| 377 Во главе этой коллегии некоторое время находился Никомидийский митрополит Феодор, сообщивший учёной её деятельности преимущественно богословское направление. В частности, об императоре Мануиле Комнине Никита Хониат свидетельствует, что он любил изучать Св. Писание, долго останавливался на трудных его местах, старался понять их смысл и, наконец, собирал во дворец всех, кто отличался учёностью, и спрашивал их мнения по пререкаемому вопросу. И вот в царский дворец, по приглашению басилевса, являлся сонм архиереев, а вместе с ними и другие лица, отличавшиеся учёностью. Все они «любили заниматься божественными догматами» и, таким образом, составляли вместе с царём настоящее Учёное общество. Когда император, по сообщению Хониата, составлял силенции, или огласительные слова, иначе – речи, рефераты богословского содержания, и предлагал их вниманию собравшихся, умный и начитанный басилевс писал и говорил по всем правилам риторического искусства – его речь отличалась логическим построением и блестящим изложением, находчивостью и глубиной мысли и производила на слушателей сильное впечатление. Другой император, Андроник Палеолог, своим красноречием, по словам Григоры, превосходил всех людей и отличался обширными и разнообразными познаниями. Как вития, он был неистощим. «Его красноречие было не таково, чтобы истощаться своим течением или приносить плоды, не отличавшиеся зрелостью мысли, – нет, оно было так обильно, что от его красноречия каждый во всякое время и сколько угодно мог черпать полными чашами». Он мог отвечать на всевозможные вопросы, увлекал слушателей до самозабвения и всегда имел страстных поклонников из среды учёных, которые с жадностью внимали ему (Григора). Если Мануил Комнин выступал перед членами учёного византийского общества с силенциями богословского содержания, то Андроник Палеолог говорил об истории как науке, о значении астрологии, о реформе календаря, и т. п. А император Лев Мудрый выступал со своими гомилетическими трудами и похвальными словами в честь св. |
| Священник Павел Флоренский – профессор Московской Духовной Академии и редактор «Богословского вестника»//Богословские труды. Сб. 28. М.: Изд. Моск. Патриархии, 1987. С. 293–305. Из публикаций с предисловиями в другие годы: Павел Флоренский , свящ. Иконостас/Предисл. и подгот. текста к печати по рукописи свящ. Анатолия Просвирнина и П. В, Флоренского//Богословские труды. Сб. 9. М.: Изд. Моск. Патриархии, 1972. С. 83; Флоренский П.А. Понятие Церкви в Священном Писании/Предисл. «От редакции» С.С. Хоружего (с. 73–75)//Богословские труды. Сб. 12. М.: Изд. Моск. Патриархии, 1974. С. 75–183; Павел Флоренский , свящ. Из богословского наследия/Подгот. к изд. по рукописи А.С. Трубачёвым; предисл. «От редакции» [А. С, Трубачева с вставками протоиерея Анатолия Просвирнина] (с. 85–86)//Богословские труды. Сб. 17. М.: Изд. Моск. Патриархии, 1977. С. 87–248. 4 См., напр.: Флоренский П.А. Дух и плоть/Публ. протоиерея Анатолия Просвирнина//Журнал Московской Патриархии. 1969. 4. С. 72–77; Павел Флоренский , свящ. Иконостас/Предисл. и подгот. текста к печати по рукописи свящ. Анатолия Просвирнина и П.В. Флоренского//Богословские труды. Сб. 9. М.: Изд. Моск. Патриархии, 1972. С. 83; Флоренский П.А. Радость на веки: Слово, сказанное за литургией 7 янв. 1907 г. в храме села Толпыгино Нерехтского уезда Костромской губернии/(Публ. иером. Андроника]//Богословские труды. Сб. 23. М.: Изд. Моск. Патриархии, 1982. С.317–320; Павел Флоренский , свящ. Христианство и культура/Предисл. к публ. иером. Андроника (с. 52)//Журнал Московской Патриархии. 1983. 4. С. 53–57. 5 Для должной оценки, конечно, требуется определенная дистанция во времени, которая для Флоренского совпала с годами искусственно созданной атмосферы «забвения». Достаточно сказать, что в Советской России имя Флоренского чуть-чуть «приоткрыли» для интеллигенции лишь в 1960-х гг., и даже такое «открытие» сопровождались знакомством лишь с лингвистическим и искусствоведческим аспектами трудов Флоренского. См., напр.: Дорогов А.А., Иванов В.В., Успенский Б.А. |
| 12 Современный издатель «Записок» С.М. Половинкин не смог идентифицировать личность С.П. Зорина, выступавшего на собраниях [Половинкин 2005, 514]. 13 Можно отметить также факт вероятного знакомства Флоренского и Зарина в связи с изданием сочинений А.М. Бухарева (архим. Феодора), ср.: [Андроник 2001, 46–47 (прим. 9, автор примечания – С.М. Половинкин)]. 14 Интересно, что, излагая паламитское учение о различении в Боге непричаствуемой сущности и причаствуемых энергий, Зарин ссылается на диалог «Феофан» и трактат «Сто пятьдесят глав» Паламы и приводит цитаты из них [Зарин 1907, 403, 406]. В то же время, первым из русских религиозных философов, кто, заинтересовавшись паламизмом, обратился непосредственно к философско-догматическим текстам Григория Паламы, был ближайший друг Флоренского С.Н. Булгаков, притом что таковыми текстами были для Булгакова именно «Феофан» и «Сто пятьдесят глав» Паламы [Булгаков 1994, 111–113, 196 (прим. 268, ср.: [Андроник 2001, 78 (письмо С.Н. Булгакова П.А. Флоренскому от 15 февраля 1914 г.)], см.: [Бирюков 2019, 75]. Я думаю, довольно велика вероятность того, что Булгаков, обратившись к философско-догматическому содержанию паламитской доктрины, опирался на книгу Зарина./113/ 15 О синергии в этом значении у Флоренского см. например: [Флоренский 2014, 384–385, 396]. 16 Укажу, что после того, как концепт синергии вошел в лексикон Флоренского, он появляется и в сочинениях его друга и сподвижника С.Н. Булгакова: этот концепт активно используется, по крайней мере, в позднем сочинении Булгакова «Невеста Агнца» (написано в 1939, первое издание в 1945 г.). Булгаков использует его в изначальном техническом смысле, то есть в контексте речи о соотношении Бога и тварного мира (см. в первую очередь: отдел I, глава 4, «Бог и тварная свобода»; отдел II, глава 7, «Бог и загробное существование»; отдел III, «Эсхатология»; современное переиздание сочинения: [Булгаков 2005]); по этой причине данное понятие фигурирует в «Невесте Агнца» в форме «синергизм», в русской богословской литературе, как мы видели, традиционно отсылающей к упомянутому техническому смыслу. |
| Он слыл в обществе под именем мудреца и философа ( σοφς, φιλσοφος), являлся любимым для молодёжи профессором. У него учились лица всякого звания, состояния и возраста, не только студенты и начинающие учёные, но и закончившие своё образование философы, астрономы и риторы. Школа Григоры существовала и в следующее царствование – Андроника Младшего. Школами славилась и Фессалоника, куда прибыл из Калабрии известный противник Григоры – Варлаам, стремившийся пополнить свои познания греческим образованием. Потом Варлаам явился в Константинополь и открыл здесь свою школу для греческой молодёжи. Варлаам хвалился перед слушателями своими познаниями и превозносил себя сравнительно со всеми византийскими учёными. Он унижал даже Метохита и Григору и предложил последнему помериться с ним своими научными силами. Григора принял вызов дерзкого пришельца. Был устроен диспут, при торжественной обстановке в присутствии императора Андроника и целого собрания учёных. Во время состязания Григора довёл своего противника до сознания, что он вовсе не знаком ни с астрономией, ни с грамматикой, ни с риторикой и искусством поэзии. Вместе с тем византийский учёный доказал, что Варлаам недостаточно знает и философию Аристотеля, хотя тот и хвастался, что в совершенстве изучил её. Григора был провозглашён победителем и занял первое место среди византийских учёных, а его противник Варлаам, видя своё унижение, удалился в Фессалонику. Научное оживление в Византии, существовавшее при Андронике II, продолжилось и при его преемнике Андронике III Младшем (1328–1341), который также покровительственно относился к просвещению и унаследовал общую Палеологам любовь к знанию и учёным. При его дворе также происходили собрания учёных, среди которых первенствовал Никифор Григора. Когда в 1333г. в Византию явились от римского папы Uoahha XXII два латинских епископа для обсуждения вопроса о соединении Восточной и Западной церквей, то патриарх Иоанн Калекас возложил на Григору почётную миссию вступить в богословское состязание с латинянами. |
| Живопись времени Андроника II Палеолога. Первая треть XIV в. Первая треть Палеологовского возрождения отмечена доминантой утончённого классицизма в его наиболее гармонической фазе. Преобладает впечатление лёгкости, освобождённости, естественности в проявлении классических реминисценций. В отличие от искусства XIII в. здесь нет ни пафоса, ни глобальных установок, ни крупных масштабов. Во всём подчеркнут человеческий, камерный, порой даже интимный характер. Культура приобретает придворный блеск, элегантность, оттенок элитарности. Возрождением отмечено не только изобразительное искусство, с периодом первой трети столетия сопряжён блестящий расцвет во всех гуманитарных областях, связанный с ориентацией на новые гуманистические ценности. Императора окружает целая плеяда учёных, филологов, богословов, поэтов: Феодор Метохит, Никифор Григора, Георгий Пахимер, Никифор Хумн и Мануил Фил. В этой среде формируется особая атмосфера создания своего рода христианско-платонической философии, а не просто увлечения эллинской культурой. Надо сказать, что и личные отношения внутри кружка интеллектуалов более всего напоминают узы дружбы, связывавшие некогда членов платоновской Академии. Центром этого кружка является Феодор Метохит. Родившийся в изгнании в Никее, около 1260 г., Феодор стал блестящим дипломатом и учёным, занял при дворе Андроника место великого логофета империи – сделался, по его собственному шутливому определению, «кормчим прохудившегося корабля». Он был живой библиотекой и «ясной отгадкой всех загадок», «сколько людей ни прикасалось к наукам, он всех обгонял в самое короткое время». Его, по признанию современников, отличали ненасытная жажда знаний и увлечение прекрасным. Платонист по убеждениям, Феодор считал, что идеи существуют вне материи, а бессмертие можно обрести через великие материальные творения. Его отличали высокие представления об этике и эстетике. Более того, с полным правом можно сказать, что Метохит был утончённым эстетом, во всём искавшим гармонию. Наряду с увлечением платонизмом среди византийских интеллектуалов процветали увлечения западной философской культурой. Так, Дмитрий Кидонис, учёный уже следующего поколения, перевёл Фому Аквинского и был хорошо знаком с западной схоластикой. Благодаря Кидонису и его единомышленникам номинализм из области неясного философского понятия перерос в отчётливую богословскую позицию. Не случайно спор гуманистов с исихастами многие западные исследователи трактовали как дискуссию номиналистов и реалистов. Логическим следствием из теории богословского номинализма стала концепция исторического символизма, или аллегоризма для священных изображений, развитая в начале XIV в. Никифором Григорой. В «Омилии на Введение Богоматери во храм» Никифор последовательно доказывает, что любое евангельское изображение есть только символ, условный знак, а не реальное событие, последовательно разрушая тем самым традиционный реализм иконного образа. |
| Οκον φυγς ε κα πλαντης τν π’ ορανν περιρχετο, ρχειν μν ρν, ρχεσθαι δ’ δοξων. Οδν μν ον διεζτηται περ δγματος το βασιλως λεξου τ ρωμαων σκπτρα διποντος. Спустя три месяца по утверждении и этого догмата, царь Мануил переселился из сей жизни 24 сентября. Ромэйское царство принял сын его Алексей, еще будучи в нежном детском возрасте и не достигши тринадцати лет. Как утлая ладья, носимая бурей и волнами, государсгво находилось в крайней опасности: внутри угрожала затопить его тирания царских родственников, извне терзали нападения соседних варварских народов. Не меньшие, если не гораздо большие бедствия надменно готовил Андроник Комнин, человек, у которого уже пробивались седые волосы, скрытный и изменчивый как хамелеон. Будучи двоюродным братом царя Мануила, он питал к нему подозрение и приписывал желание вредить, что и оправдывалось продолжительными заключениями его под стражу; с другой же стороны, своим честолюбием и надменным нравом и сам внушал опасения царю. Вследствие чего он странствовал по вселенной, ища власти, считая ниже своего достоинства подчинение и не находя себе приюта. Споры о догмате замолкли в царствование Алексея. πε δ τς ζως μα κα τς ρχς παναθεμτως τοιοτον νδρνικος πεξγαγεν, γρ προ τρτης τος περ πστεως ορκους ποδεδκει, τοιοτον σμερον τ δι τξου νευρς πνιγμον τν ψυχν πορρξαι κακς παρεσκεασεν, ρξατο παρ πολλν πολαλεσθαι κα κατασεεσθαι τ περ τς το θεανθρπου φωνς δγματος, φησι τον πατρα μεζονα... Когда же Андроник преступно лишил его жизни и власти, хотя незадолго перед тем дал присягу на верность тому, кого замышлял удушить, тогда слова Богочеловека «Отец Мой больше Меня» стали опять предметом бесед и толков. ’ιοντο γρ ο τ δγμα τοτο διακωδωνζοντες κα τν οτλην καταστρψαι πειρμενοι, τις ν τ μεγστω τεμνει νκειται, ραδως νδρνικον παγαγσθαι τ σφετρω βουλματι κ μακρο φιλαπεχθοντα τοτον τ βασιλε Μανουλ πιστμενοι κα τας κενου δσνουν νορντα πρξεσιν, λγθησαν δ τ μηδαμς σμενα τ ν φανταζμενοι. Τοσοτον γαρ πεχε βασιλεσας νδρνικος το νοις γχειρεν δγμασιν τ κυρωθντα μετακινεν καπερ οκ ν μθεκτος τς μετρας θεοπνεστου γραφς, στε κα τ Νων Πατρν Εθυμω κα τ Κιννμ ωννη, ν δ’ οτος κ τν λογμων γραμματων τς βασιλεου αλς, μλα μβριθς ππληξε διαλεγομνοις περ τς πατρ μου μεζων μο στι τς θεανθρπου φωνς κα τν κατ το ‘Ρονδακο ποταμο περ ν ρτο ττε σκηνομενος κοντσειν πηπελησεν ε μ πασαιντο περ θεο ποιομενοι τν διλεξιν. |
| Охарактеризуем еще Андроника II Палеолога, одного из самых деятельных представителей византийского Общества Любителей Просвещения. Современник Андроника, историк Григора, близко знавший жизнь этого государя, дает достаточно сведений, чтобы мы могли составить себе понятие об Андронике в изучаемом нами отношении. Андроник замечателен был как своим умом, так и даром слова. «В красноречии, – говорит Григора, – он далеко превосходил других». Его познания были обширны во всех науках, не исключая богословия. Как вития, он казался неистощимым. «Его красноречие не таково, – говорит историк, – чтобы истощиться в своем течении, или чтобы приносить плоды, отличающиеся недозрелостью мысли. Нет, оно было так обильно, что из его красноречия всякий во всякое время и сколько угодно мог черпать полными чашами». В своих бесчисленных речах «он свободно отвечал на всевозможные вопросы, прекрасно рассуждал о предметах, не известных другим, достойнейшим образом говорил о вещах, требующих внимания и сосредоточенности». Своими речами, по замечанию того же историка, Андроник сделал из своего дворца и Академию, и Лицей, и Стою, так что можно было назвать его жилище «жилищем всевозможного образования». Слушатели его речей относились к оратору с величайшим уважением. «С напряженным слухом и сдержанным дыханием ловили они его слова, как это были ответы человека свыше вдохновенного». При слушании его речей «они соблюдали мертвую тишину, так как природа, – говорит историк, – к сожалению, не наделила всех частей тела слухом, как мифология наделяет свои существа глазами». «Посетители его аудитории приходили в восторг, когда слушали его, и чувствовали в своих ушах как бы приятные отголоски, когда уходили от него: ощущение удовольствия оставалось в них надолго, точно вкус меда на языке, когда его отведаешь». Вития делал членов его ученого кружка «страстными поклонниками своей Каллиопы». Слушатели из речей Андроника извлекали для себя очень разнообразную пользу. По заявлению историка: «Никого не было, кто был слушателем Андроника и в то же время не вынес отсюда величайшей пользы»; от него, Андроника, «одни приобретали нравственное преспеяние и умножение знания (разумеется, и богословского), другие усовершенствовались в красноречии и в искусстве рассуждать». «Кто наделен был способностями от природы, тот, – по свидетельству историка 1145 , – приносил прекрасные плоды под влиянием Андроника». И действительно, историк Григора, несомненный слушатель Андроника, и церковный историк Никифор Каллист, весьма вероятно тоже бывший слушатель Андроника 1146 , служат лучшим доказательством той научной пользы, какую приносило общество любителей просвещения рассматриваемого времени – в особенности в богословском отношении, так как с этой именно стороны пользуются известностью сейчас названные два византийца. |
| Спустя три месяца по утверждении и этого догмата, царь Мануил переселился из сей жизни 24-го сентября. Ромэйское царство принял сын его Алексей, еще будучи в нежном детском возрасте и не достигши тринадцати лет. Как утлая ладья, носимая бурей и волнами, государство находилось в крайней опасности: внутри угрожала затопить его тирания царских родственников, извне терзали нападения соседних варварских народов. Не меньшие если не гораздо большие бедствия надменно готовил Андроник Комнин, человек, у которого уже пробивались седые волосы, скрытный и изменчивый как хамелеон. Будучи двоюродным братом царя Мануила, он питал к нему подозрение и приписывал желание вредить, что и оправдывалось продолжительными заключениями его под стражу, с другой же стороны своим честолюбием и надменным нравом и сам внушал опасения царю. Вследствие чего он странствовал по вселенной, ища власти, считая ниже своего достоинства подчинение и не находя себе приюта. Споры о догмате замолкли в царствование Алексея. πε δ τς ζως μα α τς ρχς παναϑεμτως τοιοτον νδρνιος πεξγαγεν, γρ πρ τρτης τος περ πστεως ρους ποδεδει, τοιοτον σμερον τ δι τξου νευρς πνιγμον τν ψυχν πορρξαι ας παρεσεασεν, ρξατο παρ πολλν πολαλεσϑαι α ατασεεσϑαι τ περ τς το ϑεανϑρπου φωνς δγματος, φησι τν πατρα μεζονα... Когда же Андроник преступно лишил его жизни и власти, хотя незадолго перед тем дал присягу на верность тому, кого замышлял удушить, тогда слова богочеловека «Отец мой больше Меня» стали опять предметом бесед и толком. «Ωιοντο γρ ο τ δγμα τοτο διαωδωνζοντες α τν στλην αταστρψαι πειρμενοι, τις ν τ μεγστ τεμνει νειται, δως νδρνιον παγαγσϑαι τ σφετρ βουλματι μαρο φιλαπεχϑοντα τοτον τ βασιλε Μανουλ πιστμενοι α τας ενου δσνουν νορντα πρξεσιν, λγϑησαν δ τ μηδαμς σμενα τ ν φανταζμενοι. Τοσοτον γρ πεχε βασιλεσας νδρνιος το νοις γχερειν δγμασιν τα υρωϑντα μεταινεν απερ ο ν μϑετος τς μετρας ϑεπνεστου γραφς, στε α τ Νων Πατρν Εϑυμ α τ Κιννμ ωννη, ν δ’ οτος τν λογμων γραμματων τς βασιλεου αλς, μλα μβριϑς ππληξε διαλεγομνοις περ τς πατρ μου μεζων μο στι τς ϑεανϑρπου φωνς α τν ατ το υνδαο ποταμο περ ν ρτο ττε σηνομενος οντσειν πηπελησεν ε μ πασαιντο περ ϑεο ποιομενοι τν διλεξιν |
| Суббота 21 октября/3 ноября 1945. С необычайной торжественностью прошли похороны адмирала Кедрова 684 . Даже определенные его противники и все не одобрявшие его тактики последних месяцев собрались отдать долг последнему командующему Черноморским флотом. О. Николай сказал несколько слов, а на паперти говорили адмирал Машуков 685 и В.И. Дмитриев. Из Москвы получено Положение об Экзархате и телеграмма с запросом о здоровье митрополита Евлогия. Текст Положения весь измят и в плохом состоянии. Препроводительная бумага подписана не патриархом, а протоиереем Колчинским. Вторник 24 октября/6 ноября 1945. Днем – заседание совета Богословского института, на котором обсуждалось «дело Института Св. Дионисия», а в конце концов велся процесс о. Евграфа. Первым выступил с настоящей обличительной речью о. Василий Зеньковский . В ней он сперва обвинил брата за его статью в «Семене», потом, видя, что аргументы не очень действительны, перешел на некомпетентность преподавателей института. На это [я] ему возразил, что как раз из-за этого о. Евграф и ищет компетентных преподавателей и просит о помощи [Богословского] института. Я разъяснил положение дел в Институте Св. Дионисия и перемены, которые произошли с прошлого года. Очень вдохновенно защищал и Институт, и брата С.С. Верховской , поставивший все точки над i. А.В. Карташев разразился прекрасной речью о сатане и подпадании современной русской Церкви власти диавола. О. Киприан, Л.А. Зандер и Ф. Спасский поддакивали и держали сторону нападающих на о. Евграфа. Решили все же познакомиться ближе с делом и переговорить с французами. Вейдле подтвердил некоторые мои положения. Подобно тому что случилось с Институтом Св. Дионисия, произошло и с католиками. Ректор Католического института, Монсиньор Калвэ, запросил о том, не согласится ли Богословский институт быть представленным на открытии Института изучения России, которое должно произойти в эту субботу. Наши «три великих» наотрез отказали. Вечером было открытие Института Св. Дионисия. Много народа, в том числе – Саша Шмеман и Андроников, которые показали этим свою независимость в отношении давления на них правления [Богословского] института. Несколько слов о Св. Троице сказал о. Евграф. Влад. Лосский (который, между прочим, против всякого ожидания расхваливался всячески о. В. Зеньковским на заседании совета) сделал вступление в свой курс. |
| Не знаю, как наладится дело потом, но сперва во всяком случае пойдёт поток, ибо не сегодня-завтра мне надо вступить в должность (если теперь Синод утвердит), а наши друзья вне черты своей осёдлости. Присылайте что есть. Для начала необходимо печатать (особенно лиц подозрительных) нетяжеловесное и вполне переносимое, с точки зрения цензуры, – нравов, языка, яркости и т. п., одним словом такое, чтобы оно не возбуждало лишнего внимания к себе. Надо нам к себе приучить читателей, верхних и нижних, чтобы они были уверены, что мы ничего собственно не намерены выкидывать. Господь да благословит Вас и Ваших. Обнимаю Вас дружески. Недостойный священник Павел Флоренский ». 28 сентября 1912 года Святейший Синод утвердил священника Павла Флоренского в должности редактора издававшегося при МДА журнала «Богословский вестник» (указ 14663 – 30, с. 554; 36). До него «Богословским вестником» руководили: П. И. Горский-Платонов (1892–1893), В. А. Соколов (1893–1898), А. А. Спасский (1898–1903), П. В. Попов (1903–1906), И. Д. Андреев (1906–1907), А. И. Покровский (1907–1909), А. П. Орлов (1909), Н. А. Заозерский (1909–1912) (66, с. 621). Священник Павел Флоренский стал первым редактором журнала, который, на основании нового академического устава, был назначен на эту должность ректором Академии, а не избран её корпорацией. Впервые также за 20 лет существования журнала во главе его стал редактор в священном сане. Это должно было способствовать более чёткому определению направления «Богословского вестника» как печатного органа Московской Духовной Академии. При частой смене редакторов и их независимости от ректора МДА ранее такую задачу было, конечно, осуществить затруднительно. Священник Павел Флоренский поставил перед собой как редактором «Богословского вестника» две задачи: 1) сделать так, чтобы разнообразный материал сводился к основным идеям православного богословия, отвечающим на проблемы современной жизни; 2) сделать «Богословский вестник» легко читаемым, интересным журналом. «Имейте в виду, – писал отец Павел В. Ф. Эрну 6 октября 1912 года, – что направление журнала в значительной] мере зависеть будет от количества материала доброкачественного, кот[орый] будет иметь в виду редакция. В случае же недостатка материала, волей-неволей придется печатать не только материал мало-интересный, но и прямо недоброкачественного направления». |
|
|
