| Когда славнейшие патриции и консулы сели сбоку священного седалища благочестивейшего и христолюбивого нашего императора Константина, когда воссели по чину и все блаженнейшие и боголюбезные епископы в той же судебной палате Трулле, и когда положено было на средине святое евангелие Христа Бога нашего: Константин, благочестивейший архидиакон здешней святейшей Божией кафолической и апостольской великой церкви и первенствующий из благочестивейших нотариев святейшего архиепископа константинопольского Георгия, сказал: «Ваша именитость, неопустительно наблюдающая за всем, что относится к точному уразумению православной и непорочной нашей христианской веры, а также и святой и вселенский ваш собор знаете, что в предыдущем собрании, во время чтения так называемого известительного слова Макария к благочестивейшему и боговенчанному нашему государю и великому императору, его богомудрая светлость удостоила сказать, что ему поданы от Макария какие-то бумаги, но доселе он не читал их, и что в другое заседание они будут принесены на святой ваш собор, который должен получить сведение о них. Вот у дверной завесы стоит Иоанн, славнейший патриций и квестор, посланный от благочестивейшего и светлейшего нашего императора с какими-то бумагами. О чем и докладываем на благоусмотрение». Славнейшие сановники и святой собор сказали: «пока пусть будет прочтено по порядку то, что сделано». И было прочтено. Славнейшие сановники и святой собор сказали: «пусть войдет славнейший патриций и квестор Иоанн». И он вошел. Славнейшие сановники и святой собор сказали: «пусть славнейший патриций и квестор Иоанн объявит, ради чего он прибыл к нам». Славнейший патриций и квестор Иоанн сказал: «всеблагий и богохранимый наш государь и великий победитель император, объятый любовию к венчавшему его Богу, и желая изследовать относительно бумаг, о которых в предыдущем заседании было упомянуто, что они поданы Макарием, передал мне бумаги и кодексы, которые теперь при мне, приказавши передать их вашему святому собору, чтобы он произвел об них исследование. И он изволил чрез меня обьявить вам, что его богохранимая кротость не читал их до настоящего времени, даже самой надписи их, а нашел их между настоящими кодексами, которые вместе с сими бумагами он и послал запечатанными, как видите». |
| 39. Вечером в субботу Пятидесятницы император сообщил патриарху Фотию через своего протовестиария Рентакия, чтобы тот устроил провозглашение Василия императором, и назавтра были вынесены два трона. Люди же пришли в смущение, как это при одном императоре были вынесены два трона. А когда император прошел в процессии, за ним шествовал Василий, неся скарамангий с мечом, как это обычно делают паракимомены. Дойдя до царских врат, император не снял венец, как это обычно делают императоры, но вместе с ним дошел до святых врат и, повернувшись, взошел на три ступеньки амвона в венце, и ниже императора был паракимомен Василий, а ниже Василия – квестор 1048 и асикрит Лев, державший в руках свиток, препозит Михаил Ангурий и димархи с димами. 40. И вот асикрит Лев начал читать: «Кесарь Варда замыслил против меня, чтобы убить меня, и для того вывел меня из Города. И, если бы не известили меня Симватий и Василий, то не было бы меня в живых. А он погиб от собственного преступления. Желаю же я, чтобы паракимомен Василий, как верный хранитель моей царственности, освободивший меня от врага и имеющий ко мне большую любовь, был стражем и опекуном моей царственности и всеми прославлялся как император». Василий исполнился слез. И дал император патриарху Фотию венец, сняв его со своей головы, – тот, возложив его на святой престол, сотворил над ним молитву, а препозиты, принеся дивитисий и цангии, облачили в них Василия, который, одев хламиду, пал к ногам императора. Вышел патриарх, снял с головы императора венец и подал его императору, и, когда по обычаю скипетры пали ниц, Михаил короновал Василия. И все возгласили славословие: «Михаилу и Василию многая лета!» 41. A зачитавший свиток квестор асикрит, отправившись в Никомидию и придя в мужской монастырь, находился там посреди сада. Был там колодец, и, упав в него, он утонул и был погребен там. 42. Симватий же, зять кесаря, не получив кесарского достоинства и увидев, что Василий разыграл его, проникается к Василию ненавистью. Сговорившись со стратилатом Георгием Пиганом, на следующий день он просит назначить себя стратигом (логофетом дрома вместо него был назначен Гувер 1049 ), а того – комитом Опсикия 1050 . |
| На 7–м заседании (26 мая) об этой попытке папы сообщил отцам посланный от императора квестор Константин и передал для прочтения ряд документов, показывающих, как относился папа прежде к вопросу о «главах» (письма к императору и императрице, послание к Рустику и к Севастиану с их низложением за непринятие judicatum " a, послания к епископам Валентиниану и Аврелиану, записка с клятвой Вигилия при возвращении ему judicatum " a и, сверх того, ввиду ссылки на Юстина, документ из времени царствования последнего, свидетельствующий о его несочувствии несторианству). Собор с похвалой отозвался о заботах императора об охранении православной веры. Квестор Константин предъявил еще записку императора об исключении Вигилия из диптихов, как защищающего мудрование Нестория и Феодора, сделавшегося чуждым веры. Собор согласился с этим, заявив о своем желании сохранить, несмотря на это, союз с Римом. На последнем, восьмом заседании (2 июня) прочитано было окончательное постановление собора (του μεγλου Θεο), с подробным его обоснованием. «Три главы» были анафематствованы; анафема объявлена и тем, кто защищает их нечестие именем св. отцев или Халкидонского собора. Истинное учение и осуждение учения еретиков (несториан и частью монофизитов) изложены при этом еще в виде 14 анафематизмов, сходных большей частью буквально с теми, какие находились уже во втором эдикте Юстиниана о «главах» (551 г.). На Востоке решение собора было принято без особых протестов. На Западе с ним согласились далеко не сразу, и оно вызвало там долго остававшееся не устраненным разделение. Находившиеся в Константинополе противники собора, Рустик и Феликс, выступавшие с сочинениями против собора, а затем и Вигилий с некоторыми епископами и клириками подверглись ссылке в разные места. Но уже 8 декабря 553 г. Вигилий в письме к Евтихию признал свой протест против осуждения «глав» неосновательным и 23 февраля 554 г. повторил это признание в Constitutum de damnatione trium capitulorum, предназначенном, скорее всего, для западных епископов (в последнем документе осуждение письма Ивы он хотел оправдать, отвергнув его подлинность). |
| Изложив всё это, квестор Константин предложил вниманию отцов Собора несколько документов, а именно письма Вигилия, адресованные императору, августе Феодоре, диаконам Рустику и Севастиану, епископу Скифии Валентиниану и митрополиту Арелатскому Аврелиану в переводе с латинского на греческий язык, в которых, по словам Константина, «благочестивейший Вигилий ясно показывает, что он всегда отвращается нечестия тех трех глав» . Зачитано было и послание императора Юстина I, в котором он потребовал провести расследование поступивших к нему сведений об устроенном в городе Кире торжественном шествии в честь покойного епископа этого города Феодорита, а также Диодора Тарсийского, Феодора Мопсуестийского и Нестория. Из этого документа с очевидностью вытекало негативное отношение Юстина к христологическим заблуждениям Феодора и Феодорита. Но самым опасным для репутации Вигилия документом была оглашенная на Соборе «клятва, данная папой 15 августа 550 года, о согласии осудить “три главы” даже после отмены “Judicatum”… Появление этой “бумаги” (chartula), тайно хранившейся в императорском архиве, открывало глаза западным епископам на роль папы в споре и проливало свет на непоследовательность его действий» . Перед закрытием заседания квестор Константин сообщил, что у него есть еще один документ, адресованный Собору от лица императора. В нем предлагалось отцам Собора вычеркнуть имя Вигилия из диптиха, не разрывая общения с Римской Церковью. Собор исполнил волю императора, и имя Вигилия было удалено из диптиха. По существу дела это должно было стать началом процесса его низложения. Пятый Вселенский собор Завершающее, восьмое деяние Собора состоялось 2 июня. На нем соборный нотарий диакон Каллоним огласил орос, который представляет собой приговор по делу «трех глав». Заключительная часть этого приговора гласит: «Повторивши всё, что было у нас сделано, снова исповедуем, что принимаем четыре святые Собора, то есть Никейский, Константинопольский, Ефесский первый и Халкидонский, и чт о они определили об одной и той же вере, то мы проповедовали и проповедуем. |
| Таким образом, на этот раз Пасха окончилась очень печально. Непосредственно вслед за этими событиями вся семья Ирода отправилась в Рим с целью добиться там утверждения оставленного царем завещания. Уже в Цезарее Архелаю предстояла одна, не особенно для него приятная, встреча. Он встретился там с римским квестором Сабином, явившимся туда по приказанию императора для заведывания наследством Ирода. Постоянные раздоры в среде этой царской семьи давали, конечно, основание для предположения, что смерть главы семьи вызовет различные недоразумения, и поэтому Август совершил лишь акт государственной мудрости, когда послал своего чиновника для поддержания порядка в стране, которою так трудно было управлять. Архелай при помощи Птоломея, брата Николая Дамасского, достиг того, что сирийский легат П. Квинтилий Фор сам прибыл в Иерусалим для урегулирования отношений, и что квестор Сабин остался пока в Цезарее и не наложил, таким образом, тотчас ареста на замки и сокровища Ирода. Но после отъезда Архелая и выступления Вара, который из трех взятых с собою легионов один оставил в Иерусалиме, Сабин прибыл в Иерусалим, занял царский замок, потребовал к отчету всех чиновников царства и по своему усмотрению распорядился крепостями. Все это он совершил, без сомнения, по поручению Вара или, по крайней мере, с его согласия. Особенно ревностно, при помощи большого количества людей он разыскивал скрытые сокровища Ирода, и это еще больше возбудило и до этого уже до крайности раздраженный народ. За несчастной Пасхой последовал, таким образом, неприятный праздник Пятидесятницы. Громадная толпа народу прибыла на этот раз к празднику Пятидесятницы в Иерусалим. Неудовлетворенность праздником Пасхи, любопытство, раздражение, ожесточение, страсть к распрям – все это, вместе взятое, способствовало тому, что число пришельцев возросло до чрезвычайности. Они расположились тремя лагерями вокруг храма; одни к югу от священной горы, где находится ипподром, который и заняли; другие – к западу от царского замка, третьи – к северу от священной горы. |
| Собор Трульский, VI-й Вселенский, большею частью происходил в присутствии императора Константина Погоната, которого притом окружала блистательная свита из высших сановников государства 96 . На II-м Никейском, VII-м Вселенском соборе, именно в последнем его заседании присутствовала лично императрица Ирина с ее малолетним сыном Константином 97 . На прочих соборах вместо императоров присутствовали назначенные от них лица. Так на Ефесском соборе, III-м Вселенском, мы видим сначала графа Кандидиона, потом государственного статс-секретаря Иоанна, который заменил первого 98 . На Халкидонском присутствовала, можно сказать, целая комиссия важнейших, государственных сановников, состоящая из Ататолия военного министра, Палладия начальника лейб-гвардии, Титиана Константинопольского губернатора, Виккомаха министра двора, Спорана начальника царедворцев и многих других лиц 99 . На V Вселенском соборе вместе с другими заседал квестор Константин 100 ; на VII-м мы видим Петрона консула, патриция и графа, и Иоанна, императорского логофета и Остиария 101 . Как все эти лица, так и сами императоры присутствовали на Вселенских соборах не в качестве судей веры или начальников Церкви, а со званием охранителей мира, порядка и благочиния в Церкви, с именем и правами покровителей веры. «Бог поставил вас пастырями церкви, говорил Константин Великий епископам на Никейском соборе; поэтому все, что относится к Христовой вере, вам надлежиг разсматривать» 102 . «Как царь и сослужитель ваш, я прошу от вас этого общему Владыке Богу угоднейшаго дара, который мне прилично принять и вам подать» 103 . Согласно с Константином Великим мыслил и Феодосий младший, современник Ефесского собора. Он, на просьбу Феодорита Кирского , который убеждал императора запретить халкидонскому епископу делать собрания – отвечал: «я не могу приказывать епископу» 104 ; и после писал Иоанну епископу антиохийскому: «всякое постановление и низложено епископом будет зависеть от рещения кафолической Церкви, которое впрочем должно совершаться без шума и волнения» 105 . |
| νεβλθησαν κα πρται σφραγδες σωθεν τατης τς διαθκης), а с внешней стороны завещание перевязали другим шнуром вместе с нанизанными (на него?) печатями «первых» свидетелей. Документ скрепили печатями ныне приглашенные свидетели, причем каждый сделал помету о своей печати (так по смыслу интерпретируем слова γραψαν κασ τος ν τ σφραγδι), указав: «Печать моя, такого-то», чтобы было ясно, что он сам пометил свое имя. На внутренней же стороне документа они ничего не добавляли ( οχ περαν, считаем предложенную Цахариэ конъектуру πγραψαν излишней). Наконец, завещание скрепил своей печатью ( βολλωσε) и квестор. «Вещественным доказательством» действительности подобного способа оформления завещания является «открытое завещание» ( φανερ διατπωσις) Луки, игумена монастыря Св. Иоанна Продрома (Галеагра), от 1036 г. из архива Ивирского монастыря на Афоне. Это единственное завещание из всех, хранящихся в архивах афонских монастырей, которое было свернуто в трубку, ошнуровано и «опечатано»: на шнур были нанизаны печати четырех свидетелей, подписавшихся под текстом завещания, и еще трех, не оставивших своих подписей. Печати и шнуры в настоящее время исчезли (по мнению издателей, они были сняты в момент вскрытия завещания), но на обороте документа писцом его были сделаны семь помет с упоминанием печатей и их владельцев. Пустоты в этих пометах указывают на те места, через которые проходили шнуры. 836 Для нас в данном случае важно констатировать, что, как и в Пире, здесь также нет никакого упоминания о печати нотария, вернее, писца документа пресвитера Иакова, который один только и упомянут в клаузуле корроборации. Более сложным на первый взгляд кажется случай с «мистическим» завещанием и дополняющим его «кодициллом» Христодула соответственно от 10 и 15 марта 1093 г. из архива Патмосского монастыря, составленными в Эврипе и сохранившимися в подлиннике. 837 Дело в том, что они были подписаны и опечатаны не только свидетелями, но и тем лицом, которое писало тот и другой документы и которое в конце кодицилла, после подписей самого Христодула и свидетелей, подписалось следующим образом: «Георгий, ничтожный пресвитер и нотарий Эврипа ( νοτριος Ε ριπου), писец, который сам, упрошенный ( προτραπες) монахом кир Христодулом, подписал и скрепил печатью ( πγραψα κα σφργισα), как писец и всего текста». |
| В это же время определились и два основных направления в трактовке и использовании античного наследия, которые стали специфическим явлением византийской культуры до конца ее существования. Сам Фотий и его ближайшие ученики были сторонниками «аристотелевской основы» в исследовании античности – метода, который вошел в практику со времени Иоанна Дамаскина , применившего логику Аристотеля к богословию. Углубленное изучение диалектики и «Категорий» Аристотеля, усвоение его методов было для Иоанна Дамаскина естественным продолжением пути ранневизантийских комментаторов–аристотелистов – Порфирия и Аммония; таким же путем шел и Фотий. Произведения античных авторов, полагал он, должны быть в первую очередь материалом для упражнений в развитии формально–логического мышления, но никоим образом не следует допускать их в область эмоционального воздействия, – область, которая должна принадлежать церкви. Произведения эллинских философов, историков, ораторов считались для таких занятий наиболее подходящим материалом. Поэтому отсутствие в «Мириобиблионе» заметок об античной поэзии было, видимо, явлением не случайным. В этом плане становятся понятными и те нападки, которым со стороны Арефы, епископа Кесарийского, ближайшего ученика Фотия, подвергся придворный мистик (т. е. императорский секретарь) и дипломат Лев Хиросфакт, воспринимавший античность по–иному. Лев Хиросфакт и его единомышленники (наиболее значительным из которых, судя по сохранившимся эпистолярным памятникам, был поэт–гимнограф Афанасий Квестор) занимались преимущественно Платоном. Стремясь возродить подлинный дух античной культуры, они копировали и изучали тексты греческих лириков и трагиков, интересовались также и греческой музыкой. Фотий и его приверженцы видели в подобном направлении интересов отступление от христианства. В своем памфлете «Хиросфакт, или Ненавистник чародейства» Арефа обвиняет противника в «отречении от самого существенного в Священном Писании и от самого основательного в греческой образованности» – последние слова содержат намек на пренебрежение Хиросфакта к Аристотелю. Сам же Арефа занимался не только Аристотелем; многие произведения древних авторов были переписаны по его инициативе и на его средства, так что заслуга обеих противных сторон заключается в создании колоссального количества комментированных рукописей классических авторов. Списки X в. в их текстологическом оформлении по сей день не утратили значения в научных изданиях древнегреческой литературы. |
| В Италии, упадок слоновокостной скульптуры идет быстрее, чем в Византии; то же самое произошло и во всех других отраслях искусства. Если мы сравним одновременные барельефы запада с византийскими, то увидим, что формы и традиции классического искусства сохраняются дольше в последних, чем в первых и что они, вообще, выше в художественном отношении. XLIV. Металлы и, преимущественно, драгоценные, употреблялись, также, восточными христианами, для пластических произведений искусства. Что верующие востока, уже в IV-м столетии имели золотую и серебряную утварь, видно из того, что, когда в царствование Юлиана отступника Квестор Феликс, посланный этим императором в Антиохию для конфискации имений христианских церквей, вошел в одну из них, то воскликнул, увидев богатства, собранные в ней: посмотрите, с какой драгоценной утварью служат они (т. е. верующие) сыну Марии. Из слов писателей церкви и из книги пап 1023 нам известно, что Константин подарил некоторым церквам Рима изображения из золота, Спасителя, апостолов, ангелов, вышиною в 5 футов и значительного веса, равно как и большое число предметов церковного служения из драгоценных металлов. В церкви св. Лаврентия, вне городских стен Рима, серебряный барельеф изображал мученическую смерть этого святого. По всей вероятности, император Константин сделал подобные же богатые подарки великолепным храмам, построенным им на востоке. Евсевий, описывая церковь в Иерусалиме, прибавляет: «Трудно перечислить все те украшения и предметы из золота, серебра и драгоценных камней, исполненные с большим искусством, которыми император Константин обогатил этот храм. Они замечательны столько же многочисленностью своей, сколько значительными объемами и разнообразием» 1024 . В другом месте, того же сочинения, Евсевий, говоря о постройке церкви св. апостолов в Константинополе, упоминает барельефы из бронзы и из золота. Можно указать и другие тексты этого писателя, в которых он говорит о произведениях того же рода. Известно также, что в VI-м столетии император Юстин II-й подарил церкви св. |
| Юстиниан, мстя Вигилию за его гордынное нежелание слиться с собором, и, как юрист, считая достаточным для авторитета собора, как Вселенского, наличие в портфеле собора письменного голоса папы по аналогии с томосом папы Льва Великого на IV соборе, решил в VII-м заседании собора (26 мая) вскрыть все бывшие до этой минуты формально секретными письменные мнения — обязательства папы. Дворцовый квестор предъявил собору и огласил два письма Вигилия 547 г., врученные Юстиниану и Феодоре с обязательством осудить «три главы» и третье, клятвенное обязательство 15. VIII. 550 г. не делать ничего без соглашения с императором и наоборот сделать все возможное с его стороны к осуждению трех глав. Логически из такой предпосылки мог бы быть сделан и такой вывод ,что вселенское единомыслие благополучно достигнуто. Папа, как полномочный выразитель мнения всего Запада, богословствует и действует совершенно одинаково с Востоком. Но документы Вигилия оглашены не для согласия с ним, а для дезавуирования его настоящего отрицательного вотума. Юстиниан не принял его официально, но фактически знал его. Благодаря измене папы самому себе, собор не включает в свое достижение его голос, а наоборот — исключает. Собор исполняет предложение василевса: — вычеркивает имя Вигилия из диптихов. И делает оговорку, что эта мера наказания наложена на Вигилия лично, за его отказ от участия во Вселенском Соборе, но что император и собор не меняют через это своих связей с апостолической римской кафедрой. История показала, как болезненно отозвался этот удар по самолюбию Западной церкви и как долго — целых полтора столетия, она в разных частях своих противилась его признанию. Уже после того, как собор размежевался с постановлением папы Вигилия и с его личностью, 2 июня 553 г. он имел свое последнее заседание, на котором и принят его орос, заготовленный заранее по-видимому патриархом Евфимием и Ф. Аскидой. А этот орос дополнялся еще 14 анафематизмами, текст которых очень близок к " Ομολογα Юстиниана, является ее повторением с незначительной лишь переработкой. |
|
|
