| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Содержание Входные молитвы [церковнослав. ], молитвы священнослужителей при входе в алтарь перед началом литургии. По значению и содержанию они сближаются с келейным правилом перед Св. Причащением, но в отличие от него совершаются в храме всеми священнослужителями вместе и поэтому считаются уже частью службы. XII-XVI вв. В древнейших греч. рукописях Евхология В. м. не выписываются; в уставах литургии XII-XV вв. в качестве входной обычно приводится молитва Κριε, ξαπστειλον τν χερ σου ξ ψους κατοικητηρου σου, κα νσχυσν με ες τν προκειμνην διακοναν σου ( ) ( Красносельцев. Уставы литургии; ср.: Goar. Euchologion. P. 47-48). В слав. же рукописных Служебниках XIII-XIV вв. часто выписываются молитва «за входящая в церковь»: , а также 2 молитвы иерея о себе перед службой: [ ], [ ] и . Молитва «за входящая в церковь» встречается в нек-рых греч. рукописях Евхология т. н. периферийной редакции (где к к-польской основе прибавлены нек-польские элементы) как альтернативная молитва малого входа в чине литургии свт. Иоанна Златоуста ( Jacob. Formulaire. P. 85-93, 202-203). В слав. рукописях она никогда не используется как молитва малого входа, но иногда - напр., в т. н. Антония Римлянина Служебнике XIV в. (ГИМ. Син. 605) - приводится как молитва перед службой, хотя чаще она включается в состав молитв, сопровождающих великий вход. Греч. оригиналы 2 молитв иерея о себе перед службой до сих пор не выявлены. В рус. практике XV-XVI вв., несмотря на переход на т. н. евфимиевскую редакцию чина литургии, основанную на «Уставе Божественной литургии» К-польского патриарха Филофея Коккина с уже упоминавшейся молитвой Κριε, ξαπστειλον τν χερ σου ( ), В. м., известные по дофилофеевским рус. Служебникам, продолжили существование и были дополнены целым рядом др.: Пс 14 и 22, краткими молитвами «егда звонят» ( ), по пути в храм ( ), при входе в храм ( ) и др. Это привело к большому разнообразию в изложении чина В. м. в рукописях ( Дмитриевский. С. 57-74), а также к тому, что чин В. м. постепенно превратился в 2 самостоятельных - чин входа в храм и чин входа в алтарь. Русский чин сер. XVI - сер. XVII в. |
| Вообще мы должны начать исследование о верах тем самым замечанием, с которого начали исследование о племенах. Самый первый луч истории падает уже на народы смешанные; самый первый луч её освещает также и религии составные. Но мы признаём ещё более. Слияние понятий религиозных должно было явиться ранее, чем смешение племён. Началам вещественным нужны соседство и соприкосновение вещественное; начала духовные не знают расстояний. Тогда, когда народы ещё не вступили в борьбу и не попали на счастливую мысль, что всем людям на земле тесно, избранники судьбы могли уже переходить от племени к племени, влекомые похвальным любопытством или старой памятью о братстве человеческом: Народ принимал беспаспортного гостя из далёкой страны радушно и ласково, и пришелец возвращался в свою родину, обогатившись новыми понятиями и оплодотворив понятия гостеприимных своих хозяев. Семья мысленно переносилось в слове из края в край земли, и синкретизм религиозный возникал из духовного размена. Вероятно, много было доисторических Пифагоров, Лао-тсеу и Анахарсисов. Имена их неизвестны, и действия на ум сограждан и иноплеменников останутся вечной тайной; но сходство между учением разума (Тао) и Пифагорейством, распространение Буддизма за несколько веков до P.X., согласие между всеми астрономическими символами в землях отдалённых, а особенно, предания о путешествиях богов подкрепляют мнение о древнем синкретизме религий и философий; ибо в века молодости человеческой неизвестен ещё был раздор между мудростью и венцом её – верой. Кроме грубого сращения разных мифологий и обрядов должно было происходить взаимное проникновение смысла и символа между разнородными учениями о высшем начале. Так единобожие принимало в себя поклонение духам служебным, всебожие давало резкую личность отвлечённому понятию мировой души, и многобожие приписывало свойство всеобщей сущности начальнику своего Олимпа. «Всё, что ты видишь, в чём движешься и живёшь – это Зевс», – говорит Эллино-Римлянин; а между тем Китаец мало-помалу начинает строить алтари духам воздушным. Иранец забывает Амшаспантов и приносит свои поклонения служебным Изедам 85 , а Брахман в Ведах уже упоминает о Сиве и Вишну. Эти имена, не получившее своего настоящего значения, являются как злые призраки, грозящие первоначальной чистоте учения, как формы определённые, вводящие многобожие в систему пантеистическую и долженствующая обратить чистое самопознание Брахмы в отдельную, человекообразную и тревожную личность. Когда действие развития синкретистического исполнилось, когда мифология многобожеская овладела всем Индостаном, неудовлетворённая потребность глубоко-философской веры создала новое начало, Пара-Брахму. свидетельствуя тем самым и первобытность Брахманизма, и его упадок, и жизненное его влияние на умственный лад Индейца. |
| научного интереса, он пошел далее в своих историко-археологических, филологических с палеографическими и других исследованиях. Так уже ко второму изданию своего указателя Преосвященный Савва сделал, хотя и не большое, но вполне научное «Приложение» (к стр. 137 указателя), содержащее в себе отрывок из Древностей церковной истории Ульпия Римлянина о телесных свойствах богоносных отцев, с предварительными о сем отрывке историко-филологическими замечаниями (стр. 281–290). За тем в том же 1858 году, в VII томе «Известий Императорской Академии Наук по отделению русского языка и словесности», на страницах 371–373 появилось письмо о. архимандрита Саввы к редактору ( И. И. Срезневскому ), сообщающее об открытии им, архимандритом Саввой, в рукописях синодальной типографской библиотеки двух памятников XI века с означением года их написания. Это именно – служебной минеи месяцы октябрь и ноябрь. А в одной рукописи XII века той же библиотеки (служебной минеи месяц июль) архимандрит Савва разобрал имя одного нового русского писателя. Сообщение сопровождается филологическим разбором и палеографическим описанием означенных рукописей. Между тем еще тогда же отец архимандрит Савва задумал новый и также серьезный труд, тесно примыкавший к его работам над указателем для обозрения синодальной ризницы и библиотеки. Это – Палеографические снимки с греческих и славянских рукописей Московской Синодальной библиотеки, VI-XVII века. Издание этого труда однако же по разным, связанным с неожиданными для автора переменами по службе, причинам состоялось лишь в 1863 году. Этот новый, и также большой по объему (в пол-листа, стр. V + 46 и 62 таблицы снимков) труд, особенно для тогдашнего состояния науки палеографии у нас в России, имел очень большое значение, не утратившееся и доселе; а приложенный к русскому тексту и предисловия и описания Палеографических снимков латинский перевод его указывает на то, что это значение простиралось и далее границ нашего отечества. Достаточно сказать, что палеография, как вспомогательное средство читать и разбирать древние рукописи, дотоле у нас была совершенно неизвестна, и труд Преосвященного Саввы был первым опытом в этом роде; а между тем потребность в чтении и разборе рукописей для разных научных целей, – и исторических и филологических и иных, уже давно назрела и в |
| 4°. Стр. 855–20–11 и далее снимки). Кроме того, уже ко второму изданию Указателя (М. 1858) автор сделал научное приложение (стр. 137), содержащее в себе отрывок из древностей церковной истории Ульпия Римлянина О телесных свойствах богоносных отцов, с предварительными о сем отрывке историко-филологическими замечаниями (стр. 281–290). Затем, в 1858 году, в 7 томе ,,Известий Императорской Академии Наук по отделению русского языка и словесности», на страницах 371–373 появилось письмо архимандрита Саввы к редактору ( И. И. Срезневскому ), сообщающее об открытии им, архимандритом, в рукописях Синодальной типографской библиотеки двух памятников 11века с значением года их написания. Это именно – служебной минеи месяца октябрь и ноябрь. А в одной рукописи 12 века той же библиотеки (служебной минеи месяц июль) архимандрит Савва разобрал имя одного русского писателя, бывшего известным в литературе. Сообщение сопровождается филологическим разбором и палеографическим описанием означенных рукописей. Между тем из автобиографических записок и неизданных писем преосвященного Саввы к А. В. Горскому мы узнаем, что еще на должности синодального ризничего он задумал и тот серьезный, можно сказать, капитальный труд свой, который вышел уже в 1863 году под заглавием: Палеографические снимки с греческих и славянских рукописей Московской Синодальной библиотеки (Москва. В полистаю, стр. 5–46–62 таблицы снимков) 54 . Этот труд, ценный и означенную своему для науки палеографии, тогда еще только зарождавшейся, и по стоимости самого издания его, которое можно назвать, не только изящен, но и роскошным, встречен был и в обществе и в печати также с полным одобрением и глубокою благодарностью к автору и сопровождаем, был многочисленными ссылками на него, как на авторитет и источник в учено-литературных исследованиях того и последующего времени не только в русской, но и в заграничной печати 55 . Далее после недосугов, сопряженных с быстрыми передвижениями по службе, идет ряд церковно-исторических работ преосвященного Саввы, начинающийся уже в 1871 году небольшим по объему, но весьма ценным сообщением О принесении части св. |
| Сам автор Указателя, благодаря работе над последним полюбивший, как замечено было выше, археологию и филологию с палеографией, а по связи с тем – историю и другие отрасли науки, не ограничился этим важным трудом, в короткое время выдержавшим несколько изданий 7 ; в силу возбужденного им научного интереса, он пошел далее и далее в своих историко-археологических, филологических с палеографическими и других исследованиях. Так уже ко второму изданию своего Указателя Преосвященный Савва сделал, хотя и небольшое, но вполне научное «приложение» (к стр. 137 Указателя), содержащее в себе отрывок из Древностей церковной истории Ульпия Римлянина о телесных свойствах богоносных отцов, с предварительными о сем отрывке историко-филологическими замечаниями (стр. 281–290). Затем в том же 1858 году, в VII томе «Известий Императорской Академии Наук по отделению русского языка и словесности», на страницах 371–373 появилось письмо о. архимандрита Саввы к редактору ( И. И. Срезневскому ), сообщающее об открытии им, архимандритом Саввой, в рукописях синодальной типографской библиотеки двух памятников XI века с означением года их написания. Это именно – служебной минеи месяцы октябрь и ноябрь. А в одной рукописи XII века той же библиотеки (служебной минеи месяц июль) архимандрит Савва разобрал имя одного нового русского писателя. Сообщение сопровождается филологическим разбором и палеографическим описанием означенных рукописей. Между тем еще тогда же о. архимандрит Савва задумал новый и также серьезный труд, тесно примыкавший к его работам над Указателем для обозрения синодальной ризницы и библиотеки. Это – Палеографические снимки с греческих и славянских рукописей Московской синодальной библиотеки VI–XVII века . Издание этого труда однако же по разным, связанным с неожиданными для автора переменами по службе причинам состоялось лишь в 1863 году. Этот новый и также большой по объему (в пол-листа, стран. V+46 и 62 таблицы снимков) труд, особенно для тогдашнего состояния науки палеографии у нас в России, имел очень большое значение, не утратившееся и доселе; а приложенный к русскому тексту и предисловие, и описание палеографических снимков латинский перевод его указывал на то, что это значение простиралось и далее границ нашего отечества. |
| Так уже ко второму изданию своего указателя преосвященный Савва сделал, хотя и небольшое, но вполне научное «приложение» (к стр. 137 указателя), содержащее в себе отрывок из Древностей Церковной Истории Ульпия Римлянина о телесных свойствах богоносных отцов, с предварительными о сем отрывке историко-филологическими замечаниями (стр. 281–290). Затем в том же 1858 году, в VII томе «Известий Императорской Академии Наук по отделению русского языка и словесности», на страницах 371–373 появилось письмо о. архимандрита Саввы к редактору ( И.И. Срезневскому ), сообщающее об открытии им, архимандритом Саввою, в рукописях Синодальной Типографской библиотеки двух памятников XI века с означением года их написания, это именно – служебной минеи месяцы октябрь и ноябрь. А в одной рукописи XII века той же библиотеки (служебной минеи месяц июль) архимандрит Савва разобрал имя одного нового русского писателя. Сообщение сопровождается филологическим разбором и палеографическим описанием означенных рукописей. Между тем еще тогда же о. архимандрит Савва задумал новый и также серьезный труд, тесно примыкавший к его работам над указателем для обозрения Синодальной ризницы и библиотеки. Это – Палеографические снимки с греческих и славянских рукописей Московской Синодальной библиотеки VI–XVII века. Издание этого труда, однако же по разным, связанным с неожиданными для автора переменами по службе, причинам состоялось лишь в 1863 году. Этот новый, и также большой по объему (в пол-листа, стр. V+46 и 62 таблицы снимков) труд, особенно для тогдашнего состояния науки палеографии у нас в России, имел очень большое значение, не утратившееся и доселе; к приложенный к русскому тексту и предисловия и описания палеографических снимков латинский перевод его указывал на то, что это значение простиралось и далее границ нашего отечества. Достаточно сказать, что палеография, как вспомогательное средство читать и разбирать древние рукописи, дотоле у нас была совершенно не известна, и труд преосвященного Саввы был первым опытом в этом роде; а между тем потребность в чтении и разборе рукописей для разных научных целей, и исторических, и филологических, и иных уже давно назрела и в рассматриваемое время все более и более усиливалась. |
| В этом смысле «начальник носит меч не напрасно» и властитель есть «Божий слуга», когда он борется со злом во имя справедливости, когда он сублимирует власть посредством права и когда он сознает в этой сублимации преходящее и служебное значение власти. В истории тезис власти сохраняется, но над ним стоят высшие ступени справедливости и любви, которые напоминают, что идеальная жизнь соборного единства никогда не создается только властью. Силы любви и справедливости всегда должны соучаствовать в соборном строительстве, и даже доминировать. Если власть порывает с ними связь и не признает их доминацию, она становится демонической. Величайшей ошибкой было бы также думать, что в нашей исторической действительности все социальное строительство выполняется только властью. На самом деле оно, в значительной части и преимущественно, выполняется безвластным правом и справедливостью, и силами свободного соборного общения любви, силами Церкви. Власть только наиболее бросается в глаза, производя политический шум, но мы живем и дышим, и созидаем свою собственную жизнь, науку и искусство – только в формах справедливости и любви, только за пределами власти. Власть от Бога – это значит, что в ней есть нечто ценное. Что именно? Что божественно во власти Пилата? Что дано ему свыше? Ему дано сказать «Се Человек» и «никакой вины не нахожу в Нем». В этом он настоящий римлянин, к сожалению не устоявший в своем правосознании до конца. Власть от Бога тогда, когда начальник защищает добрых от злых, тогда он «Божий слуга». Это нормальный и здоровый случай власти. Но существует извращение власти, когда она становится демонической и когда начальник страшен для добрых, а не для злых. Власть от дьявола – когда в ней нет никакой сублимации, когда она ничему высшему не служит, ни царству Божию, ни праву и справедливости, когда она занимает сама высшее место иерархии. Это и есть сатанизм власти, признание себя богом, отрицание служения чему-то высшему, и требование всеобщего поклонения и служения себе: «падши поклонись мне». |
| Дело в том, что богослужение в христианской церкви, церковные чины и обряды, появились и сложились не вдруг, а мало-помалу, в течении многих веков, причем в различных поместных церквах они всегда были .очень неодинаковы, и даже в одной церкви, в разное время ее существования, были различны, а относительно частностей и подробностей, так продолжалось и после того,, как общие типы церковных служб, чинов и обрядов, в основных своих чертах, уже окончательно определились и получили на практике полную устойчивость.[Что и в русской церкви древние богослужебные списки были неодинаковы, несходны между собою и с последующими, это доказывается следующим: из домонгольского периода до нас дошло два служебника, усвояемые — один Антонию Римлянину (+ 1147 г.), другой Варлааму Хутынскому (приблизительно около 1192 г.). Известный историк русской церкви В. Е. Голубинский по этому поводу замечает: «прежде всего служебники, не смотря на то, что они одной и той же местности и по времени писания отделяются один от другого не слишком большим промежутком времени, если только не совсем современны, далеко несогласны сами между собою. В служебнике Варлаамовом нет некоторых молитв и возглашений, читаемых в Антониевом, и относительно некоторых действий даются предписания, отличные от последнего. Вообще из взаимного сличения служебников ясно, что в период домонгольский у нас существовали литургии в нескольких редакциях и что он представляли большее или меньшее разнообразие» (Ист. рус. церкви, том первый, втор. полов, стр. 307, 303). Относительно разнообразия в богослужебных книгах, существовавшего у нас после монгольского периода, см. сочинение; И. Д. Мансветова: Митрополит Киприан, в его литургической деятельности. Москва 1882 г.] Относительное единообразие, даже в частностях и подробностях церковных служб и обрядов, заявило себя только уже со времени книгопечатания, когда целые выпуски церковных книг стали печататься с одного определенного списка. В виду этого древние рукописные списки церковно-богослужебных книг очень разнообразны, во многом несходны между собою, каждый из них говорить только за то, как совершалось богослужение в то время, к которому относится список, и в той именно церкви, которой он принадлежит. |
| Латиняне, от которых моравы приняли христианство, вначале передали им свою литургию и главные службы. Они пользовались ими не только на каноническом языке тогдашнего запада–латинском, но и в славянском переводе. Любопытный памятник этого перевода представляет один глаголический отрывок, где записаны некоторые молитвы и обряды латинской миссы, на память папы Климента, мученицы Фелицаты и еще нескольких святых. Молитвы этой миссы взяты из римского миссала и переведены очень близко к подлиннику. Но, к сожалению, нужно сказать, что от этого древнейшего перевода не осталось почти ничего, кроме нескольких случайных отрывков богослужебного содержания, писанных глаголицею и найденных в обрывках и листках, уцелевших совершенно случайно. Но потом литургия переводилась и у нас с греческих подлинников. Из Греции, как известно, приходили к нам во множестве лица духовные с их свитой, чиновники, разного рода мастеровые и торговые люди и разные искатели выгод; русские также ходили в Царьград и Иерусалим, проживали тут подолгу, останавливались в тамошних монастырях и занимались списыванием и переводом с греческих и славянских рукописей. Переводы эти исправлялись, дополнялись и перерабатывались на основе греческого текста и в связи с готовыми его разнообразными списками. Большая часть этих списков содержит литургию Златоуста, гораздо меньше– Василия Великого и преждеосвященных даров, согласно с тем положением дела, какое в то время установилось на востоке. Что же касается до других отраслей литургии–ап. Иакова, Постановлений Апостольских, то оне были, повидимому, совершенно у нас неизвестны и появляются с XVII века из западных источников. До нас дошло весьма небольшое число литургийных списков от этого древнейшего времени. Между ними первое место занимают два новгородских служебника XII века, из которых один приписывается Антонию Римлянину († 1147 г.), а другой–Варлааму Хутынскому (конца XII в.). Более имеем мы списков от XIII–XIV вв. Таким образом древнейшие памятники литургии у нас на Руси, судя по времени, граничат с эпохой, на которой мы оставили византийскую литургию, и могут служить продолжением ее истории, отражая на себе дальнейшую судьбу греческого обряда и те колебания, которые он испытывал в средне-вековую эпоху. |
| Конечно, эта характеристическая слабость Иосифа обусловливалась не только обстоятельствами его личного положения в Риме, но и характером самой задачи, которая была ядром его литературной деятельности, посвященной также защищению и восхвалению Иудейского народа 34 путем ознакомления с его славной древней историей. Однако, все же остается ненормальностью то, что угода Риму, его самолюбию и даже только предполагаемому впечатлению были для Иосифа святее истины, которая совершенно не нуждается в услугах в духе замалчиваний и извращений лично заинтересованного в том частного лица, способного на все крайние злоупотребления. Ведь вполне могло быть, например, что и историю своего народа Иосиф не игнорировал еще совершенно, с переходом к Риму, потому только, что не мог романизировать и индивидуальный специфизм своего Иудейского происхождения; во всяком случае, он, если не чрез силу мирился с этим специфизмом, как роковой неизбежностью, то и не с гордостью истого Иерусалимлянина обнаруживать свое иудейское самосознание. Нескрывание своего иудаизма, правда, он предпочитал неестественно фальшивому воображению и выдаванию себя за истого Римлянина, и, сообщал своей Археологии апологетическое назначение, мыслил себя искренно и всецело в числе апологетизируемых; за то с избытком вознаграждал он это смирение свое, с другой стороны. Хваля свой народ, он хвалил вместе с этим себя, и второе более, нежели первое, оставалось везде его главной тенденцией. И если недостойное употребление истины в целях служебных всему народу повело к наиболее чувствительным недочетам писательской заслуги нашего автора, то злоупотребление истиной в целях самоугождения было уже совсем преступлением, гнусным и вреднейшим для той же истины. В неспособности возвыситься до мысли о непреходящем значении истины, – опасаясь, конечно, более и прежде всего дли себя неблагоприятного впечатления на читателей Римских от некоторых своеобразных тенденциозных особенностей истории своего народа, – Иосиф, нимало не задумываясь, прилагает и к ним обычный свой метод самозащиты, метод замалчивания и извращения всего, что только нуждалось в означенных средствах для того, чтобы не тревожить больных месть читающей публики. |
|
|
