| Греческая философия уже Греческим апологетам дала более или менее готовую и твердо установленную терминологию и значительный круг понятий, и их сочетаний, распространенных среди образованных классов. Все, что основано было в прибрежных городах Малой Азии и Греции, что созрело на Аттической почве, что пустило ростки в Александрии под влиянием ветхозаветного Откровения – все это подготовляло формы для Христианского учения. Греки, обладавшие необходимыми средствами, должны были, благодаря особенностям своего гения, чувствовать самым живым образом потребность взять на себя выполнение той задачи, какая стояла пред Христианской литературой этого периода. Так как и средства были созданием греческого духа, так как, далее, Греческая философия продолжала еще выполнять свою всемирно-историческую миссию, и значение ее стояло твердо, то само собою понятно, что и Богословская литература должна была получить печать греческого гения, греческого образа мысли и окраску греческих национальных особенностей. Понятно также, что Церковная наука должна была возникнуть там, где процветала светская наука. Александрия была центром языческой современной культуры, здесь же естественно прежде всего должно было чувствоваться постепенное нарастание внутренне-церковных и научных интересов и потребностей; поэтому Александрия была естественным местом рождения и Христианского Богословия. Развитие и утверждение его составляет великую и бессмертную заслугу великих Александрийцев Климента и Оригена . Оригену принадлежит и первый опыт систематического изложения Богословия, как науки – " О началах«, даже если этот опыт и нельзя считать совершенно удавшимся ни в формальном, ни в материальном отношении. Но этими условиями происхождения определялся и внутренний характер этой первой стадии Церковного Богословия: почти исключительною областью его была умозрительная сторона Христианского учения, зависимость его от Греческой философии преимущественно сводилась к влиянию на него Платоновой философии. Заслуга Александрийцев в развитии Церковного Богословия сделается еще очевиднее, если мы обратим внимание на то, что Греция не дала за это время ни одного богослова; Малая Азия противопоставила им только антимонтаниста Аполлония и Фирмиллиана Кесарийского (в Каппадокии); Сирия и Палестина дали нескольких писателей – Серапиона Антиохийского, Юлия Африкана и Александра Иерусалимского, которые ни в каком случае не могут быть поставлены рядом с Александрийцами. Единственного выдающегося писателя мы находим в Риме в лице Ипполита, который и пишет и мыслит по-гречески. По многосторонности своей литературной деятельности он даже превосходит Оригена ; но Ипполит не делал опыта систематического изложения Богословия, и не может спорить с Оригеном в отношении влияния на последующие поколения. |
| Все, что в их там и сям рассеянных воспоминаниях я сочту полезным для поставленной себе цели, я соберу; словно на лугу духовном, я, как цветы, подбираю у старых писателей нужные мне сведения и стараюсь представить их в историческом повествовании как нечто цельное. (...) Я считаю эту работу своей насущнейшей задачей, потому что, насколько я знаю, ни один из церковных писателей до сих пор не потрудился такое предпринять. Надеюсь, что моя работа будет очень полезна тем, кто внимательно прислушивается к поучительным урокам истории» (Euseb. Hist. eccl. I.1.3–5; I.2.1) 3 . Выверяет же историк источниковую информацию либо по архивным материалам, доступным ему (например: Ibid. I.7.13), либо на основании устных сообщений (например: Ibid. I.7.11), либо, наконец, по «истории греков» (например: Ibid. I.7.12) и другим доступным письменным памятникам, в том числе содержащим записанные «для будущих поколений» повествования «старых пресвитеров» (Ibid. VI.13.9). Даже о еретических произведениях он старается писать со слов тех, кто имеет информацию непосредственно от самих еретиков. Например, об апокрифическом «Евангелии Петра» он пишет на основании сообщений Серапиона Антиохийского, который раздобыл это евангелие «от людей, признающих его, то есть от преемников тех, кто его ввел и кого мы зовем докетами» (Ibid. VI.12.6). Для доказательства же подлинности источников, претендующих на апостольское происхождение, Евсевий вводит, помимо древности упоминаний и стилевых особенностей, специфический критерий – богословскую безупречность. Так, о «многословных, длинных диалогах Петра с Акиндином», которые «с недавнего времени стали приписывать» Клименту Римскому , историк сообщает: «Никто из древних о них не упоминает, и нет в них чистого апостольского правоверия» (Ibid. III.38.5); и об апокрифах, перечисляя их, Евсевий утверждает, что «эти книги никогда не удостаивал внимания ни один из церковных писателей», «да и речь их и слог очень отличаются от апостольского духа, мысли же и все учение в целом далеко не согласуется с истинным правоверием: это явно выдумки еретиков» (Ibid. на каковом основании и отвергает их подлинность. В связи с этой его добросовестностью как источниковеда для последователей Евсевия его мнение часто оказывается непререкаемым (см., например: De ill. XV) 4 . |
| Iren. Contra haer. II, 30, 7. PG. T. 7. Col. 819–820 . Сочинения. C. 202–203. To же самое свидетельствует о маркионитах армянский писатель V века Езник (Wardapet Eznik von Kolb). См. его сочинение «Против сект», кн. 4, гл. 3. Перевод этого сочинения сделал Ioh. Michael Schmid. («Bibliothek der alten armenichen Literatur in deutschen Übersetzung», herausgegeben von der Wiener Mechitharisten-Congregation. Bd. I. Wien, 1900. S. 180–181). 127 Clem Alex Strom. VII, 17, 10, 4. CrchSch. 17. S. 75, 15–18 (PG. T. 9. Col. 549A). Подробно о тайном предании гностиков см.: Liechtenhan. Die Offenbarung im Gnoticismus. S. 45–50; Ritschl A. Die Entstehung der altkath. Kirche. S. 339–340; Thomasius. Dogmengeschichte. I. S. 124–125. 129 Tertull. De praeser. C. 6: «Acceptam a Christo disciplinam fideliter nationibus assignaverunt». PL. T. 2. Col. 21 A. Cfr.: Iren. Contra haer. III, 5, 1: «Апостолы чужды всякой лжи, ибо ложь не соединяется с истиной, как тьма со светом, но присутствие одного исключает другое». – PG. Т. 7. Col. 858А. Сочинения. С. 227. 134 Весьма важно выражение Серапиона Антиохийского, сохранившееся у Евсевия. Он пишет: «Мы принимаем Петра и прочих апостолов, как Христа». Н. Е. VI, 12, 3. GrchSch. 9, 2. S. 544, 15–16. 138 Karl Adam говорит: «Классическое произведение Тертуллиана «De praescriptione haereticorum» сводится прямо к такому положению: в вопросах веры значение имеет не субъективное исследование, но только решение Церкви, потому что только в ней непогрешимо сохраняется апостольское и вообще древнее учение». «Der Kirchenbegriff Tertullians», S. 26–27. 139 De praescr. haer. C. 17: «Nihil proficiat congressio Scriupturarum, nisi plane ut stomachi quis ineat eversionem, aut cerebri». PL. T. 2. Col. 35A. 140 В другом месте Тертуллиан говорит, что если спорить только на основании Писания, то от этого лишь потеряешь голос и дойдёшь до бешенства (bilem) от богохульства еретиков. – De praescr. С. 17. PL. Т. 2. Col. 35В. 142 Ibid. С. 3, 13. PL. Т. 2. Col. 17А, 30В. Adv. Prax. С. 2. CSEL 47. P. 229, 14. Virg. vel. C. 1. PL. T. 2. Col. 937B. |
| Понятно также, что церковная наука должна была возникнуть там, где процветала светская наука. Александрия была центром языческой современной культуры, здесь же, конечно, прежде всего должно было чувствоваться постепенное нарастание внутренне-церковных и научных интересов и потребностей; поэтому Александрия была естественным местом рождения и христианского богословия. Развитие и утверждение его составляет великую и бессмертную заслугу великих александрийцев Климента и Оригена . Оригену принадлежит и первый опыт систематического изложения богословия как науки – Шр1 ρχων, если даже этот опыт нельзя считать совершенно удавшимся ни в формальном, ни в материальном отношении. Но этими условиями происхождения определялся и внутренний характер этой первой стадии церковного богословия: почти исключительной областью его была умозрительная сторона христианского учения, зависимость его от греческой философии преимущественно сводилась к влиянию на него платоновской философии. Заслуга александрийцев в развитии церковного богословия сделается еще очевиднее, если мы обратим внимание на то, что собственная Греция не дала за это время ни одного богослова; Малая Азия противопоставила им только антимонтаниста Аполлинария и Фирмилиана Кесарийского (в Каппадокии); Сирия и Палестина дали нескольких писателей – Серапиона Антиохийского, Юлия Африкана и Александра Иерусалимского, которые ни в каком случае не могут быть поставлены рядом с александрийцами. Единственного выдающегося писателя мы находим в Риме в лице Ипполита, который и пишет, и мыслит по-гречески. По многосторонности своей литературной деятельности он даже превосходит Оригена ; но Ипполит не делал опыта систематического изложения богословия и не может спорить с Оригеном в отношении влияния на последующие поколения. Начало систематическому изложению богословия в Риме положил Новатиан в своем сочинении De Trinitate; но в нем преобладает полемическая точка зрения против монархианства и савеллианства. Латинская церковная литература значительно запоздала в своем развитии по сравнению с греческой. |
| Вместо обоснования этой догадки для Гарнака служит замечание Евсевия, что Аполлинарий „писал при самом возникновении монтанизма», – связанное с тем фактом, что Евсевий не цитует ни одной строки из сочинений Аполлинария, но пользуется при изображении монтанизма позднейшими писателями 272 . Других аргументов в пользу своей догадки Гарнак представить не может. Между тем с этой догадкой не мирятся благоприятные отзывы Серапиона, епископа Антиохийского, самого Евсевия и бл. Иеронима об антиеретической деятельности Аполлинария. Так, Серапион называет Аполлинария „блаженнейшим” („μακαριτατος») и рекомендует его антимонтанистические сочинения Карику и Понтию. Евсевий называет Аполлинария „сильным и непобедимым борцом против монтанизма», мужем, засвидетельствовавшим свое апостольское православие в своих сочинениях, другом истины. И во всей „Церковной Истории» нет ни одного намека на то, чтобы Евсевий подозрительно смотрел на православие епископа Иерапольского. Поэтому отсутствие цитат в „Церковной Истории» из антимонтанистических сочинений Аполлинария всего проще объяснять тем, что Евсевий знал эти сочинения из вторых рук (напр., из письма епископа Серапиона) или же тем, что историк не имел под руками в нужную минуту противоеретических писаний Аполлинария. Гарнак заподозревает также указание Евсевия, что антимонтанистическая полемика Аполлинария относится к тому времени, когда „ересь катафригов... только начиналась и Монтан с своими пророчицами только полагал фундамент своим лжеучениям” 273 . Апология Аполлинария, говорит Гарнак, адресована к одному Марку Аврелию, следоват., написана по смерти Люция Вера и до времени кесарства Коммода – между. 170 и 176 годами. В апологии продолжает критик, упоминается о поражении маркоманнов, событии совершившемся в 174 г. Следоват., апология написана немного ранее 176 г. Между тем Евсевий говорит, что сочинения „против катафригов” Аполлинарий написал после других сочинений. Таким образом, появление книги „против катафригов” относится приблизительно ко 180 г. |
| 2) неизвестные даже по заглавиям произведения против гностиков, особенно против валентиниан; 3) апологетическое произведение «Против греков» (Προς «Ελληνας) в двух книгах; 4) апологетическое произведение «Против иудеев» (Προς Ιουδαους) в двух книгах; 5) апологетическое произведение «к мирским властителям» (вероятно, к императорам) в защиту христианской философии (йтер τς κατ Χριστιανος φιλοσοφας) 492 , – в этом можно находить новое подтверждение того, что Мильтиад был причастен философии. Из всех этих произведений до нас не сохранилось ни одного даже отрывка. Время жизни Мильтиада определяется таким образом: Тертуллиан называет имя Мильтиада между Иустином и Иринеем, очевидно, соблюдая хронологическую последовательность. Автор «Малого лабиринта» ставит его также на втором месте – после Иустина, но перед Татианом. Из этого можно заключать, что Мильтиад был современником Татиана и писал или в последние годы Антонина Пия, или же в первой половине царствования Марка Аврелия; и если бы он писал после 170 г., то автор «Малого лабиринта» не поставил бы его имени раньше Татиана. Поэтому можно с некоторой вероятностью предполагать, что и апология «к мирским властителям» написана в царствование Марка Аврелия и Люция Вера (161–169 гг.). Аполлинарий Иерапольский 493 Почти в то же время весьма плодовитым церковным писателем был Клавдий Аполлинарий, епископ Иерапольский. Первое упоминание о его литературной деятельности в качестве антимонтанистического писателя находится у антиохийского епископа Серапиона (ок. 200 г.), который в своем послании к Карику и Понтию, направленному против монтанистов, пишет: «Чтобы вы знали, с каким сильным отвращением смотрело все живущее на земле братство на это ложное училище так называемого нового пророчества, я посылаю к вам сочинение (γρμματα) блаженнейшего Клавдия Аполлинария, который был епископом в Иераполе в Асии» (у Евсевия, Hist. eccl. V, 19.2). Сочинение Аполлинария имело ряд подписей или мнений, в которых епископы различных областей высказались против монтанистического движения; некоторые из этих подписей сохранены Евсевием. Из этого можно заключать, что это произведение Аполлинария было собственно окружным или пастырским посланием, почему и Серапион назвал его γρμματα. Время происхождения этого послания не может быть определено с точностью, – полагают около 170 г., что согласно со свидетельством Евсевия, который сочинения против фригийской ереси относит к позднейшему времени литературной деятельности Аполлинария (Hist. eccl. IV, 27). Сам Евсевий так отзывается о значении противомонтанистической деятельности Аполлинария: «Сила, поборающая по истине, противопоставила упомянутой катафригийской ереси крепкое и непобедимое оружие в Аполлинарии Иерапольском.., а с ним и во многих других, живших в то время ученейших мужах» (Hist. eccl. V, 16.1). |
| Выражение „после куска вошел в него сатана“ предполагает, что Иуда съел данный ему Господом кусок хлеба. Или пасхального мяса. Хлебу более соответствует „обмакнув“, так как горькие травы, обмакнутые в хоросет, елись вместе с кусками опресноков. Но, конечно, возможно и соединение травы, обмакнутых в соус, с куском мяса. 540 Источниками и пособиями для автора служили: 1) Евсевия Памфила , – Церковная История в русском переводе Спб, 1858. 2) Св. Киприана Карфагенского , – Творения в русск. переводе. Часть I. Киев 1879. 3) Socratis, Historia ecclesiastica (Migne, Ser. graec. t. LXVII). 4) Sozomeni, Historia ecclesiastica (Migne, Ser. graec. t. LXVII). 5) Theodoriti, Historia ecclesiastica (Migne, Ser. graec. t. LXXXII). 6) Деяния Вселенских Соборов, изданные в русском перевод при Казанской Духовной Академии. Т. 1, Казань 1859. Т. 1, – 1861; Т. Ш 1979; Т. IV – 1878: Т. V – 1889; Т. VI – 1882; Т. VII – 1873 г. г. 7) Baronii, Annales ecclesiastici, una cum critica Pagii; tt. I–XV. Lucae. 1738–1744. ) Hefele, Conciliengeschichte. I Bd. Freiburg. 1855. 9) Иванцова Платонова Прот.-Проф., „К исследованиям о Фотие – Патриархе Константинопольском“. Спб. 1892 г. 10) Лебедева А. Проф. – История разделения Церквей в 1X, X и XI веках – Москва 1900 г. 11) Langen, Geschichte der Pömischen Kirche. Bd. I–1V. Bonn. 1881–1893. 543 Св. КЛИМЕНТА РИМСКОГО – I посл. в Коринф., гл. XLIV: св. ИГНАТИЯ БОГОНОСЦА – посл. к Филадельфийцам гл. Х. См. „Писание Мужей Апостольских в русском переводе о. Преображенского. – Москва – 1862 года, стр. 144–145; 415–416. 546 Евсевий, – Церковная История V, 16; стр. 266. По словам другого писателя второго века, Серапиона Антиохийского, приведенным тем же Евсевием (V, 19, стр. 271), монтанизм возбудил к себе полное отвращение всего братства, живущего на земле. 548 Арсиноэ – город в Египте, в провинции Гептаномос, принадлежавший Александрийскому Патриархату. Hefele, I, 108. 561 Суждение автора о значении голоса мирян и клира на соборах требует некоторых оговорок, особенно необходимых в виду практической важности вопроса. |
| Третья часть символа Константинопольского (о Духе Святом) тоже согласна со словами Иерусалимского символа: и в Духа Святого, Утешителя, глаголавшего во пророках. Только в учении о Духе и в следующем затем исповедании касательно крещения заметны в Константинопольском символе очень сильные изменения, а именно предикаты касательно Духа Святого восполнены известными формулами, но тем не менее довольно видна и здесь Иерусалимская основа. Эти отступления от Иерусалимского символа объясняются в Константинопольском символе влиянием на него со стороны Символов, из которых один мы знаем из Апостольских постановлений, а другие встречаем а Антиохийской церкви. Новые предикаты, какие здесь, в символе Константинопольском, прилагаются к Духу Святому, лучше всего исторически объясняются через сравнение их с посланиями св. Афанасия к Серапиону, написанными между 356 и 362 годами. Следовательно, в Символе Епифания или, что то же, в символе Константинопольском мы имеем символ Древнеиерусалимский, который лишь вновь пересмотрен был между 362 и 373 годами; этот пересмотр уже предполагает начало спора духоборческого. Около 373–374 года Символ этот был в употреблении в Иерусалиме и вообще в Палестине, вероятно также на о. Кипре и предположительно в Памфилии. Кем сделан пересмотр Иерусалимского символа после 362 года и кем он пополнен через внесение Никейских и противодухоборческих выражений, в этом едва ли можно сомневаться; это сделано Кириллом Иерусалимским , который долгое время был предстоятелем Иерусалимской церкви. Эту гипотезу, саму по себе состоятельную, Горт, через строгий анализ теологии Кирилла и через сравнение её с прибавками, какие находим в Константинопольском символе, довёл до высшей степени вероятности. Он указывает при этом, что сначала Кирилл был «нерешительным» теологом, что он в своих «Огласительных словах», которые им произнесены незадолго до 350 года, ещё не учит определённо Никейской вере, но что впоследствии, а именно после 360 года, он всё решительнее и решительнее склоняется в пользу Православия и переходит под влияние теологии св. |
| Теперь, прежде чем перейти к изучению Литургии, нам наиболее близкой и нас наиболее интересующей — Византийской, мы считаем необходимым хоть несколько остановиться на Александрийских и Месопотамских. Александрийские в особенности привлекают наше внимание, как по оригинальности своей, по некоторым любопытным древним своим образцам (Серапионова литургия и литургия в оксфордском папирусе и пр.), так и потому, что Александрийские литургии имели, бесспорно, большое влияние на судьбу западной евхаристической молитвы. Работы Дюшена, Баумштарка, Рахмани и Пауля Древса открыли много интересного в этой области. Dom. F. Cabrol. «Anaphore» in: DACL. T. I, col. 1908 sqq.; Frere, op. cit., p. 64. Ор. cit.p. 66. Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любовь Бога Отца, и общение Святаго Духа со всеми вами. Аминь. Brightman. «Liturgies Eastern and Western», pp. 126 sqq. Ibid., pp. 165 sqq. Ibid., pp. 288. Первым, кто обратил внимание на эту особенность Александрийских литургий, был Иаков, епископ Едесский, в своем письме о древней Сирской литургии, посланном пресвитеру Фоме. См. «Собрание древних литургий». Вып. III, стр. 114-115; Brightman, op. cit., pp. 493 sqq. Brightman, op. cit., pp. 285 sqq. Литургии Александрийского типа С известными исправлениями и мы будем следовать за этой схемой, замечая все же при этом, что ни одна схема и классификация не совершенны и не охватывают всех возможных деталей и особенностей изучаемого материала. Из рассмотренных классификаций видно, что, несмотря на кажущуюся с первого взгляда пестроту, во всех этих схемах есть много общего; так, например, существует основное деление на Западные и Восточные литургии; затем более или менее прочное место во всех системах занимает литургия александрийского типа, как очень самостоятельная; также и своеобразность Римской мессы не позволяет ее не выделить в особую группу, хотя в последнее время и слышатся все чаще голоса, говорящие о сродности римского и александрийского типов; наконец, и антиохийско-византийская фамилия почти у всех исследователей занимает свое специальное положение. Надлежит теперь разобраться во всех этих тонкостях и изучить характерные черты каждой литургической группы. |
| Прежде всего захватили они старца, по имени Метру, и заставляли его произносить богохульные слова, а когда он не послушался их, стали наносить ему удары палками по телу, кололи ему лицо и глаза острыми тростями и, отведя в предместье, побили камнями. Потом отвели они в идольское капице одну правоверную женщину, по имени Квинту, и принуждали ее поклониться идолам. Α когда она с отвращением отказалась от этого, схватили ее за ноги и потащили чрез весь город по неровной мостовой, ударяли о мельничные жернова и, поражая в то же время бичами, отвели на то же самое место и убили. Затем все вместе стали врываться в дома богобоязненных (христиан), и каждый спешил ограбить известных ему соседей и расхитить имущество их. Более ценные из домашних вещей они брали себе, а более дешевые и сделанные из дерева раскидывали и сжигали на улицах, так что Александрия походила на город, находящийся в руках неприятелей. Братья уклонялись и уходили и на расхищение имущества смотрели с радостью, подобно тем, о которых свидетельствовал Павел (Евр. 10:34). И я не знаю, отрекся ли доселе от Господа хотя кто нибудь, исключая разве только одного, который попал в руки язычников. Взяли (тогда) и дивную старицу деву Аполлонию и ударами по челюстям выбили ей все зубы; потом, устроив за городом костер, угрожали сжечь ее живою, если она не произнесет вместе с ними нечестивых слов. Она же, отпросившись ненадолго и получив свободу, вдруг бросилась в огонь и сгорела. Взяли и Серапиона в собственном его доме, терзали его жестокими пытками и, переломав ему все члены, бросили его с кровли дома вниз головой. Нельзя было нам ни днем ни ночью пройти ни по большой дороге, ни по проселку, ни по тропинкам, потому что все постоянно и всюду кричали: кто не произнесет богохульных слов, того немедленно тащить и сжигать. И все это продолжалось немало времени. Последовавшее затем возмущение и междоусобная война обратили направленную против нас жестокость против них самих, и мы немного отдохнули, потому что их ярости было не до нас. |
|
|
