| Прочитанные мною книжки, которым я, студент, безотчетно верил, открывшие мне «точное знание», доказанное научным опытом, отвергающие чудесное, называющие веру в чудесное фантазией и «детским», крепко сидят во мне; но я закрываюсь от них уловкой: ну да… знание отрицает, объясняет научно все сверхъестественное, но… наука идет вперед и, может быть, как-то, когда-то проникнет в то..? Вот же Лобачевский, установил новый какой-то мир, совсем непохожий на наш, земной, — мир, четвертого измерения! И оказалось, что доказанное нашей, эвклидовской, геометрией, — истина очевидная! — что параллельные линии никогда не пересекутся… — чистейшая ошибка! Я не знаю еще, как это доказал Лобачевский, не знаю и какого-то «четвертого» измерения, но я рад, что Лобачевский действительно это доказал, — это же все признали и прославили гениальность нашего математика! — доказал, что параллельные непременно должны пересекаться — где-то там, в бесконечности. И кажется, этот гений был очень верующим, как и Ньютон, как все эти добрые валаамские монахи, как старец Варнава, недавно назвавший нас «петербургскими», как-то провидевший, что завтра мы уезжаем в Петербург! Монахи, конечно, совсем необразованные, не знают «Рефлексы головного мозга» Сеченова, не знают и «Происхождения видов» Дарвина, где сказано и почти доказано, что человек произошел от обезьяны, не читали ни «Прогресса нравственности» Летурно, ни «Психологии» Рибо, ни Огюста Конта, ни Иоганна Штрауса, где отрицается божественность Христа… но все-таки удивительные они… разрешают сложнейшие социальные вопросы, над которыми столетие бьются Прудоны, Фурье, Бебели… и даже воздействуют на природу, на нравы зверей, как-то их освящают… своим примером? Тут же я вспоминаю, что на Валааме… — это непременно надо рассказать всем, интересующимся прогрессом нравственности, об этом, конечно, не знают в мире! — что здесь, на Валааме, строго запрещено даже замахиваться кнутом на лошадей! тут даже и кнута не найти, как говорил мне о. Антипа: «у нас все лаской, и лошадка ласку понимает и слово Божие… заупрямится или трудно ей, у вас в Питере сейчас ломовик ей в брюхо сапогом или кнутом по глазам сечет, а у нас слово Божие: скажешь ей — «ну, с Господом… отдохнула, теперь берись», — она и берется весело. На Валааме никого не бьют, пальцем не трогают, лик Божий уважают в человеке… — какая высокая культурность и гуманность! — а только послушание возвещают, поклончики и покаяние, перед всеми, за трапезой. Конечно, монахи некультурны в смысле научных знаний, но… они дают удивительные примеры воли, характера, силы духа. Конечно, мне чуждо многое в них, — нельзя же смотреть на жизнь так, как смотрит тот схимонах в скиту, для которого вся жизнь только подползание к могиле, где бренное тело будет червями пожрано, это не жизнь, а ужас! — аскетизм их иногда ужасен, но духовная сила их мне очень симпатична. Часто они — как дети, но… сказано: «сокрыл от мудрых — и открыл младенцам!» |
| – Узнал у вас самое важное, самое глубокое… понял, как вкушают хлеб насущный… и что такое… вкушать! Понял ли меня о. Антипа? Он взглянул ласково и потрепал по плечу. VI. — На кладбище. — Сады. — о. Николай На высокой скале, над «Монастырским» проливом, покоится старое валаамское кладбище. Так и сказал нам кто-то из монахов: «покоится». Отделяет его от святой обители каменная белая ограда. В обители глухая тишина: дремлет Валаам под усыпляющий шепот сосен, под всплески Ладоги; а здесь уж не тишина, а глуше и глубже тишины: покой. Так и подумал тогда: «могильная тишина». И стало понятно мне книжное это выражение. Старые клены, липы, в золоте и багрянце августа, роняют листья на бугорки-могилки, поросшие травою. Весь Валаам из камня, много гранита и мрамора у него, но не видно надгробных памятников. Не любят иноки валаамские надгробий: память — богоугодное житие. У Господа — все на памяти. Круглые камушки на травяных бугорках кой-где. «Послушник Василий. Преставился лета 1871, апреля в 26-й день, 23 лет от роду», — читаю я на круглячке могильном. Кто он, откуда родом, зачем пришел на это глухое кладбище в такие годы? «Меня еще и на свете не было, а уж он…!» — пробегает в душе печалью, и заливает радостное сознание, что я жив, молод, а впереди… сколько же впереди, всего! Я смотрю на мою жену, юную, как и я, и говорящие глаза наши встречаются в одном чувстве: какая радость, и сколько же впереди — всего! Нам тесно на этом кладбище. Уйти бы… Но провожающий нас монах смущает: сразу уйти неловко, надо взглянуть «на схимонахов». Вот, вдоль дорожки, под тенистыми кленами и липами, лежат голые каменные плиты. Все одинаковые, — как и те, что лежат под ними. Это могилы схимников, обитателей дебрей валаамских, скитов, пустынек. Одиннадцать их покоится, молитвенников, подвижников, молчальников. Самому старшему 95 лет. Я знаю, что все эти подвижники — отдали свои жизни на служение «идее», что все они люди могучей воли, но непонятно мне, юному, студенту, зачем оставили они жизнь и близких, ушли в леса. И что же от них осталось? Только надгробные плиты да «жития». Я говорю монаху. Он вздыхает. |
| - Молитвами Святых Отцов, Господи Иисусе Христе, Боже наш, по-ми-луй нас!.. Я говорю - " аминь " . Послушник, новый, бухает в дверь ногой и вносит бурлящий самовар на медном подносе, с чашками. Он - простоватый, толстоносый, круглое лицо сияет, как самовар. - Буду вам служить. А зовите меня брат Василий. Земляки мы с вами, тоже из Москвы я, с Сухаревки... посудой папаша торговали. Ну как Москва, все еще стоит, не провалилась? Как так не может провалиться? Может провалиться. Греха так много. Грешные города всегда проваливаются... Содома - Гоморра провалилась! Ну, вкушайте на здоровье. По коридору проходят служки, напевают вполголоса стихиры. От праздника осталось много богомольцев, но их не видно: стоят вечерню. А нам снисхождение, с дороги - самоварчик. Как мышки тихо ложимся мы отдохнуть на каменные Валаамские постели. Глаза закроешь, и - будто укачивает в море. Отбивают часы на колокольне, и вспоминаются на пароходе " склянки " . Из окошка веет вечернею прохладой, дыханием Ладоги. Сон крепкий-крепкий... Открываю глаза... - где день? Мутно белеет занавеска, пузырится от дуновенья - веянья валаамской ночи. В шелку от занавески видно: лес за проливом смутен, небо зеленовато-бледно, точками намекают звезды. Вспоминаю, что я на Валааме, в чудесной дали. Радость поет во мне. Тихо иду к окну, чтобы не потревожить спящую, отдергиваю тихо занавеску. Какая тишина! Темная глушь на скалах за проливом, в ней ничего не видно, - острые пики елей? Где-то, чуть слышно, Ладога - еще тревожна. Это направо, у Никольского островка-скита, зоркого стража Валаама. Там, говорят, маяк. Так, говорят, Святитель - " зовет огнем " . Пахнут петунии. Падают сонные удары - ... три... семь... восемь... Восемь... - Молитвами Святых Отец, Господи Иисусе Христе Боже наш, поми-луй нас... Это брат Василий. В келье розовый свет - от дремлющей лампадки. Брат Василий зажигает стеариновую свечку в красно-медном подсвечнике. Приносит на подносе миски. - О. Антипа благословил, с дорожки, а то общая у нас трапеза. Завтра о. игумен как возвестит, а покуда уж в келейке вкушайте. |
| «От Церкви я уже шатнулся, был если не безбожник, то никакой. Я с увлечением читал Бокля, Дарвина, Сеченова, Летурно... стопки брошюр с книжных прилавков на Моховой улице, где студенты требовали «о самых последних завоеваниях науки». Я питал ненасытную жажду «знать». И я многое узнавал, и это знание уводило меня от самого важного знания— от Источника Знания, от Церкви» (6,282). Признания Шмелёва звучат как прилюдное покаяние, как предостережение всем от возможных заблуждений, которые сам одолевал. С высоты обретённой мудрости смотрел он на себя, юного и самоуверенного, с улыбкой вспоминал о том, как поучал валаамских монахов: «Брат Василий вносит обед. — Я уж на одну персону только принёс. А вам о.Антипа послушание назначил,— с улыбкой говорит он мне,— в трапезную пойти. Там у нас чинно, под жития вкушают. Я не понимаю, спрашиваю его: что значит— «под жития»? — Все вкушают, а очередной чтец читает про «жития». Это, чтобы вредные мысли не входили. Пища молитвой освящается, тогда и питание на пользу. Никакой чтобы заботы в мыслях. Я удивлён: как раз и в физиологии это говорится,— читал недавно «Физиологию» Льюиса. Оказывается, и монахи знают. Я говорю брату Василию, что об этом и в науке говорится, чтоб принимать пищу в полном спокойствии, без раздражения. Он глядит с сомнением, не подвох ли в моих словах. — Вашу науку мы не знаем, а святые отцы так установили, из древних лет. Такой наказ есть, старца Назария Саровского: «вкушать молча, как бы какое священнодействие совершаешь». — Это называется— физиология питания!— говорю я. — А по-нашему наказ старца Назария,— говорит упрямый брат Василий,— чтобы хлеб насущный не осквернять дурными помыслами» (2,368). Но это уже более позднее воспоминание о той поездке: когда переживший тяжкое испытание писатель обрёл окончательно новое видение мира и по-новому же сознавал давнее своё паломничество в очерке «Старый Валаам» (1935). Он понял: не случайно посетил он тогда Валаам. Молодым студентом не смог он когда-то должным образом вникнуть в значение для себя столь важного события. Он был ещё полон внешними впечатлениями— и о них сообщал: не о паломничестве рассказал в своей первой книге, а дал скорее путевые заметки (как Бунин о Святой Земле). |
| Я лежал как мертвый. Вдруг почувствовал я, что от иконы Царицы Небесной обдает меня необъяснимо живительным, теплым дыханием: я совершенно согрелся и в одно мгновение здоровым стал на ноги». В короткое время обстроилась келья о. Антипы и мирно потекли дни его. С подвигом молитвенным отшельник, по необходимости, соединял безмятежное рукоделие – делание деревянных ложек, которые и продавал на Корее, собственно для своего пропитания. За советом в духовной жизни обращался он к пустыннику, схимонаху Леонтию, старцу святому и великому подвижнику; с ним и в последующее время он находился в ближайшем духовном общении; с его только благословения решался он на новые шаги. Между тем мысль о. Нифонта об устроении Молдавского скита стала мало-помалу осуществляться. В Молдавии, в г. Яссах, устроено было уже им подворье; на Афоне приобретена была земля, на которой быстро поднимались скитские здания; число братий росло. Тогда молдавские старцы стали просить о. Антипу в сотрудники. Повинуясь совету духовных отцов, он согласился. Его посвятили в иеродиакона, потом скоро в иеромонаха и сделали келарием. Занимая в возникающем, общежительном скиту, по-видимому, незначительную должность, о. Антипа, по мере своих сил, ревновал о сохранении в нем общежительных правил во всей силе. Однажды о. Нифонт, будучи уже игуменом, в общей братской трапезе, благословил келарию приготовить для себя и какого-то прибывшего к нему гостя отдельное кушанье. Келарий не приготовил; игумен разгневался и велел встать ему на поклоны. «Поклоны я буду класть с радостью, – отвечал келарий игумену, – но прошу, батюшка, извинить меня, сделано это мной с благой целью, дабы не было претыкания и соблазну братии; так как самим тобой же начаты добрые уставы, по правилам св. отец; то чтобы тобой же не были оные нарушаемы, потому что настоятелю во всем надо быть самому примером для всех: тогда только будет твердо и надежно наше общежитие». После о. Нифонт благодарил о. Антипу за его ревность. Дела по устройству скита побудили о. Нифонта года на три ехать в Молдавию; на все это время управление всеми отраслями скитского общежития возложено было на о. Антипу; ему же предоставлено было и право исполнять обязанности духовника. |
| Живя сам в такой нищете, отец Антипа со всею любовью отзывался на нужды братии, если только открывалась ему к тому возможность. Полюбив всей душой Валаамский монастырь, с первого дня своего прибытия отец Антипа сохранил свою любовь к нему до конца. «Одно сокровище есть у меня, – говорил он, – это моя чудотворная икона Божией Матери. Я никому не отдам ее, я оставлю ее только Валаамскому монастырю». Многие годы проводя в строгом подвижничестве, отец Антипа нисколько не расстроил своего здоровья. Вообще он обладал здоровым, крепким организмом. К лекарствам и к врачам в случае болезни он никогда не обращался. Принимая болезнь от руки Господней, от Него же ожидал он и исцеления. Судя по его бодрому виду, трудно было предполагать, что он так скоро переселится в селения горние. В течение одного года сильнейший кашель совершенно обессилил и иссушил его и тихо привел его к мирному пристанищу. В год своей болезни Страстную и Пасхальную седмицы отец Антипа провел в монастыре. В Великую Субботу он был на Божественной Литургии. После он сказал своему ближайшему ученику: «Во время причащения я был в алтаре и взглянул из южных дверей в церковь . Монахи уже причащались, и лица некоторых сияли как солнце. Прежде этого я не видел». Глухой осенью того же года стоял отец Антипа в своей келье на молитве. Вдруг сделался шум. Афонский образ Божией Матери сам собою двинулся с места. Другие иконы, бывшие на нем, упали. Образ Богоматери шествовал тихо по воздуху целых два метра и остановился на груди отца Антипы. Ужаснулся старец. С благоговением приняв образ, он поставил его на место. Со слезами умиления об этом явлении он открыл только за три дня до своей кончины. Болезнь отца Антипы быстро развивалась. По желанию старца его соборовали. Он видимо угасал. Дня за два до кончины отца Антипы в монастырском храме шла вечерня. Вдруг что-то сильно стукнуло об пол. Это упал послушник-старичок, пораженный апоплексическим ударом. Игумену объяснили, что случилось, и тот благословил взять святой воды и окропить больного. Думали, что он угорел. Оказалось – он уже скончался. В эту ночь особенно страдал отец Антипа. Под утро ему стало легче, и он обратился к окружающим его ученикам с вопросом: «Кто у вас умер в монастыре?» Так как в скит из монастыря еще никто не приходил, ученики ответили: «Никто». «Нет, умер, – возразил отец Антипа, – умер простой старик в церкви, ему было трудно. Игумен велел дать воды... не помогло... умер». В недоумении слушали его ученики. Около 11-ти часов в скит приехал духовник, тогда только выяснилось, что отец Антипа, лежа в скиту, отстоящем от монастыря на расстоянии трех километров, говорил о происшествии, как будто оно совершилось перед его глазами. |
| Не отказывал он, живя на скиту, и тем мирянам, кто искал его духовных советов, и выходил к ним на краткое время почти ежедневно. Незадолго до кончины отца Антипы один из преданных учеников спросил его: «Батюшка, тебе ведь много приходилось в миру иметь дело с женщинами, и с чадами, и с благотворительницами. Неужели не посещали тебя дурные мысли?» – Никогда, – отвечал ему сохранивший себя в девственной чистоте отец Антипа. – Не могут прийти подобные мысли чадолюбивому отцу, и уж тем более не могут прийти они отцу духовному. Внутреннее возрастание и спасение душ моих учеников и учениц было единственным моим желанием. Жил отец Антипа в крайней нищете, в совершенно пустой келье, в которой не было ни кровати, ни стула, а стояли только небольшой столик вместо аналогия и деревянный жезл с перекладиной. На этот жезл подвижник обычно опирался во время всенощного бдения, когда одолевал сон и силы совсем оставляли его. На полу кельи лежал войлок, на котором он сидел и, будучи уже в полном изнеможении, предавался краткому ночному отдыху. Отказываясь иметь не то, что лишнюю, но даже и какую-либо нужную в быту вещь, отец Антипа всегда спешил с любовью и заботой помочь тому или другому брату в его нужде. Но свое, как он говорил, единственное сокровище – чудотворную икону Божией Матери, что обрел он в афонской пустыньке, отец Антипа трепетно хранил и, сроднившись сердцем с нашим Русским Афоном, часто повторял: «Никому ее не отдам, кто бы ни попросил у меня, оставлю только Валаамскому монастырю…» Иногда отец Антипа покидал келью ради того, чтобы углубиться одному в лес неподалеку от скита и вознести там свою подвижническую молитву, «молитву совершенных». И тогда «всякое дыхание и тварь» в благословенной, пустынной тишине святого острова вместе со скитским схимником внимала Богу и славила Творца «всей вселенней " … Отец Антипа не изгонял с Валаама змей, как изгнал их с острова Коневец своей сугубой запретительной молитвой преподобный Арсений Коневский, не превращал их в камни, как сделал это святой Патрик, просветитель Ирландии. Но когда старец молился в лесу, то валаамские змейки, не одна, так другая, не раз сворачивались клубочком у его ног, как сворачивается домашний котенок у ног хозяина, и готовы, казалось, были слушаться его так же, как и в ту далекую пору, когда маленьким пастушком брал он их безбоязненно в руки в лесу, близ родного села… |
| В глухую осень того же года стоял отец Антипа в своем уединении на молитве. Вдруг сделался шум: Афонский образ Божией Матери сам собою двинулся с места; другие иконы, бывшие около него, упали; образ Богоматери шествовал тихо по воздуху на протяжении целой сажени и остановился на груди у отца Антипы. Ужаснулся старец. С благоговением приняв образ, он поставил его на место. Со слезами умиления поведал отецАнтипа об этом одному из ближайших своих учеников только за три дня до кончины. Болезнь быстро развивалась. По желанию отца Антипы его соборовали. Он видимо угасал. С любовью посещала его во время болезни братия, ближайшие же его ученики в последние дни были при нем неотлучно. В последнюю ночь часто подымал отец Антипа руки к небу и звал к себе своего любимого афонского старца схимонаха Леонтия – мужа святого и подвижника великого. «Леонтий! Леонтий! Где ты? Леонтий!» – часто повторял отец Антипа и как бы беседовал с пришедшим. «Батюшка, да с кем ты говоришь? Ведь никого нет», – наклонясь к отцу Антипе, сказал ему келейник. Пристально посмотрел старец на келейника и тихо пальцем постучал по его голове. Под утро, чувствуя близость своего отшествия и желая быть причастником Божественных Таин на литургии, совершенной в последний день его жизни, отец Антипа просил причастить его. В полном разуме сподобившись приятия Божественных Даров, отец Антипа погрузился в тихую дремоту. Прошло два часа. Ближайший ученик его прочитал девятый час и стал читать акафист Божией Матери. Во время чтения акафиста тихо замолк навеки в течение всей жизни ежедневно усердием и верой возносивший Царице Небесной акафистные хваления отец Антипа. Скончался он в воскресенье, 10 января 1882 года, на 66-м году от рождения. Согласно завещанию отца Антипы, он был захоронен вне стен скита, чтобы паломники и духовные чада, в том числе и женщины, почитающие его, могли бы беспрепятственно приходить на его могилу. Известно было, что могила его находилась у часовни Крестных Страданий. Из книги «Валаамский монастырь и его подвижники» |
| В иеросхимонахе Антипе Афонском нашел отец Амвросий опытного руководителя в молитвенном подвиге, в умном делании. Отношения их не были, однако, односторонними. Отходя ко Господу, афонский старец передал последние духовные наставления отцу Амвросию. Отец Амвросий, которого игумен Дамаскин благословил на духовное старческое окормление братии, достойно нес возложенное на него послушание. В глубоком смирении, избегая всяких начальственных должностей, не ища и не домогаясь ничего, кроме спасения, в 1891 году отец Амвросий удалился в скит Всех святых, там он 16 января 1892 года принял великую схиму с именем Антипы. Живя в тиши и уединении, он не забывал ближних, назидал приходящих к нему, вел обширную переписку с ищущими утешения и молитвенной помощи. В последние годы жизни, страдая болезнью ног от продолжительного стояния на службах, иеросхимонах Антипа не оставлял своего келейного правила и никому не отказывал в приеме и добром совете. Свое келейное правило старец открыл перед смертью духовно близкому монаху Лонгину. Отец Антипа читал ежедневно 12 глав Евангелия, 12 глав Апостола, три кафизмы и шесть акафистов. 7 апреля 1912 года отец Антипа занемог. С этого дня он начал постепенно угасать и почти уже ничего не вкушал. Во время болезни причащался Святых Христовых Таин. 11 апреля в последний раз он отмечал день своего Ангела, священномученика Антипы, с большим трудом и изнемогая от слабости, молился за Божественной литургией в скитском храме. 21 апреля у смертного одра старца был прочитан канон на исход души, как только закончили чтение отходной, в 7 часов 30 минут отец Антипа тихо почил о Господе. Лицо старца, носившее во время болезни следы тяжких страданий, в момент кончины просветлело, на нем было выражение величавой торжественности… Иеросхимонах Антипа погребен в скиту Всех святых за алтарем скитской церкви, в могиле, давно уже приготовленной им для себя. Читать далее Источник: Валаамский патерик - пос. Валаам (Респ. Карелия): Изд. Спасо-Преображ. Валаам. монастырь, 2001. - 365, с. |
| Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей. 1 Ин. 3,15 АНТИПА ВАЛААМСКИЙ Статья из энциклопедии " Древо " : drevo-info.ru Прп. Антипа Валаамский Иеросхимонах Антипа (Лукиан) В 1865 г. прибыл на остров Валаам в скит Всех святых , где остался, найдя много общего с жизнью на Афоне. Принял подвиг старчества, был усердным молитвенником и строгим постником, обладал даром прозорливости. Незадолго до смерти преподобного чудотворный образ Божией Матери, принесенный им с Афона, во время молитвы чудесным образом переместился к нему на грудь. Скончался 10 января 1882 года на Валааме. Погребен за стенами Всехсвятского скита Валаамского монастыря, близ часовни в честь Страстей Христовых, чтобы богомольцы могли беспрепятственно совершать по нему панихиды. В 1960-х годах могила старца была вскрыта местными жителями. Не найдя драгоценностей, они засыпали ее землей, оставив надгробную плиту сдвинутой в сторону. Земля на могиле со временем просела, что помогло определить место захоронения старца при обретении его мощей 14 мая 1991 г. после панихиды, совершенной на его могиле наместником монастыря игум. Андроником (Трубачёвым) . От обретенных мощей исходило сильное благоухание. На воскресном всенощном бдении 28 июля 1991 г. мощи прп. Антипы были перенесены в храм апостолов Петра и Павла, 24 сентября 1991 г. - в храм Сергия и Германа Валаамских, где и пребывают в настоящее время. Румынская Православная Церковь канонизировала преподобного Антипу из Калаподешти в 1992 году как единственного монаха из Румынии, который был причислен к лику святых на Афоне. В Румынии также действует монастырь во имя преподобного Антипы. В 2000 году Указом Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II имя преподобного Антипы Афонского было включено в Месяцеслов Русской Православной Церкви. Прп. Антипа Валаамский. Русская икона (XXI в.) Молитвословия 23 января 2014 года были обнародованы тропарь и кондак святому, составленные скитоначальником Всехсвятского скита схиигуменом Серафимом (Покровским) . |
|
|
