| Среди источников по XVIII столетию на первом месте стоит «Полное собрание законов Российской империи» (ПСЗ, 2 ПСЗ и 3 ПСЗ), в котором помещены почти все указы российских императоров, касающиеся Русской Церкви. Первые три тома содержат материал по XVII в., например, в 1-м томе воспроизводится «Уложение 1649 г.». «Духовный регламент» Петра Великого находится в 6-м томе, 3718. ПСЗ охватывает эпоху от 1649 до 1825 г. (45 т.), 2 ПСЗ — эпоху от 1825 до 1881 г. (55 т.), и 3 ПСЗ — от марта 1881 г. до 1913 г. (33 т.). Даже после кодификации русского права в виде «Свода законов Российской империи» (15 т., изд. 1832, 1842 и 1857 гг.; для истории Церкви особенно важны т. 1, ч. 1, § 40–43, а также т. 11/13, 14) и «Свода» 1906 г. указы императоров сохраняли законодательную силу. Еще следует упомянуть «Полное собрание постановлений и распоряжений по Ведомству православного исповедания» (ПСПиР) и «Описание документов и дел Святейшего Правительствующего Синода» (ОДДС) (ср.: Herman. S. 87). Оба эти собрания содержат обширный материал по истории монашества и монастырей. В ОДДС часто приводятся подробные выдержки из постановлений и распоряжений Святейшего Синода. По XIX в. можно назвать еще одно большое собрание, в котором в основном помещен материал по внешней истории монашества (статистические сведения, даты основания некоторых монастырей, распоряжения Святейшего Синода и др.) — «Всеподданнейшие отчеты обер-прокурора Святейшего Синода» (Отчеты) за 1836–1914 гг. Много сведений можно почерпнуть из «Истории российской иерархии» (ИРИ) (6 т. в 7 кн., М., 1807–1815) , в основном составленной митрополитом Евгением (Болховитиновым, † 1837), хотя ее часто приписывают епи-скопу Амвросию (Орнатскому, † 1827), который написал лишь часть текста. Для истории монашества особенно важны тома 2, 3–6. Труд этот, однако, не свободен от ошибок, что приходится учитывать при использовании его материалов. Таковы важнейшие собрания источников как по общей истории Русской Церкви, так и по истории монашества. На другие источники и на соответствующую литературу ссылки даются в примечаниях. Пока еще, к сожалению, нет подробного обзора источников; надеемся в будущем составить такой обзор, он будет небесполезен для исследователей и студентов. |
| Сам Амвросий однажды, уже живя на покое в Кирилло-Белоозерском монастыре, характеризовал себя следующими словами: «я в экономии Божией уксус». Отличительным свойством его была строгость, доходящая до суровости – и к себе и к другим. Сам он был совершенный аскет. Стол его в Пензе состоял лишь из хлеба, воды, редьки и огурцов, а в великий пост – из одной или двух просфор в течение целой недели. В Кирилло-Белоозерском монастыре пища его была еще скуднее. Бескорыстен был Амвросий до чрезвычайности: случалось, что раздав все имевшиеся у него деньги, он отдавал даже необходимейшие свои вещи до последнего полотенца включительно. Столь же строг и требователен был Амвросий и ко всем тем, на кого, так или иначе, имел влияние без всякого различия положения и состояния. Ото всех требовал он столь же строгой нравственности и такого же безусловного соблюдения церковных уставов, какими отличался и сам. Снисходительность, а тем более человекоугодливость, были ему совершенно незнакомы, на уступки духу времени он был неспособен. Поступиться хоть в чем-либо своими убеждениями для него было невозможно. Сделавшись епархиальным архиереем, он как будто не хотел понять, что он не простой монах, живущий в тиши монастыря, а общественный деятель, вращающийся в круговороте житейском – деятель, которому приходится сталкиваться со многими и различными людьми, влиять на них и самому, в той или другой степени, испытывать на себе их влияние. При этом Амвросий отличался необыкновенною настойчивостью и железною волей. Самая наружность его соответствовала до некоторой степени его характеру и еще более усиливала производимое им впечатление. Высокого роста, худощавый, с бледным лицом и небольшой темной бородой, с большими, темными впалыми, светившимися умом и энергией глазами, с громким и сильным, а при гневе и воодушевлении почти громовым, заставлявшим вздрагивать собеседника, голосом, Амвросий производил сильное впечатление своей наружностью. В обыкновенное время он был угрюм и молчалив и говорил редко и с расстановками. |
| В следующем 1812 году Амвросий был сделан настоятелем Московского Новоспасского монастыря и вместе с тем председателем Московского Духовно-цензурного комитета. В скором же времени Амвросию вместе с некоторыми другими духовными лицами и чиновниками Московской Синодальной Конторы пришлось сопровождать в Вологду отправляемые туда из страха нашествия Наполеона церковные сокровища. По возвращении в Москву ему было поручено возобновление некоторых монастырей, разрушенных французами. При исполнении этого поручения преосвящ. Амвросий обнаружил такую ревность, что был награжден орденом св. Анны 2-й степени (высшей награды Амвросий в течение своей жизни не получал). А за свою ученую деятельность (в это время вышли в свет уже все шесть частей «Истории российской иерархии») он получил от Московского Общества Истории и Древностей звание сначала действительного (в 1815 г.), а потом (в следующем 1816 г.) почетного члена. В том же 1816 г. Амвросий был хиротонисан в Петербурге в епископа Старорусского, викария Новгородской епархии, а в 1819 г. сделан епископом Пензенским. Доселе все биографы Амвросия согласны между собою и факты из его жизни излагаются ими всеми одинаково. Но с назначения Амвросия в Пензу и получения им самостоятельной кафедры в биографиях его замечаются разногласия и появляются рассказы явно анекдотического характера. Очевидно, как это и всегда бывает, необыкновенная личность преосвящ. Амвросия настолько привлекала к себе внимание современников, что рассказы о нем подвергались преувеличениям, пока не превратились в анекдоты. Мы изложим лишь такие факты, которые изображены у биографов Амвросия наиболее согласно. Епархия Пензенская была в то время одною и из наиболее обширных (в состав ее входили, кроме Пензенской еще теперешняя Саратовская и части Самарской и Симбирской губернии) и наименее благоустроенных. Прежде всего, Пензенская епархия была очень бедна. Крайней бедностью отличались даже архиерейский дом и кафедральный собор. Архиерейский дом представлял собою совершенные развалины; кафедральный собор не был даже вполне достроен, а скудность его ризницы доходила до того, что в ней имелась только одна пара рипид, дикирий и трикирий; внешность собора была самая жалкая. О бедности сельских церквей и духовенства в епархии и говорить нечего, а различные церковные непорядки были обычным явлением. |
| В 1778 году в семье местного дьячка Антипа Григорьевича Орнатского родился сын Андрей – будущий крупный деятель российской иерархии. Приход был невелик, мужчины уходили в поисках заработков, и потому в чудской церкви, имевшей когда-то полный притч, остались только трое служителей: священник, дьячок и пономарь. И жили Орнатские так же, как жило их небогатое село. Много лет спустя о. Амвросий, став епископом, внес за своих родителей большой денежный вклад, чем обеспечил их безбедное существование в Филиппо-Ирапской пустыни. Десятилетним мальчиком Андрей из Чуди отправился учиться в Кирилловское уездное духовное училище. Там он и получил от своих остроумных товарищей прозвище «Чудский». Они заметили, что в нем действительно сидит какая-то не от мира сего «чудиночка». В 1792 году судьба улыбнулась Андрею: благодаря своему прилежанию в учебе, он был переведен в С.– Петербургскую Александро- Невскую духовную семинарию при «монастыре Живоначальные Троицы и Святого Благоверного Великого князя Александра Невского». При монастыре работала типография. Основал ее сподвижник Петра I епископ Феофан Прокопович . Печатали здесь кирилловским шрифтом не только богослужебную литературу, но и книги для чтения, учебники и пр. Хороша была библиотека! Именно в ней Андрей ощутил в себе пробуждение интереса к исторической литературе. Радость первооткрывателя испытал этот всегда сдержанный юноша, обнаружив в летописном отделе два древнейших летописных собрания, когда-то принадлежавших новгородскому Софийскому собору и Кирилло-Белозерскому монастырю. На его книжное пристрастие обратил внимание известный покровитель духовного просвещения, первый кавалер ордена Александра Невского, митрополит Амвросий (Подобедов) и взял под свое покровительство. Окончив Академию в 1800 году, Андрей начинает карьеру богослова. В это же время в Лавре появляется Евгений (мирское имя Евфимий) Болховитинов – историк, писатель, будущий член Российской Академии. Болховитинов был старше Андрея на 11 лет. Он окончил Московскую славяно-греко-латинскую академию и еще по настоянию (это надо заметить) митрополита Платона прослушал лекции по обшей истории в Московском университете. В Лавре на него возложили монашеский чин и звание префекта Академии, где он читал русскую церковную историю. |
| 2. Преподобный Ефрем не мог быть строителем каменного храма во имя Бориса и Глеба. Как показали архитектурно-археологические исследования, этот храм был построен в 1190-е годы. Дата его возведения и основания Борисоглебского монастыря (1038) впервые без указания источников появилась в «Истории Российской иерархии» архимандрита Амвросия (Орнатского) и позже была повторена почти во всех исследованиях. 3. В Житии преподобный Ефрем называется архимандритом, однако этот сан появился на Руси с конца XII — начала XIII века. 4. Основанный преподобным Ефремом монастырь и церковь в нем вряд ли могли быть посвящены святым Борису и Глебу. Первый храм в честь князей-страстотерпцев был построен на месте их погребения в Вышгороде в 1072 году, а оформление их церковного почитания протекало с 1020-х до 1070-х годов. Самым ранним документом, в котором Борис и Глеб упоминаются как святые, в настоящее время является новгородская берестяная грамота 906, датирующаяся 1050-1070 годами. В богослужебных текстах имена святых Бориса и Глеба впервые появляются в конце XI — начале XII века. Активное же строительство Борисоглебских храмов и монастырей на Руси началось после того как в 1115 году Владимир Мономах с братьями выстроил в Вышгороде новый большой каменный храм во имя Бориса и Глеба, в который были перенесены их мощи. 5. Житие, согласно канону жанра, рисует мирную, благочестивую кончину новоторжского святого. Однако рискнем предположить, что в действительности дело обстояло иначе. Во время открытия мощей преподобного 5 февраля 1919 года врач, производивший их осмотр, отметил, что «череп, принадлежащий Ефрему, имеет с правой стороны пролом неправильной формы». До обретения мощей в 1572 году они покоились в каменном гробе и не могли подвергаться постороннему воздействию, а после обретения отношение к ним было в высшей степени благоговейным. Следовательно, пролом в черепе появился до погребения Ефрема. Очевидно, что он является следствием сильного удара тупым предметом (палицей, булавой и т.п.). Отсюда напрашивается вывод, что преподобный был убит. Насильственная смерть первых проповедников христианства не была редкостью на Руси. Однако сам факт основания Борисоглебского монастыря преподобным Ефремом не вызывает никаких сомнений. О значительной древности монастыря говорит выявленный на его территории мощный культурный слой, который датируется XI — первой половиной XII века. |
| Боярин Иван Овин - лицо историческое. Выходец из Вел. Новгорода, он имел обширные владения близ Галича, сохранившие его имя в совр. топонимике города (Овинов луг на берегу Галичского оз., Овинов починок, Овиновская слобода). В пределах вотчины Овина, в к-рую в т. ч. входило с. Успенское (с XVII в.- Успенская слобода, ныне с. Успенская Слобода), со стороны Костромской дороги в направлении к Галичу находился Никольский мон-рь - буд. обитель прп. Паисия Галичского. Летописных сведений об основании мон-ря не сохранилось (если таковым не является упоминание о сооружении новгородцем Обакуном ц. свт. Николая Чудотворца на р. Кешме в Галиче в 1340, см.: Новгородский летописец: (С 946 по 1441 г.). Мышкин, 1899. С. 205). Существует отличная от «галичской» «новгородская» версия обретения иконы, учитывающая происхождение рода Овиных из Вел. Новгорода. После возвращения из похода боярин Иван Овин заболел и получил исцеление от иконы Божией Матери «Успение», присланной ему неким мужем («гречином»). По совету архиерея Овин построил в своей боярщине храм в честь иконы, принесшей ему исцеление, чтобы она помогала всем людям. Т. о., главная мысль «новгородской» версии - икона была обретена в Вел. Новгороде и в Галич привезена самим Овиным ( Григоров. 2006. С. 239, 314). Согласно информации еп. Амвросия (Орнатского), переосвящение монастырского храма из Никольского в Успенский и, как следствие, самого мон-ря приходится на время вел. кн. Димитрия Иоанновича Донского (1359-1389) (ИРИ. Ч. 5. С. 444). Нельзя исключить, что события обретения иконы, строительства храма и его переосвящения были действительно разнесены по времени: первые 2 могли произойти до 1362 г., т. е. до изгнания с княжения кн. Димитрия Константиновича (?) Галичского и вхождения Галича в состав Великого княжества Московского, 3-е - в правление вел. кн. Димитрия Донского. Эта версия находит подтверждение в раннем «Сказании...»: после того как икона прославилась чудесами и к ней стал во множестве стекаться народ, она «прозвася Овиновская... Обитель же она от того времяни нача зватися Успенская, а не Николаевская» (РГБ ОР. Ф. 299. Ед. 57). Чудеса |
| В труде архим. Амвросия (Орнатского) К. отождествлен с игум. Хутынского мон-ря Ксенофонтом, умершим в 1262 г. (ИРИ. Ч. 6. С. 639; Строев. Списки иерархов. Стб. 49). Хотя в тексте Жития нет прямых хронологических указаний, упомянутые имена и реалии позволяют сделать определенные выводы о времени основания Ксенофонтова монастыря. В Лисицкой обители, упоминаемой в источниках начиная с 1389 г., в кон. XIV - нач. XV в. действительно был игум. Варлаам, а в летописях XV в. впервые говорится о строительстве в Ксенофонтовой пуст. деревянной ц. во имя свт. Николая Чудотворца в 1417 г.: «Поставиша 4 церкви древяны: Въскресение Христово на Варейской улици, Въскресение Господне в Савин пустын, святаго Николу в Селифонтов пустын, Святаго Николу на Вежищахъ» (ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2). Контекст летописного упоминания «Селифонтовой» (Ксенофонтовой) обители сразу после «Савиной пустыни» ( Саввина Вишерского мон-ря , основанного в нач. XV в.) позволяет полагать, что К. был современником не прп. Варлаама Хутынского, а прп. Саввы Вишерского и лисицкого игум. Варлаама. По всей видимости, несохранившийся источник Жития К. сообщал о том, что святой был выходцем из Лисицкого мон-ря и принял постриг при игум. Варлааме. Агиограф ошибочно отождествил этого игумена с прп. Варлаамом Хутынским, жившим на 2 столетия раньше. Впосл. Ксенофонтов мон-рь упоминается в качестве землевладельца в писцовых книгах 1497/98 г. (НПК. Т. 5. Стб. 173-174) и 1563/64 г. 28 апр. 1563 г., при игум. Мисаиле, для монастыря был отлит колокол ( Оловянишников Н. И. История колоколов и колокололитейное искусство. М., 19122. С. 155-156; Арне Т. Русские колокола в шведских церквах//НИС. 1999. Вып. 7(17). С. 298). Древнейшее описание мон-ря содержится в писцовой книге Обонежской пятины 1582 г.: в обители находилась ц. во имя свт. Николая Чудотворца с приделом в честь Сретения, в 6 кельях жили 5 монахов и черный священник, 8 келий стояли пустыми ( Неволин. 1853. Прил. 6. С. 138-139). Согласно сообщению писцовой книги Обонежской пятины 1620 г., в 1613/14 г. |
| Из миссионерских публикаций примечательны статьи, посвященные местной истории старообрядчества, напр. «О начале раскола в пределах Пензенской епархии» (1871. 12. С. 353-364) и «История раскола в Пензенской епархии» (1873. 17-21; 1875. 3-6) прот. И. Бурлуцкого; «Секта бегунов» С. А. Пономарёва (1886. 6. С. 1-22); «Список раскольнических толков, существующих в Пензенской епархии, с обозначением характерных особенностей каждого из них и с указанием мест нахождения в пределах епархии» прот. С. В. Магнусова (1913. 22. С. 912-916); статьи о сектах, написанные на местном материале, напр. «Скопческая ересь» прот. И. Бурлуцкого (1876. 23. С. 4-19; 1877. 1. С. 7-24), «Пашковщина (по поводу появления пашковской пропаганды в пределах Пензенской епархии)» Пономарёва (1887. 8. С. 1-13), а также о миссии среди иноверцев, напр. «На службе миссии: деятельность инородческого миссионера среди татар» свящ. Василия Каменского (1913. 13-18, 20). Мн. биографические публикации и юбилейные статьи были посвящены церковным общероссийскими деятелям, напр. «Святитель Ермоген, патриарх Московский и всея Руси» прот. А. М-ского (1913. 10. 320-338, 11. С. 381-392), но наибольший интерес представляют публикации о местных деятелях. Серию биографий «Пензенские иерархи» начал прот. И. Бурлуцкий, написавший статьи о епископах Гаии (Такаове) (1866. 17. С. 577-588; 19. С. 649-654), Моисее (Близнецове-Платонове) (1867. 11. С. 336-355) и Афанасии (Корчанове) (1867. 13. С. 404-409). В последующие годы были опубликованы материалы для биографии архиеп. Иринея (Нестеровича) (1869. 19-23; 1870. 2), еп. Амвросия (Орнатского) (1890. 13. С. 1-15; 14. С. 1-14; 15. С. 1-15; 16. С. 1-15), еп. Григория (Медиоланского) (1881. 16. С. 23-28), архиеп. Варлаама (Успенского) (1881. 7. С. 17-19; 12. С. 25-31; 20. С. 11-20), которому посвящено и обстоятельное исследование «Варлаам, архиепископ Пензенский» С. А. Артоболевского (1908. 1-3, 7/8, 9, 12-14, 17-22, 24; 1909. 1; 1910. 1-4, 8, 10-13, 17, 18; 1911. 3-6, 9, 11, 18, 19, 22). |
| м. удалось добиться от короля письма к иезуитам с призывом решать споры через суд. В контексте противостояния униатам, очевидно, следует рассматривать пожар в Б. м. в 1716 г. 25 мая 1716 г. в брестский суд была внесена «манифестация», в к-рой ответственность за пожар возлагалась на противников Православия. (Об этом пожаре говорится также в жалобе насельников Дятловицкого мон-ря близ Пинска от 24 февр. 1722 г. Петру I на бедственное положение Церкви в Речи Посполитой: «Монастырь преподобного отца Симеона Столпника з церквию новою и со всеми будованиями монастырскими сожгоша иновернии».) После пожара в Б. м. была построена новая ц. прп. Симеона Столпника с приделами во имя первомч. Стефана и во имя вмц. Варвары. В актах за 1687/88, 1699 гг. упоминается игумен Б. м. Сильвестр (Троцевич), к-рый внес в 1699 г. в брестские гродские книги подтвердительный привилей кор. Августа II на церковь Рождество-Богородицкого мон-ря (подтверждал привилеи 1633 и 1670 гг.). В том же году игум. Сильвестр представил для записи в гродские книги подтвердительный привилей Августа II Б. м. на земельные владения «Дарки» и мельницу; Б. м. был освобожден от всех повинностей, кроме чинша (регулярного оброка). С 1793 г. Б. м. находился в Минской епархии РПЦ. После выхода указа о духовных штатах по Юго-Зап. краю (1795) мон-рь был включен в число заштатных. В 1797 г. в Б. м. была учреждена архимандрития, в сан архимандрита был возведен игумен мон-ря Аркадий. Согласно «Истории Российской иерархии» архиеп. Амвросия (Орнатского), к 1811 г. в архитектурный комплекс Б. м. помимо Симеоновского храма входили Благовещенская ц. с трапезой, колокольня, настоятельские и братские кельи. Обители принадлежали 53 дес. земли и мельница. Во время Отечественной войны 1812 г. в Б. м. была сожжена большая часть построек, пострадала Симеоновская ц., медная рака с мощами прмч. Афанасия расплавилась, но частицы мощей уцелели и были помещены в деревянном ковчеге в трапезной Благовещенской ц. На восстановление обители были отпущены деньги из средств Грозовского и Слуцкого мон-рей Слуцкого у. |
| Так, по свидетельству Флетчера, 2 y русских «монашествующих бесчисленное множество, гораздо более, нежели в других государствах, подвластных папе. Каждый город и значительная часть всей страны ими наполнены, ибо они умели сделать, что все лучшие и приятнейшие места в государстве заняты обителями или монастырями, сооруженными во имя того или другого святого». Костромская область являлась в данном отношении одним из центров, куда с конца XIV века усиленно направлялась монастырская колонизация. «Водораздел Костромы и Сухоны, покрытый тогда дремучим Комельским лесом, стал русской заволжской Фиваидой» 3 . В синодальную рукопись XVI–XVII в. «Книга глаголемая описание о российских святых» внесено 15 имен костромских угодников; a по общему перечню, всех монастырей в Костромской епархии насчитывалось, включая сюда и ныне существующие, более 80. По моему глубокому убеждению, разработка сведений, касающихся монастырей, в особенности – упраздненных, должна обязательно входить в задачу каждого областного съезда. Только при такой постановке дела можно подробно, точно, по частям воссоздать историю русских монастырей, игравших значительную роль в развитии общественной и политической жизни России. И чем скорее приступлено будет к общей работе, тем продуктивнее будет самый труд. Всякий раз, когда я касаюсь этого вопроса, мне невольно приходит на память «Упраздненный монастырь» – известное стихотворение Ап. Ник. Майкова: «Все тихо валится кругом... пройдет немного лет, И стены продадут на слом, И старины пройдет и след»... Всесокрушающее время каждый день уносит драгоценные частицы материалов; при этом исчезают бесследно и связанные с ними исторические воспоминания. A между тем история русских монастырей и монашества далеко не разработана. При исследованиях, касающихся истории монастырей вообще, их владений и имущественных отношений к мирянам, мне часто приходилось наталкиваться на пробелы даже в таких капитальных трудах, как работы преосв. Амвросия Орнатского , П. Чудитского и В. Зверинского. |
|
|
