| Никий – младший родственник Синезия. П. 133 (81), 151 (80). Никострат. П. 107 (129). Ной. П. 71 (148). Нонн – отец Сосена. П. 51 (40). Одиссей – легендарный герой Гомера. П. 2(52), 20(121), 71 (148), 79 (137), 81 (139), 82 (142). Олимпий – друг юности, соученик Синезия по Александрии. Адресат П. 24 (44), 26 (133), 39 (99), 71 (148), 77 (96), 87 (97), 88 (98), 89 (149). Орион – епископ. П. 9 (66). Павел – епископ Эритрийский. П. 9 (66); прим. 91, с. 30. Павел – один из двух пентапольских епископов, посланных в Александрию сообщить об избрании Синезия епископом. П. 76 (105). Патрокл – легендарный герой Илиады. П. 94 (123). Пелей. П. 71 (148). Пентадий – августал (представитель префекта претория Востока) в Александрии. Адресат П. 90 (29), 91 (30). Упоминается в П. 138 (127); прим. 93, с. 189. Петр – пресвитер. Адресат П. 8 (13). Петр – доверенное лицо Гипатии. П. 26 (133). Петр – «человек, безыскусно идущий к [полному] уничтожению законов». По другим источникам неизвестен. П. 6 (49). Пилат – наместник Иудеи. П. 13 (42). Пилемен – константинопольский друг Синезия, уроженец Герак- леи Понтийской. Участвовал в подавлении волнений в горах Исаврии. Адресат шестнадцати дошедших до нас писем, написанных в период с 404 по 408 г.: П. 49 (100), 50 (102), 54 (131), 55 (150), 74 (61), 101 (74), 102(101), 103(103), 104(152), 105(134), 106(151), 107(129), 108(153), 109 (88), 110 (71), 111 (50). Пифагор – великий философ древности. П. 49 (100). Плакидия – сводная сестра императоров Аркадия и Гонория (от второго брака Феодосия). П. 74 (61). Платон. П. 30 (132), 69 (56), 72 (154), 81 (139), 104 (152), 107 (129). Поймений – управляющий землями военного губернатора Артабазака. П. 42 (135). Полигнот Фасосский – знаменитый художник древности, расписавший Стою. П. 70 (136). Полидамна, супруга Фоона – персонаж Одиссеи Гомера. П. 84 (146). Поликрат – персонаж Геродота. П. 98 (48). Полифем – циклоп, сын Посейдона, отвергнутый нимфой Галатеей. П. 20 (121). Прок л – константинопольский друг Синезия. Адресат П. 129 (70). Упоминается в П. 105 (134). |
| человеком, который не выполнил обязательства перед государственной казной. Это означало, что, во-первых, он терял право подавать в суд на кого бы то ни было (т. е. на мошенников, чтобы вернуть деньги), а во-вторых, у них появлялся предлог для того, чтобы забрать из его дома мебель и прочую собственность. Вероятно, Никострату всегда было неприятно осознавать, что он находится в долгу перед человеком, стоящим ниже, чем он, на социальной лестнице. Подобно викингу Эгилу, который скорее убил бы своего друга Эйнара, чем сочинил поэму, чтобы отблагодарить его за великолепный подарок, Никострат, по-видимому, решил, что честнее или хотя бы более приемлемо попытаться выбить деньги у своего простонародного друга путем насилия и мошенничества, чем чувствовать себя обязанным всю оставшуюся жизнь. Очень скоро дело действительно дошло до прямого физического насилия и в конце концов оказалось на рассмотрении суда . В этой истории есть все. Мы видим в ней взаимопомощь — коммунизм среди состоятельных людей, ожидание, что если потребность достаточно велика или если издержки приемлемы, то друзья и соседи будут помогать друг другу . И у большинства были знакомые, которые могли собрать денег в критической ситуации, будь то свадьба, голод или выкуп. Мы также видим постоянную угрозу хищнического насилия, которое превращает людей в товар и привносит тем самым в экономическую жизнь самые беспощадные формы подсчетов — это касается не только и не столько пиратов, сколько тех заимодавцев, что рыскали по рынку в поисках людей, стремившихся выкупить своих родственников, но не имевших достаточных средств, предлагали им кредит на жестких условиях, а затем обращались к государству за разрешением нанять вооруженных людей, чтобы силой добиться выполнения договора. Мы видим героическую гордость, которая усматривает в слишком щедром жесте посягательство на себя. Мы видим двусмысленность подарков, ссуд и торговых кредитных соглашений. Да и само развитие событий не кажется необычным, за исключением разве что поразительной неблагодарности Никострата. Выдающиеся афиняне всегда занимали деньги для осуществления своих политических проектов; менее выдающиеся граждане постоянно беспокоились из-за своих долгов или из-за того, как получить деньги от должников . Наконец, здесь есть еще один, более тонкий, аспект. В то время как повседневные рыночные сделки в лавках и палатках на агоре в Афинах, как и в других местах, обычно совершались в кредит, массовая чеканка монет обеспечила такую степень анонимности сделок, которая в чистом кредитном режиме просто была невозможна . Пираты и похитители пользовались наличностью — и ростовщики на эгинском рынке тоже не могли действовать без нее. Именно на этом сочетании нелегальных сделок за наличный расчет, для выполнения которых часто прибегали к насилию, и беспощадных условий предоставления кредита, соблюдение которых также обеспечивалось насилием, с тех пор и зиждется бесконечно разнообразный преступный мир. |
| 183. Lerner 1980:249–254, 1989:123–140. Главным текстуальном источником служат Driver & Miles 1935; также Cardascia 1969. 184. Моя интерпретация конфуцианства следует за несколько нетрадиционным подходом Денга (Deng 1999). О превращении женщин в товар см.: Watson 1980; о его связи с общим упадком свободы женщин в эпоху Сун см.: Gates 1989; во времена династии Мин вновь имел место значительный регресс — недавний обзор см. в: Ко, Haboush, and Piggott (2003). 185. О чести в гомеровскую эпоху см.: Finley 1954:118–119;Adkins 1972:14–16; Seaford 1994: 6–7. 186. Аристотель. Афинская политая. 2.2 (перевод С.И. Радцига. М.-Л.: Соцэкгиз, 1936). 187. Я здесь следую за Курке (Kurke 2002). О публичных борделях см. Halperin 1990; Kurke 1996. 188. Как указано в цитате из Дэвида Саттона, приведенной выше. Образцы антропологической литературы о чести в современном греческом обществе см. в: Campbell 1964; Peristiany 1965; Schneider 1971; Herzfeld 1980, 1985; Just 2001. 189. О том, насколько неуместной для женщин считалась работа за пределами дома, см.: Brock 1994. О сегрегации по отношению к женщинам в целом: Keuls 1985; Cohen 1987; Just 1989; Loraux 1993. 190. Van Reden 1997:174; ссылается на Геродота (7.233) и на жизнеописание Перикла, написанное Плутархом (26.4) (Сравнительные жизнеописания/пер. С.П. Маркиша. Т. I. М.:Наука, 1961). 191. Греческие рассуждения на эту тему см. в: Kurke 1997:112–113, 1999:197–198. 192. Сифорд (Seaford 2002) в своем обзоре работы Курке отмечает, что греческие источники постоянно говорят об этом. 193. «Против Никострата» (Демосфен 53). Моя версия опирается на Миллетта (Millett 1991 а: 53–59), но некоторые детали я позаимствовал из: Trevett 1992; Dillon 2002:94-100; Harris 2006:261–263. 194. Millett 1991b: 189–192. 195. Платон. Государство. 331с. (Собрание сочинений. Серия «Философское наследие». Т. 3. М.: Мысль, 1994). 196. Платон. Государство 345d. На мое изложение сильно повлияла интерпретация Марка Шелла (Shell 1978). Очерк Шелла имеет важное значение, но, к сожалению, исследователи Античности его игнорируют, поскольку, судя по всему, цитируют только друг друга (по крайней мере в том, что касается Античности). |
| Раскол сделал в Карфагене последний шаг рукоположением лжеепископа. Корнелий колебался открыто принять сторону Киприана, этим оказывал он мало признательности, потому что преимущественно, по стараниям епископа карфагенского был он признан в Африке законным епископом Рима. Киприан писал о нем с большою похвалой. 385 Новациан прислал в Африку с титулом епископов некоторых из своих сторонников, между прочими Никострата и Максима. Последний поселился в Карфагене. Сначала Киприан написал о том Корнелию, не считая того важными; однако, по убеждению сотоварищей, послал он епископу Римскому список законных епископов Африки, чтобы он только с ними имели общительные сношения. 386 Вскоре у Максима появился в Карфагене сотоварищ по расколу, Филициссим, рукоположенный пятью раскольническими епископами, а в том числе и самим Максимом. Фортунат был одним из пяти пресвитеров карфагенских, с самого начала объявивших себя против Киприана. Он послал в Рим депутатов и во главе их Филициссима. Корнелий, знавший их, отказался принять, но они возводили на Киприана множество обвинений, объявляя, что Фортунат был возведен на престол карфагенский двадцатью пятью епископами и говорили с такой дерзостью, что епископ Рима, лишенный верных сведений о рукоположении Фортуната, стали сомневаться в добродетелях Киприана. Епископ карфагенский, получив от него послание довольно нерешительное, отвечал ему выражаясь так: 387 «Брат, прочитав твое послание, я очень удивился, что угрозы и дерзость прибывших в Рим несколько поколебали тебя; они угрожали, что если не примешь привезенных ими посланий, то прочтут их публично, добавляя к тому множество постыдных слов, столь приличных в устах их. Если так, возлюбленнейший брат, и если следует страшиться дерзости развращенных и подобные люди нахальством своим могут добиться того, чего не могли достигнуть справедливостью, то погибла твердость епископская и возвышенная божественная власть управлять Церковью; нам даже невозможно более оставаться христианами, если дошли до страха перед угрозами и коварством нечестивых... |
| Тогда я послал твоей драгоценной любви десять золотых монет, другу же моему Проклу, следуя наставлениям божественного Гесиода 900 – то, что он мне одолжил плюс еще треть. Ибо сложилось вот как. Перед отбытием из Константинополя 901 я одолжил у Прокла шестьдесят золотых монет, которые были мне необходимы для плавания. Он записал семьдесят, а я послал ему восемьдесят. Он получил бы гораздо больше, если бы до вас дошли те первые письма и судно, которое я зафрахтовал, чтобы доставить вам груз. Сейчас же я сам – по воле судьбы – оказался в Александрии: я рассчитывал, что судно достигнет какой-нибудь из ваших гаваней, но неблагоприятные ветры вытолкнули его после Крита назад в Египетское море, где оно спаслось лишь с трудом. А иначе что бы еще могло помешать вам разводить моих страусов, словно кур? 902 Пусть наш друг – удивительный Прокл – даст моим людям расписку в получении восьмидесяти золотых. Попроси моего друга Троила выслать мне – и как можно скорее – то, что он получил: те книги, которые я ему передал, – Никострата 903 и Александра Афродисийского 904 . Если благодаря твоей святой любви [новоназначенные] губернаторы вернутся [из столицы] друзьями нам, то ты поможешь философии в той же мере, в какой Платон считал препятствием к ней бесчестие 905 . 108 (153). Пилемену 906 В год по письму, – прямо как урожай! Впрочем, для меня этот плод слаще того, что приносит круговращение времен и земли; тебе же не подобает поступать так, чтобы лишить нас этой радости. Изменись, пусть этот год принесет обильный урожай писем! 109 (88). Пилемену 907 Когда весенние письма были доставлены ко мне из Фракии 908 , я растрепал связку, желая увидеть, нет ли среди них подписанного славным именем Пилемена, чтобы прочесть его раньше других, но нигде ничего не нашел. Значит, ты за границей 909 – желаю скорейшего и благополучнейшего возвращения! Если же случилось так, что когда все мои близкие передавали Зосиму 910 письма, ты уже вернулся, [но письма не передал,] – то есть какая-то ненормальность в том, что кто-то помнит меня живее Пилемена! |
| И стоит ли наша временная жизнь, чтобы так дорожить ею? Не обманывает ли она нас ежечасно, не полна ли она горя, суеты и лжи? Не научает ли она нас всему дурному? Когда брат убивает брата, разбойник грабит путника, гордый обижает смиренного, виноватый преследует невинного, – что всему причиной, как не любовь к жизни этой и благам ее? И эта-то жизнь прельщает вас, – продолжал Севастиан, обратясь к друзьям и сродникам Маркеллина и Марка; – ради ее вы хотите отвратить возлюбленных ваших от пути к жизни вечной! Жизнь временная научает вас, родители, безумными рыданиями отвлекать сыновей ваших от службы Царю Небесному! Не будьте так неразумны, чтобы начатое духом кончить плотью! О, да сподобит и меня Господь Бог положить жизнь мою за имя Его!» Когда Севастиан кончил эту речь, необычайный свет осенил его, и лицо его озарилось небесным сиянием. Некоторые из присутствовавших увидели над ним семь ангелов, облачавших его в блестящее одеяние, и послышался голос, говоривший: «Ты всегда со Мною будешь!» Изумление и благоговейный трепет наполнили все сердца. Тут находилась между прочими жена Никострата, Зоя, которая за шесть лет пред тем лишилась языка. Она уразумела слова Севастиана и, увидев вокруг него небесное сияние, упала к его ногам. Он, подняв глаза к небу, воскликнул: «если я воистину раб Христов и истинно все то, что я сказал вам и чему уверовала жена сия, то да повелит Господь разрешиться узам, связывающим язык ее». Сказав это, он крестным знамением осенил уста Зои, и она вдруг воскликнула: «Блажен ты, благословенно слово уст твоих и блаженны уверовавшие тобою во Христа Спасителя, Бога живаго, ибо я видела, что ангел Божий держал пред тобою открытую книгу во все время, как ты говорил. Как заря появлением своим отгоняет ночную темноту, так свет слов твоих рассеял в душе моей мрак заблуждения, и уста мои отверзлись на славословие Господу». Все свидетели этого чуда уверовали во Христа. Маркеллин и Марк, исполнившись новой силы и ревности к Богу, готовились мужественно стоять за имя Его. «Презрим тело, – воскликнули они, – да спасем душу! Убоимся ли временной смерти, когда пред нами жизнь вечная? Пусть боятся те, которые не знают о будущей жизни!» Подобные чувства одушевляли и прочих; все отрекались от прежних заблуждений, каялись в грехах и, пламенно возлюбив Бога, готовились положить за Него жизнь свою. |
| В Карфагене и в Риме происходило то же, что в Александрии. В Смирне еп. Евдемон отрекся вместе со многими христианами. Но за то находились и мученики, в особенности исповедники. В Риме папа Фабиан, арестованный с первых же дней гонения, был замучен 20 января 250 г. Пресвитеры Моисей и Максим, диаконы Руфин и Никострат были брошены в тюрьму, где пробыли больше года, а Моисей там же и умер к концу года. В Тулузе еп. Сатурнин был казнен; в Смирне пресвитер Пионий, захваченный вместе с несколькими верными во время празднования памяти св. Поликарпа, был сожжен. Одновременно с ним был сожжен пресвитер-маркионит, по имени Митродор. Пионий, сошедшийся на одном костре с маркионитом, в тюрьме встретился с монтанистом Евтихианом. Императорский указ не делал различия между великой церковью и отколовшимися от нее членами. В Антиохии и Иерусалиме епископы Вавила и Александр были также подвергнуты заключению и умерли в тюрьме. Ориген , тоже посаженный в темницу и едва не четвертованный, избежал смерти, но недолго прожил, очевидно обессиленный перенесенными страданиями. Во многих местах епископам удалось бежать, как напр., св. Киприану в Карфагене и св. Григорию в Неокесарии. Несомненно то же было в Кесарии Каппадокийской и во многих других местах, о которых мы не имеем сведений. Дионисий Александрийский был арестован в ту минуту, как покидал город, но был отбит у сопровождавшей его стражи преданными ему поселянами, которые увели его в безопасное место. Скрывшиеся епископы продолжали руководить своими церквами из глубины своих убежищ; они поддерживали сношения о теми членами клира, которые продолжали свою службу под самой грозой гонения, и с мужественными мирянами, которые не оставляли дел христианского милосердия. С этой точки зрения чрезвычайно интересна переписка св. Киприана. Из нее видно, как христианской общине в Риме и в Карфагене приходилось жить среди ужасов гонения. В Риме положение было настолько трудно, что не было возможности поставить преемника Фабиану; епископская кафедра оставалась не замещенною 15 месяцев. |
| — Как? Ты не дашь нам охрану? — удивился Никострат. — У меня нет лишних людей, — отрезал Зимрид. — В Пергаме неспокойно, и я отвечаю за жизнь базилевса. — Впрочем, если вы трусите… — Я не просил об охране! — воскликнул Александр, презрительно косясь на Никострата. Начальник кинжала улыбнулся ему и жестом приказал гонцам выполнять приказание. Через полчаса раб доложил о приходе посла Вифинии. Невысокий толстый вельможа, вбежав в кабинет, поздоровался с Зимридом и впился в его лицо тревожными глазами. — Боюсь, твой базилевс сегодня будет весьма недоволен тобой! — после долгого молчания сказал начальник кинжала. — Мой царь направил ему сегодня весьма неприятное письмо. — Как бы оно не стоило мне головы! — не без тревоги заметил посол. — Все может быть! — развел руками Зимрид. — Аттал был очень разгневан и обращался к Никомеду, как к последнему слуге! — О, Тихе !.. — Но все еще может обойтись хорошо для тебя! — подбадривающе улыбнулся Зимрид и многозначительно добавил: — И для меня тоже! — Располагай мной! — воскликнул посол. — Наш царь написал сегодня еще одно письмо, — не переставая улыбаться, понизил голос Зимрид. — Думаю, его содержание поднимет настроение твоему базилевсу после прочтения первого письма. Зная, какие чувства питает Никомед к Риму, являясь истинным «другом и союзником римского народа», я уверен, что, передав это письмо, куда следует, он получил бы еще большее расположение сената! А ты, отдав ему такое письмо, заслужил бы еще большее расположение своего царя! — И… такое письмо у тебя? — Уже нет, — усмехнулся Зимрид и, увидев, как разочарованно вытянулось лицо посла, добавил: — Но я дам тебе возможность добыть его. Правда, это будет стоить тебе… десять талантов! — Эти деньги будут у тебя через час! — воскликнул посол. — Еще ты должен обещать мне покровительство своего царя, если у меня возникнут некоторые затруднения в Пергаме! — подумав, добавил начальник кинжала. — Ты можешь стать его подданным в любой момент! — Тогда бери надежных людей и отправляйся в погоню за моим гонцом. — Его имя — Александр. Поторопись — у его отца лучшие кони во всем Пергаме, однажды они сделали его победителем на Олимпиаде! |
| — Письма Никомеду и Митридату доставить немедленно! — Будет исполнено, величайший! — воскликнул начальник кинжала. Пятясь и не переставая кланяться, он вышел из царской спальни, затворил за собой дверь, разогнулся — и скриба вздрогнул, увидев рядом с собой совершенно другого человека. Лицо Зимрида стало властным, высокомерным, спина надменно выпрямилась. Он медленно пошел по коридору, не замечая, как испуганно жмутся к стенам встречавшиеся на его пути вельможи, рабы и слуги. «Ай-ай, как неосторожно поступил сейчас базилевс! — думал он про себя. — Конечно, он и не думал объединяться с Митридатом против Рима, и не выступил бы против него, если б даже вся Малая Азия пошла за ним, просто выдал желаемое за действительное. И если это письмо дойдет до рук сенаторов… — Если оно дойдет до сенаторов, — вполголоса пробормотал он, входя в свой кабинет, — то я стану богатейшим человеком! Рим вынудит царя в качестве гарантий мира отдать несколько сотен заложников из самых знатных семей, заставив в угоду своим публиканам и купцам принять еще более жестокую денежную реформу, наводнит Пергам своими новыми ростовщиками… А это новые налоги, поборы, казни… Начнутся бунты среди знати и ремесленников, наемников и крестьян. Это повлечет за собой массовые аресты, конфискацию имущества, на чем можно будет как следует погреть руки! Нужно только умело распорядиться этим письмом и сделать так, чтобы оно попало не в руки Митридата, а отцов — сенаторов!» — Двух гонцов ко мне! — крикнул он рабу и, подумав, добавил: — И срочно разыскать посла Вифинии! Вскоре в коридоре послышались торопливые шаги. В кабинет вошли два молодых человека, сыновья знатных пергамских вельмож. Зимрид знал их с малолетства, часто бывал гостем в их домах и поэтому, оценивающе осмотрев обоих, приветливо сказал: — Ты, Никострат, немедленно отправишься в Вифинию и передашь это послание нашего базилевса Никомеду. А ты, Александр, — протянул он второе письмо стройному юноше со светлым пушком на подбородке, — доставишь этот пергамент в Понт, базилевсу Митридату Эвергету. |
| Имена рим. мучеников узнать не удалось, поэтому папа Мильтиад велел поминать их под именами мучеников, пострадавших в Паннонии,- Клавдия, Семпрониана, Никострата и Кастория. На развитие агиографической традиции увенчанных мучеников повлияли попытки средневек. авторов согласовать противоречивые свидетельства источников. В Мученичестве не упоминается эпитет «четверо увенчанных», к-рый применялся к Клавдию, Никострату, Семпрониану, Касторию и Симплицию в Иеронимовом Мартирологе и в рим. литургических книгах. Несоответствие эпитета числу мучеников не получило однозначного объяснения в трудах исследователей (Делеэ различал в Мученичестве 4 «главных» героев и второстепенного (Симплиция) ( Delehaye. Passions. P. 242; Guyon. 1975. P. 525); по мнению Кирша, образ Симплиция был вымышлен составителем Мученичества, чтобы ввести в повествование мотив обращения язычника ко Христу, популярный в рим. агиографии). То обстоятельство, что 5 мучеников именовались «четырьмя увенчанными», привлекло внимание средневековых авторов. В Геласия Сакраментарии (VII-VIII вв.) в рубрике под 8 нояб. перечислены 4 увенчанных мученика - Костиан (вместо Никострата), Клавдий, Кастор и Симпрониан (The Gelasian Sacramentary: Liber Sacramentorum Romanae Ecclesiae/Ed. H. A. Wilson. Oxf., 1894. P. 203). Однако не все авторы довольствовались простым исключением имени к.-л. мученика. Начиная с IX в. в источниках встречается отождествление «четверых увенчанных» с мучениками Секундом (Севером), Северианом, Карпофором и Викторином, пострадавшими в Альбане (ныне Альбано-Лациале, Италия) (пам. зап. 8 авг.). Это было связано с перенесением мощей 5 увенчанных и 4 альбанских мучеников в ц. Увенчанных мучеников (Санти-Куатро-Коронати) по указанию папы Римского Льва IV (847-855). По мнению А. Кантена, ошибочное отождествление сделал Адон , архиеп. Вьеннский, к-рый опирался на Мученичество и на перечень святых, мощи к-рых покоились в ц. Увенчанных мучеников. Столкнувшись с противоречивыми указаниями источников (он использовал также Мартиролог Флора Лионского, в к-ром сведения об увенчанных мучениках были заимствованы из Мученичества св. |
|
|
