| Эти краткие изречения в несчетном множестве переходили потом из уст в уста, составляя как бы ходящий устав подвижничества, и вошли наконец в сборники отеческих достопамятностей. Иногда св. Антоний писал и послания к детям своим духовным, инокам разных обителей, в которых то изображал общие черты жизни о Христе Иисусе, то врачевал частные немощи братий. Все, исшедшее из уст св. Антония и преданное письмени, и все им писанное доставит богатую пищу душе, ищущей назиданий. Дошли до нас, кроме пространного слова, в жизнеописании помещенного, 20 посланий к инокам, 20 кратких слов о добродетелях и пороках, 170 глав о доброй нравственности, его правило для монахов с двумя к нему прибавлениями, и множество его изречений и сказаний о нем, всегда назидательных и поучительных, разбросанных в разных отечниках. Послания и слова его в русском переводе помещены в первых годах Христианского Чтения, – главы входят в состав Добротолюбия, изречения и сказания составляют первую статью Достопамятных Сказаний. В подлиннике все это можно найти и читать в Patrologiae graecae, t.40 – Migne, откуда и переведено все, помещаемое в настоящем сборнике. Здесь предлагаются вниманию любителей такого чтения: 1. Извлечения из посланий и слов. В них 1–15 пункты взяты из жизнеописания св. Антония св. Афанасием. Наставления 16–68 извлечены из писем св. Отца. Наставления 69–82 извлечены из его 20-ти слов к монахам. 2. 170 глав о доброй нравственности. 3. Устав отшельнической жизни. В 40 т. «Patrologiae graecae» Migne, на стр. 1065, помещены Praecepta Antonii в 80 пунктах. За ними стоят еще его же: «Spiritualia documenta regulis adjuncta», и «Admonitiones et documenta varia», то и другое, очевидно, как дополнение к предыдущему правилу. Как все изречения, содержащиеся под сими заглавиями, одного суть рода, и по содержанию и по образу речи, то они сводятся здесь воедино и размещаются под особыми рубриками, следуя естественному ходу отшельнической жизни, под заглавием, устав отшельнической жизни. 4. Изречения св. Антония Великого и сказания о нем. Такие изречения и сказания в большом числе помещены в Достопам. Сказаниях; но кроме этих есть другие, которые приводятся в том же томе 40-м Patr. graec. и в нашем Алфавитном Патерике; иные еще приводятся Кассианом: есть несколько в разных статьях отеческих сборников. Вместо того, чтобы ставить их как какие пришлось где найти, здесь они размещаются в некотором порядке, подобно предыдущим правилам. Начало полагается сказаниями, относящимися к движению из мира, коим начинается подвижничество, а потом идут и все прочие изречения и сказания по порядку отшельнической жизни. 5. Вопросы учеников и ответы старца о некоторых изречениях св. Антония Великого . Читать далее Источник: Добротолюбие : в русском переводе : [в 5 т.]. - Изд. 4-е. - Москва : Изд-во Сретенского монастыря, 2010./Т. 1. – 608 с. ISBN 978-5-7533-0411-7 Поделиться ссылкой на выделенное |
| Одного старец не мог вынести равнодушно – ропотливости, особенно по пустым причинам, и говаривал, что по слову св. Исаака Сирина и сам Бог всякие немощи человеческие сносит, человека же всегда ропщущего не терпит, и не оставляет без наказания (Сл. 85). В беседах с такими людьми у благодушного старца вырывались иногда и резкие выражения, а после он готов был у духовных своих детей просить «милостивого прощения и разрешения». И вообще, если в чье-либо сердце вкрадывалось неудовольствие против о. Антония, то он не оправдывался, а часто просил прощения, говоря, что хотя совесть его ни в чем не обличает, но человек, иже поживет и не согрешит, что один Бог без греха, и что св. Апостол Павел о себе говорит: «Ничесоже себе свем но ни о сем оправдаюся, востязуяй же Господь есть». (l Кор. 4:4). От духовных своих детей и знакомых о. Антоний получал много писем, и не смотря на болезненное свое состояние, по возможности понуждался отвечать всем большей частью собственноручно. После его кончины собрано много его писем, – более, нежели сколько ожидали и те, которые близко его знали. Из них выбраны письма, содержащие общее назидание, и изданы в особой книге. Они отличаются теми же достоинствами, как и устные его беседы, тем же естественным красноречием и сладкоречием, той же назидательностью и своеобразной выразительностью и силой. Слог их совершенно особенный, свойственный одному о. Антонию. В них ясно отпечатлелись все высокие душевные свойства любвеобильного старца. Читая их, как-будто слышишь самую его беседу. А потому, кто желает получит более полное понятие об о. Антоние тому советуем мы прочитать самые письма; они дополнят скудость нашего очерка. В дополнение к сказанному приведем из множества несколько примеров, о силе назиданий о. Антония и о духовных его дарованиях. Однажды пришел к нему некто в великом горе, что единственного его сына, на которого он полагал всю надежду свою, исключили из учебного заведения. «Да молитесь ли вы о сыне?», – неожиданно спросил его старец. «Иногда молюсь, – отвечал тот, запинаясь, – а иногда не молюсь». |
| XIII, 11). Можно с уверенностью констатировать, что большая часть дошедших до нас посланий св. Аммона является результатом той переписки, которую он постоянно поддерживал во время отлучек с монахами своего монастыря (или монастырей). Наконец, к биографическим данным, содержащимся в творениях св. Аммона, можно присовокупить и некоторые внешние свидетельства. Например, в одном рукописном сирийском кодексе VIII века (Cod. Vat. Syr. 122), содержащем сочинения св. Аммона, он назван «отшельником и епископом Оксиринха» (eremita et episcopus Oxyrinchi). Далее, в греческом тексте «Истории египетских монахов» (известном более в переложении на латинский язык, осуществленном Руфином, который внес в текст ряд изменений и дополнений) повествуется об авве Питирионе, бывшем одним из учеников преп. Антония ( ε ς τν μαθητν Αντωνου) и «третьим, унаследовавшем это место» ( τρτος τν τπον κενον διαδεξμενος – подразумевается монашеская община Писпера, основанная преп. Антонием). А став преемником Антония и «его ученика Аммона», как говорится далее, Питирион «принял и наследие их дарований» ( τν κληρονομαν τν χαρισμτων πεδξατο) 551 . С достаточно большой долей вероятности можно предположить, что Питирион и есть тот «отец добрый и наставник лучший», о котором говорится в одном из посланий св. Аммона 552 . Поскольку же «История египетских монахов» была написана в самом конце IV века, то с уверенностью можно констатировать, что к этому времени св. Аммон уже отошел ко Господу. Исходя из совокупности приведенных внешних и внутренних свидетельств источников, исследователи приходят к единодушному выводу, что автором творений, надписываемых именем Аммона, следует признавать «второго Аммона», то есть ученика преп. Антония Великого 553 . Правда, необходимо также констатировать, что хронология и многие детали жития св. Аммона во многом покрыты туманом, а поэтому здесь часто приходится выстраивать только гипотезы. В частности, можно предполагать, что родился он в самом конце III – начале IV века; поскольку же будущий авва с юных лет начал свой монашеский подвиг, то это начало его иноческого жития следует относить примерно к двадцатым годам IV века. |
| За южною стеною из-под скалы вытекает сладкая вода. Оттуда она проведена в глубокий, широкий и длинный ём, устроенный у этой стены внутри сада под купольным сводом, так что два ливня ее втекают в него с двух противоположных сторон, восточной и западной, из двух боковых купольных башенок, в коих сделаны из тесаного камня круглые ямы для накопления влаги: а в эти ямы она доходит по желобам. Такое устройство сего ёма придумано, очевидно, для прохлаждения воды, весьма близко вытекающей из горы, и для большого накопления оной. В этом ёме можно купаться и даже плавать. Однако глубь накопленной воды не превышает двух аршин. Ее выпускают оттуда в сад, приподняв железною цепью скрытые ворота. Тогда она журчащим ручейком течет по желобам, открытым и подземельным, куда ее направляет садовник. Не далеко от сего водоема в западной части монастыря помещены маслобойня и мельница, приводимая в движение, конем. Вообще вся обитель св. Антония довольно благоустроена, но внутри загромождена нелепыми зданиями, кои поставлены без всякого порядка. Семум, или хамсин Во время обозрения монастыря душил и сушил нас ужаснейший Семум. Я наблюдал его на крыше зубчатой башни, с которой видна Арабайская долина. Принимаюсь описывать это страшное и неизвестное нам Русским явление в природе, но сознаю несовершенство моей кисти и недостаточность красок моего слова. Семум есть палящий ветер, который с величайшею быстротой несется с песчаных степей западной Африки. Так его называют в пустынях, а в Египте Хамсином. Он на пути своем высоко поднимает пески, мчит, кружит их в воздухе, и брызжет ими на землю, так что видишь проливной песочный дождь. Промежутками порывы и напоры его бывают так сильны, что ломают и исторгают дерева, и переносят целые холмы песчаные с места на место. Жар его сухой и вредный разливается повсюду, и порой пробегает пламенным разгаром, который сильнее всякого пожара. Когда от него издохнет какое животное, или умрет человек; то тела и кости их усыхают так, что становятся тоньше и легче сравнительно с естественным объемом и весом их. В часы бушевания Семума дыхание стесняется, пульс бьется сильно и не ровно, глаза сохнут, в устах ощущается горечь, а во всем теле – неизъяснимая истома. Однако дух человеческий выше и крепче сего ужасного деятеля природы. Он скреплял мое истомленное тело, чтобы посредством сего орудия наблюдать Семум в полном его разгаре. |
| являются рассказы об авве Ope (сар. 2) и Аполлоне (сар. 8 ). Можно заметить их определенное сходство. Оба сначала подвизаются в «дальней» пустыне (авва Аполлон, возможно, вместе с родным братом), затем переходят в пустыни «ближние», по соседству с хорой (или даже городом) 377 . Интересная подробность содержится в латинской версии «Истории монахов» относительно аввы Ора – сказано, что Ор намеревался собрать здесь (на краю пустыни) братий 378 . Стало быть, речь может идти о некотором замысле основания монастыря, а не просто о стихийном и спонтанном объединении. Авва Аполлон, как уже указывалось, раньше подвизался с «малой общиной» – небольшим числом иноков в пещере горы 379 . В рассказе об Оре мы не находим четкого указания на «малую общину», постепенно образовавшуюся вокруг него – есть лишь некая братия, которая принесла ему Писание (τς γραφς/codex) с просьбой его прочесть. Но можно думать, что и Ор некоторое время подвизался с «малой общиной», причем образование его монастыря происходило постепенно. Т.е. и в данном случае налицо ряд аналогий с повествованием об авве Аполлоне. Тех, кто приходил к Ору и Аполлону автор «Истории монахов» называет «братьями» или «монахами» 380 . Надо думать, что к ним приходят не миряне, а, скорее всего, отшельники, жившие до этого где-то поблизости. На это, в частности, указывает фраза в греческом тексте в рассказе об авве Аполлоне – ο πριξ σπορδην μνοντες μοναχο (cap. 8, 8). Фестюжьер, как мы помним, указывал, что, по его мнению, Ор просто организовал в некое объединение большое число пустынников. Примерно также Фестюжьер и оценивает изначальный вклад аввы Аполлония в организацию его монастыря [Festugière, 1964. Р. 46J. Таким образом, получается интересная картина. Два выдающихся подвижника, выйдя из внутренней пустыни, постепенно объединяли вокруг себя значительное число других монахов (скорее всего, отшельников), живших не только поблизости, но и в других областях (пагах или даже номах – на что может указывать слово regiones, использованное Руфином). |
| Еще одним спорным моментом в истории раннего монашества являются приводимые в источниках цифры о численности монахов – главным образом, для крупных монастырских центров Египта. Историков давно уже смущает счет на тысячи среди монахов Нитрии или монахов-пахомиан. При этом необходимо отметить, что информацию о численности монахов мы черпаем в основном из двух текстов, вышедших из неегипетской среды – «Истории монахов» и «Лавсаика». В недавней статье Э. Випшицка еще раз внимательно проанализировала все имеющиеся числовые данные и пришла к выводу о том, что относиться к ним следует крайне осторожно и критически, проверяя их по возможности по археологическим источникам и географическим данным [Wipszycka, 2005] 179 . Доверия могут заслуживать лишь цифры до ста человек, да и то, в том случае, если автор лично знал эту общину. Численность монахов в крупных монашеских центрах (Нитрии, Скиту, Келлиях, пахомианких монастырях) должна была быть на порядки меньше тех величин, которые известны нам из источников. Так, например, в главном пахомианском монастыре эта цифра может составлять лишь 600 человек, как сообщает «Послание Амона» (Ер. Amm. сар. 2), а не 1300 или 1400, как указывает Палладий. Цифра в 500 монахов для известного впоследствии монастыря Бауит Випшицкой также кажется преувеличенной, максимальное число монахов, которое там могло находиться в IV в., по ее мнению, не превышало ста человек. Выводы польской исследовательницы представляются интересными, но не окончательными. Нам кажется, что она не учитывает возможную динамику численности монастырей. Так, например, цифра в 1300 монахов, сообщаемая Палладием, может отражать рост численности основного пахомианского монастыря по отношению к тем данным, которые приводятся в «Послании Аммона» 180 . Но интересно, что численность нормального монастырского поселения Випшицка ограничивает сотней человек: наши наблюдения над источниками приводят нас к тому, что цифра в сто человек могла стать тем численным пределом, по достижении которого организационная структура монастыря неизбежно должна была измениться в сторону ее усложнения. Не менее важен и другой вывод польской исследовательницы – о вдумчивой и критической проверке тех цифр, которые вызывают подозрения. |
| Смиряясь паче меры перед всеми, о. Антоний делал это от искренности сердца: всем чувствовалось, что внутреннее его смирение и доброжелательство ко всем действительно было таково, и не исчерпывалось наружным изъявлением оного. Сердце его всегда принимало самое теплое участие в скорбях ближнего, а потому он особенно любил утешать приходящих к нему. По возвышенности своих понятий, и по строгости собственной жизни, он в молодости и к ближним был строг, и невольно огорчался и смущался недостатками немощнейших братий. Но мудрые наставления старшего брата о. Моисея, и собственное преуспеяние в духовной жизни привели о. Антония в такое состояние, что, будучи весьма строг к самому себе, вместе с тем был отечески снисходителен к проступкам других, и как бы поблажал иным. Он не отчаивался ни в чьем исправлении, и умел воздвигать людей нерадивых и малодушных; и как бы кто ни падал духом всегда успевал беседами своими вдохнуть благонадежие. В советах же и наставлениях своих был крайне осторожен, и указывал на слова св. Исаака Сирина , что надо с людьми обходиться, как с больными, и успокаивать их наиболее, а не обличать; ибо это больше их расстраивает, нежели приносит им пользы. «Больному, – говорил старец, – надо говорить: не хочется ли тебе какой похлебки, или чего другого? а не следует говорить так: я тебе дам такую микстуру, что глаза выпучишь». Незаметно и нечувствительно привлекал о. Антоний всех к сознанию душевных своих немощей. Так однажды, некто покаялся перед ним в некоторых согрешениях, а о других умолчал. О. Антоний не стал обличать неполноту покаяния, но напротив, сказал каявшемуся, что он своим покаянием порадовал Ангелов на небеси, и этими словами возбудил в этом человеке великое сокрушение и усердие к совершенному очищению совести. Никогда он не старался насильно убедить кого-нибудь, назидания свои предлагал не в виде заповеди, а более намеком, или в виде дружелюбного совета; а если кто сделает возражение, то старец сейчас и замолчит. На вопросы посетителей своих почти никогда не отвечал прямо, и даже избегал таких вопросов, через которые бы открыто возлагалось на него значение и ответственность наставника; а между тем, искусно направлял общую беседу, так, что в течение ее, говоря в третьем лице, или рассказывая, как-будто, про себя, он как бы мимоходом и обличал, и наставлял своих собеседников. |
| 212 Палладий также приводит пример юродства. В 34-й главе он рассказывает о монахине, претворявшейся безумной (ποκρινομνη μωραν κα δαμονα). Сохранилась более подробная грузинская версия этого рассказа, где монахиню зовут Нисима: Кекслидзе, 1957. Однако мы не считаем возможным говорить в данном случае об отдельном типе монашеской аскезы по двум причинам. Во-первых, в «Лавсаике» это единственный пример такого рода (подобные случаи в других источниках по Египту этого периода нам неизвестны), во-вторых, юродивая подвизается внутри киновийного женского монастыря, т. е. уже определенного нами типа монашеской организации. В последствии, как известно, пути монашества и юродства разойдутся: последнее станет специфически городской и достаточно тяжелой формой аскезы для немногих. О духовной сущности и смысле, а также об опасностях юродства см.: Каллист, еп. (Уэр), 2004b. 213 T λεγμενα ρημικ (cap. 1): Butler, 1898–1904, II. P. 16. Бартелинк указывает, что этот топоним фигурирует также в «Изложении веры» Епифания – см. Bartelink, 1974b. Р.311.п.43. 215 Бартелинк в своих комментариях к «Лавсаику» однако указывает, что авва Памво был учеником препп. Антония и Амуна, ссылаясь при этом на Сократа, Созомена и Acta Sanctorum (Socrates. Hist. Eccles. IV, 23; Sozomenus. Hist. Eccles., III, 14, 4; Acta SS., Jul. I, 30–5) – Bartelink, 1974b. P. 323, n. 1. Но ни Сократ, ни Созомен не называют Памво учеником преп. Амуна, а текст, опубликованный в Acta Sanctorum, фиксирует уже позднюю традицию. Поэтому следует полагать, что авва Памво первое время жил анахоретом. 216 Гора (или пустыня) Порфирит расположена между Нилом и Красным морем, т. е. в восточной части Египта. Локализовать это место более точно пока не удалось – Bartelink, 1974b. Р. 363, n. 17. 217 κ τς κμης τς λεγομινης Φοινκης (Butler, 1898–1904,11. P. 136). Местонахождение этой деревни не известно – Bartelink, 1974b. P. 383, n. 2. 218 Ликополь – совр. Асьют, расположен в Верхнем Египте, на восточном берегу Нила – Bartelink, 1974b. P. 364, n. 1. |
| До поздней старости они любили читать духовные и другие общеполезные книги, и потому имели обширные сведения не только о духовных предметах, но и о других отраслях человеческого знания. Замечательно еще, что по особенному благоговению к Отеческим книгам Александр, подобно старшему брату, всегда читал и писал их стоя – и это после продолжительного стояния на молитве. Около 18 часов в сутки он часто проводил на ногах, и в несколько лет так утрудил ноги, что в них впоследствии развилась мучительная болезнь, которая не оставляла его до смерти. Сверх этих келейных занятий Александр, как младший член отшельнической семьи, с горячим произволением и великой ревностью проходил другие более тяжкие послушания. На него была возложена обязанность будильщика, так что он должен был вставать раньше всех, чтобы полунощное келейное молитвословие начинать неупустительно в свое время. На его же обязанности лежало рубить дрова в окружавшем их лесу и переносить их в кельи; на его же попечении был и огород, на котором по неблагоприятной почве ничего не родилось кроме репы. И тут приходилось ему большей частью трудиться, после утомительного молитвенного правила, и в ожидании позднего и скудного обеда, который им же и приготовлялся. При таких трудах, кроме общего, молитвословия, заменявшего церковную службу, не оставлялось каждым в особенности и келейное с поклонами молитвенное правило, и все это совершалось с великим усердие, как сказано, при самой скудной постной пище, не укреплявшей тело, а едва утолявшей голод. Рыбу они дозволяли себе вкушать только в великие праздники, и даже с маслом предлагалась трапеза изредка, но при такой многотрудной жизни и сухой хлеб был им сладок и вкусен, и по выражению о. Антония, вкушали они его с великой благодарностью к Господу, как дар божий, и с такой бережностью, «как антидорец», a все, что посылалось им сверх сухого хлеба, они принимали как великую милость Господню, и относили с искренней верою к особенному промышлению Божию. Однажды крестьянин, проезжавший лес, оставил пустынникам мешок с горохом. |
| Глубокой горестью исполнены все писанные в эти годы письма о. Антония к старшему брату. Предлагаем здесь некоторые отрывки из них. «Благоприятное писание Ваше, благословляющее мне возложенное бремя нести с упованием на силу Божию, получил я, и покоряюсь воле Божией и воле вашей. Между тем, исповедую Вам немощь свою, что я под бременем начальства почти ежедневно от уныния побежден бываю. Архипастырское убеждение, может быть и резонное; но кто тонет в какой-либо бездне, в то время потребна спасительная помощь, а не убеждение, что потопление послужит на пользу... Чувствительно благодарю Вас за писание, и за ободрение меня унылого... «Простите мне, батюшка, Господа ради, – так писал он в другом письме, – за безрассудные планы мои. Я и сам ведаю, что от сердца моего исходят помышления злые: но что же мне делать? Лучше бы было мне, подобно бессловесному животному, возложенное бремя нести в молчании до упаду, но я весьма далеко не достиг той меры. И когда в недугах телесных позволено употреблять ко облегчению различные средства, а я наиболее стражду душою; то посему, не должен ли подумать сколько нибудь и об ней? Вот телесные недуги почти беспрерывно не покидают меня; и, если Господу Богу благоугодно усугубить оные мне, да будет воля Его! Впрочем, хотя я и придумываю облегчить участь свою, но если Бог не избавит, избавит ли человек? Начально, думал я, что и одного года не продышу в Ярославце, а между тем прожил пять лет; да и ныне не ведаю, что впереди ожидает меня. Прошу благодетельствовать меня святым ходатайством своим ко Господу и вразумлением меня». «За бывшее малодушие свое, – писал он опять, – равно и за настоящее, великодушного прощения смиренно у Вас испрашиваю. Что делать! горестное чувствование сердца не оставляет меня. Видно в болезни душевной и телесной должно мне живот свой скончавать. Хотя это в настоящей черте времени очень тяжко, но не облегчить, ни успокоить себя ничем не могу. Несть мира в костех моих от лица грех моих. Иным по чину священства возвещаю мир, а себе самому дать не могу; а посему прискорбна, есть душа моя…» |
|
|
