| Это произведение написано св. Дионисием при следующих обстоятельствах. Савеллий был родом ливиец из Пентаполя, и его воззрения были широко распространены на его родине, как и в Риме, раньше, чем александрийский епископ выступил против них; сам Савеллий к этому времени, вероятно, уже умер. В 257 г. св. Дионисий обратил внимание римского епископа Сикста (Ксиста) II на эту ересь, которая ради сохранения единства Божества сливала три Лица в Троице. В своем послании к нему св. Дионисий пишет, что он отвечал братьям как на послания, так и на устные вопросы об учении, возникшем в Птолемаиде Пентапольской – «учении, которое исполнено нечестия и содержит в себе много хулы на Вседержителя, Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа, много неверия касательно и единородного Сына Его, перворожденного всей твари, вочеловечившегося Слова, и совершенное безумие в отношении к Святому Духу». Списки этих посланий он отправил в Рим (Euseb., Hist. eccl. VII, 5–6 [цит.: 6]). Из этого сообщения видно, что савеллианство в позднейшей фазе включило в свою систему и учение о Св. Духе. В Ливии ересь достигла такого влияния, что даже некоторые епископы держались Савеллиева образа мыслей, и «немного недоставало, чтобы и в церквах не проповедовали о Сыне Божием» (Athanas., De sentent. Dionysii 5[.l]). Дионисий, считая себя ответственным за Церкви, которые находились под его попечением, принял решительные меры к искоренению зла. Евсевий упоминает (Hist. eccl. VII, 26 .1 ) о нескольких посланиях, написанных им по этому поводу: к Аммону, епископу Церкви вереникской, к Телесфору, к Евфранору и еще к Аммону и Евпору. В одном из этих посланий («К Евфранору и Аммонию» 970 , по Афанасию Александрийскому [De sentent. Dionysii 9.2 et al.]), которое было написано около 260 г., Дионисий употребил такие выражения: «Сын Божий есть произведение и сотворен, и Он не собственен Ему по естеству, но чужд Ему по сущности; Отец по отношению к Сыну – то же, что делатель к виноградной лозе и судостроитель к ладье; и, как произведение, Сын не был, пока не получил бытия» (Athanas., De sentent. |
| Этот отрывок показывает, что папа Дионисий всецело встал на сторону обвинителей Александрийского епископа. Его послание направлялось тоже главным образом против савеллианства, но вместе с тем оно осуждало и тех, которые в интересах полемики впадают в крайность, противоположную монархианской. Это последнее заблуждение приписывается не только лично Дионисию, но и всей александрийской катехизической школе. Догматическую ошибку александрийской школы Дионисий Римский видит в том, что она, в противоположность савеллианскому слиянию Лиц, рассекает единоначалие на три силы и проповедует некоторым образом трех богов. Такое рассечение единого Божества на три силы и отчуждение Сына и Духа от Отца сказывается, по мнению главы Римской Церкви, в двух положениях «Послания к Евфранору и Аммонию»: во-первых, в учении о тварности Сына Божия, о Его происхождении не через рождение, а через сотворение; во-вторых, в учении о сотворении Сына Божия во времени, в утверждении, что «было время, когда Его не было». В противоположность этим неправильностям в учении александрийской школы папа Дионисий требует признания единства Лиц Святой Троицы. Таким образом, папа Дионисий восстает преимущественно против требования александрийцев. Его задача – отстоять нераздельное единство Бога. В ответ на послание папы Дионисия Дионисий Александрийский составил особое сочинение в четырех книгах – «Обличение и оправдание» (λεγχος κα πολογα), в котором взял назад все свои выражения, наделавшие столько шуму. Но для этого ему не было нужды действительно переменять свои убеждения и отрекаться от Оригена . Ему достаточно было воспользоваться другой группой идей Оригена , противоположной его субординационизму. Дионисия упрекали в рассечении Божественного Существа на три силы, и это рассечение рассматривали в отрицании вечности Сына и в учении о Его тварной природе. a) В своей «Апологии» Дионисий явно исповедует вечность Сына и по этому вопросу воспроизводит аргументацию Оригена . Для Оригена доказательством вечности Сына служила идея неизменяемости Бога. Так же рассуждает и Дионисий. Бог есть Отец. Как неизменяемый, Он вечно был Отцом. Поэтому необходимо признать, что вечно существовал и Его Сын. Во-вторых, идея вечности Сына у Оригена вытекала из его учения об Отце как потенции и Сыне как проявлении этой потенции. Раз дана сила, она должна непременно проявляться в действии. Если Сын есть проявление силы Отца, а сила Отца вечна, то и Сына необходимо признать вечным. Ту же мысль высказывает и Дионисий в доказательство вечности Сына. «Как сияние вечного света, Сын, конечно, и Сам вечен. Если всегда есть свет, то явно, что всегда есть и сияние». Если есть солнце, то есть и день; если нет дня, то нет и солнца. |
| —679— потустороннего мира идей, и, во-вторых, показать, что, по мнению Аммония и его школы, наша способность мыслить единичное в терминах общего не может быть объяснена иначе, чем через допущение реального существования этого общего. У нас нет оснований полагать, что В.Μ. Лурье не был знаком со статьёй Л. Бенакиса, однако, как мы могли убедиться, его ответы на два основных вопроса александрийской школы – обладают ли универсалии самостоятельным существованием, и если да, то каким? – в корне расходятся с ответами греческого исследователя. Лурье не только не признаёт реальности и онтологического приоритета общих понятий, считая первичной реальностью реальность частных сущностей, ошибочно трактуемых им как индивиды без индивидуализирующих признаков, но и совершенно безосновательно приписывает Аммонию учение, известное в западной схоластике как учение о collectio, когда реальность вида сводится к совокупному существованию образующих этот вид индивидов. Так, на с. 56 В. Μ. Лурье пишет: «Аммоний предоставил возможность понимать реальное бытие общей природы как реальное бытие совокупных частных природ». К сожалению, автор не замечает, что понимание «реального бытия общей природы», о котором он говорит здесь, находится в явном противоречии с приписываемым им же Аммонию (с. 50) отказом «постулировать самостоятельную реальность общего». Но главное, для читателя остаётся загадкой, на основании каких текстов автор приходит к выводам, идущим вразрез с общепринятой на сегодняшний день точкой зрения. Ни цитат из Аммония, которые бы подтверждали их, ни ссылок на исследовательскую литературу по данному предмету мы в его тексте не встретим. Тем не менее работа В. Μ. Лурье, в которой предлагается оригинальная трактовка античной теории универсалий, может способствовать пробуждению в российской научной общественности интереса к мало изученным у нас до сих пор логическим произведениям Аристотеля и позднеантичным комментариям на них. Предельно разработанная и стремящаяся к предельной ясности |
| мы в Писании называемся творцами сердечных своих движений, закона, суда и правды, или в каком у еллинов мудрецы назывались творцами (ποιητα), быв на деле отцами своих собственных сочинений 724 . Что же касается двух вышеозначенных сравнений Отца и Сына с виноградарем и лозой, а также с судостроителем и ладьей, то по поводу их Дионисий замечал, что в его письме к Аммонию и Евфранору они, как слабейшие, высказаны им как бы мимоходом и занимают самое не видное место в ряду других, употребленных им здесь, более значительных и существенных сравнений, в связи с которыми и в смысле которых и они сами должны быть понимаемы и объясняемы 725 . А таковыми сравнениями, взятыми для уяснения происхождения Сына от Отца были, как мы уже выше показали, сравнение с рождением дитяти от своих родителей, сравнение с происхождением растения от своего семени или корня, реки от своего источника, блеска или сияния от солнца, – все такого рода сравнения, что не только не дают собой мысли об иносущии Сына в отношении к Отцу, но напротив необходимо предполагают собой мысль об Их единоестественности или единосущии. Ποημα, поэтому, прилагаемое Дионисием к Сыну, Который происходит из сущности Отца, выражает собой не что иное, как только то, что Сын Своим бытием обязан не Себе Самому, а Отцу, Который один есть γνητος, – ни от кого другого не получивший своего бытия; оно не имеет ничего общего с ποημα ариан, учивших о создании Сына наравне с творениями из не сущего (ξ οκ ντων) 726 . Потому-то Дионисию ничто не мешало, когда представилась надобность, с совершенной ясностью и твердостью исповедать свою веру в единосущие Сына с Отцом. Поводом к сему послужило то обстоятельство, что между самими же православными александрийцами нашлись недовольные его неосторожными выражениями в письме к Аммонию и Евфранору о Сыне, которые, изъяснив эти выражения в неправославном смысле, обвинили его перед Дионисием римским, в том, что будто он отвергает вечность Сына и отделяет Его от Отца, а вместе с сим не признает Его единосущным Отцу и причисляет к тварям. |
| —143— Поэтому указать источник, откуда заимствовал своё учение сам Арий, не значит ещё объяснить происхождение арианского движения в его целом, понять, почему система Ария встретила сочувствие со стороны не одних только его солукианистов. Не следует, далее, упускать из вида, что арианский спор ещё в III веке имел прецедент в виде спора двух Дионисиев 838 , архиепископов римского и александрийского. Поводом к этому спору (или точнее – только литературному столкновению) было письмо Дионисия александрийского к Евфранору и Аммонию, в котором он называл Сына Божия тварью и происшедшим и говорил, что как тварь Он не существовал прежде, чем произошёл. Дионисий высказывался, таким образом, совершенно в духе Ария (хотя и без наиболее важного и резкого арианского выражения ξ oκ ντων). Но Дионисий 1) жил раньше Лукиана, а 2) был верным учеником Оригена (даже одним из преемников его по учительству в знаменитом александрийском огласительном училище). Значит, было что-то в системе самого Оригена , что побуждало учеников его ещё в III веке делать те же выводы, какие после сделал Арий. – Вмешательство Дионисия римского побудило Дионисия александрийского писать «Обличение и апологию», где он отказывается от допущенных им раньше резких выражений и соглашается признать Сына даже единосущным Отцу. Но это в данном случае не меняет дело: важно лишь, что настоящие оригенисты и до Лукиана и Ария способны были высказываться в духе Ария. Поэтому, едва ли правильно утверждать, что арианство по своему происхождению «не стоит в причинной связи с оригенизмом». Если не сам Арий, то его учитель Лукиан мог сделать из системы Оригена те же выводы, к каким пришёл и Дионисий. Система Оригена имеет вообще чрезвычайно важное значение в истории богословской мысли восточной церкви, и игнорировать её при выяснении вопроса о происхождении арианства ни в каком случае не следует. Ведь это была —144— первая богословская система в собственном смысле слова, и имя Оригена пользовалось на Востоке высоким уважением до самого конца IV века. Поэтому едва ли какой богослов на востоке 2 половины 3 или начала 4 века мог стоять вне всякой хотя бы косвенной или посредственной зависимости от Оригена . И тот бесспорный факт, что Арий был учеником Лукиана, не исключает никоим образом возможности прямого влияния на Ария со стороны Оригена . |
| 11. Поелику изречение это имеет такое толкование, то необходимо было о названной в таком смысле лозе написать: «верна суща сотворшему Его» , и: «толико лучший быв Ангелов» , и: «созда» . Ибо когда приял Он на себя то, что восхотел за нас принести, — а это было тело от Девы Марии; тогда и написано о Нем, что создан и сотворен, и получил бытие; потому что таковые выражения — приличны людям. Сверх того, не по приятии тела стал Он лучшим Ангелов; иначе окажется, что прежде был меньше их или равен им. Напротив того, Апостол, пиша к иудеям и человеческое служение Господа сравнивая с служением Моисеевым, сказал: «толико лучший быв Ангелов; потому что закон изглаголан Ангелы» (Евр.1:4, 2:2); «яко закон Моисеом дан бысть, благодать [же] и даяние Духа Иисус Христом бысть» (Ин.1:17). И тогда от Дана до Вирсавии возвещаем был закон, а ныне «во всю землю изыде вещание их» (Пс.18:5); и язычники покланяются Христу, и чрез Него познают Отца. Итак, написано это о Спасителе по человечеству, а не иначе. 12. Посему, ужели Дионисий, как разглашают христоборцы, пиша о человечестве Сына и в этом отношении назвав Его произведением, сказал, что Он есть один из человеков? Или, говоря, что Слово не есть собственность Отчей сущности, думал, что Оно — единосущно с нами человеками? Но не так писал он в других посланиях, напротив же того, оказывается в них мудрствующим право, и этими посланиями может возразить им, говоря так: «Не одного я мнения с вами, богоборцы; не мои слова послужили Арию предлогом к нечестию; напротив того, пиша к Аммону и Евфранору по поводу савеллиан, упомянул я о делателе и о лозе и о других подобных изречениях, чтобы, доказав человечество Господа, убедить их — не утверждать более, будто бы Отец стал человеком. Как делатель не есть лоза, так явившееся в теле — не Отец, но Слово; Слово же, явившееся в лозе, названо лозою по телесному сродству с розгами, под которыми разумеемся мы. Итак, в этом смысле писал я к Евфранору и Аммонию, а вашему бесстыдству противополагаю другие, писанные мною, послания, чтобы люди благоразумные узнали заключающееся в них мое оправдание и правое рассуждение о вере во Христа». |
| 501 Письмо написано во втором – начале третьего квартала 406 г., отправлено из Кирены в Гераклею Понтийскую. 504 Синезий не случайно вспоминает здесь именно Геракла: с одной стороны, тот некогда покровительствовал македонской династии, а значит – и Александру Великому (а кузен Синезия – сын Александра Киренского), с другой стороны, Гераклея (родина Пилемена) – город Геракла. Т. е. Геракл удивительным образом оказывается покровителем и адресата, и подателя данного письма. 505 Иолай – сподвижник Геракла – помог победить Лернейскую гидру, прижигая места отрубленных голов. Образ опять же не случаен: многочисленные враги отечества, с которыми боролся податель письма, подобны головам Лернейской гидры, которые не одолеть без «прижигания» из Константинополя, т. е. без содействия людей высшей власти. 506 Письмо написано между 405 и 410 г. из Кирены в Птолемаиду. Гелиодору адресованы также Письма 57 (116) и 96 (25). Вероятно, он был гражданским губернатором Пентаполя. 509 Рекомендательное письмо для александрийского куриала Аммония, отправлено Евоптию в 407 г. из Александрии в Фикус. Следующие три письма (Письма 59 (19), 60 (20) и 61 (21)) к влиятельным лицам на местах преследуют ту же цель: облегчить Аммонию выполнение возложенной на него миссии – доставку имперского золота, предназначенного для войск Верхней Ливии. 511 Письмо отправлено в 407 г. из Александрии в Кирену. Герод был родственником Синезия (ср. Письма 40 (35); 144 (3)). О Мартирии см. прим. 60 к Письму 6 (49). 513 Третье рекомендательное письмо для Аммония. Диоген – кузен Синезия – в то время командовал вооруженными силами Верхней и Нижней Ливии. Ср.: Письма 52 (118) и 54 (131). 514 Проксен – это человек, который, будучи гражданином одного полиса, лоббирует в нем интересы другого, будучи поощряем к этому последним. 515 Это еще одно письмо из серии рекомендательных писем для Аммония; написано в 407 г. гражданскому губернатору Пентаполя. 516 Письмо написано между февралем и августом 411 г., отправлено из Птолемаиды или Кирены (?) в Фикус. |
| eccl. VI, 46 .2 ), к Феотекну, епископу Кесарийскому, написанное после смерти Оригена – признательное посвящение его памяти (Стефан Гобар у Фотия, Biblioth. 232), к Афродисию 1011 и «О браке» 1012 (в Sacra Parallela), «О субботе», «Об упражнении» (Пер! γυμνασου; Euseb., Hist. eccl. VII, 22[.ll]) 1013 . Замечания о богословии св. Дионисия Обвинение и защита св. Дионисия Александрийского имеют важное догматико-историческое значение в том отношении, что показывают обнаружение в самой Александрии во второй половине III в. два течения – церковно-традиционное, с его исключительным интересом к моменту единства Отца и Сына и с характерным термином ομοοσιος, и научно-философское, с его интересом к субординационистическому различию Ипостасей. Эти два течения параллельно развивались и в последующие десятилетия. Спор о выражениях, допущенных св. Дионисием в послании к Евфранору и Аммонию, не закончился при его жизни: он возникал и в IV в. ввиду того, что ариане и аномии ссылались на них в подтверждение своего учения. По этому поводу пришлось высказаться двум великим отцам IV в. – св. Афанасию Александрийскому и св. Василию Великому . Первый написал целое сочинение: «О Дионисии, епископе Александрийском, а именно, что он, как и Никейский собор, думает противно арианской ереси, и напрасно клевещут на него ариане, будто бы он единомыслен с ними», в котором решительно защищает его православие. Иначе судил о нем св. Василий. В письме к Максиму Философу (Epist. 9, cap. 2) он пишет: «Что касается до сочинений Дионисия... мое мнение о них таково. Не все хвалю у Дионисия, иное же [и] вовсе отметаю, потому что, сколько мне известно, он почти первый снабдил людей семенами этого нечестия, которое столько наделало [ныне] шума, – говорю об учении аномиев. И причиной сему полагаю не лукавое его намерение, а сильное желание оспорить Савеллия. Обыкновенно уподобляю я его садовнику, который начинает выпрямлять кривизну молодого растения, а потом, не зная умеренности в разгибе, не останавливается на середине и перегибает стебель в противоположную сторону. Подобное нечто, нахожу я, было и с Дионисием. В сильной борьбе с нечестием Ливиянина, чрезмерным своим ревнованием, сам того не примечая, вовлечен он в противоположное зло. Достаточно было бы доказать ему только, что Отец и Сын не одно и то же в подлежащем 1014 , и удовольствоваться такой победой над хульником. Но он, чтобы во всей очевидности и с избытком одержать верх, утверждает не только одинаковость ипостаси, но и разность сущности, постепенность могущества, различие славы. А от сего произошло, что одно зло обменил он на другое и сам уклоняется от правого учения. Таким образом, даже разногласит с собой в своих сочинениях: то отвергает единосущие, потому что противник худо воспользовался сим понятием, когда отрицал Ипостаси, то принимает оное, когда защищается против своего одноименника». |
| Посему, и арианам, если бы имели здравый ум, должно было бы — подобно сему рассуждать и думать об Епископе. «Вся права разумевающим, и права обретающим разум» (Притч.8:9). Поелику же, не научившись вере вселенской Церкви, впали они в нечестие, и ослепившись уже умом, почитают правое стропотным, и свет именуют тьмою, а тьму почитают светом; то, к большему осуждению еретиков, необходимо нужно представить места из других Дионисиевых посланий и причину их написания. Ибо, из этих посланий почерпнув сведения, и мы так рассуждаем и пишем об этом муже. 13. Предлог же, по которому написал он другие послания, есть следующий. Когда Епископ Дионисий узнал о бывшем в Пентаполе, и по благочестивой ревности, как сказал я выше, против Савеллиевой ереси написал послание к Евфранору и Аммонию: тогда некоторые из братий той Церкви, правомудрствуя, но не спросив Дионисия, чтобы от него самого узнать, почему написал он, пошли в Рим и обвиняли его пред соименным ему Дионисием, Епископом Римским. И Римский Епископ, услышав об этом, написал вместе и против держащихся Савеллиевых мнений, и против мудрствующих тоже, что утверждал Арий и за что извержен он из Церкви. И он говорит, что равно, хотя и противоположно одно другому, нечестие — и Савеллиево и тех, которые утверждают, что Слово Божие есть тварь и произведение, и что Оно создано. Писал он и к Дионисию (Александрийскому), извещая, — в чем обвиняли его. На это Дионисий скоро дал ответ, и книги свои надписал: «обличение и оправдание». Заметь в этом ненавистный образ действования христоборцев, и как они, к стыду своему, действовали против себя. Поелику Дионисий, Епископ Римский, писал и против тех, которые утверждают, что Сын Божий — тварь и произведение: то этим показывается, что не ныне в первый раз, но издревле всеми предаваема была анафеме ересь христоборных ариан. Потом, поелику Дионисий, Епископ Александрийский, оправдывается в рассуждении послания, какое написал он; то оказывается, что он не так думал, как они говорят, и вовсе не имел Ариева зловерия. |
| «Царица Египта», друг мой, магические слова для всех, кроме меня. Я несколько лет переписывался с этой царицей и оказывал бесчисленные услуги ее казначейству. Можно было ожидать, что ей известны мои склонности, мой характер и услуги, оказанные нашей республике. Приехав, она разослала роскошные подарки всей чиновной мелкоте — такие, какие преподносят друг другу только цари. Мне она тоже послала подарок. На эти деньги можно было бы целый год кормить Сицилию; но что мне делать с усыпанными драгоценностями венцами и с изумрудными кошками? Клянусь бессмертными богами, я дал понять этому тупице Аммонию, ее управителю, что я не пьяный актер и не из тех, кто ценит подарки по их стоимости, а не по их уместности. «Неужели в Александрийской библиотеке не нашлось какой-нибудь рукописи?» — спросил я у него. Чары царицы при ближайшем рассмотрении рассеиваются. Я верю в теорию, что каждый из нас всю жизнь пребывает в одном возрасте, к которому нас тянет, как железные опилки к магниту. Марк Антоний так навсегда и остался шестнадцатилетним, и несоответствие этого возраста его теперешнему с каждым годом представляет все более грустное зрелище. Мой добрый друг Брут уже в двенадцать лет был рассудочным, осмотрительным пятидесятилетним мужем. Цезарю всегда сорок, этот двуликий Янус смотрит то в молодость, то в старость. По этой теории, Клеопатре, несмотря на ее молодость, не меньше сорока пяти, и поэтому на ее юные прелести смотреть как-то неловко. Она тучна, как бывают тучны матери восьмерых детей. Многие восхищаются ее походкой и статью, но только не я. Ей двадцать четыре года, а ходит она как женщина, которая мечтает, чтобы ей дали не больше двадцати четырех. Надо быть очень наблюдательным, чтобы все это заметить. Ее сан, великолепие одеяний и два выдающихся достоинства — прекрасные глаза и пленительный голос — покоряют неосторожных. XXXIV. Письмо и вопросник Клеопатры Цезарю (9 октября) Мой Deedja, Deedja, Deedja, твоя Crocodeedja и очень несчастливо-счастлива, и очень счастливо-несчастна. Счастлива оттого, что увидит своего Deedja двенадцатого ночью и пробудет с ним всю ночь, а несчастлива оттого, что до двенадцатого еще целая вечность. Когда со мной нет моего Deedja я сижу и плачу. Я рву на себе одежды, не понимаю, зачем я здесь, почему не в Египте, что я делаю в этом Риме. Все меня ненавидят, все шлют мне письма, где желают мне смерти. Неужели мой Deedja не может прийти до двенадцатого? Ах, Deedja, жизнь коротка, любовь коротка; почему мы не видим друг друга? Другие же весь день и всю ночь видят моего Deedja. Разве они любят его больше, чем я? Разве он любит их больше, чем любит меня? Ничего, ничего нет на свете, что я любила бы больше моего Deedja, моего Deedja, когда он у меня в объятиях. Разлука — это жестокость, разлука — расточительство, разлука — бессмыслица. |
|
|
