| По окладным спискам оказалось, что гостей было в это время только 13 человек, гостиной сотни лучших, средних и худых 158, тогда как до московского разоренья было 350 семей; в суконной сотне оказалось 116 человек. Из этого известия всего лучше можно видеть, какие следствия для торгового русского сословия имело смутное время, московское разоренье, после которого торговые люди в продолжение XVII века уже не могли поправиться. Вследствие войны с Польшею в Москве оказалось много пленных белорусов, мещан – имя, до сих пор неизвестное в Великой России; по Андрусовскому перемирию они получили свободу, но пожелали остаться в Москве. Сперва их роздали в тягло по черным сотням и слободам, но в 1671 году велено за Сретенскими воротами построить для них новую слободу, которая получила название Мещанской, и мещане взяты в ведомство Малороссийского приказа. Трудно было выйти из посаду, из тягла на волю, в нетяглые люди. Быть может, оставалась возможность выхода в служилые люди, в которых также нуждалось правительство? Но еще в самом начале Московского государства надобность в тяглых людях, в плательщиках, была, как видно, так же велика, как и в служилых; еще тогда князья в своих договорах повторяют постоянно условие ведать тяглых людей сообща и в службу к себе не принимать. В XVII веке, после разоренья, нужда в тяглых людях не могла уменьшиться, и правительство не позволяет выхода из тяглых в служилые, велит набирать в последние вольных, охочих людей, а не тяглых. Если тяглый человек пойдет охотою в стрельцы, то велено возвращать его назад, в тягло, с двумя сыновьями, и только третий сын оставался в стрельцах. Исключение было сделано только для тех людей, которые пошли в козаки до смоленского похода, т. е. до начала польской воины при царе Алексее Михайловиче. Если правительство не позволяло тяглецам вступать в военную службу, то тем менее могло позволить им выходить в подьячие; оно готово было позволить им кормиться пером, но с условием не выходить из тягла. В 1668 году двое посадских из Вологды били челом: «Мы оскудели от пожаров и от медной деньги, торговать, промышлять и кормиться стало нечем, а кормятся на Вологде в писчей избушке площадным письмом посадские оскудалые люди; вели, государь, нам кормиться площадным письмом с площадными подьячими вместе и выписные деньги с ними делить поровну, чтоб нам впредь твоих податей и служб не отбыть и вконец не погибнуть». |
| Вот почему московские государственные люди XVII в. начали выбирать между своими врагами, сближаться или только мириться с тем или другим из них, чтобы тем вернее справиться с третьим. Необходимость такого выбора произвела в царствование Алексея крутой перелом во внешней политике Московского государства. Главной целью этой политики была западная соседка - Польша: на борьбу с ней в продолжение веков были обращены народные силы. Андрусовское перемирие 1667 г. надолго приостановило эту борьбу. Обессиленная ею Польша перестала казаться опасной, и ее можно было на некоторое время оставить в покое, даже сблизиться с ней. Настойчивым провозвестником этого поворота, как мы видели, был Ордин-Нащокин. В московском договоре 1686 г. перемирие превратилось в вечный мир и даже в наступательный союз. Россия об руку с Польшей вступила в священную лигу Польши, Австрии и Венеции для борьбы с Турцией. Так еще до Петра покинута была на неопределенное время мысль о национально-политическом объединении русского народа: чтобы поддержать добрые отношения с союзницей и соседкой, разумеется, нельзя было затрагивать вопроса о воссоединении юго-западной Руси с Великороссией. Петр, начиная свою деятельность, прямо вступил в это сочетание международных отношений, до него создавшееся. Он также в начале царствования обратил все свои усилия и народные силы на юг, следовательно, поставил своей ближайшей задачей исправление и ограждение южной границы государственной территории. Для этого надобно было укрепить за собой и обезопасить берега Черного и Азовского морей. На Азовском море появился первый русский флот; там возникли верфи и гавани. Но потом международные отношения Западной Европы переверстались. В северной и средней Европе с Тридцатилетней войны царила над международными отношениями маленькая Швеция. Ее преобладание тяжелым гнетом ложилось особенно на государства, близкие к Балтийскому морю, на Данию, Польшу и Московию. Для Дании Швеция создала под боком у нее непримиримого врага, герцога шлезвиг-гольштейнского, которому она покровительствовала. |
| Он имел свои соображения, оправдывавшие такую перемену в ходе дел. Малороссийский вопрос в его глазах был пока делом второстепенным. Если, писал он, черкасы (казаки) изменяют, то стоят ли они того, чтобы стоять за них? Действительно, с присоединением восточной Малороссии главный узел этого вопроса развязывался, Польша переставала быть опасной для Москвы, твердо ставшей на верхнем и среднем Днепре. Притом нельзя было навсегда удержать временно уступленный Киев и присоединить западную Малороссию, не совершив международной неправды, не нарушив Андрусовского перемирия. А Нащокин был одним из редких дипломатов, обладающих дипломатической совестливостью, качеством, с которым и тогда неохотно мирилась дипломатия. Он ничего не хотел делать без правды: " Лучше воистину принять злому животу моему конец и вовеки свобод ну быть, нежели противно правды делати " . Поэтому, когда гетман Дорошенко с западной Малороссией, отложившись от Польши, поддался турецкому султану, а потом изъявил согласие стать под высокую руку царя московского, Нащокин на запрос из Москвы, можно ли принять Дорошенка в подданство, отвечал решительным протестом против такого нарушения договоров, выразил даже негодование, что к нему обращаются с такими некорректными запросами. По его мнению, дело надобно было повести так, чтобы сами поляки, разумно взвесив свои и московские интересы, для упрочения русско-польского союза против басурман и для успокоения Украйы добровольно уступили Москве и Киев, и даже всю западную Малороссию, " а нагло писать о том в Польшу невозможно " . Еще до перемирия в Андрусове Нащокин убеждал царя, что с польским королем " надобно мириться в меру " , на умеренных условиях, чтобы поляки не искали потом первого случая отомстить: " взять Полоцк да Витебск, а если поляки заупрямятся, то и этих городов не надобно " . В докладе о необходимости тесного союза с Польшей у Нащокина вырвался даже неосторожный намек на возможность отступиться и от всей Малороссии, а не от западной только, ради упрочения союза. |
| У Нащокина были свои дипломатические планы, своеобразные взгляды на задачи внешней московской политики. Ему пришлось действовать в ту минуту, когда ребром были поставлены самые щекотливые вопросы, питавшие непримиримую вражду Московского государства с Польшей и Швецией, вопросы о Малороссии, о Балтийском береге. Обстоятельства поставили Нащокина в самый водоворот сношений и столкновений, вызванных этими вопросами. Но у него не закружилась голова в этом водовороте: в запутанных делах он умел отделить важное от шумного, привлекательное от полезного, мечты от достижимого. Он видел, что в тогдашнем положении и при наличных средствах Московского государства для него неразрешим в полном объеме вопрос малороссийский, т. е. вопрос о воссоединении Юго-Западной Руси с Великороссией. Вот почему он склонялся к миру и даже к тесному союзу с Польшей и хотя хорошо знал, как он выражался, " зело шаткий, бездушный и непостоянный польский народ " , но от союза с ним ждал разнообразных выгод. Между прочим, чаял он, турецкие христиане, молдаване и волохи, послышав про этот союз, отложатся от турок, и тогда все дети восточной церкви, обитающие от самого Дуная вплоть до пределов Великой России и ныне разъединяемые враждебной Польшей, сольются в многочисленный христианский народ, покровительствуемый православным царем московским, и сами собою прекратятся шведские козни, возможные только при русско-польской распре. В 1667 г. польским послам, приехавшим в Москву для подтверждения Андрусовского договора, Нащокин в одушевленной речи развивал свои мечты о том, какой великой славой покрылись бы все славянские народы и какие великие предприятия увенчались бы успехом, если бы племена, населяющие наши государства и почти все говорящие по-славянски от Адриатического до Немецкого моря и до Северного океана, соединились, и какая слава ожидает оба государства в будущем, когда они, стоя во главе славянских народов, соединятся под одною державою. Хлопоча о тесном союзе с вековым врагом и даже мечтая о династическом соединении с Польшей под властью московского царя или его сына, Нащокин производил чрезвычайно крутой поворот во внешней московской политике. |
| Афанасий Лаврентьевич был сын очень скромного псковского помещика; в Псковском и в ближнем Торопецком уездах ютилось целое фамильное гнездо Нащокиных, которое шло от одного видного служилого человека при московском дворе XVI в. Из этого гнезда, захудавшего после своего родоначальника, вышел и наш Афанасий Лаврентьевич. Он стал известен еще при царе Михаиле: его не раз назначали в посольские комиссии для размежевания границ со Швецией. В начале Алексеева царствования Ордин-Нащокин уже считался на родине видным дельцом и усердным слугой московского правительства. Вот почему во время псковского бунта 1650 г. мятежники намеревались убить его. При усмирении этого бунта московскими полками Ордин-Нащокин показал много усердия и уменья. С тех пор он пошел в гору. Когда в 1654 г. открылась война с Польшей, ему поручен был чрезвычайно трудный пост: с малыми военными силами он должен был сторожить московскую границу со стороны Литвы и Ливонии. Он отлично исполнил возложенное на него поручение. В 1656 г. началась война со Швецией, и сам царь двинулся в поход под Ригу. Когда московские войска взяли один из ливонских городов на Двине, Кокенгаузен (старинный русский Кукейнос, когда-то принадлежавший полоцким князьям), Нащокин был назначен воеводой этого и других новозавоеванных городов. На этой должности Ордин-Нащокин делает очень важные военные и дипломатические дела: сторожит границу, завоевывает ливонские городки, ведет переписку с польскими властями; ни одно важное дипломатическое дело не делается без его участия. В 1658 г. его усилиями заключено было Валиесарское перемирие со Швецией, условия которого превзошли ожидания самого царя Алексея. В 1665 г. Ордин-Нащокин сидел воеводой в родном своем Пскове. Наконец, он сослужил самую важную и тяжелую службу московскому правительству: после утомительных восьмимесячных переговоров с польскими уполномоченными он заключил в январе 1667 г. в Андрусове перемирие с Польшей, положившее конец опустошительной для обеих сторон тринадцатилетней войне. В этих переговорах Нащокин показал много дипломатической сообразительности и уменья ладить с иноземцами и вытягал у поляков не только Смоленскую и Северскую землю и восточную Малороссию, но и из западной Киев с округом. Заключение Андрусовского перемирия поставило Афанасия очень высоко в московском правительстве, составило ему громкую дипломатическую известность. Делая все эти дела, Нащокин быстро поднимался по чиновной лестнице. Городовой дворянин по отечеству, по происхождению, по заключении упомянутого перемирия он был пожалован в бояре и назначен главным управителем Посольского приказа с громким титулом " царской большой печати и государственных великих посольских дел сберегателя " , т. е. стал государственным канцлером. |
| Таким образом, уже во время работы сейма православные через русского резидента стали искать помощи и поддержки русского правительства в борьбе с правительственной политикой. Уже после заключения Андрусовского перемирия 1667 г. был поднят вопрос о внесении в текст будущего мирного договора гарантий для православных в Речи Посполитой После вторжения османов в Речь Посполитую в 1672 г. вопрос об этом временно отошел на задний план, но в начале 1676 г. он снова стал актуальным. Можно высказать и некоторые соображения о том, по чьей инициативе православные, приехавшие на сейм, стали искать контактов с резидентом. В «расходных книгах» В. М. Тяпкина под 15 марта отмечено, что он передал Антонию Виницкому 2 пары соболей Установившиеся контакты получили продолжение в следующем, 1677 г. В письме от 5 января он сообщал об отправке в Москву королевской инструкции на сеймики, где отметил, что документ привез «старец Офонасей Соколскои от митрополита Антония Виницкого», и они оба – «верные слуги великому государю» 25 февраля резидента посетил сам «неусыпный слуга верной» Антоний Виницкий и попросил, чтобы царь разрешил ему «съехать на обещание в Киево-Печерскую святую лавру, где пострижен» Эти сообщения В. М. Тяпкина четко фиксируют поворот в политике ранее лояльной по отношению к Речи Посполитой православной иерархии в сторону России, что было закономерной реакцией на переход властей Польско-Литовского государства к политике форсированного насаждения унии. © Флоря Б. Н., 2015 Текст наказа см.: РГАДА, ф. 79 (Сношения России с Польшей), кн. 100, л. 22–38. Там же, кн. 163, л. 129. О нем как члене Львовского братства в 1660 г. см.: Шустова Ю. Э. Документы Львовского Успенского Ставропигийского братства (1586–1788): Источниковедческое исследование. М., 2009. С. 323. РГАДА, ф. 79, кн. 160, л. 255–255 об. Там же, л. 300. Там же, кн. 163, л. 60–60 об. Там же, кн. 160, л. 439 об. Там же, л. 37 об.— 38. Там же, ф. 79, 1675 г., 5, л. 72. Там же, ф. 79, кн. 163, л. 55 об., 166. Там же, кн. 160, л. 476; кн. 163, л. 57. |
| Без этого приказания повиновались бы Гедеону только духовенство и миряне, живущие в областях, подчинённых Москве, но православные, живущие в польских областях, могли чуждаться его, и чуждались бы, как клятвопреступника. По всем этим побуждениям и гетман и Четвертинский усердно просили московское правительство, чтобы оно отправило посольство в Константинополь к патриарху, с большою посылкою и просьбою, чтоб патриарх дал согласие на подчинение киевской митрополии московскому патриархату. Благодаря этим настоятельным просьбам, немедленно после посвящения Гедеона, в ноябре 1685 года, послано было посольство в Константинополь. Это было не первое сношение с константинопольскими патриархами по этому делу. Ещё при Брюховецком, когда этот гетман просил, чтобы в Киев прислан был митрополит из Москвы, а духовенство киевское просило, чтобы дозволено было ему избрать митрополита в Киев вольными голосами, московское правительство хотело послать по поводу этих просьб к патриарху константинопольскому, хотя и не известно, состоялось ли это посольство 232 . Затем, после Андрусовского договора, говорено было о переводе малороссийского духовенства из-под ведомства константинопольского патриарха в ведение московского патриарху александрийскому, и он хотел писать об этом к константинопольскому патриарху с прошением, только сказал, что без совета всех своих духовных константинопольский патриарх сделать этого не может, а он, александрийский, в чужую епархию о том писать и указывать не смеет 233 . Потом, в 1669 году, когда отправился из Москвы в Константинополь греческий архимандрит Мелетий, долгое время перед тем живший в Москве и занимавшийся составлением писем к патриархам 234 , то ему, кажется, поручено было хлопотать о дозволении московскому патриарху рукоположить митрополита в Киев, и вручена была общая просьба об этом деле ко всем патриархам. По свидетельству патриарха Иерусалимского Досифея, бывший тогда вселенский патриарх опасался вступаться в это дело, и всё, что было сделано, было сделано им, Досифеем 235 . |
| п. обязанностей, от которых всё время было освобождено католическое духовенство. При всём этом, следует опять же заметить, что, как и в прежние времена, воплощение в жизнь принятых договорённостей во многом зависело от политической ситуации. А она вскоре после подписания этого договора стала складываться не совсем благоприятно для православных. В 1660 г. Польша заключила со Швецией, которая оккупировала ранее часть её территории, так называемый Оливский мир и стала затем предпринимать действия по возвращению земель, завоёванных Россией. В том же году казацкий гетман Юрий Хмельницкий предал Москву и перешёл на сторону Речи Посполитой. Это вызвало внутренние волнения и междоусобицу в Малороссии. Начались внутренние неурядицы и в Речи Посполитой. Затем в 1667 г. между Польшей и Московским государством было достигнуто соглашение, т.н. Андрусовский мир (а вернее перемирие на 13,5 лет), по которому Россия отказалась от завоёванной ранее Литвы, но сохранила за собой Смоленск, Северскую землю, Левобережную Украину и г. Киев (сроком на два года), находившийся на правом берегу Днепра. Таким образом, юридически было закреплено разделение Малороссии на Левобережную и Правобережную, что не могло не отразиться на положении церковных дел в Киевской митрополии. Ещё перед этим, в 1663 г. скончался митрополит Дионисий (Балабан). Его наследником на митрополичью кафедру киевское духовенство и казаки предложили Мстиславского владыку ИОСИФА (Нелюбович-Тукальского). Епископы же епархий, находящиеся в пределах польского влияния, выдвинули своего кандидата – Антония (Винницкого), епископа Перемышльского. Выборы состоялись 9 ноября 1663 г. в Корсуни, но консенсуса достичь на них не удалось, и каждая сторона представила на утверждение королю своего избранника. И король принял весьма примечательное решение: «чтобы удовлетворить обе группы. 22 ноября выдал «привилей» (грамота, содержащая пожалование; прим. автора) на управление митрополиту Тукальскому. А спустя два дня – Винницкому, запретив вместе с тем употребление этого титула владыке Мстиславскому (Белорусскому). |
| В этих условиях среди правосл. духовенства произошел раскол. Часть духовенства, прежде всего преемники Сильвестра митрополиты Дионисий (Балабан-Тукальский) , а затем Иосиф (Нелюбович-Тукальский) , ориентировалась на тех гетманов (сначала И. Е. Выговского, затем П. Д. Дорошенко), к-рые, лавируя между соседями Украины, стремились добиться для гетманства возможно более широкой автономии. В июне 1658 г. митр. Дионисий поддержал курс Выговского на разрыв с Россией, участвовал в разработке и принятии Гадячского соглашения, по которому гетманство становилось частью Польско-Литовского гос-ва. В том же году митрополит покинул Киев, подчинявшийся власти царя, и поселился на Правобережной Украине, в резиденции гетманов Чигирине. Власть митрополита перестала распространяться на Левобережье, где местоблюстителем митрополичьей кафедры стал Черниговский еп. Лазарь (Баранович). 2 нояб. 1658 г. митр. Дионисий передал еп. Лазарю под управление протопопии Черниговскую, Менскую, Борзнянскую, Глуховскую, Конотопскую, Новгород-Северскую и Стародубскую. После низложения Выговского и нового подчинения Запорожского войска власти царя в окт. 1659 г. еп. Лазарь был назначен «блюстителем Киевской митрополии». В 1661 г. митрополичьим местоблюстителем на Левобережье стал посвященный в Москве на Мстиславскую кафедру Мефодий (Филимонович) , занимавший этот пост до 1668 г. После заключения в 1667 г. Андрусовского мира, закрепившего Правобережную Украину за Речью Посполитой, а Киев и Левобережье за Россией, фактически произошел раскол митрополии и К. е. Киевские митрополиты, находившиеся на территории Польско-Литовского гос-ва, практически утратили власть над Левобережьем и Киевом, где усиливалось влияние России (в условиях постоянных войн и разорений определенное значение приобрела материальная поддержка, которую оказывали русские власти киевским мон-рям, и возможность продавать в Москве книги киево-печерской типографии). За укрепление связей с Россией как гарантом сохранения Православия на Украине выступала влиятельная западнорус. |
| Мефодий стал на сторону духовенства. Может быть он рассчитывал на звание митрополита, но не встретил поддержки в этом ни со стороны русского правительства, ни со стороны гетмана. С этого времени у него пошла рознь с Брюховецким. 708 В 1666 г. Мефодий вызван был в Москву, между прочим, для участия в суде над патриархом Никоном . Разлад его с гетманом был известен и потому в Москве приняли его холодно: это раздражило его еще больше. Вернувшись по осени 1667 г. в Малороссию, он принял другую тактику – начал поднимать Брюховецкого против Москвы. В это время состоялся андрусовский договор, по которому Киев оставлен за Россией только на два года. Мефодий начал разглашать, что царь хочет отдать Киев полякам и в союзе с королем выгубить и искоренить Запорожье, слободских казаков загнать в Сибирь, а служилых обратить в мужиков и мещан. 709 «Не даром Москва побраталась с древними главными врагами православия – ляхами». 710 Цель этого союза та, чтобы общими силами уничтожить казачество, наделавшее столько бед России и Польше. – Между тем Государь собирался посетить Киев –свою стародавнюю дедичную отчину, которая с давних лет не видала государева пришествия. Приготовления к этому путешествию государя и посылка в Малороссию Ордына-Нащокина, главного виновника андрусовского договора, еще более усилили подозрительность казаков. «Дай Бог , не оплошайся милость твоя – писал Мефодий к Брюховецкому – как вижу, идет не о ремешку, а о целой кожи нашей. Чаять, тот честной Нащокин к тому привел и приведет, чтоб вас, купно же и нас с вами, взяв за шею, выдать ляхам. Почему ведать, не на том ли присягали себе? Якож и много знаков таких, что об нас торгуютца. Храни Боже, чтоб ляхам, взяв нас за шею, имели отдавати, также и к Москве водити. И ты буди остерегателен, чтобы, храни Боже, не похотели и тебя, как покойного Барабаша, в казенную телегу замкнув, вместо подарка ляхам отослати». 711 В Москве знали про такие злобные речи Мефодия, тем более, что он не стеснялся говорить их в присутствии московских воевод. В Нежине говорил прямо: «если боярин (Ордин-Нащекин) придет Киев ляхам сдавать, то я возьму в правую руку меч, а в левую крест, и буду против ратей обоих великих государей стоять». Возвращение из заключения м. Тукальского. – Суд над Мефодием. – Баранович, с русской стороны, в третий раз блюститель митрополии |
|
|
