| Вселенские патриархи старались прекратить эту смуту, но безуспешно. В 1772 году патриарх Феодосий II в ответ на письмо афонских монахов заявил: «Тот, кто совершает панихиды по субботам, поступает хорошо, поскольку держится древней традиции Церкви, но и тот, кто совершает их по воскресеньям, не согрешает». Этот ответ должен был восстановить мир среди монахов. Однако спор не прекратился. Через год патриарх Самуил Хатзерис в письме от имени Синода указал:»Монахи, подвизающиеся в келлиях и скитах, подчиняющихся монастырям, должны следовать безоговорочно Типикону и обычаям этих монастырей в отношении служения панихид». Но борьба продолжалась. По вопросу служения панихид собиралось два Собора, один на Афоне в 1774 году, другой в Константинополе в 1776 году. Первый Собор анафематствовал тех, кто не принял решение Патриархии, в то время как второй объявил, что «панихиды могут совершаться и по субботам, и по воскресеньям». Спор продолжался вплоть до греческой революции (1821 г.). Он достиг Константинополя и разделил финариотскую аристократию на два враждующих лагеря. В 1819 году Вселенский патриарх Григорий Y постановил: «Для того, чтобы совершенно прекратить давнишний спор, панихиды должны служиться без различия по воскресеньям или субботам, а также по другим дням недели». Когда нарастала новая волна недовольства против колливадского движения, св. Макарий был на Афоне. В ответ на вопрос сторонников новой («обновленческой») практики он ясно дал понять, что не одобряет их нововведение («обновление»): «Я лично никогда не служил и не буду служить панихиды по усопшим по воскресеньям». После этого недвусмысленного ответа св. Макарию начали угрожать. Он был очень огорчен этим и покинул Афон, уехав на остров Хиос. Почти одновременно со спором о служении панихид возник и спор о том, как часто следует причащаться Святых Таинств. Одни считали, что Святое Причастие следует принимать на каждой литургии, если, конечно, человек не находится под епитимией. Другие считали, что причащаться нужно редко, несколько раз в год. В большинстве своем колливады были сторонниками частого причащения. Книга св. Макария «О постоянном Причащении Божественных Таинств», изданная в 1783 году, сыграла главную роль в решении этого вопроса. Эта книга является значительно увеличенной и измененной версией книги Неофита Капсокаливита |
| Но самым большим испытанием, как было выше сказано, стало для отца Мисаила противостояние насельников обители друг против друга из-за споров вокруг имени Божия. Отец Мисаил, желая примирить противодействующие стороны, сначала определенно уступил сторонникам нового учения, так как они были агрессивно настроены. Он думал, уступка умиротворит их, и спор не перерастет за рамки дискуссии о методах Иисусовой молитвы. С этой целью он отправился в скит Новая Фиваида, где жило большинство имябожников, и согласился принять их воззвание с формулировками, предложенными имяславцами. Но впоследствии, когда в процесс включился отец Антоний (Булатович) и простой спор перерос в догматическое противостояние, то отец Мисаил занял решительную позицию — встал на защиту чистоты Православной веры. На Пасху 1912 года игумен Мисаил направил в Фиваидский скит послание, в котором призывал иноков: «.оставить душепагубные пререкания между собою и спор о Сладчайшем и спасительном Имени Господа нашего Иисуса Христа». «Если кто дерзнет возбуждать после сего спор и пререкание, делать сходки, собирать подписи, то таковые — аще монах — да отлучится от причащения Святых Христовых Таин на три года, а если священнослужитель — от священнодействия на три года, - писал игумен Мисаил. — А если кто дерзнет произнести на кого-либо слово «еретик», тот отлучается от приобщения Святых Христовых Таин на год. Духовникам строго наказываю не входить в суждения о догматических вопросах со своими духовными чадами». 20 августа 1912 года сторонники святоотеческого православного учения в Пантелеимоновом монастыре во главе с игуменом Мисаилом составили «Акт о недостопоклоняемости имени «Иисус», в котором содержался неприемлемый для имяславцев пункт о том, что имени Божию нельзя поклоняться: «Мы веруем и исповедуем, что Господь наш Иисус Христос есть истинный Бог. в двух естествах не слитно, нераздельно, неизменно, неразлучно соединенных. Поэтому, когда произносим Его Пресвятое и Божественное Имя, т. е. Иисус Христос, то представляем себе невидимое присутствие Самого Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа — Второго Лица Пресвятой Троицы, не отделяя Его Имени от существа и не сливая, о Нем же, по Апостолу, подобает нам спастись, но чествуем Его и поклоняемся Ему — Самому Господу Богу». |
| — Тут есть определенное сходство с ситуацией начала XX века. Как и тогда, постсоветская либеральная интеллигенция восприняла отца Иоанна в штыки. Были воспроизведены все те же мифы столетней давности — и насчет черносотенства, и насчет пресмыкательства перед царем, и насчет шарлатанства, и насчет невежества людей, тянувшихся к нему со всех концов страны. Конечно, есть и различия. Все-таки современники отца Иоанна, люто критиковавшие его, были рождены и воспитаны в православной стране, в патриархальной культуре, и, как бы они ни отрицали эту среду, она на них влияла. Они говорили с отцом Иоанном на одном языке, хоть и говорили диаметрально противоположное. Другое дело люди конца XX века, выросшие на безбожной советской идеологии. Для них отец Иоанн гораздо менее понятен, для них он фигура историческая и чуть ли не мифологическая. Разница еще и в том, что в начале XX века интеллигенция презирала Церковь, но не боялась ее, и отец Иоанн не казался ей источником серьезной угрозы. Разве может какой-то поп остановить железную поступь социального прогресса? А вот в конце века ситуация изменилась: в среде либеральной интеллигенции возник страх перед церковным возрождением, возникли опасения, что вот сейчас Церковь окрепнет, заполнит собой идеологический вакуум, образовавшийся после падения коммунизма, и установит жесткий тоталитарный режим. Соответственно, отца Иоанна некоторые антиклерикалы восприняли как символ того ужаса, который ждет Россию, если к власти придут «церковники». Сейчас, двадцать лет спустя, эти опасения как-то приутихли. Во всяком случае, нынешних антиклерикалов фигура отца Иоанна не слишком интересует. — Если отвлечься от фигуры отца Иоанна, да и от фигуры Толстого, и посмотреть на суть заочного спора между ними, можно ли сказать, что спор этот окончен? Или он в других формах, с другими персоналиями продолжается в России и по сей день? — Конечно, спор продолжается, пусть и на новом историческом этапе. Спор мировоззренческий: сталкиваются два отношения к жизни, одно из которых основано на вере во Христа, а другое — на безрелигиозном гуманизме. Собственно говоря, этот спор идет как минимум с эпохи Возрождения. Полемика между отцом Иоанном и Львом Толстым — всего лишь один из эпизодов этого глобального исторического противостояния. |
| Эти люди жили целостным замыслом о христианском мире: не их вина, что сам замысел этот и в поздней Византии и особенно в Москве оказался отрезанным от живых источников, от творческого вдохновения ранней Церкви, суженным до Типикона и Домостроя. Но и их противники не преданием и не истиной питали свою реформу: новые книги оказались лучше старых, исправнее, осмысленнее. Но иерархия так легко, без углубления в самые источники веры и учения Церкви, принявшая эту реформу, слишком легко примет и другие реформы: лишь бы они исходили от власти, были сделаны «по Высочайшему изволению»... Раскольники противились не столько Церкви, сколько Царству - но во имя той теории Царства, которая, как бы она ни мельчала и ни сужалась, видела, хотела видеть в нем Царство, служащее Христу. Их же противники уже почти не чувствовали эту надвигавшуюся метаморфозу христианской теократии в абсолютизм. Таким образом вопрос о соотношении Церкви и Царства снова обостряется в семнадцатом веке. От патриотического служения патриарха Гермогена и Троице-Сергиевой Лавры в Смутное время, через своеобразный «папоцезаризм» патриарха Филарета - до Никона и Раскола. И всё сильнее чувствуется, что началось перерождение государства, что стало меняться его самосознание. Даже Тишайший царь Алексей Михайлович, приносящий от имени Царства покаяние перед мощами св. Филиппа, по существу, уже далек по своей психологии от византийского и древне-русского теократического самосознания. В Москву всё очевиднее проникает атмосфера западного абсолютизма. Разрыв Никона с Царем, в каком-то смысле, повторяет в России западный спор о соотношении Царства и Священства: это спор о «власти» прежде всего. Но, может быть, именно раскол делает неизбежным торжество абсолютизма при Петре Великом. 6 Спор о значении, об оценке Петровской реформы есть, можно сказать, основной русский спор. И это также больная и острая тема для русского церковного сознания. Правда, теперь никто уже не будет защищать духа церковной реформы Петра, синодального строя Русской Церкви, оберпрокурора и «ведомства православного исповедания». |
| Браск отвечал, что упомянутый спор еще во времена Стена Стуре младшего был решен риксродом. Собственность линчёпингских епископов на якобы «спорные» доходы подтверждена королевскими дипломами, изданными с одобрения риксрода, и неоднократно подтверждена папой. Поэтому она не может являться предметом судебных разбирательств. Епископ «никогда не слышал и не читал», чтобы корона имела больше прав на десятину, нежели церковь . На подобные права раньше притязали только «неправедные короли», и то был с их стороны произвол. Поэтому, если монарх настаивает на таких правах, вопрос об этом является общегосударственным. Спор должен вестись между короной и всеми диоцезами страны 146 . Очевидно, что король пошел на принципиальный спор, будучи вооруженным новой, реформационной идеологией. И все же столкновение во многом носило традиционный средневековый характер. Густав Васа ссылался на старинное право патроната. Позиция Браска, отстаивающего древние права церкви, также была традиционна. В этом смысле события 1520-х гг. как бы повторяли крупные церковно-политические позднесредневековые конфликты – в частности, столкновения накануне восстания Энгельбректа Энгельбректссона и «Стокгольмской кровавой бани». Несмотря на принципиальный характер конфликта, Браск вновь решил, что попросту попал в немилость короля, который, очевидно, использовал старинный спор как предлог для опалы. Этими соображениями епископ поделился с Туре Йенссоном, предположив, что монарх действует по наущению кого-то из своих советников 147 . А в письме сестре Густава I Маргарете (от 9 марта 1524 г.) Браск пожаловался: на службе у государя есть человек, который «обращает все наши слова и деяния к худшему» 148 . Епископ просил Маргарету о заступничестве перед королем. Обострение противоречий линчепингского епископа с королем было также связано с очередным побором с церкви. Целью являлось изъятие средств для военной экспедиции на Готланд 149 . Браск ответственно отнесся к этому мероприятию, тем более что Готланд входил в Линчепингский диоцез. |
| Александр подготовил собственное окружное послание, разосланное «к сослужителям всей Кафолической Церкви». Энциклику подписал ряд епископов, искренне разделявших его позицию и негодование. Но и у Ария находились новые сторонники. Спор зашёл в тупик. Зная образ мыслей императора, епископ Александрии пытался найти защиту у св. Константина Великого , но в это время территории, на которых проходил спор, находились под управлением Лициния. А Запад и в первую очередь Рим не интересовались разногласиями, в которые оказался вовлечённым Восток. И только после победы над Лицинием в 323 г. св. Константин обратил внимание на причину церковных настроений 101 . Надо сказать, что первоначально император не придал спору большого значения, что, впрочем, вполне понятно. Даже после Никейского Собора многие современники-богословы полагали причиной возникших между епископом Александром и Арием разногласий «предосудительное любопрение» 102 . Чего же можно было ожидать от василевса, мало искушённого в то время в тонкостях богословских систем и знавшего об арианстве понаслышке? Он уже имел опыт преодоления донатистской ереси, поразившей только Африку, когда его волей был собран Собор епископов. Ему казалось, что любое богословское недоразумение разрешится просто и легко, без какого-либо административного вмешательства, в том числе и это. Император был уверен в том, что и данная ситуация выправится сама собой при взаимном согласии спорящих сторон и терпимости к мнению соперника. Авторитет руководителей обеих церковных партий, их ревность по вере являлись для него залогом того, что спор – суть выдумка, и вместо нанесения взаимных обид и оскорблений главнейшая задача противников, как священнослужителей, заключается в просвещении народов учению Христа. «Какую рану нанесла моему сердцу весть, – пишет он в письме Александру и Арию, – что между вами самими возникли разногласия… что вы, через которых я надеялся подать врачество другим, сами нуждаетесь в гораздо большем врачевании. Я внимательно рассуждал о начале и предмете вашего спора; повод к нему мне показался вовсе не таким, чтобы по нему надобно было начинать спор» 103 . |
| Слова С. Η. Τрубецкого (с. 501) см. его Сочинения, I. 44–442, «О современном положении русской Церкви» (отрывок). История «Афонской смуты» еще не написана, существует только полемическая и очень пристрастная литература. Спор вспыхнул вокруг книги схимонаха Илариона : «На горах Кавказа, Беседа двух старцев подвижников о внутреннем единении с Господсм наших сердец чрез молитву Иисус Христову или духовная деятельность современных пустынников, составил пустынножитель Кавказских гор схимонах Иларион», 1 изд. Баталпашинск, 1907, 2 изд., исправ. и много дополн., 1910; 3 изд. К. Печерской лавры, 1912. Сперва эта книга с большим сочувствием была принята в монастырской среде, но вскоре многим показалась соблазнительной та смелость, с которой Иларион говорит о Божественном соприсутствии в молитве и называет призываемое имя Иисусово «самим Богом». Для Илариона это было, по-видимому, не столько богословским утверждением, сколько простым описанием молитвенной реальности. Но и самый молитвенный реализм казался слишком смелым. Психологизм в истолковании молитвы многим представлялся более безопасным, смиренным и благочестивым. Начался спор в печати, всего больше в журнале «Русский Инок», который издавался в Почаевской лавре, и против Илариона очень резко высказался арх. Антоний. Весь полемический материал был собран впоследствии в анонимном сборнике: Св. Православие и Имябожническая ересь, Харьков, 1916; срв. и книгу С. В. Троицкого , Об именах Божиих и имябожниках, СПб., 1914 (из «Церков. Вед».) . На Афоне спор сразу же принял неистовое и мятежное течение, и все богословские доводы были примрачены страстью и раздражением. Спор пришлось оборвать силою, почти насилием. Последователи Илариона были объявлены еретиками, под именем «имябожников» (сами они называли себя «имяславцами», а своих противников «имяборцами») , и несколько сот монахов были насильственно выдворены и вывезены с Афона и расселены по разным обителям в России (определение Св. Синода от 29 авг. 1913 г.). Вопрос по существу, однако, остался недораскрыт. |
| Новый публичный диспут был назначен на 5 июля. Любопытно отметить, что мать Петра, вдовствующая царица Наталья Кирилловна, в свою очередь, боясь усиления правительства Софьи, предупредила своих недавних врагов стрельцов о том, что спор в помещении дворца может быть опасен для раскольничьих вождей, так как Софья могла бы их там легко Уже рано утром 5 июля на кремлевской площади стали собираться толпы народа. Старообрядцы монахи и священники, расставив свои аналои со старыми иконами, усиленно проповедовали правду старой веры. Тем временем в Грановитой палате собрались царевны Софья и Татьяна и царица Наталья. Духовенство и бояре были в полном сборе. Староверческие вожди священник Никита, соловчанин Савватий, Сергий, Савва Романов и другие в сопровождении стрелецких выборных и охраны тоже вошли в палату. По рассказу Саввы Романова, при входе произошла стычка между старообрядческим и новообрядческим духовенством, но стрельцы, “устремившись на попов и начавши их под боки кулаками бить”, решили вопрос в пользу старой веры. В самой Грановитой палате спор сразу принял страстный характер, но патриарх Иоаким держался твердо и ни в чем не уступал. Софья энергично поддерживала патриарха и все время вмешивалась в спор в его пользу. Как всегда бывает в идеологическом споре, аргументы не могли убедить ни одну из сторон. Временами спор переходил в драку, и старообрядец священник Никита Дружинин, набросившись в пылу дискуссии на архиепископа Вологодского Афанасия, стал, по свидетельству Медведева, “бить и терзать Упорность и страстность раскольников произвели тем не менее более сильное впечатление на присутствующих, чем богословская аргументация епископов и психологически победа склонялась в их пользу. Чтобы не дать раскольникам возможности воспользоваться начальным успехом и этим подорвать авторитет церковных и государственных властей, Софья прервала прения и пригрозила, что в случае дальнейшего проявления неуважения к иерархии и власти она с царями уедет из Москвы. Старообрядцы оставили палату торжествуя. “Победихом, победихом”, — кричали они и поднимали руки: “Тако слагайте персты, веруйте люди по-нашему. Тако веруйте. Мы всех архиереев перепрахом и пострамиша. Нам-де государи приказали по-старому креститися”. Они пели церковные песнопения и благодарили Бога за |
| Они не могли «притереться» друг к другу без серьезных и продолжительных «трений» (официозное арианство в IV в., официозное монофелитство в VII в., официозное иконоборчество в VIII-IX вв. как ряд последовательных попыток преодолеть идею церкви во имя идеи империи - и оппозиция Афанасия, Максима Исповедника, Феодора Студита как ряд последовательных попыток субординировать идею империи идее церкви (54)). Император Запада вел спор с папой за право быть единственным наместником власти Христа - и в конце концов проиграл этот спор. Даже император Востока вел спор с иконой за право быть единственным образом присутствия Христа - и тоже проиграл спор. Тяжба шла о праве быть держателем символа. Но и примирение имперской идеи с христианской идеей, их сопряжение в единую систему «правоверия» могло происходить всякий раз только при медиации платонически окрашенного символизма. Христианство как таковое было для империи лишь знаком (еще раз: «In hoc signo vinces»). Империя как таковая тоже была для христианства лишь знаком (еще раз: «изображение и надпись» на евангельском динарии кесаря - и обреченная прейти «схема» и «фигура» мира сего). Описание христианских тем в образах имперской государственности или имперских тем в образах христианской теологии - общее место литературы раннего Средневековья (а также всего, что «литературно» в искусстве раннего Средневековья). Но это явление оказалось возможно не в последнюю очередь потому, что над литературой раннего Средневековья господствует фундаментальный поэтический принцип пара-болы и пара-фразы (что связано с фундаментальным мировоззренческим принципом пара-докса (55), хотя в силу специфики эстетических форм сознания не может быть с ним отождествлено). Парабола - по буквальному значению возле-брошенное-слово: слово, не устремленное к своему предмету, но блуждающее и витающее возле него; не называющее вещь, а скорее загадывающее эту вещь (ср. утверждение новозаветного текста, что до окончания этого «эона» мы видим все только «через зерцало в загадке» - (56). |
| За литургией народу было очень много: душа радуется. Много язычников. Владыка заболел, должно быть простудился, и проболел дня 3–4. Вообще он как-то больше стал поддаваться разным влияниям простуды или усталости: очевидно, стареет. Дай Бог ему еще здоровья на много лет. За это время накопилось писем до 60 с разных концов от катехизаторов, священников и христиан. Некоторые письма с сажень длиной на свертках. Из Вакаяма катехизатор Фома Танака пишет, что католический катехизатор начал подбираться к нашим христианам и совращать их в католичество, так как-де из русской веры легче обратить, чем из буддизма. Фома узнал об этом и сказал католическому катехизатору: чем соблазнять христиан, лучше мы поговорим о вере, для чего устроим собрание. Тот спросил своих патеров, которые не позволили вступать в спор. Тогда Фома стал усовещивать, что-де, очевидно, вы боитесь открыто показать свою веру и желаете держать во тьме своих христиан. Это заставило католиков согласиться на спор, для чего они вызвали из Киото самого лучшего катехизатора, так как сами патеры – французы, по-японски не вполне говорят, а их катехизатор в Вакаяма не вполне надежен на открытое состязание. В назначенный день собрались и православные и католики; но так как Киотоский катехизатор замедлил (может быть, нарочно это и устроено было), то спор начал местный катехизатор и изложил подробно все свое учение католическое; излагал долго, никем не прерываемый. В это время входит и Киотоский катехизатор; но Танака начал уже свой ответ в опровержение католичества: Апостол Петр в Риме был очень недолго, а не 30 лет, как говорят католики; в 58 приблизительно году написал Апостол Павел послание к Римлянам, но нет совершенно даже никакого намека на то, чтобы там был в это время Апостол Петр. На Иерусалимском Соборе весь вопрос решил главным образом Апостол Иаков. А что Апостол Петр постоянно говорит и делает первый, так, конечно, во всяком обществе кто-нибудь один начинает; а Апостол Петр именно потому, что он был горячее всех. |
|
|
