| 7. Антропология. Судьба человека Человек — это образ Божий , или зеркало Божие. Как Бог представляет собой триединство памяти, разума и любви, так и в человеке есть эти три способности — память, разум и воля (любовь). Все вместе они составляют одно разумное сознание. Только человек среди всех прочих тварей (не считая Ангелов) способен постигать Бога, ибо он более всего подобен Ему. Но и человек постигает Бога не прямо в Его собственных свойствах, но косвенно, по уподоблению. Поэтому самопознание человека есть познание своего первообраза (Бога) через Его образ или подобие. Человек создан Богом для того, чтобы помнить, разуметь и любить Бога. Поскольку же Бог бесконечен, то и любовь к Нему должна быть бесконечной. Но это невозможно, если человек не будет жить вечно. Следовательно, человеческая душа должна быть бессмертной; только так она может исполнить то, ради чего была создана. Но такая вечная жизнь в любви к Богу есть блаженство и лишена каких-либо страданий. Награда за эту вечную любовь к Богу (помимо самого блаженства и бессмертия) должна быть соразмерной желанию и стремлению любящего, то есть должна удовлетворять его. Следовательно, этой наградой может быть только Сам Бог. IV. Библиография (на русском языке) Текст:Ансельм Кентерберийский. М., 1995. Энциклопедии: ЭС “Христианство”. Т. 1. М., 1993. С. 87. Исследования: Эйкен Г. История и система средневекового миросозерцания. СПб., 1907; Штекль А . История Средневековой философии. М., 1912; История философии. Т. I. М., 1940; Антология мировой философии. Т. 1. Ч. 2. М., 1969; Коплстон Ф. Ч . История Средневековой философии. М., 1997. Продолжение. Начало цикла см. 1(23), 2(24), 3(25) за 2000 г. Это учение о совпадении в Боге сущности и свойств, противоречащее православному учению по этому вопросу, Ансельм заимствовал у блаженного Августина. См. об этом нашу статью: Блаженный Августин Иппонский//Альфа и Омега. 2000. 2(24). С. 379. Более подробный разбор и оценку данного учения о Святой Троице см. в нашей статье: Блаженный Августин Иппонский. С. 379–381. |
| Родоначальником этой концепции является протестантский богослов Ричард Райс, профессор одного из американских университетов и автор книги «Открытость Бога». Из православных богословов эту концепцию разделяет англичанин Ричард Суинберн, философ, перешедший в православие во взрослом возрасте. Основные книги Суинберна переведены на русский язык, и с ними можно без труда ознакомиться. Бог существует и в нашем воображении, и в реальности Основная цель, которую ставит перед собой открытый теизм, — совмещение Божественного Провидения и свободы человека, понятой в либертарианском смысле. Как мы помним, с той же проблемой сталкиваются молинисты, и они решают ее через «среднее знание» — здесь же такой концепции не будет. Либертарианство строго терминологично, и «свобода» здесь — определенный терминологический аспект, категорически утверждающий: «Да, некоторые наши действия свободны от детерминизма, они являются автохтонными. Я делаю выбор, и ничего не влияет на него». Либертарианцы совершают решительный жест: по их мнению, нужно понять условия свободы, а так — она существует. Иронично: ведь открытый теизм призывает отказываться от схоластики — но похожие мысли были присущи Ансельму Кентерберийскому. С его легкой руки в моду входит жанр «Доказательства бытия Божьего». В чем тут близость? И Ансельм, и открытый теизм очень похоже определяют, что такое Бог. Как доказывал бытие Бога Ансельм? Он говорил: понятно, что Бог — самое совершенное существо. А точно ли это всесовершенное существо существует, не плод ли это нашей мысли? Ответ таков: есть два способа быть. Можно быть действительно (как существуют вещи), а можно быть в качестве предмета мышления. Одно дело — настоящее яблоко, и другое — яблоко мыслимое. Но — внимание! — можно ли думать, что Бог, всесильное существо, может обладать лишь одним способом существования? Нет! То, что может существовать двумя способами, гораздо совершеннее, чем то, что существует только одним способом. Следовательно, Бог существует и в нашей мысли, и в реальности. Открытый теизм тоже воспринимает Бога как совершенного в благости и любви: Бог есть все хорошее, все прекрасное. Грех человека — как кирпичик в стене |
| Приведу свой простой пример. Когда мы спрашиваем у кого-нибудь, верит ли он в Бога или нет, мы убеждены, что никто не скажет нам, что он не понимает вопроса. Мы услышим один из трех вариантов: «Да, верю», «Нет, не верю», «Не знаю, сомневаюсь, ищу». Но никто не спросит: «А что такое Бог?» Каждый понимает, что Бог – и тут мы возвращаемся к рассуждениям Ансельма Кентерберийского, – это То, больше чего ничего нельзя помыслить. Рассуждаем далее. Предположим, что прав атеист и Бога не существует. Тогда что же получается? В уме человека понятие о Том, больше чего ничего нельзя помыслить, есть, а Того, больше чего ничего нельзя помыслить, не существует. Но это же полный абсурд. Выходит, что если бы я помыслил То, больше чего ничего нельзя помыслить, и Он бы существовал на самом деле, то это было бы больше, чем просто понятие без существования самого объекта, то есть Бога. Говоря кратко, понятие о Боге + Сам Бог больше, чем просто понятие о Боге при Его несуществовании. Таким образом, мы получаем, что фраза «Бога нет» превращается в следующую: «То, больше чего ничего нельзя помыслить, не есть То, больше чего ничего нельзя помыслить». Налицо очевидное противоречие, то есть это безумие – утверждать такую мысль. На это рассуждение Ансельма Кентерберийского, который в то время был настоятелем одного из католических монастырей, написал возражение его монах, Гаунилон, который уловил главное в этом доказательстве: бытие Бога мы утверждаем, опираясь только на понятие, имеющееся в нашем уме. Но, – вопрошает Гаунилон, – мало ли какое понятие есть в моем уме? Что же, тогда и объект этого понятия существует? Допустим, в моем уме есть понятие Островов блаженных – так что же, Острова блаженных существуют? Ансельм ответил: Гаунилон не понял, что надо отличать мышление от фантазии. Острова блаженных – это фантазия. Мы о них ничего не знаем: где они расположены? каков там климат?.. Да и что такое блаженство, мы не знаем, ведь для каждого оно свое. А вот что Бог есть То, больше чего ничего нельзя помыслить, – это не фантазия, это, можно сказать, определение, с которым никто спорить не будет. Поэтому данное доказательство справедливо только для обоснования бытия Бога – ни для какого иного объекта оно не применимо. |
| В общих чертах римско-католическое понимание сущности взаимоотношения Бога и человека состоит в следующем: Бог, оскорбленный грехом человека, гневается на него и потому посылает ему наказания; следовательно, чтобы обратить гнев Божий на милость, необходимо принести Богу удовлетворение за грех . Спасение здесь мыслится прежде всего как избавление от наказаний за грехи. Поэтому в страхе перед карами за грехи миряне больше думали о наказаниях и о средствах избежать их, чем об устранении самого греха. Наказание служило не столько тому, чтобы приобрести вновь в Боге Отца, сколько тому, чтобы избежать Бога-Судии. Основоположником юридического истолкования учения о спасении человека является архиепископ Ансельм Кентерберийский (1033–1109), римско-католический святой, отец западной схоластики. Это он ввел в богословие термин «удовлетворение» («satisfactio»). В православии спасение понимается прежде всего как избавление от самого греха: Той избавит Израиля от всех беззаконий его ( Пс.129:6 ); Той бо спасет люди Своя от грех их ( Мф.1:21 ); «Яко Той есть Бог наш, избавлей нас от беззаконий наших; Яко Той есть Бог наш, от прелести вражия мир избавлей; Род же человеческий от истления свободил ecu, живот и нетление миру даровав» (стихиры Октоиха). Грех вносит порчу, «тление» в природу человека, удаляет человека от Бога, побуждает человека враждовать с Богом. Но Бог и грешного человека не оставляет Своим попечением: «Ты врага суща мя зело возлюбил еси» (канон Октоиха). От человека-грешника Бог требует не удовлетворения за грехи, а изменения образа жизни – рождения в новую жизнь. Таким образом, в православии дело спасения мыслится в нравственном плане, в римском же католицизме – в юридическом. Таковы предварительные замечания о двух различных пониманиях дела спасения, которые должны помочь лучше уяснить дальнейшее. Римско-католическое учение о первородном грехе По римско-католическому учению, первородный грех отразился не столько на природе человека, сколько на отношении Бога к человеку. Бог отнял у него сверхъестественный дар праведности, вследствие этого человек остался в состоянии чистой естественности (status purorum naturalium). По образному выражению кардинала Беллармина, состояние человека до грехопадения отличается от состояния после грехопадения лишь так, как одетый человек отличается от раздетого, поскольку сама природа падшего человека не изменилась. |
| Все это вполне созвучно тому, о чем писал апостол Павел: Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы ( Рим. 1, 20 ). Ценность телеологического аргумента состоит, прежде всего, в том, что он ставит человеческое сознание перед альтернативой: признать ли Разум источником столь целесообразно устроенного мира 122 , или же – «что-то пока неизвестное»? Первое открывает человеку высокий и святой смысл жизни. Второе оставляет его в полной внутренней растерянности и безысходности. 3. Онтологический аргумент Онтологический аргумент (от греч. ên, oâsa, Ôn, – причастия муж., жен., и ср. рода настоящего времени от e„m… – быть, существовать) – аргумент, исходящий из идеи совершенного Существа. Впервые этот аргумент сформулировал архиепископ Ансельм Кентерберийский († 1109). Логика его такова: если в нашем уме есть понятие о Существе всесовершенном, то такое Существо необходимо должно существовать, поскольку, не имея признака бытия, Оно не было бы всесовершенным. Мы мыслим Бога Существом всесовершенным, следовательно, Он должен иметь и свойство бытия. Р. Декарт († 1650) дополнил этот аргумент мыслью о том, что нельзя представить себе происхождение в человеке самой идеи Бога, если бы Его не было 123 . Немецкий философ, физик († 1716) присоединил к нему довод о том, что Бог должен существовать, поскольку в понятии о Нем не содержится внутренних противоречий. Многие русские богословы и философы занимались осмыслением этого аргумента. Так, например, кн. С.Н. Трубецкой († 1905), следуя мысли В. С. Соловьева , исходя из понятия Бога-Абсолюта, понимаемого как «всеединое бытие», принимал онтологический аргумент за основу в вопросе о бытии Бога. 4. Психологический аргумент (Греч. ас» – душа, дух, сознание.) Основная мысль этого аргумента была высказана еще блаженным Августином († 430) и развита Декартом. Существо его заключается в следующем. Поскольку идея Бога как Существа всесовершенного, вечного присутствует в человеческом сознании, а таковая идея не могла произойти ни от впечатлений внешнего мира (как глубоко отличного от представлений о Боге) 124 , ни как результат чисто мыслительной деятельности человека, его психики 125 , – следовательно, источник ее принадлежит Самому Богу. |
| Некоторые другие Отцы тоже говорят о том, что диавол «обманулся», но не идут так далеко, чтобы утверждать, что Бог его обманул. Так, в Огласительном слове, приписываемом святому Иоанну Златоусту (оно читается на Пасхальной утрени), говорится, что ад был «осмеян» Воскресением Христа и «попался» на том, что не заметил под видимым человеком невидимого Бога: «Ад огорчился, встретив Тебя долу: огорчился, потому что упразднился, огорчился, потому что был осмеян... Принял тело – и коснулся Бога, принял землю – и встретил небо, принял, что видел – и попался в том, чего не видел». 127 В одной из трех коленопреклонных молитв, читаемых в праздник Пятидесятницы, говорится, что Христос «началозлобнаго и глубиннаго змия богомудростным льщением (т.е. обманом) уловил». 128 По другой трактовке, выкуп был заплачен не диаволу, так как он не имеет власти над человеком, а Богу Отцу. Западный богослов Ансельм Кентерберийский в XI веке писал, что грехопадением человека была прогневана Божественная Правда, которая требовала удовлетворения (лат. satisfactio), но, так как никаких человеческих жертв не было достаточно, чтобы ее удовлетворить, Сын Божий Сам приносит ей выкуп. Смерть Христа удовлетворила Божий гнев, и человеку возвращена благодать, для усвоения которой ему нужно иметь некоторые заслуги – веру и добрые дела. 129 Но так как опять же у человека нет этих заслуг, то он может черпать их у Христа, обладающего сверхдолжными заслугами, а также и у святых, которые совершили в своей жизни больше добрых дел, чем это было необходимо для их личного спасения, а потому имеют как бы излишек, которым могут делиться. Эта теория, родившаяся в недрах латинского схоластического богословия, носит юридический характер и отражает средневековые представления об оскорблении чести, требующем сатисфакции. Смерть Христа при таком понимании не упраздняет грех , а лишь избавляет человека от ответственности за него. Надо, однако, отметить, что теория сатисфакции проникла и в русское академическое богословие, которое находилось в XVIII-XIX столетиях под большим влиянием латинской схоластики. Так, например, в «Пространном христианском катехизисе» написано: «Его (Христа) вольные страдания и крестная смерть за нас, будучи бесконечной цены и достоинства, как смерть безгрешного и Богочеловека, есть и совершенное удовлетворение правосудию Божию, осудившему нас за грех на смерть, и безмерная заслуга, приобретшая ему право без оскорбления правосудия подавать нам, грешным, прощение грехов и благодать для победы над грехом». 130 Обилие юридических терминов (цена, заслуга, удовлетворение, оскорбление, правосудие, право) свидетельствует о том, что подобное понимание ближе к средневековой схоластике, чем к воззрениям Отцов Восточной Церкви. |
| Живая деятельная вера, равно как и разумные исследования в области религии, но не подходящие под схоластические приемы, совершенно уничтожались схоластикой. Параллельно со схоластическим направлением в богословии шло мистическое 287 . Богословы схоластического направления стремились к постижению церковного вероучения рассудком при посредстве сложных логических умозаключений; богословы мистического направления, наоборот, хотели постигать догмат чувством при посредстве внутреннего созерцания и углубления человека в самого себя. Мистика утверждала, что человек может познать Бога и все откровенное учение не чрез диалектические доказательства, а чрез возвышение духа к Богу в форме непосредственного созерцания. Находясь в состоянии созерцания и экстаза, человек ощущает в своей душе присутствие божества, чувствует себя исполненным и просвещенным им. В этом и заключается непосредственное, внутреннее познание Бога. Оно есть слабая степень того познания, которое будет иметь место в будущей жизни. Для того чтобы достигнуть здесь, на земле, созерцания и познания божества, говорили мистики, нужно пройти несколько ступеней самоусовершенствования. В сущности, они предлагают три ступени. Первая – это очищение, то есть освобождение духа при посредстве аскетизма от уз чувственной природы. Вторая – освящение, то есть внутренняя, чисто духовная жизнь, когда дух живет и действует совершенно свободно от влияний чувственного мира. Третья – исполнение, то есть существование в Боге, Который наполняет все существо человека; исполненный присутствия Божества, человек находится в состоянии озарения и экстаза, который проявляется здесь, на земле, в действиях божественного характера (чудесах, пророчествах и проч.). Схоластическое направление в западном богословии упрочил Ансельм, архиепископ Кентерберийский († 1109 г.), а мистическое – известный Бернард Клервосский († 1153 г.). В XIII веке схоластика в лице доминиканца Фомы Аквината († 1274 г.), а мистика в лице францисканца Бонавентуры († 1274 г.) достигли полного своего развития. В XIV веке темные стороны схоластики, пустой формализм и казуистика, получили в ней преобладающее значение. На почве же практической схоластическое направление со своими доказательствами за и против оказалось вредным в нравственном отношении; были уже попытки при помощи казуистических тонкостей оправдывать преступления. Таким образом, схоластика сама себя истощила и в начале XVI века совершенно упала, хотя следы ее в богословии остались на долгое время. Мистика в XV веке приняла направление более практическое, выражавшееся проповедью об истинно благочестивой жизни. Самым замечательным представителем практической мистики был Фома Кемпийский († 1471 г.), оставивший сочинение «О подражании Христу», получившее всемирную известность и пользующееся до настоящего времени всеобщим уважением. § 24. Новые догматы в Римской Церкви |
| Ансельм Кентерберийский, вслед за Августином, рассматривает Сына как самопознание, а Св. Духа как самолюбовь Высочайшего духа. Классическое же выражение психологизирующее, антропоморфическое богословие получает у Фомы Аквинского, воззрения которого остаются основоположными для всего католического богословия и до наших дней (с его открытым или перерождённым августинизмом). Познание и воля в конечном духе обращаются, рассуждает Фома Акв., к внешнему миру и рефлектируются и внутрь, в его существо. Подобно и в Божестве, в котором это существует в совершеннейшем первообразе: в нём существует деятельность и свершение, относящееся к внешним вещам, и имманентное исхождение (processio), рождение Сына и изведение Св. Духа. Эти обе processiones в Боге определяются двумя функциями духа, познанием и волей (intellectus et voluntas, которая конечно, без дальних разговоров, приравнивается к любви). Summa Theologiae, qu. XXVII, art III различает два рода processiones в Божестве: processio intellectus – verbum, et processio voluntas, sc. processio amoris. Secundum quam amatum est in amante: sicut per conceptionem Verbi res dicta vel intellecta est in intelligente. Unde et praeter processionem Verbi ponitur alia processio in divinis, quae est processio amoris. 49 Это воззрение, за единичными исключениями, сделалось общим для всех схоластиков, которые сходятся в понимании рождения и изведения как имманентных актов познания и воли в Боге. 50 В руководствах католического богословия прямо утверждается, что есть только два исхождения – processiones – в Боге, потому что две способности: разум и воля, ex numero facultatum in Deo im " manenter operantium. Intellectus et voluntas sunt principia proxima divinarum processionum. 51 52 Эта аксиома сделалась исходным пунктом и для современного, иногда утончённого богословствования. 53 При этой психологической постановке вопроса происходит его metabasix eix alio genox, 54 п. ч. речь ведется уже не о триипостасности, как таковой, но о свойствах её образов. Познание и воля оказываются ипостасными Сыном и Духом Святым. Разъясняется, следовательно, не триипостасность как таковая, но свойства и значение отдельных ипостасей, причём, разумеется, и это разъяснение не может считаться удовлетворительным. Прежде всего, как уже указано, является неоправданным третье место воли, которой, как первоволе, должно бы принадлежать первое место. Во-вторых, здесь вводится или савеллианство, или субордициониэм; первая ипостась имеет вторую и третью как свои атрибуты или свойства (подобно тому как субстанция в системе Спинозы имеет атрибут мышления или протяжения), и оказывается неоправданной их ипостасная равноместность. С этим учением связано и другое учение об ипостасях как отношениях в Божестве, именно отношениях происхождения (смотри экскурс). 55 56 11. СВ. ТРОИЦА, КАК ТРОЙСТВЕННОСТЬ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ |
| В форме торжественной проповеди, разделенной на три части, Иларион развивает три идеи: о духовном превосходстве Нового Завета (то есть «благодати») над Ветхим Заветом («законом»), о великом значении крещения Руси и роли князя Владимира в достижении величия земли Русской. Постепенно переходя от общего к частному, Иларион соединяет богословскую мысль и политическую идею. Его рассуждения представляют стройное и органическое развитие одной идеи – прославления Руси. В то же время Илариону чужда мысль о национальной ограниченности. Он все время подчеркивает, что русский народ есть только часть человечества. «Слово о законе и благодати» – произведение единственное в своем роде. Таких трудов не знала Византия. Это историософское сочинение, утверждающее существование Руси, ее связь с мировой историей, ее место в мировой истории. Из него, как из семени, выросло гигантское древо русской литературы и философской мысли. Другим знаменитым древнерусским мыслителем был митрополит Климент Смолятич, о котором летописец говорит, что такого мудрого философа Русь еще не видывала. К сожалению, до наших дней сохранилось лишь одно его сочинение, которое свидетельствует о блестящем знании автором греческих и александрийских источников. Работ другого древнерусского мыслителя – епископа Кирилла Туровского – сохранилось значительно больше. По его проповедям видно, что это был выдающийся оратор, подражавший знаменитым греческим риторам. На севере Руси выделялся новгородский епископ Лука. Его стиль не так изящен, как у южан, зато этика поучительна, предметна, конкретна. Следует отметить, что на севере Руси богословская и философская мысль выражалась не столько в литературных памятниках, сколько в храмостроительстве и иконописи, достигших большого художественного совершенства. Огромное значение для русской культуры имели летописи. Подобно «Слову» Илариона, летописание было проникнуто стремлением осознать текущие события через обращение к прошлому. Поэтому интерес монахов-летописцев к истории своего народа выразился не только в прославлении деяний христианских подвижников, но и подвигов древних языческих князей. |
| «Смерть, — говорит преп. Максим Исповедник, — это преимущественно отделение от Бога, сследующее за телесной смертью. Жизнь это преимущественно Тот, Кто сказал: «Я есмь Жизнь». Так отчего постигла смерть все человечество? Отчего умирают те, кто не согрешил c Адамом? Автор отвечает словами св. Анастасия Синаита: «Мы унаследовали проклятие Адама. Мы не были наказаны за непослушание божественной заповеди вместе c Адамом; но оттого, что Адам стал смертным, он передал грех своему потомству. Мы стали смертными потому, что родились от смертного человека». Др Каламирос далее пишет, что в этой клевете на Бога повинны блаж. Августин, Ансельм Кентерберийский, Фома Аквинский и прочие основатели западного богословия: «Конечно, они не утверждали точно и ясно, что Бог злое и страстное существо. Они скорее рассматривают Бога как бы скованным высшей силой, некой мрачной и неумолимой Необходимостью, подобной той, что правила языческими 6огами. Эта Необходимость заставляет Его платить злом за зло и не позволяет Ему прощать, забывать содеянное против Него зло, без того, чтобы Ему приносили за это бесконечные искупления». Далее в статье «Огненная река» автор пишет o влиянии греческого язычества на западное христианство: «Язычество лежало в основе всех ересей. Оно было очень сильно на Востоке, потому что Восток был скрещением путей всех философских и религиозных течений. Ho как сказано в Новом 3авете, «где изобилует грех, благодать изобилует еще больше». Итак, пока расцветали ереси, расцветало и Православие, и хотя оно и было гонимо сильными века сего, оно всегда торжествовало. Ha 3апад, наоборот, греческое языческое мировоззрение проникло (связь!) свободно и не казалось ересью. Оно проникло путем множества латинских сочинений, составленных Августином, епископом Иппонийским. (…) Ha 3ападе, мало по малу знание греческого языка уменьшалось и сочинения Августина оказались единственными книгами, доступными c древних врёмен, написанными на понятном языке. Таким образом, 3апад получил учение как бы христианское, но в то же время и языческое во многих вопросах. Рост цезаре-папизма в Риме не дозволил правильно реагировать против этого, что повергло 3апад в гуманистическую, языческую идеологию, существующую и по сей день». |
|
|
