашитые в подкладку шубки. — Значит, ты — Людмила Ивановна Захарова, шести лет от роду. А как тебя звала мама? Людочка? Девочка молчала. — Люда? Людмилка? В ответ — молчание. — Так как же? А может, Люся? Люся кивнула головкой. — Петрок, а Люся-то наша молодчина. Она все слышит, но только почему-то не говорит. Наверное, она пережила сильное потрясение. Таким же образом выяснилось, что мамы у девочки нет, а папа на фронте. Анфиса отнесла в поселковый совет найденные документы, чтобы всё записали: может, отец будет разыскивать дочь. Наступила весна. Приближалась Пасха. Люся совсем выздоровела, но держалась замкнуто. Анфиса понимала, что девочке для исцеления душевных ран необходимо время, она и сына предупредила, чтобы не обижал Люсю. Но та, как только заходил в дом Петрок, тут же взбиралась на печь и смотрела на него из-за занавески. Однажды мальчик не выдержал: — Что ты прячешься от меня? Нужна ты мне, как зайцу колбаса! Петрок взял акварельные краски и кисточку, оставшиеся еще с довоенных времен, и подошел к печке. Люся резко задернула занавеску. — Сколько ты будешь прятаться? Помоги мне нарисовать узоры. Скоро Пасха, поэтому надо, чтобы все было красиво. Да и маме подарок, у нее день рождения на Пасху. А папа говорил: “Как в лесу появляется первый цветок, так нашей маме прибавляется годок”. Вот и нарисуем ей цветы. Только где? А, придумал! На печке! Сразу увидит! Люся спустилась вниз, и дети принялись рисовать. — У тебя здорово получается, — сказал Петрок. Разрисовав печь, довольные дети любовались своей работой. Пришла Анфиса и ужаснулась, увидев разрисованную, размалеванную печь, которую она только на днях так старательно выбелила. Но, посмотрев на детей, поняла, что они “творили” вместе. “Значит, наконец-то Люся перестала дичиться!” — подумала Анфиса. — А мы с Люсей подарок тебе сделали к Пасхе и ко дню рождения. — Вижу, вижу, как вы постарались! — засмеялась Анфиса и не стала их огорчать, что ее день рождения уже прошел. Праздник Пасхи и день рождения не могут совпадать каждый год. Анфиса поблагодарила и поцеловала детей. |
| - Что, что, женки? Чем вам не угодила председательница? — спросила Анфиса. - Угодила! Угодила, Анфисьюшка. Я за то тебя и люблю, что сердцем понимала беду нашу. - Анфиса! Анфиса Петровна! Родимушка ты наша! — закричали отовсюду бабы. Анфису обнимали, целовали, кропили рассолом бабьих слез. И она сама плакала: - Бабы, бабы вы мои золотые… - Да пожалейте вы председателя-то! — взъярился вконец измученный Михаил Пряслин, через голову которого женки все еще лезли обниматься с Анфисой. Замучите! Председатель-то один. - Миша! Миша! Золотце ты мое! — вдруг всплеснула руками белобровая потная Устинья и крепко обняла его за шею. — Тебя-то, желанный, век не забуду. Помнишь, как мне косу наставлял? - И мне! - И мне! - А меня-то как прошлой зимой в лесу выручил! Помнишь? - Михаил! — поднялась Анфиса. - Тише! Тише! Председатель хочет сказать. Огнистое солнце било в глаза Анфисе. В открытые окошки не прохлада — зной вливался с улицы. Илья взял с подоконника букет сомлевшей черемухи, помахал перед разогретым лицом Анфисы. Белый цвет посыпался на стол. - Вы вот тут, женки, сказали: ту Михаил выручил, другую выручил, третью… А мне что сказать? Меня Михаил кажинный день выручал. С сорок второго года выручал. Ну-ко, вспомните: кто у нас за первого косильщика в колхозе? Кто больше всех пахал, сеял? А кого послать в лютый мороз да в непогодь по сено, по дрова?.. — Анфиса всплакнула, ладонью провела по лицу. — Я, бывало, весна подходит — чему, думаете, больше всего радуюсь? А тому радуюсь, что скоро Михаил из лесу приедет. Мужик в колхозе появится… - Верно, верно, Петровна, — завздыхали бабы. А на другой половине в голос заревела Лизка со своими ребятами. - Не плачьте, не плачьте, — стали уговаривать их. — Ведь не ругают его, хвалят. Анфиса смахнула с глаз слезу. - Да, бабы, за первого мужика Михаил всю войну выстоял. За первого! А чем мне отблагодарить его? Могу я хоть лишний килограмм жита дать ему? Анфиса налила из своей половинки в стакан, протянула Михаилу: - На-ко, выпей от меня. — И низко, почти касаясь лбом стола, поклонилась парню. |
| Анфиса. Идуу! Наташа (Соленому). Грудные дети прекрасно понимают. «Здравствуй, говорю, Бобик. Здравствуй, милый!» Он взглянул на меня как-то особенно. Вы думаете, во мне говорит только мать, но нет, нет, уверяю вас! Это необыкновенный ребенок. Соленый. Если бы этот ребенок был мой, то я изжарил бы его на сковородке и съел бы. (Идет со стаканом в гостиную и садится в угол.) Наташа (закрыв лицо руками). Грубый, невоспитанный человек! Маша. Счастлив тот, кто не замечает, лето теперь или зима. Мне кажется, если бы я была в Москве, то относилась бы равнодушно к погоде… Вершинин. На днях я читал дневник одного французского министра, писанный в тюрьме. Министр был осужден за Панаму. С каким упоением, восторгом упоминает он о птицах, которых видит в тюремном окне и которых не замечал раньше, когда был министром. Теперь, конечно, когда он выпущен на свободу, он уже по-прежнему не замечает птиц. Так же и вы не будете замечать Москвы, когда будете жить в ней. Счастья у нас нет и не бывает, мы только желаем его. Тузенбах (берет со стола коробку). Где же конфеты? Ирина. Соленый съел. Тузенбах. Все? Анфиса (подавая чай). Вам письмо, батюшка. Вершинин. Мне? (Берет письмо.) От дочери. (Читает.) Да, конечно… Я, извините, Мария Сергеевна, уйду потихоньку. Чаю не буду пить. (Встает, взволнованный.) Вечно эти истории… Маша. Что такое? Не секрет? Вершинин (тихо). Жена опять отравилась. Надо идти. Я пройду незаметно. Ужасно неприятно все это. (Целует Маше руку.) Милая моя, славная, хорошая женщина… Я здесь пройду потихоньку… (Уходит.) Анфиса. Куда ж он? А я чай подала… Экой какой. Маша (рассердившись). Отстань! Пристаешь тут, покоя от тебя нет… (Идет с чашкой к столу.) Надоела ты мне, старая! Анфиса. Что ж ты обижаешься? Милая! Голос Андрея: «Анфиса!» (Дразнит. ) Анфиса! Сидит там… (Уходит.) Маша (в зале у стола, сердито). Дайте же мне сесть! (Мешает на столе карты.) Расселись тут с картами. Пейте чай! Ирина. Ты, Машка, злая. Маша. Раз я злая, не говорите со мной. Не трогайте меня! Чебутыкин (смеясь). Не трогайте ее, не трогайте… |
| Где-то далеко, в конце деревни, тявкнула спросонья собака. Лукашин поднял глаза к Анфисе. Лицо ее опять светилось улыбкой. – Что же это я вас под окном держу? – вдруг спохватилась она. – Заходите в гости. Вы ведь у меня еще не бывали. – В гости? – Лукашин оглянулся. Откровенно говоря, он шел совсем в другие гости. Она поняла по-своему: боится бабьих пересудов. – Ничего, ничего. Заходите, я хоть молоком вас угощу. И вот шаги Лукашина уже в заулке. Анфиса бросается к кровати, лихорадочно поправляет постель. И чего она, глупая, всполошилась? Экая важность, человек в гости зайдет. А шаги уже на крыльце, в сенях. Анфиса взглянула на себя. Батюшки, она в исподнем… – Можно? – Входите, входите! – звонко крикнула Анфиса из другой комнаты. – Я сейчас… Стоя перед зеркалом, она торопливо натягивала на себя свою любимую кофту распашонку из синей бумазеи с белыми пуговками. Но на этот раз кофта показалась ей какой-то уж чересчур заношенной, неприглядной. Откинув ее в сторону, Анфиса раскрыла сундук и, волнуясь, стала рыться в своих залежалых нарядах. На дне сундука нащупала руками скользкий шелк, вытащила. Чем-то цветастым, далеким и шумным опахнуло ее. Она почти вбежала в комнату. Лукашин, занятый рассматриванием карточек в застекленных рамках на передней стене, обернулся на шаги и снова, как давеча, когда он увидел Анфису в окне, не смог скрыть изумления. У него было такое ощущение, словно Анфиса сошла с фотокарточки, которую он только что разглядывал. Она стояла перед ним в голубой кофточке, отливающей веселым блеском, и улыбающееся лицо ее, залитое стыдливым румянцем, сияло какой-то неудержимой молодостью и счастьем. И это было так необычно, так не вязалось с ее всегдашним видом, что он невольно покачал головой. – Что? Больно переменилась? – кивнула Анфиса на карточку и вдруг еще пуще застыдилась: на ногах у себя она увидела большие серые растоптанные валенки, в которых ходила дома. Лукашин, смеясь, что-то отвечал ей, но она не поняла ни единого слова. Все еще разглядывая валенки и чувствуя себя страшно неудобно в этой кофтенке, которая так и поджимала под мышками, она со злостью подумала: “Вынарядилась, дуреха. Хоть бы праздник какой. А то середи ночи. Что подумает он?..” |
| Наконец она решилась – со страхом, завороженными глазами глядя на пляшущий шарик, подошла к телефону, сняла трубку. Лопочущий треск, шум. Ей сразу стало жарко. Вот горе-то какое… И уши есть, да, видно, не те. Затем она догадалась стянуть с головы плат. Теперь уже стала угадываться человеческая речь. – Кто там? – тихо спросила Анфиса. – Это “Новый путь”? – вдруг совсем рядом спросил охрипший женский голос. – “Новый путь”… – Дрыхнете, бессовестные! Вы эти мне порядочки бросьте! Я кричу, кричу, что у меня, глотка казенная? Анфиса пыталась что-то сказать, но сердитая девица строго оборвала: – Не оправдывайтесь! Знаем вас – не первый год! С вами сейчас из райкома говорить будут… – и в трубке щелкнуло. Прошло, наверно, минуты две, которые показались ей целой вечностью. Она стояла, не смея пошевелиться, и до ломоты в голове вслушивалась, сжимала в руке напотевшую трубку. Потом уже не выдержала, позвала: – Райком… – Я – райком! – неожиданно раздался крепкий басистый голос. – Кто со мной говорит? – Да это так… из “Нового пути”… – опять оробела Анфиса. На какую-то секунду в трубке смолкло. – А я ведь вас угадал! – весело и довольно рассмеялся только что говоривший с ней мужчина. – Анфиса Петровна? – Да… – Здравствуйте, товарищ Минина! С вами говорит секретарь райкома Новожилов. – Здравствуйте, товарищ секретарь. Как же вы меня узнали?.. – искренне удивилась Анфиса. – Очень просто. Кому же не спится по утрам, как не новому председателю? Верно говорю? Мне еще ночью звонил Лукашин. Кстати, он ушел в Водяны, не знаете? – Нету здесь… – Беда у нас с Водянами… затопило… – с горечью сказал Новожилов. – Ну а как вы себя чувствуете на новом месте? – Сама не знаю как… – Ну так я скажу. Отлично чувствуете! – Это почему же? – снова удивилась Анфиса. – Дела от Лихачева приняли? – Нет еще… когда… – Вот видите, а уже на ногах. Значит, душа болит, беспокоитесь. А это главное! Новожилов спрашивал о готовности к севу, требовал немедленного выезда в поле, интересовался настроением людей, запасами хлеба в колхозе. Она что-то отвечала, кричала в трубку, когда он переспрашивал, – как в тумане… |
|
|
