| Петрарка и Боккаччо оба одинаково чувствовали важность греческой литературы и сожалели о том, что не могут владеть греческим языком, вследствие чего перед ними закрыт был богатый источник, из которого древние не успели вычерпать все живое и полезное. «Если бы соединить, – говорит Боккаччо 502 , – латинские знания с греческими, этим много бы можно приобресть нам. На греческом остается еще много такого, что не известно Западу и что помогло бы нам далеко двинуться в просвещении». Ревность и усердие, с которыми Петрарка и Боккаччо заботились о разыскании и покупке греческих рукописей, любовь, с которой они относились к редким еллинистам, бывавшим тогда в Италии, свидетельствуют, что, по крайней мере, лучшие деятели того времени, подготовлявшие Возрождение, понимали важное значение еллинизма. Насколько фактически слабо было в Италии знание греческой литературы, видно из того, что первое знакомство с Гомером итальянцы получили из латинского перевода, сделанного по внушению Петрарки и на средства Боккаччо учеником Варлаама, греком Леонтием Пилатом. Из сказанного можно видеть, как почетна роль нашего Варлаама, являющегося в Италии первым сеятелем еллинизма, урокам которого непосредственно или посредственно обязаны были Перуджино, Петрарка и Боккаччо. Исправляя миссию императора Андроника в Италии, Варлаам, как образованный человек, обладавший богатыми литературными знаниями, везде завязывал тесные дружеские сношения с людьми, интересующимися литературой. Так, в Неаполе он свел дружбу с библиотекарем короля, Перуджино. И любопытно, что произведение Перуджино «Collectiones» не только обилует цитатами, взятыми от Варлаама, но едва ли не обязано ему лучшими учеными своими частями 503 . «Collectiones» Перуджино есть то произведение, которое по содержанию своему соприкасается c «Genealogia deorum» Боккаччо и о котором некоторые писатели высказывали мнение, что оно легло в основание труда Боккаччо. Если в настоящее время и нельзя более отстаивать эту мысль, то может не подлежать сомнению, что основной ученый фон в том и другом сочинении дан ученым греческим монахом, многие из теорий и объяснений которого нашли себе место и в знаменитом сочинении Боккаччо. |
| Вот мнения двух крупнейших русских патрологов: «Вообще реакции русской богословской мысли конца XIX — начала XX века не хватало подлинного знания патристического предания в его полноте, положительного раскрытия на его основе догматов Православия. Отсюда ее односторонности и недостатки» ( Архиеп. Василий (Кривошеин) . Символические тексты в Православной Церкви//Богословские Труды. Сб. 4. М., 1968. С. 29). Или, еще раньше по времени написания: «...непобежденный привкус психологизма или пиетизма... Очень резко и несдержанно... отвергает «школьно-катихизическое» учение об искуплении, т. н. «юридическую теорию», действительно перенятую из западной схоластики... идет много дальше, находит неуместным и самое понятие «жертвы». Апостольские тексты... он толкует в переносном и описательном смысле. И впадает в самый нестерпимый импрессионизм, стараясь объяснить смысл Крестной Смерти... Очистительная кровь, спасительный крест, живоносный гроб, — все это только образы, означающие «общее понятие» искупительной страсти: «здесь берутся наиболее впечатлительные для нас моменты Его подвига»» ( Прот. Г. Флоровский . Пути русского богословия. Париж, 1937, с. 434-435). В последней цитате говорится о непосредственном учителе св. Андроника будущем митрополите Антонии (Храповицком). Цитирование можно продолжить. Критикуя программу Антония, предлагавшего «обращение всего богословия в нравственный монизм», Флоровский сознается, что его «поражает рассудочность и примитивность доводов, какое-то богословствование от здравого смысла, который упрямо насилует свидетельства откровения... Онтологических предпосылок своего учения он не проверяет. Он ими точно и не интересуется... И образ Христа Спасителя остается в его изображении очень неясным...» (там же, с. 435-436). Флоровский упоминает и близкого ученика митр. Антония, написавшего книгу «О спасении», не прибегая к понятию благодати и доходя до отрицания обязательности таинств (там же, с. 438). Подводя итог, прот. Г. Флоровский пишет: «Есть упадочные черты и в русской школе «нравственного монизма». В ней не было созерцательного вдохновения, и слишком много психологического самоанализа. Это был несомненный отзвук западных богословских настроений, чрезмерного внимания к проблеме оправдания. К отцам нужно было вернуться полнее и с большим смирением» (там же, с. 439). |
| 46 В качестве реакции на данное заявление последовало определение Св. синода. См. следующий документ. 47 В качестве реакции на данное постановление, несколько представителей иерархии РПЦ направили члену Св. синода архиепископу Новгородскому Арсению свои письма (см. документы 98, 351 (письма от 13 и 16.03.1917), 358 (письмо от 19.05.1917), 360). См. также документ 14 и приложение к нему. 49 См. документ 686: текст «Присяги на верность службы Российскому государству для лиц христианских вероисповеданий». 50 Текст послания приводится в следующем документе. См. также примечание 1 к документам 7 и 9. 52 Данное послание обнародовано согласно определения Синода 1280 от того же числа (см. документ 8). Сопоставляя номера определений Св. синода от 9 марта (документы 7 и 8) (о объявлении для исполнения формы присяги на верность службы Российскому государству для лиц христианских вероисповеданий и об обращении с посланием к всероссийской пастве), можно заключить, что Св. синод повелел народу присягать Временному правительству до того, как призвал паству ему подчиниться. 53 В период первой русской революции, в 1905 году, как отдельные представители высшей церковной власти, так и Св. синод также вносили определенные изменения в богослужебные чины. Отличительной чертой нововведений было покаянное испрошение у Бога умиротворения народа. Примеры таких определений см. в Приложениях к сему документу. 54 Следует перечень конкретных изменений в ряде богослужебных книг: в Триоди постной, Триоди цветной, Молитвослове, Служебнике, Требнике, Последовании молебных пений и Часослове учебном. 55 О глубоком смысле и церковном значении богослужебных текстов современный иерарх РПЦ – епископ Венский и Австрийский (до 7.05.2003 г. – Подольский) Иларион (Алфеев) (имеющий ученые степени доктора богословия и доктора философии) на страницах научно-богословского журнала пишет следующее: «На мой взгляд, богослужебные тексты обладают для православного христианина неоспоримым богословским и учительным авторитетом. |
| К этим словам почтенного ученого прибавлять нечего. Та же история, только с другим несколько оттенком, случилась в исследованиях гг. Сафы и Малышевского с «Исповеданием веры» Кирилла Лукариса. Г. Сафа утверждает 33 , а г. Малышевский вслед за ним повторяет. 34 что это «Исповедание» не принадлежит Лукарису, а сфабриковано и под его именем издано протестантами. О. Андроник, как в рассматриваемом нами своем исследовании о Критопуле, так и в другом, о котором речь ниже, высказывается против этого мнения и даже специально разбирает и опровергает его в своей статье о Кирилле Лукарисе, помещенной в журнале θνικον Ημερολγιον за 1870 г. 35 К сожалению, мы не могли достать этого журнала и не знаем, на каких основаниях оспаривает о. Андроиик мнение Сафы; но, зная его за серьезного и добросовестного ученого, ни мало не сомневаемся в том, что принятые им основания должны заслуживать уважения. Мы остановились на вопросе о подлинности «Исповеданий» Критопула и Лукариса потому, что, к сожалению, в известном кружке греческих ученых обвинение католиков и протестантов в подделке сочинений разных греческих богословов сделалось своего рода коньком, на котором они слишком часто и весьма неосторожно выезжают. Обыкновенно к нему обращаются всякий раз, когда не оказывается других средств опровергнуть то или другое, почему либо не нравящееся автору, мнение об известном богослове, тот или другой взгляд на него, основанный на том или другом его произведении. Без дальних околичностей они спешат обозвать это произведение подложным и делу конец. Этот, сколько не хитрый, столько же и не красивый, прием, судя по книге г. Малышевского, угрожает перейти и в нашу учено-богословскую литературу, чего мы совсем не желали бы. Кроме его крайней ненаучности (т. е. в той форме, в которой он часто применяется к делу), он, как показывает пример с «Исповеданием» Критопула, угрожает сделать нас смешными и нанести делу вашей богословской науки больше вреда, чем самые мнения католиков и протестантов о том или другом нашем богослове, вместе взятые. |
| «У нетленного тела Сергия Преподобного, всегда умиротворяющего встревоженную душу, каждодневно и каждочасно слышим мы призыв, обещающий покой и смущённому разуму. Всё читаемое на молебне Преподобному 43-е зачало от Матфея ( Мф.11:27–30 ) имеет преимущественно познавательное значение, осмелюсь сказать теоретико-познавательное, гносеологическое; и таковое значение этого за чала делается тем более ясным, когда мы вглядимся, что предмет всей 11-й главы от Матфея есть вопрос о познании, о недостаточности познания рассудочного и о необходимости познания духовного. Да, Бог «утаил» всё то, что единственно может быть названо достойным познания, «от премудрых и разумных» и «открыл это младенцам» ( Мф.11:25 ). Было бы неоправдываемым насилием над словом Божиим перетолковывать «премудрых и разумных» как «мнимо-мудрых», «мнимо-разумных», а на деле не таковых, равно как в «младенцах» видеть каких-то добродетельных мудрецов. Конечно, Господь сказал без иронии именно то самое, что хотел сказать: истинная человеческая мудрость, истинная человеческая премудрость недостаточна по тому самому, что она – человеческая. И в то же время умственное «младенчество», отсутствие умственного богатства, мешающего войти в Царство Небесное, может оказаться условием стяжания духовного ведения. Но полнота всего – в Иисусе Христе, и потому ведение можно получить лишь через Него и от Него. Все человеческие усилия познания, измучившие бедных мудрецов, тщетны. Как нескладные верблюды, на гружены они своими познаниями, и, как соленая вода, наука только разжигает жажду знания, никогда не успокаивая воспаленного ума... Вот почему у гроба, преизлияющего благодать, всё звучат и звучат, как неумолчный ключ воды живой, Божественные глаголы: «Вся Мне предана суть Отцем Моим: и никтоже знает (επιγινωσκει) Сына, токмо Отец: ни Отца кто знает, токмо Сын, и ему же аще волит Сын открыти (αποκαλιτψαι). Приидите ко Мне, вси труждающиися и обремененнии и Аз упокою (αναπασω) вы. Возьмите иго Мое на себе и научитеся от Мене (μθετε απεμου), яко кроток есмь и смирен сердцем: и обрящете покой (αναπαιισιν) душам вашим. Иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть» ( Мф.11:27–30 )» (14, с. 12–13). |
| Относительно первой мы ограничимся выводами Прантля, по отношению ко второй – воспользуемся изучением материала, даваемого синодиком. Прантль видит в нашем философе представителя перипатетической диалектики, сочинения которого ограничиваются изложением содержания тогдашней логики. В этом отношении Итал весьма близко соприкасается с Пселлом, хотя сравнение сочинений того и другого привело Прантля к наблюдению, что в учении о силлогизмах Итал не пользуется мнемоническими терминами, в первый раз встречающимися в логике Пселла; но, с другой стороны, из Итала оказывается возможным пополнить пробел, находимый у самого Пселла. Именно – в посвященном Андронику сочинении находится трактат о той части «Аналитики», которая трактуется в латинских руководствах последующего времени под заглавием «De potestatibus syllogismorum». Так как этого отдела нет в логике Пселла, то, по всей вероятности, он заимствован непосредственно из Итала. Оригинальною также прибавкою у Итала считает Прантль то известие, по которому Гален принимал четыре фигуры силлогизмов 278 . Для суждения об Итале у нас имеется в распоряжении материал, которым Прантль не пользовался. Осуждение Итала и внесение его имени в синодик нужно рассматривать в связи с распоряжением, изданным в начале царствования Алексея Комнина, по которому свобода философского мышления ограничена была высшим авторитетом Священного Писания и святоотеческих творений. В силу этого распоряжения, терпимым могло быть только такое учение, которое находило себе подтверждение в Божественных книгах 279 . Это краткое указание Анны Комнины разоблачает многое в занимающем нас вопросе. Царь Алексей Комнин, очевидно, пытался задержать поток новых идей, который дан был философским движением предыдущего времени; православное византийское царство, возобновляя в конце XI b. 280 свой протест против увлечений еллинскою философией, засвидетельствовало знаменательный факт в истории византийской культуры. Этим насильственным ограничением свободы исследования и подчинением философских выводов цензуре церковного авторитета, во-первых, осуждалось антибогословское направление в философии, во-вторых, узаконялось служебное положение философии к богословию. |
| Все же неистовые дела, Римлянами в Селуне учиненные, пространно описывает Никита Хониат в правлении Андроника Комнина. Но мы весьма кратко предложим токмо некоторые: Гуилием Король Сицилиянский, убежавшему к себе Алексею Комнину, коего Андроник сослал было в заточение, дал спомогательное войско. Сии воины, пришед в Селунь, ничего, касающегося ко оказанию наибесчеловечнейшей зверскости и безбожия, не оставили: домы и храмы расхищали, у граждан не токмо имение отнимали, но и платье со всех снимали до нага, исторгали из рук их пищу, многих подвергали разнообразным мучительствам, дабы они объявили им свои сокровища: великое кровопролитие везде по городу и в храмах, к которым народ прибегал, учинено жестоким образом. А еще вящше усугублялось злоключение Греков наипродерзостнейшим беззаконников оных надругательством, ибо где изгнанных из домов, никакого обиталища не имущих, и на гноищах сидящих граждан, и грубую, каковую в толикой бедности иметь было можно, пищу ядущих находили оные злонравнейшие Сицилиане, то иные из них ногами своими опрокидывали сосуды их, а другие наибесстыднейшие ругатели на премногие и иные злодеяния дерзостно отваживалися, которые неистовства их не токмо описывать обстоятельно, но и слушать о них без ужаса не можно. Не больше уважали они и храмы: на святом жертвеннике дерзновенно плясали, и пол вкруг его оскверняли своею уриною; а где заставали отправляемую божественную службу, тамо смехотворством, скверными песнями и зверским лаянием наполняли воздух, так что и церьковных стихир слышать не можно было. Но между столь многими беззакониями их отменнейшее и поистине достойное памяти есть следующее злодеяние. В Селуне находился великолепный храм Святого Великомученика Димитрия, в котором хранилися мироточивые мощи его. И так Сицилиане ворвавшись туда, на такое неслыханное безумие и неистовство отважилися, что (слова писателевы) миро оное ведрами и другими своими сосудами почерпая, вливали на блюда, на которых прежде сего были рыбы, мазали оным свои сапоги, и на другие надобности, в которых масло потребно бывает, безумно и пребеззаконно злоупотребляли. |
| Далее архиепископ добавил, что, имея в виду все эти обстоятельства, он и его паства в количестве 15 тысяч человек решили принять Православие, с которым они знакомы по рассказам корабельных священников Добровольного флота (торгового мореплавания). На вопрос русского гостя о том, как это ему представляется реально, архиепископ ответил: «Нам только хотелось бы, чтобы Россия на первых порах прислала к нам одного священника, говорящего по-английски. Он пожил бы с нами некоторое время, а мы присмотрелись бы к вашему богослужению. Мы согласны сделать какие угодно уступки, и тогда уже окончательно все (15 тысяч) приняли бы Православие и просили бы и впредь присылать нам священников и архиепископа» 6 . Не будучи знаком с подробностями плана индийских христиан и не зная, предпринимали ли они что-либо подобное раньше, русский путешественник, однако, согласился быть им полезным. Архиепископ составил прошение, в котором выражалось желание 15 тысяч индийцев принять Православие и просьба прислать им священников. Оно было затем засвидетельствовано российским консулом; русский гость обещал доставить это прошение в Санкт-Петербург. Он знал, что англичане против такого стремления индийцев выражать ничего не будут, точнее, не решатся, поскольку англичан только и выручало в Индии, что они не вмешиваются в религиозную жизнь населения. «С радостью забрал я все бумаги от моих друзей индусов и через три дня уже ехал в Россию, так как довольно побродил по Индии» 7 , – так заканчивает русский путешественник свое сообщение. С богословской точки зрения особых препятствий к присоединению индийских христиан к Православию не было. Ведь в том же 1898г., на праздник Благовещения (25 марта ст. ст.) в Свято-Троицком соборе Александро-Невской Лавры в Санкт-Петербурге состоялось торжественное присоединение к Православию епископа Сиро-Персидской (Ассирийской) Церкви Мар-Ионы, представлявшего несколько сот ассирийских семейств, которые жили на севере Турции и Персии (Ирана), в землях, граничивших с Российской Империей. К ассирийским христианам были отправлены русские священники-миссионеры, присоединявшие местных жителей к Православию. Урмийская миссия успешно действовала вплоть до первой мировой войны и даже еще некоторое время после начала военных действий. |
| С богословской точки зрения серьезных препятствий к присоединению индийских христиан к Православию не существовало. В 1898 году уже состоялось присоединение к Православию епископа Ассирийской Церкви Мар Ионы с паствою из нескольких сотен ассирийских семей, проживавших на севере Турции и Персии (тогдашнего Ирана). В приграничные с Российской империей земли к ассирийским христианам были отправлены русские священники-миссионеры, которые присоединяли местных жителей к Православию. Урмийская православная миссия успешно действовала вплоть до Первой мировой войны и даже еще некоторое время после начала военных действий. Социальная катастрофа, постигшая Россию в начале ХХ века, прервала начинавшиеся взаимоотношения индийских христиан с Русской Православной Церковью. Неожиданно этим связям суждено было возобновиться только в начале 1930-х годов. Русские христиане, рассеянные бурей революции по всему миру, стали свидетелями Православия и в этой стране. Особое место в развитии отношений между Русской Православной Церковью и индийскими христианами занимают труды архимандрита Андроника (Елпидинского), который провел в Индии 18 лет и установил тесные отношения с индийскими христианами разных конфессий. Его отец, Яков Семенович Елпидинский, окончил Санкт-Петербургскую духовную академию и более 30 лет преподавал церковную историю в Олонецкой духовной семинарии. В 1894 году у него родился сын Андрей — седьмой из двенадцати детей и будущий миссионер. Как и другие его братья, он пошел по стопам своего отца и учился в Олонецкой духовной семинарии, которую закончил в 1916 году. Уже в годы учебы в семинарии во время чтения учебника церковной истории у будущего пастыря появилась мысль о поездке в Индию. В учебнике по церковной истории очень кратко сообщалось, что на юге Индии живут христиане, близкие к православным и желающие соединения с ними. «Почему никто не съездит туда, — думал Андрей, — если они хотят единения?» В это время в разгаре была Первая мировая война, и выпускник Олонецкой семинарии был призван в армию. Но и во время пребывания на фронте он не оставлял надежды продолжить богословское образование и к своей радости узнал, что зачислен студентом на первый курс Петербургской духовной академии. Однако дальнейшие революционные события в стране помешали ему продолжить учебу, и, перенеся многочисленные лишения в Финляндии и Германии, он в 1923 году переехал в Париж. 2 ноября 1925 года на Сергиевском подворье в Париже он был пострижен в монашество и через две недели рукоположен во иеромонаха. |
| Георгии (Тарасове), посвящен во иподиакона (1943), чиновник французского Министерства иностранных дел ( 19451981 ), переводчик при французских президентах и министрах (19581976), основатель и профессор Парижской высшей школы переводчиков (19481958, 19611975), председатель Международного общества профессиональных переводчиков, основатель телепередачи «Православие» на французском государственном телевидении (1965) и член ее попечительского совета (19651993), доцент по кафедре литургики в Св.– Сергиевском богословском институте (19711980), доктор богословских наук (26.5.1980), профессор по кафедре литургики в Св.-Сергиевском богословском институте (19801991), приглашенный профессор по кафедре литургики в Св.-Владимировском богословском институте в Нью-Йорке (19841985), декан Св.-Сергиевского богословского института и профессор по кафедре методологии (19911993), почетный декан (1993), член епархиального совета Западно-Европейской Русской Архиепископии КП (19661994), член Международной академии религиозных наук (1984), автор перевода на французский язык богословских трудов о. С. Булгакова и разных книг о. П. Флоренского , о. В. Зеньковского , H.A. Бердяева. Соч. (на фр. яз.): Смысл праздников: В 2 т. П., 1970; 1985 Смысл божественной литургии. П., 1988 Смысл таинств. П., 1999. Лит.: Кончина К. Андроникова. SOP. 1997. 221. Андрущенко Матфей (10.11.1899, с. Черевки Полтавск. губ. 26 или 28.10.1986, Торонто, Канада), митрофорный протоиерей. Из семьи духовенства. Окончил Полтавскую Духовную семинарию, диакон (21.11.1921), священник (1930), служил на приходах Полтавской епархии, арестован и осужден на три года лагеря (19311934), во время 2-й мировой войны обслуживал разные приходы на территории оккупированной немцами Украины (19411944), эмигрировал в Германию и принят в клир РЗЦ (1944), настоятель церкви при лагере для перемещенных лиц в Кауфбеурене (19451947), переселился в Бельгию (1947), принят в клир Русского Экзархата КП (1948), настоятель церкви при лагере для перемещенных лиц в Серене (19481949), протоиерей (26.5.1949), уехал в Канаду и перешел обратно в юрисдикцию РЗЦ (лето 1949), настоятель Троицкой церкви в Торонто (2.11.19491986), долголетний член епархиального совета Канадской епархии РЗЦ. |
|
|
