| В то же время были случаи, когда слова секта и ересь употреблялись одновременно. Например, в «Предписании православному духовенству зараженных штундою местностей» приказано «вести пастырские собеседования с уклонившимися в ересь, а также совершать с подобающей торжественностью богослужения и требы», а епархиальным архиереям иметь «... надзор за точным исполнением со стороны духовенства означенных мер повсюду, где существует штунда или какие-либо рационалистические секты». 699 Но в начале XX в. в Определениях Синода относительно тех, кто искажает догматическое учение Церкви, вновь преобладающим становится термин ересь. Так, в Определении Синода от 4/11 декабря 1908 г. о деятельности иоаннитов они именуются ересью. В Определении Синода от 20–23 февраля 1901 г. за об отлучении графа Льва Толстого не используется термин ересь, но его текст не дает повода думать иначе. 700 В указанный период не наблюдалось единообразия в терминологии и в указах императора о мерах против сект, в них попеременно встречаются секта и ересь. В предписании от 1801 г. относительно духоборов их учение именуется ересью, 701 но в указе о веротерпимости от 17 апреля 1905 г., подготовленном при участии митрополита Санкт-Петербургского Антония (Вадковского) , к подобным группам применяется термин секта. Выводы В русской противосектантской литературе и в официальных документах конца XIX – начала XX вв., посвященных деятельности сект латинское слово секта выражало часто понятие «ересь». Общепринятой практики употребления слов секта и ересь не было, но в начале XX в. появилась тенденция к возвращению к восточной святоотеческой терминологии. В существовавших определениях секты главным критерием сектантства был догматический, хотя наряду с ним часто использовались дополнительные признаки отличия истины от заблуждения, – социологические, психологические, – из-за чего они носили описательный характер и были расплывчатыми. Исследования понятийно-терминологического вопроса в сектоведении преследовали не отвлеченно-схоластическую, а практическую цель, ибо установление подлинной природы сектантства открывало возможность поиска и построения эффективной методологии борьбы с заблуждениями. Кроме того, они имели не узкодисциплинарное значение, но общенаучное, поскольку взгляд на сектантство как ересь помогал, по утверждению проф. Н. Н. Глубоковского , лучше понимать древние ереси: «Несомненные аналогии русского сектантства с древнейшими ересями» открывали «обеспеченную возможность для лучшего, более живого и конкретного понимания последних». 702 2. Русское заграничное сектоведение . |
| О. Одинцова: «Порядок общественного и частного богослужения русской церкви до XV в.») побуждало меня посещать и квартиру А. В. Вадковского, как редактора академического журнала, и уже ближе и внимательнее присмотреться к тому, как жил и работал наш любимый профессор-вдовец среди той обстановки, которая окружала его, как отца двух малюток-сирот, при крайне ограниченном бюджете… Чтобы лучше уяснить себе ту интеллектуально-нравственную атмосферу, в которой жил и работал в это время молодой и талантливый доцент Академии, необходимо сказать несколько слов о Казанской Академии и ее профессорах конца 70-х и начала 80-х годов прошлого столетия. Академия находилась под бдительным и мудрым попечением приснопамятного Архиепископа Казанского Антония (Амфитеатрова) . Как ученый авторитетный богослов и бывший сам ректор и Духовной семинарии, и долгое время Духовной Академии, он зорко следил за всеми сторонами ее жизни и живо интересовался ее научною деятельностью. Профессора Академии были у него на особом благоволении и почете. Он входил в их нужды и даже во все стороны их жизни, а посему между владыкою и профессорами установилась самая живая духовная связь, порвавшаяся лишь с его смертью , горько оплаканною Академией в 1878 г. Возглавлял Академию студент 1-го курса Академии, высокой души и глубокого христианского настроения протоиерей А. П. Владимирский. Обаятельною отеческою любовью, очаровательною благоснисходительностью и задушевною простотой и доступностью, как для профессоров, так и для студентов, отличались все его начальственно-воспитательные меры, а посему неудивительно, что он пользовался и у профессоров, и у студентов непререкаемым авторитетом и самым искренним и глубоким уважением. Наименование ректора «папашей», или проще, по-русски, «тятькой», было популярно и хорошо знакомо и профессорам и студентам и достаточно красноречиво говорит само за себя. Чарующая ласка, сердечная отзывчивость, русское широкое гостеприимство и ободряющая самая глубокая вера в торжество правды и справедливости – вот чем обладал этот незабвенный поистине отец-ректор, не искавший никогда и ни у кого популярности и даже редко посещавший своих сослуживцев по Академии. |
| О каком же “преобладании” государственной власти в Церкви Христовой можно говорить в применении к России? Каким глубоким слоем греха, каким непостижимым затмением были окутаны те русские люди, не исключая и иерархов Церкви, которые не прозревали за внешним покровом кротости и смирения величавого облика святого Царя, Его ума облагодатствованного, прозрачной чистоты Его души, Его пламенной веры, Его горячей любви к русскому народу!.. Наш Царь был одним из величайших подвижников Церкви последнего времени, подвиги которого заслонялись лишь Его высоким званием Монарха. Стоя на последней ступени лестницы человеческой славы, Государь видел над Собою только небо, к которому неудержимо стремилась Его святая душа, тяготившаяся этой славой, желавшая сбросить с себя и корону, и царскую порфиру и уйти от мира, чтобы всецело отдаться служению одному только Богу. В 4й книге “Луч Света”, периодического издания Ф.В. Винберга, на страницах 393–394 помещена коротенькая статья г. Б.Потоцкого, под заглавием: “К материалам новейшей истории”. Статья эта до того знаменательна, что мы приводим ее целиком. “В зиму 1904–1905 года, – пишет Б.Потоцкий, – в покоях Петербугского митрополита Антония (Вадковского) имел место следующий случай, достойный занесения его в анналы истории. Сообщивший мне его свидетель состоял в то время студентом Петербургской Академии и, по рекомендации академического начальства, был привлечен к работам по приведению в порядок библиотеки митрополичьего дома. В конце каждого рабочего дня студент должен был являться к митрополиту с докладом о результатах своей дневной работы по разборке книг. Так было и в тот памятный для него день, когда он вошел в комнату, где ежедневно докладывал о своих изысканиях в богатом книгохранилище. Увлеченный успехом своих занятий в тот день, он не обратил внимания на то, что митрополит находился не один, и с жаром приступил к докладу, хотя и заметил, что митрополит был не в скуфейке, как обыкновенно, а в белом клобуке, который он надевал лишь в официальных случаях. Студент был очень удивлен тем, что митрополит, обыкновенно с интересом слушавший его доклады, на этот раз сразу прервал его словами: “Потом расскажете, разве не видите, что у меня гости?” |
| «Руководство по гомилетике» еп. Аверкия (Таушева) представляет конспективно изложенный курс лекций, прочитанных автором в 1951-1959 гг. в Свято-Троицкой ДС при Свято-Троицком мон-ре в Джорданвилле (США). В основу лекций положено сочинение Певницкого. В 1999 г. вышел в свет труд «Гомилетика. Теория церковной проповеди» еп. (ныне архиепископ) Полоцкого и Глубокского Феодосия (Бильченко). Указанный труд рекомендован Учебным комитетом при Свящ. Синоде РПЦ в качестве учебного пособия для правосл. учебных заведений. Сочинение содержит обширное введение, к-рое состоит из глав, посвященных научным основам Г., ее библейским истокам, а также истории гомилетической науки. Основная его часть (4 раздела) отведена теории церковной проповеди. В 1-м разд. раскрывается учение о проповедниках слова Божия, во 2-м - учение о церковной проповеди, в 3-м разбираются вопросы общей методологии пастырской проповеди, где излагается учение о формах церковной проповеди и подробно рассматривается сам процесс приготовления проповеди. 4-й раздел посвящен частной методологии церковной проповеди с рассмотрением таких ее видов, как проповедь экзегетическая, катехизическая, догматическая, нравоучительная, апологетическая, миссионерская. Указанный труд является магист. дис. архиеп. Феодосия, автор удостоен степени магистра богословия. Особую отрасль в гомилетической науке составляет история церковной проповеди. Фундаментальными трудами в этой области являются «История первобытной христианской проповеди: (до IV в.)» Барсова; курс лекций по истории христ. проповеди (с I по X в.) проф. МДА игум. Марка (Лозинского) (Загорск, 1970-1971); «История русской церковной проповеди в биографиях и образцах пастырей-проповедников с 1/2 IX-XIX вв.» преподавателя Киевской ДС прот. М. А. Поторжинского; «Очерк истории русской церковной проповеди» преподавателя Одесской ДС Н. В. Катаева; «История русской проповеди» А. И. Разумихина; «История русского проповедничества от XVII в. до настоящего времени» преподавателя Тульской ДС П. Заведеева (1918/9); «Из истории христианской проповеди: Очерки и исследования» Антония (Вадковского), архиеп. Финляндского и Выборгского. |
| Из собственно исторических обозрений по рассматриваемому предмету справедливо указать труд проф. Н. И. Барсова по истории первохристианской проповеди (до IV века) и «очерки и исследования» митрополита Антония (Вадковского) «из истории христианской проповеди ». VII. Апологетика Христианство по своему доктринальному содержанию и моральному влиянию исповедуется в православии божественным, или чудесным, для космического строя, а потому для него принципиально требуется рациональное оправдание, – тем более, что обыкновенный разум слишком склонен и способен превращать эту чудесность в прямую невероятность и часто обнаруживает систематический скептицизм. Этим создается и практическая нужда научной защиты христианства, как ее же вызывает соотношение с другими религиями в тоне абсолютного превосходства над ними. Отсюда вполне законно утверждается в русском православном богословии христианская апологетика, культивировавшаяся издавна под разными формами и имеющая немалую литературу. Общая задача та, чтобы дать пропедевтически-рациональное обоснование для всех богословских наук, почему именно «введением в круг» их называлась и соответствующая академическая кафедра по академическому уставу 1884 года, хотя типическое построение этого рода было сделано гораздо раньше – в труде митроп. Макария (Булгакова) «Введение в православное богословие». В этом направлении перспективы могли суживаться до простой классификации богословских дисциплин; однако, всегда признавалось наиболее существенным научное ограждение принципиальных религиознохристианских доктрин. Но поскольку они анализируют и раскрывают непреложную богооткровенную истину, – с этой точки зрения здесь всякий скепсис отрицания бывает ошибочным по самой своей природе. Естественно, что и важнейшим элементом апологетических работ является преобладающая полемика с рационализмом по всем кардинальным вопросам, так что недостаточность ее считается даже прямым дефектом по сравнению с научным апологетическим идеалом (напр., о. Т. И. Буткевичем , заметившим по отношению к лекциям проф. Ф. Ф. Сидонского, что «в них даже нет опровержения различных возражений со стороны неверия», или о «Введении» митроп. Макария, что «оно не защищает богооткровенных истин от возражений и нападок со стороны враждебных христианству мировоззрений»). Лучшим образцом сочинений этой категории служит «Христианская апологетика» проф. Н. П. Рождественского, который, обозрев критически общие вопросы и принципиальные пункты религии, как таковой, проходит этим путем к откровению и рассматривает Ветхий Завет и христианство в критическом освещении. |
| Поднятый Глубоковским в экзаменационных отчетах вопрос о плохом знании семинаристами библейских текстов затронул «по соприкосновенности» с ним (как часто говорил Николай Никанорович) проблему нового издания самой Библии. «Относительно преподавания Св. Писания в семинариях мы составили записку, в которой предлагаем уничтожить учебники, обширные учебники, при которых ученики не имеют времени заглядывать в Библию , – писал Глубоковскому его коллега по кафедре Св. Писания Нового Завета КазДА М. И. Богословский . – Наша Комиссия настаивает на той мысли, чтобы издана была Библия с краткими историческими сведениями, а тексты также с краткими примечаниями на труднейшие места и выражения. Такая-то Библия и должна быть единственною учебною книгою. Тогда и будет успех, а теперь при обширных бестолковых учебниках его трудно ждать» 673 . При этом Богословский указывал на необходимость издания русского перевода не с масоретской Библии , ставшей источником синодального перевода 1867 г., а с текста LXX, лежащего в основе славянского перевода Библии, поскольку иметь две Библии, не согласующихся друг с другом текстуально, «крайне неудобно в школе, даже нашей, а в народной школе совершенно опасно» 674 . Он считал русский перевод с масоретского текста «грубой ошибкой» 675 и просил Глубоковского, разделявшего мысли о необходимости русского перевода с текста LXX, используя свою близость к правящим сферам, «двинуть этот вопрос» 676 , например, через митрополита Антония (Вадковского) . Эта тема вновь поднимается в переписке в декабре 1903 г., – в связи с вышедшим переводом Четвероевангелия, выполненным К. П. Победоносцевым ; к подготовке этого перевода Глубоковский имел самое близкое касательство. Согласно письму К. П. Победоносцева (от 15 августа 1892 г.) ректор СПбДА Антоний (Вадковский) поручил молодому доценту пересмотреть славяно-русский перевод Нового Завета и представить замечания, которые Победоносцев использовал при подготовке своего перевода 677 . В 1906 г., в ожидании скорого созыва Поместного Собора, вопрос о новом русском переводе Библии , и притом с текста LXX, в очередной раз обсуждается в переписке Глубоковского и М. И. Богословского . По мнению Богословского, настойчиво проводимая Глубоковским мысль о необходимости утверждать христианское богословское знание на библейском фундаменте и церковном предании встречает затруднения при своем практическом воплощении именно из-за отсутствия должного перевода 678 . По мнению самого Глубоковского, «поскольку ни один текст не представляет неповрежденного оригинала, то должно и необходимо пользоваться при восстановлении одной редакции пособием другой, родственной и авторитетной. Посему при обработке и передаче LXX-mu обязательно сноситься с масоретскою редакцией», хотя он и считал ее «менее достоверной, особенно в отношении мессианского содержания» 679 . §3. Участие в комиссии при митрополите Палладии (Раеве) по пересмотру действующего академического Устава |
| 311 ЦГИА СПб. Ф. 2162. Оп. 1. 10. Л. 45 об. Письмо И. Автономова Глубоковскому. Дата получения: 11 окт. 1914 г. 313 Тычинин В. Н. Земной поклон. 1814–1914//Полоцкие ЕВ. 1914. 30 сент. С. 709. Тычинин был впоследствии директором Могилевского учительского института. Его письма Глубоковскому: ОР РНБ. Ф. 194. Оп. 1. 873. 321 РГИА. Ф. 1628. Оп. 1. 490. Л. 6–7 об. Письмо от 7 дек. 1902 г. Глубоковский поздравлял Голубинского с избранием академиком, о чем «пока конфиденциально» узнал от А. И. Соболевского, инициатора этого избрания (Там же. Л. 2). В ответ Голубинский подарил ему недавно вышедшие два выпуска 1-го тома своей «Истории». Письма Глубоковского Е. Е. Голубинскому есть также в фонде Голубинского в ОР РГБ (Ф. .541. Карт. 7. 62). Письма Е. Е. Голубинского Глубоковскому: ОР РНБ. Ф. 194. Оп. 1. 414. Глубоковский писал о нем в своем очерке «Русская богословская наука в ее историческом развитии и новейшем состоянии». 324 Глубоковский H. H. Памяти покойного профессора Алексея Петровича Лебедева (Под первым впечатлением тяжелой утраты). СПб., 1908. С. 30. Первоначально статья была опубликована в журнале «Странник» (1908. 9. С. 275–305). Было изготовлено 300 отдельных оттисков на веленевой бумаге. Один из них имеется в Российской национальной библиотеке с дарственной надписью Глубоковского: «В СПб Императорскую Публичную Библиотеку профессор Н. Глубоковский . Спб., 1908, IX, 27 – суббота». «Грустно, что новое литературное 25-летие мне приходится начинать некрологом, да еще о таком великом и дорогом для меня человеке!... Что-то предвещает мне это? Да свершится суд Божий», – такую запись оставил Глубоковский 5 октября 1908 г. в своей записной книжке (ОР РНБ. Ф. 194. Оп. 1. 29. Л. 117 об.). Глубоковский посвятил А. П. Лебедеву несколько страниц в книге «Русская богословская наука в ее историческом развитии и новейшем состоянии». Многочисленные рецензии Глубоковского на работы Лебедева печатались в «Московских ведомостях», «Московских церковных ведомостях», «Церковном вестнике» и других изданиях. Последний раз Лебедев и Глубоковский встречались 5 мая 1891 г. на магистерском диспуте Глубоковского, в дальнейшем состояли в переписке. Письма А. П. Лебедева Глубоковскому за 1892–1908 гг. см.: ОР РНБ. Ф. 194. Оп. 1. 568, 569. И. Д. Андреев , разбиравший архив Лебедева, писал Глубоковскому, что незадолго до смерти Лебедев уничтожил все письма к нему, кроме писем официальных лиц, в частности митрополита Антония (Вадковского) (ОР РНБ. Ф. 194. Оп. 1. 306. Л. 19 об.). Можно предположить, что были уничтожены и письма Глубоковского. |
| синодский указ о Временных правилах (от 30 ноября) был заслушан в заседании Совета СПбДА, куда были приглашены представители от студентов I−IV курсов. На указе стояла резолюция митрополита Антония (Вадковского) от 1 декабря: «Прошу Начальствующих и Профессоров приложить все свое усердие и заботу к восстановлению правильного течения академической жизни своим авторитетным воздействием на студентов Академии» 1876 . Чтение лекций было решено начать в субботу 10 декабря, что было поддержано на общестуденческих сходках 4 декабря и 7 декабря: «Принимая указ, как начало реформы высшей духовной школы, признали целесообразным восстановить занятия» 1877 . При этом, согласно Записке А. Демьяновича, «партия непримиримых» среди студентов пыталась сорвать принятие этого решения. Резолюция была принята 68 голосами против 46. «Но тут уже сами профессора, с которыми студенты находились в постоянных сношениях, пришли им на помощь и посоветовали во что бы то ни стало начать занятия. Синод, по их словам, против воли согласился на автономию, и студенты только сыграют ему в руку, отказавшись начать занятия: тогда он закроет академии и возьмет свой указ обратно. (...) Таким образом, студенты Петербургской академии приступили с 10 декабря к занятиям, а это должно было повлиять благоприятным образом и на другие академии». Однако лекции в СПбДА начались лишь в январе 1906 г. В декабре 1905 г. епископ Антоний (Храповицкий) подал в Синод свою «Третью записку», на этот раз посвященную духовной школе, доказывая, что профессора и студенты академий пользуются «не свободой вероисповедания, а свободой отрицательного отношения к Церкви» 1883 . Немалое место в ней уделялось и психологии «академических автономистов». Останавливаясь на Записке профессоров МДА (о необходимости даровать академиям автономию), епископ Антоний отмечал «Явное сочувствие революционному университетскому движению, явное желание уничтожить в России просвещенную иерархию чрез истребление в академии монашества», что, по его мнению, и являлось главной целью данной Записки профессоров и свидетельствовало о том, что «ее авторы проникнуты враждебным отношением к Православной Церкви и желали бы ее подчинить протестантскому влиянию...» 1884 . |
| На предложение наследников Лопухина Глубоковский дал ответ месяц спустя, после консультаций с коллегами по духовной школе. Согласившись принять на себя редактирование Энциклопедии, он категорически отказался от «Странника». Пожалуй, только два человека отрицательно отнеслись к его решению стать редактором ПБЭ – учитель Глубоковского по МДА, а затем профессор Московского университета А. П. Лебедев и профессор КазДА М. И. Богословский . «Любезнейший Николай Никанорович, – писал последний, – Вы решаетесь для «Странника» заменить Лопухина в критическую минуту. Если бы имел право, то сказал бы: нет Вам моего благословения на это дело. Ревнуйте дарований больших ( 1Кор. 12:21 ст.). Сейчас Вы преследуете профессиональные интересы, а тогда они отойдут на задний план, и кроме того изнурение, изнурение и изнурение. Берегите себя как имение и собственность И. Христа» 1102 . В том же духе писал и А. П. Лебедев , пугая вступлением «на скользкий путь разных неврастений и несварений» 1103 . Но большинство коллег и знакомых выражали радость и удовлетворение по поводу перехода издания «в верные надежные руки». «В свое время я был глубоко обрадован, узнав, что дело столь важное и серьезное перешло в ведение и под руководство поистине славного и знаменитого нашего богослова», – писал Глубоковскому профессор КДА протоиерей Ф. И. Титов 1104 . «Приятно было мне узнать, – писал профессор Харьковского университета протоиерей Т. И. Буткевич , – что издание богословской энциклопедии попало в Ваши надежные руки; но берегите свои силы и здоровье. Покойного А. П. Лопухина в Харькове оплакивают все интересующиеся богословскою наукою и литературой» 1105 . Директор Ватиканской библиотеки Аурелио Пальмиери, установлению контактов которого с русскими богословами Глубоковский весьма способствовал, высказывая свое удовлетворение по поводу того, что Глубоковский стал «директором» ПБЭ, отзывался о нем: «Эрудия, богатая эрудия» 1106 . 3 октября 1904 г. Глубоковский подает прошение на имя митрополита С.-Петербургского Антония (Вадковского) : «Уступая авторитетным советам уважаемых лиц, я согласился поддержать это высокополезное издание в трудное для него время и прошу исходатайствовать мне утверждение в звании редактора «Православной богословской энциклопедии». |
| 1433 См. также: Пинкевич В. Конституционные реформы С. Ю. Витте и проблемы веротерпимости в начале XX века//Религия и право. М., 2003. 2. С. 20–23. «Во всяком случае, для такого конфессионального государства, каким была Россия, поставить знак равенства между «истинным» православием и всеми остальными исповеданиями было равносильно потрясению основ государства Реформа Витте подрывала сам принцип «первенства» и «господства» православия в России», – замечает Пинкевич (Там же. С. 21). 1435 Свое отношение к инициативе С. Ю. Витте поднять в Комитете министров вопрос о преобразовании всего церковного управления К. П. Победоносцев изложил в письме к нему от 24 марта 1905 г. По мнению Победоносцева, это был «вопрос самого радикального свойства» (Переписка С. Ю. Витте с К. П. Победоносцевым /С предисл. В. Рейхардта//Красный архив. 1928. Т. 30. С. 110). 1439 ОР РНБ. Ф. 573. 764. Л. 19 об.–20. К этому месту в письме К. П. Победоносцева митрополит Антоний сделал примечание, указывая на неоднократные публичные заявления С. Ю. Витте о данных ему Высочайших полномочиях. Интересно, что сам Витте инициатором обсуждения вопроса о церковной реформе предпочитал называть митрополита Антония (Вадковского) . 1441 Там же. Л. 7 об. По всей вероятности, это был тот самый кандидат богословия, выпускник СПбДА, которому в 1898 г. писал В. В. Болотов , убеждая поступить на службу в Министерство финансов. Упоминая о С. Ю. Витте и его «грандиозной» идее «создать научно-справочное бюро по вопросам, которые могут интересовать министерство финансов», Болотов писал, что это «дело живое и свежее» – «В успокоение Ваше скажу, что туда требуют именно нашего брата семинариста, – т.е. тип исторически испытанной прочности как по деловым качествам, так и по способности к добросовестному труду, и Ваш ближайший начальник, – доцент восточного факультета здешнего университета, сам бывший семинарист и студент (Киевской) дух. Академии» (Уберский И. Памяти профессора С.-Петербургской Духовной Академии В. В. Болотова . СПб., 1903. С. 21–22). Впоследствии Фотий Николаевич Белявский состоял ревизором Учебного комитета при Св. Синоде. Он был автором ряда книг, в том числе «О реформе духовной школы». Ч. I–II. СПб., 1907. В исследовательской литературе имя автора записки, поданной С. Ю. Витте для рассмотрения в Особом совещании, впервые назвал иерей Георгий Ореханов, ссылаясь на запись в дневнике епископа Арсения (Стадницкого) (см.: Ореханов Г., иерей. На пути к собору. С. 61). В сборнике «Историческая переписка» (М., 1912), в котором опубликована переписка и документы, касавшиеся обсуждения церковной реформы весной 1905 г., в кратком предисловии говорилось, что записка была составлена «при большом и сердечном» участии самого Витте. Под предисловием стояла подпись А. Р.; вероятно, за этими инициалами скрывается Аркадий Руманов, известный журналист, человек, близкий к С. Ю. Витте. |
|
|
