| Сумма, оказавшаяся по подписке, в количестве 2000 р., само собою, незначительна, если исключить 500 руб. пожертвованных преосв. Антонием от себя лично и 500 руб. пожертвованных от архиер. дома; зато преосв. Антоний во все последние дни своей жизни архипастырски располагал всякого доброхотного дателя к посильному жертвованию. При нас был, между прочим, памятный факт в этом роде. Первогильдейный купец N.N. явился к преосв. Антонию за благословением на отъезд в Москву и Петербург, по торговым делам и с предложением своей услуги, – не требуется ли для самого Преосвященного что-либо купить в столицах (каковые поручения исполнялись им N.N. и в прежние поездки). Преосв. Антоний, прежде всякого ответа, приказал мне принести из кабинета, хранившийся у него, лист для подписок на богадельню и, вручая его посетителю, сказал: «а вот прежде всего благословляю вас принести на это дело вашу лепту, соответствующую вашим торговым средствам. N.N. увидев в первых строках 500 руб. подписанных преосв. Антонием и ещё от дома архиер. 500 руб. промолвил: «Да Вы, В. В-ство, свои-то лепты изволили принести слишком значительные». «Не дивитесь этому, был ответ. Верьте, что это и не от избытка и не ради показа в пример другим. Избытка-то у меня никогда не накоплялось, да и теперь нет. Я вам скажу искренно, – какие это деньги. Вам ведь известно, что я просил себе у Высшего Начальства отпуск в Мае и Июне сего года, с намерением совершить путешествие в г. Киев; и мне привелось бы израсходовать на это путешествие не менее 500 руб. Но как это не состоялось, то я и положил в сердце ещё заранее пожертвовать эти деньги на богадельню. Так точно и деньги 500 р. из суммы архиерейского дома я позволил себе назначить на этот предмет, могу сказать, безобидно и не в ущерб экономии, потому что во время моей болезни, продолжавшейся целый год с малыми промежутками, расходы на содержание меня были весьма ограничены. Я, в большинстве, питался овсянкой или мелкой капустой в рассоле, а теперь уже, как говорится, не в коня корм никакой... Следовательно, что уэкономилось в это время, достойно и праведно пожертвовать на богоугодное дело в пользу сирых и бесприютных. Вот и вам мой совет: думаю, что и для вас тащиться, при ваших годах и не совсем надежном здоровье, в столицы нет неизбежной надобности. Потому сообразите-ка все расходы, потребные на поездку и проч., – и их-то пожертвуйте во всей сумме, сверх того, что вы желали бы теперь подписать на предложенном вам листе, – да и супруге вашей – старице N.N. предложите, чтобы поусердствовала от себя на дело благотворения несчастным бесприютным своего пола. Правда, у вас есть и своя богадельня при церкви, – но ведь это учреждение, завещанное родителями вашей супруги и выполнено на их же средства; а вы по слову св. Апостола, благотворения не забывайте от ваших собственных трудов и благоприобретений». |
| Отзываясь так о многом в содержании и направлении современной духовной журналистики и вообще литературы, преосв. Антоний как бы с недоумением, а с другой стороны – с укорительным недовольством отзывался ещё и о духовной цензуре в таких словах: «Цензоры наши (разумеются здесь Киевские) со всею ревностью стараются только процеживать комаров… поскольку такой пример подается свыше...» «Напрасно изволите беспокоиться, – писал он преосв. Анатолию, – что это сочинение Ваше (Об отношениях Римской церкви) не довольно отделано: оно прекрасно, преполезно и во всей полноте достаточно для своей цели. А привязкам, оцеживающих комаров, ничто в свете не удовлетворит, ни даже ангельское совершенство. Желательно, чтобы книгу эту распространило само начальство, как можно больше и чтобы она и за границу перешла. Напр. можно бы послать в Венгрию – в Будин, где униаты Австрийские обнаруживают сильное движение религиозно-литературное и издают журнал – церковную газету в духе унии, и в этом журнале резко стоят за свою самостоятельность и вызывают нас на взаимное уяснение разных спорных предметов. Изволите ли получать эту газету? Нам прислал преосв. Варшавский ( Арсений Москвин , умерший Киевским Митрополитом)» 298 . Читать по возможности всё, доходившее до него печатное, преосв. Антоний любил, смотря конечно по интересу предметов. Если же встречал только ещё извещение о выходе какой-либо книги, то обращался с вопросами к другим, – не читал ли кто и требовал отзыва, стоит ли читать и, тем более, приобретать книгу. Между тем, книготорговец, комиссионер здешнего Университета, Дубровин иногда слишком проявлял своё усердие и услуги, чтобы доставлять к преосв. Антонию возможно все, более или менее подходящие для него книги. Не имея, естественно, возможности прочитывать сам, он часто поручал мне прочитывать и высказывать ему содержание. Газетные новости, по преимуществу, любил выслушивать от других и, в случае только особенной интересности, брался читать сам. Зато журналы духовные тотчас же по получении приказывал разрезывать и смотря по оглавлению или пробегал по нескольку строчек на выдержку, или же обозначал карандашом ту или другую статью. Епархиальные Ведомости, получавшиеся им почти отовсюду, тоже просматривал по оглавлению и иные откладывал для прочтения, а остальные передавал о. кафедр. Протоиерею с тем, чтобы, если найдёт он что интересное для епархиальной практики, сообщал ему, и затем, что усматривал сам подобное же, предлагал отдать для перепечатания в Известия по Казанской епархии. В конце же концов эти ведомости епархиальные препровождались постоянно через месяц в собственность ученической семинарской библиотеки. Прочитанное относительно тех или иных предметов и распоряжений епархиальных служило во многих случаях содержанием его переписки с Преосвященными, с целью или большего ознакомления, или в смысле указания на что-либо не признаваемое им. |
| 300 Статья: «К биографии Антония Архиепископа Казанского». Церков. Вестник 1883 г., 48, стр. 3. 301 Мнение это изложено на нескольких листах; оно имеет быть помещено в биографии высокопр. Филарета. 302 Суть дела заключалась, вкоротке сказать, в том, что в Славянском тексте читается убелю... т. е. в первом лице, от имени Самого Господа, а в переводе новом Русском, – сделаются белыми... В Еврейском тексте тоже чтение это, т. е. последнее, а в Греческом и Латинском текстах встречается и то и другое, … но более второе – убелятся. Это-то последнее и представлялось преосв. Антонию не согласным с понятием о Божественной благодати, очищающей и оправдывающей, как истекающей, так сказать, лично активно от Самого Господа Спасающего... Он рассуждал именно так: ведь, выходит по новому переводу Русскому, что грех как положительное зло будто бы превратится в положительное добро, подобно как черное сделается белым; напротив – грехи человеческие или вообще греховное состояние Господь Бог Своею силою благодати уничтожает и дарует другое – очищенное, обновлённое состояние чистоты и святости... Окропиши мя иссопом, и очищуся; омыеши мя, и паче снега убелюся... Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови... «Вот видишь, – всё обращается и присвояется прямому действию Самого Бога… а не то, чтобы сказать: убелятся... и проч. В чём же именно заключалась другая сторона дела и истины, открывающаяся и выясняющаяся собственно из филологического и герменевтического исследования этого изречения и примиряющая, таким образом, перевод новый с подлинником Еврейским, – об этом речь была бы здесь, конечно, неуместна как по самой некраткости изложения, так может статься и самоё изложение наше могло бы представляться и для других, подобно как для преосв. Антония, тоже не вероятным. А с другой стороны, выступать со своими сентенциями в таком важном вопросе пишущему не позволяет его личное положение и звание, как единого от меньших в братии в отношении к священно-начальственному сонму право правящих (ρθτομεντων) слово Божественныя истины. |
| Антоний для ходатайств, так же неподатливо принимал их и по делам формально-административным и по частным случаям. Этим мы и заканчиваем изложение об епархиально-административной деятельности преосв. Антония. Обращаемся к действиям его по отношению к духовно-учебным заведениям – к Академии, Семинарии и училищам и другим. Глава VII Казань рисовалась перед взором преосв. Антония, ещё при самых сборах его в Смоленске, как город академический и университетский, живо напоминая ему, в этом отношении, Киев. Там же, в Смоленске, он наперёд утешался ещё и тем, что оба главные представители Казанских высших заведений и целых учебных округов были лица, ему вполне знакомые. Попечитель Казанского учебного округа Петр Димитриевич Шестаков был, в первых годах служения преосв. Антония в Смоленске, Директором Смоленской Гимназии, и тогда же они оба хорошо познакомились. Ректором же Казанской духовной Академии был Архимандрит Иннокентий, кончивший курс в Киевской духовной Академии в 1851 г., и потому, бывший в течение последнего года учеником преосв. Антония, и от него же получивший самоё пострижение в монашество. Таким образом, весь высший учёный и учебный мир, в лице этих двух представителей, для преосв. Антония не мог быть, как говорится, тёмным лесом, а по служебным его отношениям к этому миру в Киеве он не мог казаться ему даже и новым, помимо разве каких-либо частных местных условий. Впрочем, не касаясь пока отношений преосв. Антония не только к университетской, но даже и к академической корпорации, мы начнем речь, прежде всего о Семинарии, как ближайшем подведомственном ему заведении, и как предмете первой его заботливости по отношению к самой епархии в прямых интересах её благосостояния. На личности же Ректора Академии, при настоящем разе, необходимо будет остановиться потому только, что по прежнему уставу Семинарии были распределены по округам Академий и подведомы были последним, как непосредственным высшим инстанциям, и Ректоры Академий, хотя не однолично, а в составе окружных Правлений академических, были главными заведывателями дел семинарских во всех отношениях. А как Архимандрит Иннокентий, ещё прежде своего ректорства в Казанской Академии, был сначала Инспектором Казанской же Семинарии – а потом Ректором в ней же, и в течении целых двенадцати лет знал вполне все её состояние, начиная с лиц служащих, особливо Ректора – преемника его, бывшего при нём же на службе в течении десяти лет в звании Наставника и Инспектора, – то преосв. Антонию не оставалось ничего более и желать, чтобы получить на первых же порах самые точные сведения о Казанской Семинарии и начать действовать по отношении к ней со своею обычною энергиею. |
| При таком, явно благоспешествуемом во всём, начальном положении и ходе дел преосв. Антоний, со своей стороны, все более и более лелеял, так сказать, ту задушевную свою мысль, что так или иначе, ближе и теснее, со временем, соединятся элементы двух учебных ведомств в интересе одних и тех задач и целей. В самых указанных лицах-специалистах призванниках – преосв. Антоний видел осязательное доказательство этого, так как г.г. Ильминский и Золотницкий состояли в ведомстве Министерства Народного Просвещения, а г. Малов в среде академической, к которой причислялся и Василий Тимофеевич и по месту своего первоначального работничества, а затем, по званию quasi практиканта. Наконец, эти же самые лица во главе с г. Попечителем Округа, были в числе началоположников учреждения самого Братства св. Гурия и настолько проявили достойно свою деятельность, что при ежегодном общем избирании членов Совета Братства, они всегда получали честь быть в числе не только временно избираемых, но в значении как бы непременных Членов, – что продолжается и доднесь. Со временем – вскоре в состав Совета Братства вступили и другие достойнейшие лица из ведомства Министерства Народного Просвещения, как напр. г.г. Директор и Инспектор народных школ. Таким-то чередом и пошло и шло было всё дело согласно самым первоначальным взглядам и желаниям преосв. Антония, для осуществления которых в будущем представлялись ему же первому ширь и гладь и достойно сказать, Божия благодать... Но вдруг самый вопрос о народном образовании получил видоизменение в общем его значении; самые народно-сельские школы оказались разделёнными, и именно по части главного заведования, их устройства и самого характера обучения и пр. Какие были положительные основания, причины и побуждения к такой новой постановке дела по части народного образования, само собою, это не может входить в настоящее изложение. Довольно только сказать, что всё это воспоследовало из Министерства Народного Просвещения и, следовательно, в одном этом стало уже ясно Преосвященному же Антонию, что питаемые им желания и надежды должны были получить вместо действительности значение только так называемых «pia desideria». Потому с самых же первых пор преосв. Антоний, по обычной своей манере, начал высказывать многие разнообразные свои суждения, проводя их широко и далеко, – начиная с этого ближайшего вопроса о начальных народных школах до университетского образования и даже до самых представителей высшей учёности, двигателей и жрецов современной науки. Как всё это выходило, развивалось и укладывалось у него в своего рода, системе и логически и фактически, читатели увидят в сейчас следующем изложении, составленном исключительно из данных, взятых с натуры. |
| 156 О возведении в степень Доктора и о вызове на чреду служения в Спб. состоялись определения Св. Синода одновременно, именно по первому предмету 22/30 Ноября, а по второму 28/29 Ноября 1848 г., – о чём Иннокентий, как присутствующий в Синоде, и знал за подлинно. 158 В формулярном списке преосв. Антония значится это, между прочим, буквально так: «Св. Правитель. Синодом за сочинение «Догматическое Богословие», принятое учебником в духовных семинариях и в высших учебных заведениях светских возведён на степень Доктора Богословия». 163 Письмо Анатолия, архиеп. Могилевского, писанное А. Антонию, находившемуся на чреде в С.-Петербурге. 164 В полном тексте слова Св. Ап. Петра следующие: «...тщание же все привнесше, подадите в вере вашей добродетель, в добродетели же разум, в разуме же воздержание, в воздержании же терпение, в терпении же благочестие, во благочестии же братолюбие, в братолюбии же любовь». Вроде подтверждения указываемых отношений между обоими Иерархами приведём следующий рассказ, бывший известным в своё же время и между нами студентами. Когда была получена телеграмма о кончине Иннокентия и прочитана Митр. Филарету, он будто бы перекрестился и сказал: «ну, слава Богу! и я теперь умру спокойно». Видевшие и слышавшие это недоумевали. Он же проговорил: «Я ведь часто думал и боялся, как бы он после меня не был митрополитом Киевским». Это вызвало новое удивление... а он продолжал: «да! тогда бы досталось, небось, всему – даже и святым пещерам и самим-то св. Угодникам. Я знаю, как он и мне однажды планировал, что и что нужно бы сделать в пещерах, какие устроить разные новые входы и выходы, трубы, вентиляции и пр. пр. И что же! Случись бы быть ему здесь митрополитом, небось, он напланировал бы и ещё, не знай чего... Я помню, и тогда на силу урезонил его и даже в глаза ему посердился на него за такие неуместные его проекты и просто напросто фантазии: в конце же концов сказал я: «станем, Преосвященный, лучше помнить пословицу, что «бодливой корове недаром и Бог не даёт рог». |
| Указанные в предыдущей главе, посещения А. Антонием Лавры стали особенно учащаться с конца 1855 г., когда высокопр. Филарет, после вынесенной им тяжкой болезни, стал, по словам А. Антония, видимо ослабевать в силах, так что не мог постоянно сам заниматься делами по всем многосложным его обязанностям. А. Антонию приводилось быть при нём вроде домашнего Секретаря или писца под диктовку, и вообще сотрудника в его делах и занятиях. В имеющихся в наших руках бумагах, при составлении биографии высокопр. Филарета, весьма многие черновые бумаги оказываются действительно писанными рукою А. Антония от лица Митрополита. Это по преимуществу письма к Августейшим Особам и другим высшим лицам, в том числе и к заграничным православным Святителям Греческим –Иерусалимским, Константинопольским и Славянским 268 ; а наконец и некоторые представления собственно от лица высокопр. Филарета Св. Синоду и г. Обер-Прокурору. Часть их, по объяснению самого покойного владыки Антония, была писана (особенно карандашом) под диктовку; другие же были составляемы им, а Владыкою Филаретом исправляемы. К числу этих бумаг относится переписка по известному важному вопросу о переводе Ветхозаветных книг Св. Писания на Русский язык. Сюда же, наконец, относятся автобиографические заметки высокопр. Филарета, которые записывались вкратце А. Антонием, большею частью по его словам, когда Влад. Филарет бывал болен и в этом состоянии особенно располагался воспоминать своё былое. В эту пору, сидя около него и держа бумагу на коленах, А. Антоний вносил в записи, что было особенно интересное. Такого же происхождения было и описание последних дней жизни, законченное самою кончиною Владыки Митрополита. «А. Антоний, по свидетельству воспоминателя, неотступно, вместе с Наместником А. Иоанном, был у смертного одра Первосвятителя до последнего его вздоха и, при всей скорби, утешался живейшею верою, что взирал на кончину праведника» 269 , последовавшую 21-го Декабря 1857 г. Насколько сильно и живо было впечатление и самоё утешение веры при этой кончине, можно было видеть при каждом по временам воспоминании его; особливо же оно выразилось во время его собственной предсмертной болезни и в последние дни перед самою кончиною, – чему свидетелем-очевидцем имел утешение быть и я – пишущий, что по возможности и было мною описано в своё же время и напечатано 270 . |
| 199 Преосв. Антоний кончил курс в 1839 г., высокопр. Макарий в 1841 г.; тот и другой определены были бакалаврами в тонй же Академии и приняли монашество один в 1840 г., а второй в 1841 г.; пробыли каждый на бакалаврстве очень не подолгу, – первый – один год, а другой ещё менее, бывши перемещён в С.-Петербургскую Академию. Далее высокопр. Макарий упредил преосв. Антония годом по архимандритству и годом по докторству; зато преосв. Антоний в описываемое время был выше его по служебному посту; он был Ректором Семинарии, а высокопр. Макарий – Инспектором Академии. Каждому из них было в эту пору лет – Антонии 33, а Макарию, вероятно, не более 32. В последующих ближайших производствах они оба тоже не расходились далеко: так Макарий назначен был Ректором С.-Петербургской Академии в 1850 г., а покойный Антоний в Январе 1851 г.; самостоятельным епископом в Тамбове первый быть назначен в 1857 г., а второй в Смоленске в 1859 г. Архиепископом пожалованы – первый в 1862 г., а Антоний в 1867 г.; зато последний через 9 лет от начала епископства, а тот через 12. Затем уже настала слишком большая разность в служебном их положении... 200 Докторский крест и всегда, впоследствии, нельзя было видеть на преосв. Антонии иначе, как выражение чего-то многого и особенного, и потому надеваемого им не так часто. Приветствуя лишь в последнее время получавших докторскую степень из чисто светских, служащих в Академии, профессоров, он не пропускал случая, чтобы с любезностью не указать им на отсутствие у них докторского креста, с желательным намёком постараться получить его в натуре, т. е. с принятием священного сана... «Иначе, говаривал он, хотя какой-либо знак, да нужно бы учредить для нынешних г.г. Докторов в достойно заслуженное отличие». 201 Высокопр. Макарий прибыл утром 1 Октября, а выбыл 10 числа, так как с 8 на 9 выпал вдруг значительный снег, что и побудило его ускорить отъездом. 202 Это заточничество бывшего преосв. Мелитопольского Кирилла состоялось вследствие неблагоприятно сложившихся для него обстоятельств в Иерусалимской миссии, которой он был, первый в сане епископском, начальник. Обстоятельства этого дела излагать здесь было бы неуместно. За то один факт из времени назначения и отправления преосв. Кирилла в Иерусалим, имевший тогда же отношение и к преосв. Антонию, мы изложим в достаточной подробности скоро в своём месте. |
| Преосв. Венедикт, как известно, скончался в следующем же 1850 году, – а донесение мною представлено было незадолго до окончания срока моей чреды». Таким образом, из одного этого, хотя и краткого, рассказа понятно, почему отнекивался А. Антоний от предназначаемой ему командировки, насколько он мог знать наперёд о самой личности преосв. Венедикта от высокопр. Иннокентия. Но при этом были и другие причины, ещё в Мае месяце (1849 г.), следовательно незадолго перед временем определения Св. Синода о командировке, А. Антоний получил два письма с совершенно неожиданным для него содержанием. Неожиданность эта была тем больше, что ему, хотя сообщалось со стороны, но от лица высокопр. Филарета, то, о чём сам последний ещё и не намекал ему в своих письмах. Содержание этих писем, между прочим, следующее: «После Св. Пасхи (1849 г.) высокопр. Филарет, наш общий отец и благодетель, писал мне, что он ожидает, хотя и не скоро, вашего возвращения, но имеет уже в виду занять вас составлением или Нравственного или Пастырского Богословия». Так писал А. Антонию Гавриил архиеп. Рязанский. Анатолий же архиеп. Могилевский писал так: «Ликую духом, радуясь, что Ваше В-бие, презирая толки и предрассудки, коими наши талантливые учёные удерживаются от составления и издания своих трудов, собираетесь писать Пастырское и Нравственное Богословие. Благодать Св. Духа да укрепит Вас и поможет Вам совершить такое благое намерение. Во всяком случае, не отставайте от своего предположения, и за молитвами и воздыханиями семинаристов, постоянно пишущих и пишущих, не ведомо, какие листики, Бог да поможет Вам совершить с успехом Ваше предприятие». Если и не допускать, что А. Антоний, прежде получения этих писем, был чужд всякой мысли, хотя бы и гадательной, об указанных в письмах трудах, во всяком случае, по его словам, это было неожиданно. Между тем, – говорил он же, – это оказалось весьма кстати. Во первых это послужило для меня ещё большим побуждением объясниться и с о. Кириллом, чтобы расположить его к разработке своих предметов – Нравственного и Пастырского Богословия; для сего я ему прочитал далее буквальные слова из письма Архиепископа Гавриила, где говорилось, что «из-за толков и предрассудков некоторые талантливые наши учёные напрасно удерживаются от составления и издании своих достойных трудов». |
| Здесь нельзя не обратить внимания и на самоё значение, сложившегося в среде самих сослуживцев, выражения: «совесть ходит по коридору». Ясно, что в приложении собственно к олицетворявшему эту, так сказать, официальную совесть, смысл этого выражения был истинный, нравственный и чистосердечный, так как сослуживцы действительно видели его образцовую аккуратность, чтобы не злоупотреблять ни временем, ни за висящим от времени делом и успехом дела преподавательского. Так же точно, если они видели эту совесть в отношении к самим себе в смысле и чувстве самообличения, хотя бы подчас не всегда приятного, – то сама совесть здесь, очевидно, невиновна. Напротив, как самая совесть внутренняя, духовная благотворно спасительна, так можно ручаться, что никто из достопочтенных сослуживцев преосв. Антония не поминал и не помянет его имени недобрым словом за такую олицетворённость для них столь высоких нравственных и благородных влияний и побуждений в деле их призвания и служения. Известна ли была или нет, эта сложившаяся поговорка самому преосв. Антонию, мы не имели случая никогда слышать; но знаем только за несомненное, что он о себе, при случаях, свидетельствовал, как о самом неустанном труженике как по части несённых им служебно-административных обязанностей, так и классных и кабинетных занятий. «Чего, бывало, стоило только, – говаривал он, – чтобы успевать самым тщательным образом прочитывать письменные упражнения учеников целого богословского отделения, а иногда и двух отделений 120 , так как эти упражнения давались на две недели исключительно по одним собственно богословским предметам. Сверх этого, бывало, к каждому воскресному и праздничному дню представлялись тремя воспитанниками проповеди их сочинения, которые неотложно нужно было прочитывать, исправлять и, если которая оказывалась достойною к произношению, выслушивать предварительно дома самоё произношение, – и даже учить этому произношению». Как Ректор семинарии, обязанный наблюдать и направлять всю учебно-образовательную часть по всем разнообразным наукам, А. |
|
|
