| Кейм 972 Гольцман 973 и другие считают это свидетельство подлинным, не смотря на целый ряд несообразностей в нем. Так, по этому свидетельству, Иоанн умер в Иудее, никогда не видав Малой Азии, а свое Евангелие написал в Ефесе 974 . Папий, епископ Иерапольский, был очевидцем ( ατπτης) Ап. Иоанна, между тем как последний умирает еще до рождения первого 975 . Далее, в этом свидетельстве ни слова не говорится о том, что Иоанн убит в Палестине и притом до разрушения Иерусалима. Разве он не мог быть убит Иудеями и в Малой Азии и после разрушения Иерусалима? Почему о мученической смерти Апостола знает один только какой-то малоизвестный писатель IX века? Ведь, ни Ириней, ни Евсевий, знавшие сочинение Папия, не нашли там того, что нашел в нем Георгий Амартол. Каким образом Церковь не сохранила этого предания? Да было ли там такое свидетельство о смерти Иоанна Богослова? Не прибавлено ли оно кем-нибудь впоследствии? В некоторых рукописях сочинения Георгия Амартола действительно нет. Может быть, при чтении произведения Папия, Георгий смешал с Иоанном его брата Иакова. А таких недостатков у него немало 976 . Как бы это ни было, во всяком случае на такое позднее, неопределенное, темное, сомнительное свидетельство нельзя опираться никому. Кейм 977 и другие ссылаются еще на свидетельство гностика Валентинианина Гераклеона. По словам Гераклеона, из всех Апостолов только трое – Матфей, Фома и Филипп не были замучены, а все остальные, в том числе и Ап. Иоанн, окончили жизнь мученическою смертью . Следовательно, Апостол Иоанн действительно был убит кем-либо в Палестине, как свидетельствует об этом и Георгий Амартол 978 . Как и следовало наперед ожидать, это место приведено отрицательной критикой совершенно неправильно. И действительно, в указанном месте Климент говорит не о мученической кончине Апостолов, а только об их исповедничестве, исповедании голосом ( μολογα δι τς φωνς) в присутствии гражданских властей, которому не подвергались не только „Матфей, Филипп и Фома“, но и „Левий и многие“ ( Λευς κα λλοι πολλο). |
| Альберт Ахенский, немецкий историограф (перв. пол. XII в.) 210–211 Альберт Штаденский, немецкий анналист (ум., вероятно, после 1265 г.) 209, 336–343 Альбрехт, гр. гольштейнский (1201/2–1225, ум. в 1245 г.) 343, 343 Альбрехт Медведь, мгр. бранденбургский (1157–1170) 280, 280, 309, 342, 342 Альмаш, венгерский род 362, 362 Альмош, предводитель венгров, о. Арпада (IX в.) V, 350, 353 Альмош, герц, венгерский (ум. в 1127 г.) IV, V, IXa, 202, 240, 240, 310, 361, 361, 363–364, 363–364 «Альтайхские анналы» (ок. 1075 г.) 109–110, 117–118 Альфонс VII, кор. кастильский (1126–1157) 281 Амартол Георгий, см. Георгий Амартол Амат, монах м-ря Монтекассино, итальянский историограф (ум. в 1080-е гг.) 164 Анастасий Библиотекарь, церковный писатель (ум. ок. 879 г.) 22, 103 Анастасия (?) (ошибочно также: Агмунда), ж. венгерского кор. Эндре I, д. киевского кн. Ярослава Владимировича Мудрого (ум. после 1074 г.) V, IXa, 137, 137 Анастасия, ж. минского кн. Глеба Всеславича, д. волынского и туровского кн. Ярополка Изяславича (ум. в 1158 г.) 232 Анастасия, ж. западнопоморского кн. Богуслава I, д. польского кн. Мешка III (ум. после 1177 г.) IV, 309 «Англо-саксонская хроника» 13, 133 Андрей, св., апостол 230, 230 Андрей I, II кор. венгерские, см. Эндре I, II Андрей Владимирович, кн. волынский (1119–1135), переяславский (1135–1142) IXb, 202, 236, 257, 263, 365, 368 Андрей Юрьевич Боголюбский, кн. ростово-суздальский (1157–1174) IXb, 252 Андроник I, имп. византийский (1183–1185) VIII Андроник Ангел, о. византийского имп. Алексея III Ангела VIII Аниан, св., еп. аврелианский (орлеанский) (ум. в 453 г.) 357 Анжуйская династия, см. Плантагенеты Анна, ж. киевского кн. Владимира Святославича, д. византийского имп. Романа II (ум. в 1011/2 г.) VIII, IXa, 73, 77, 81, 116 Анна (?), первая ж. киевского кн. Ярослава Мудрого (ум. в 1018 г.) IXa, 81 Анна, вторая ж. французского кор. Генриха I, д. киевского кн. Ярослава Мудрого (ум. в 1075/89 г.) II, IXa, 102, 102, 136–137, 153 Анна, вторая ж. киевского кн. Всеволода Ярославича (ум. в 1111 г.) IXb |
| То, что вслед за Мухаммедом в чине проклинается Али с Хасаном и Хусейном, вероятно, обусловлено учетом шиитского направления ислама. Выделение Хадиджи, Айши и Зейнаб в качестве «наисквернейших жен Мухаммеда» обусловлено тем, что именно с ними были связаны неприглядные истории, о которых писалось в византийской полемической литературе, например преподобными Иоанном Дамаскиным (о Зейнаб), Феофаном Исповедником (о Хадидже) и епископом Карским Феодором Абу Куррой (об Айше). Умм Култум, причисляемая автором чина к женам, на самом деле одна из дочерей Мухаммеда и попала в этот список, вероятно, вследствие путаницы. У чина имеется целый ряд совпадений с 245-й главой «Хроники» Георгия Амартола, а именно в том, что касается мусульманской эсхатологии, веры в то, что и добро, и зло – от Бога, и поклонения Афродите под именем «Хубар». Но совпадения эти такого же рода, что и с Никитой Византийским, когда нельзя с уверенностью сказать, кто от кого зависел и зависел ли вообще. Например, мусульманское учение о предопределении автор чина излагает более четко, полно и последовательно, чем Георгий Амартол. Скорее всего, и автор чина, и Никита Византийский, и Георгий Амартол, жившие в одно и то же время, в одном и том же месте (Константинополь) и занимавшиеся, в общем, одним делом – опровержением ислама, использовали в различной мере одни и те же устные источники. Не исключено также, что они были знакомы друг с другом. Однозначно можно сказать об использовании в чине отречения антимусульманской 100-й главы книги «О ересях» преподобного Иоанна Дамаскина. Отсюда почерпнуты сведения касательно мусульманского учения о Христе, о Мекке и название христиан «этериастами». При этом работал автор чина со своим источником очень критически, удаляя и исправляя некоторые неточности. Несколько веков спустя после своего возникновения, чин стал причиной любопытной внутривизантийской дискуссии относительно исламского богословия. На текст чина отречения обратил внимание император Мануил I (1143–1180), который приказал убрать из чина заключительный анафематизм в адрес «бога Мухаммеда», поскольку в представлении самодержца христиане и мусульмане поклонялись одному Богу. На поместном Константинопольском соборе 1180 года архиереи, хотя формально и удовлетворили волю императора о замене анафематизма, но указали, что оно делается из-за «икономии» и что Мухаммед «сам объявил неправильное понимание о Боге». |
| «Итак, напрасно несут вздор, а вернее богоборствуют, те, кто дары и деяния священства отдают мирянам и женщинам, к погибели слушающих и соглашающихся с пустословием и болтовней тех, кому совершенно неведомо, что такое священство и в чем отличие мирянина от священника» (р. 464, 19–24). To, что Георгий рассматривает императоров как зачинщиков и главных носителей ереси, подтверждается и наличием в хронике мотива «Антихриста». Применительно к Льву III он появляется в многократно упоминавшемся пророчестве Германа, где ниспровергатель икон Конон назван «предтечей Антихриста» (р. 741,14–15). Что же касается Константина Копронима, то тут Амартол доводит дело до логического конца – он именует императора «Антихристом из колена Данова» (р. 750,18: κ Δν ντχριστος). Хорошим примером того, как в «Краткой хронике» трактуются взаимоотношения Церкви и государства в иконоборческом конфликте, может служить рассказ о Рождественской аудиенции 814 г. Взяв за основу соответствующий фрагмент Жития Никиты Мидикийского (см. главу раздел 3), Георгий из всех приведенных там реплик православных исповедников оставляет только две – и это самые резкие высказывания Евфимия Сардского и Феодора Студита , с цитатами из Гал. 1:8–9 у первого и из Иоанна Дамаскина ( Еф. 4:11–12 + 1Кор. 12:28 с прибавлением «а о царях не сказал») у второго. Но самый откровенный пассаж, в котором Амартол совершенно недвусмысленно формулирует свои взгляды на причины иконоборчества, содержится в длинном полемическом отступлении, которое в издании Де Боора занимает с. 789,10–792,5. Ввиду важности этого текста целесообразно привести его лишь с небольшими сокращениями: «...Неизвестно, чтобы в другом государстве, где христиане, произросло это беззаконное и преступное... богомерзкое учение,...но только в этом, порабощенном и плененном и своевольно насмехающемся над Божественным, в котором господствует страстный и низменный, приземленный, заносчивый и горделивый помысел влачащихся по земле и пресмыкающихся в грязи, где любоначалие, себялюбие, сластолюбие, славолюбие или тщеславие, удовлетворение всех вожделений, желание властвовать над всеми и не подчиняться даже Самому Богу, стяжание и приобретение человеческой славы, а вернее сказать, позора. Из-за этого поругание Бога и святых и гонение на Церковь , из-за этого подданные под тиранической властью и господством принуждены повиноваться исходящим оттуда повелениям и прихотям» (р. 789,18–790,5) 565 . |
| 565,18 – 24). Сам Феодосий, особая роль которого в хронике будет рассмотрена ниже, идет на битву, «уповая не столько на множество оружия, и стрел, и воинов, сколько на помощь от молитв и постов святого» (р. 590,13–15). Амартол подробно повествует, как император «предстательством святых испрашивал себе вернейшую помощь от Бога» (р. 590,21–22). Ясно, что с таких позиций полководческие способности выглядят излишними. Вообще, в чем хронист видит основную функцию государя, понятно из высказываний вроде следующего: «Валентиниан Великий, совершенный и безупречный в вере благочестия,... хорошо управлял государством. Ибо он приказал созвать в Иллирике собор, который утвердил православную веру» (р. 557,25–558,4). Чтобы выразить собственную мысль, Георгий соединяет здесь две фразы из разных источников (Руфина и Феодора Чтеца ) с помощью причинно-экспликативной частицы γρ (ибо). Мы уже видели, что в представлении Амартола является главной добродетелью императора. Однако благочестие или нечестие характеризует в основном взаимоотношения с Божеством. Каким же должно быть поведение государя в делах, касающихся Церкви? Чтобы найти ответ, необходимо проанализировать ту часть хроники, которая рассказывает об императоре, более всего, по мнению автора, близкого к идеалу. В свое время я пришел к выводу, что в отличие от Феофана, чьим любимцем безусловно и безраздельно является Константин Великий 570 , Георгий явно предпочитает Феодосия 571 . Пересматривать это мнение, на мой взгляд, нет никаких оснований. И как раз в разделе, посвященном Феодосию, находятся чрезвычайно интересный эпизод, проливающий свет на интересующую нас проблему. Речь, конечно, идет об известной истории с кровавым подавлением восстания в Фессалонике, за которое св. Амвросий Медиоланский наложил на императора епитимью. Рассказ занимает четыре страницы издания Де Боора (р. 576,22–580,20), что очень много для «Краткой хроники» 572 , и это показывает, насколько большое значение придает Амартол данному эпизоду. Описываемые события знаменательны сами по себе – ведь епископ не пустил императора в храм и заставил принести покаяние – но интерпретация Георгия, которая содержит ряд существенных отличий от его источника, «Церковной истории» Феодорита Кирского , еще усиливает впечатление. |
| Афиногенов Д.Е. Об идейно–политической ориентации “Хроники” Георгия Амартола//Византийские очерки: Труды российских ученых к XIX Международному конгрессу византинистов. – М.: Индрик, 1996. Афиногенов Д.Е. Представления Георгия Амартола об идеальном императоре//Византийские очерки: Труды советских ученых к XVIII Международному конгрессу византинистов. – М.: Наука, 1991. Афиногенов Д.Е. " Обличение и опровержение " патриарха Никифора как источник хроники Георгия Амартола//Христианский Восток. Новая серия. – СПб., 1999. – Т. 1. Афиногенов Д.Е., Турилов А.А., Попов Г.В. Георгий Амартол прэ 11 Бибиков М. В. Byzantinorossica: Свод византийских свидетельств о Руси. – М.: Языки славянской культуры, 2004. (Studia Philologica). С. 282–283. Бибиков М.В. Историческая литература Византии. – СПб.: Алетейя, 1998. С.89–90. 290. С.92–93. Болотов В.В. Лекции по истории древней церкви. – М.: Спасо–Преображенский Ставропигиальный монастырь, 1994. – Т. I. Васильев А.А. История Византийской империи. Время до Крестовых походов (до 1081). – СПб.: Алетейя, 1998. Истрин В.М. Книгы временьныя и образныя Георгия Мниха: Хроника Георгия Амартола в древнем славяно–русском переводе: Текст, исследование и словарь. – Пг, 1920. – Т. 1 – 3. Истрин В.М. Хроника Георгия Амартола в славяно–русском переводе и связанные с енй памятники //Журнал министерства народного просвещения. – СПб., 1917. – Т. 69. – Май. Каждан А.П. Из истории византийской хронографии Х века//Византийский временник. – М., 1961. – Т. 19. Любарский Я.Н. Византийский историки и писатели: Сборник статей. – СПб.: Алетейя, 1999. С.284–286. Любарский Я.Н. Сочинение Продолжателя Феофана. Хроника, история, жизнеописания?//Продолжатель Феофана. Жизнеописания византийских царей/Пер. Я.Н. Любарского. – М.: Наука, 1992. Любарский Я.Н. Сюжетное повествование в византийской хронистике (постановка проблемы)//Византийские очерки: Труды российских ученых к XIX Международному конгрессу византинистов. – М.: Индрик, 1996. Люблинская А.Д. Источниковедение истории средних веков. – Л.: ЛГУ, 1955. |
| Георгий Амартол. Миниатюра из Тверского списка. Хроники Георгия Амартола. 1-я пол. XIV в. (РГБ. Ф. 173/I. 100. Л. 18) Вопрос о датировке хроники связан с сопоставлением текстов редакций и определением их разночтений. А. Грегуаром и П. Лемерлем было указано на то, что т. н. рассказ о павликианах, законченный повествовательный фрагмент, к-рый «вульгата» помещает в царствование Константа II (641-668), принадлежит перу Петра Сикелиота и содержит ссылку на более пространное произведение этого автора на ту же тему. Последнее твердо датируется временем после 872/3 г., что и служит нижним хронологическим пределом для «вульгаты». Исходя из приоритета этой версии, ученые датировали хронику Г. А. посл. четв. IX в. Однако в редакции P текст о павликианах находится в конце правления Константина V и имеет существенные отличия от версии «вульгаты», причем упомянутая ссылка в нем отсутствует. Мн. цитаты в этой редакции приведены в более развернутом виде, чем в «вульгате», причем не только из творений известных церковных писателей, но и из неск. редких (в т. ч. утраченных) источников VIII-IX вв. Т. о., составителю этой версии, если бы он перерабатывал более раннее произведение, пришлось бы привлекать большое число текстов, частью весьма труднодоступных, лишь для того, чтобы расширить выдержки из них на 1-2 фразы, что представляется неправдоподобным. Решающее значение для установления датировки хроники имеет тот факт, что «вульгата» содержит неск. фрагментов, заимствованных из «Послания трех восточных патриархов имп. Феофилу» (BHG, N 1386-1387). Обращение к полному тексту этого памятника (сохранившегося только в слав. переводе, известном как «Многосложный свиток») позволяет насчитать как минимум 6 таких фрагментов. Поскольку ни одного из них нет в редакции P, ясно, что речь идет о множественной интерполяции из «Послания» в хронику, произведенной составителем «вульгаты». Это означает, что сочинение Г. А. в первоначальном виде представлено в рукописи P, фрагментом из Vindob. theol. gr. 121, а также слав. «Летовником» и груз. переводом. Эта редакция содержит указание на нижний хронологический предел: прп. Михаил Синкелл († 845) упомянут как покойный. Вместе с тем многочисленные похвалы свт. Мефодию († 847) не содержат эпитетов «святой» или «блаженный», поэтому хроника, вероятнее всего, была завершена еще при его жизни. |
| § 47. Георгий Монах (Амартол). Георгий Монах, часто определяемый ближе и при помощи прозвища Амартол, составил в царствование Михаила III (842–867) труд, обнимающий четыре книги и озаглавленный: Χρονικν σντομον κ διαφρων χρονογρφων τε κα ξηγητν συλλεγν κα συντεθν π Γεωργου μαρτωλο. О личности составителя мы знаем лишь то, что он был монах, что, впрочем, и помимо его прямых определений вроде μοναχς и μαρτωλς, ясно видно уже из монашеской тенденции труда, фанатической нетерпимости к иконоборцам и пристрастия к богословским отступлениям. Время жизни Георгия определяется из его вступления, где он называет Михаила III последним императором; кроме того, та необычная горячность, с которой он обращается против иконоборцев, показывает, что иконоборческое движение было еще свежо в его памяти. Закончена была его работа, как можно судить по одному месту, говорящему о продолжительности правления Михаила III, лишь незадолго до смерти этого императора, т. е. в 866 или 867 г. Всемирная хроника Геория Монаха обнимает всю историю мира от Адама до смерти императора Феофила в 842 г., момента чрезвычайной важности во внутренней истории Византии, прекращения иконоборчества. С течением времени к этому основному ядру различными авторами для частного употребления и по частным поводам присоединялись добавления, которые в некоторых рукописях доходят до 948 г., в других еще далее. Что это лишь добавления различных авторов, ясно из предисловия труда, где вполне определенно сказано, что последняя книга будет излагать историю императоров до Феофила (842). Кроме того, некоторые рукописи и к тому же старейшие (Cod. Coisl. 310. X века) заканчиваются, действительно, 842 г. и имеют выразительную приписку: τλος νταϑα το χρονιχο βιβλου; наконец, некоторые рукописи, захватывающие больший период времени, сохранили в этом месте (под 842 г.) замечание. Далее в изданном Muralt тексте, в конце продолжения под событиями 948 г., стоит такая заметка: τλος νταθα το χρονικο βιβλου Δξα τ θε πντων νεκα. Τετλεσται κα το Λογοθτου ως δε τ χρονικ Γεωργου π τν δε μνον το λογοθτου. |
| Рассмотрим вначале, каким образом в хронике Амартола отражаются те мотивы патриаршей пропаганды, которые были описаны в главах I и V. Что касается незаконности рукоположения патриархов-иконоборцев, то здесь Георгий последовательнее, чем кто-либо другой. Во всех пяти случаях, когда он говорит о поставлении иконоборческих патриархов, он без обиняков утверждает, что они были хиротонисаны императорами (Анастасий – р. 743,9; Константин – р. 756,2 и 757,6; Никита – р. 757,7; Феодот – р. 777,12 и 780,7), устанавливая таким образом неразрывную связь между нелегитимностью этих иерархов и их зависимостью от светской власти. To, что технический термин χειροτονεν (или ντιχειροτονεν) использован здесь не случайно, показывает сравнение с другими местами в хронике, где речь идет об участии императоров в выборе кандидата на Константинопольскую кафедру. Там применяются совсем иные выражения: προχειρζεται (р. 574,20 и 625,10–11); προβλλεται (р. 733,3); παρεσκεασεν (р. 593,5), вне зависимости от того, одобряет ли автор происходящие события. Например, в рассказе о том, как Анастасий, симпатизировавший монофиситам, заменил патриарха Евфимия Македонием (р. 625), что Амартолу явно не нравится, он все равно употребляет нейтральный глагол προχειρζεται. Точно так же, как и Феофан, Георгий не делает никаких намеков на незаконность кого-либо из прочих патриархов-еретиков, помимо иконоборцев. Роль иконоборческого духовенства выглядит в хронике вполне пассивной, и обвинение в его адрес формулируется следующим образом; «Действительно и поистине они зачали неправду и родили беззаконие. (Пс. 7:14), потому что, угождая мирянам, они позволили им вести дела, относящиеся к священству и божественным канонам» (р. 755,12–15) 564 . Это заявление Амартол делает, комментируя рукоположение патриарха Константина императором Константином V (см. главу I). Материал, взятый у Феофана и Стефана Диакона, в этом фрагменте хроники существенно расширен за счет библейских цитат и собственных высказываний Георгия. Более того, рассказ о беззаконной хиротонии Константина занимает в полтора раза больше места, чем повествование об иконоборческом соборе в Иерии (20 строк против 13)! Основное ударение сделано именно на злоупотреблении властью и предосудителыюм вмешательстве в церковные дела. Неудивительно поэтому, что и рассказывая о соборе 754 г., Амартол основное внимание уделяет злополучной аккламации «ты, царь, освободил нас от идолов» (р. 754,8–9). Насколько хронист озабочен покушениями мирян на прерогативы священства вообще, можно судить по следующей фразе: |
| Во-первых, фразу Феодорита о том, что Феодосий не сдержал свой гнев и позволил ему вынести приговор жителям Фессалоники 573 , Амартол переделывает таким образом, что вместо «гуева» появляется некий мифический «ипарх города» (р. 577,7), на которого и ложится главная ответственность за бойню. Естественно, что вина императора оказывается из-за этого значительно преуменьшенной, a его последующее смирение – тем более похвальным. Во-вторых, там, где Амвросий у Феодорита напоминает Феодосию о бренности человеческой природы как таковой 574 , Георгий делает ударение на преходящем характере царской власти: " Но знай, что будучи тленным и текучим, ты и державу и властительство имеешь тленное и текучее, за которое вскоре дашь ответ Царю царствующих» 575 (р. 577,20–22), Амартол воспроизводит почти полностью пассаж Феодорита, в котором Амвросий не разрешает императору войти в алтарь и говорит, что «порфира делает царем, а не священником» (р. 580,10–11) 576 . Вернувшись в Константинополь, Феодосий заявляет патриарху Нектарию; «Наконец-то я понял различие между царем и священником» (р. 580,19) 577 . Здесь нельзя не вспомнить упоминавшийся выше (глава IV, раздел 4, прим. 106) первоначальный ритуал Торжества Православия, при котором император причащался вне алтаря. He исключено, что пример Амвросия служил идейным обоснованием такого нововведения, Итак, картина более или менее ясна. Хороший император, согласно «Краткой хронике», должен быть прежде всего благочестив, что подразумевает активное содействие в утверждении православия, подчинение предписаниям Церкви и упование на Бога, а не на свои силы. Напротив, государь, узурпирующий функции священства или дерзающий идти против Церкви, есть тиран, заслуживающий самого решительного осуждения. Все это не только согласуется с изложенными в предыдущих главах идейными установками патриаршей «партии», но и добавляет к ним еще некоторые немаловажные моменты. В заключение следует сказать несколько слов об источнике и происхождении власти отдельных государей в понимании Георгия. |
|
|
