| Сие войско расположилось в шатрах около Юрьева, и Вячко равнодушно смотрел на все приготовления Немцев. Они сделали огромную деревянную башню, равную в вышине с городскими стенами, и придвинули оную к самому замку, подкопав часть вала; но Князь Российский еще не терял бодрости. Напрасно Альберт предлагал ему мир и свободу выйти из крепости со всеми людьми, с их имуществом и с конями: Вячко не хотел о том слышать, надеясь, что Новогородцы не оставят его без помощи. Стрелы и камни летали с утра до вечера из города и в город: Немцы бросали туда и раскаленное железо, чтобы зажечь деревянные здания. Осажденные не имели покоя ни в самую глубокую ночь, стараясь препятствовать работе осаждающих, которые, разводя большие огни, копали землю с песнями и музыкою: Латыши гремели щитами, Немцы били в литавры; а Россияне также играли на трубах, стоя беспрестанно на стене. Утомленные трудами, ежедневными битвами, Немцы собрались на общий совет. «Не будем терять времени (сказал один из них) и возьмем город приступом. Доселе мы излишно щадили врагов своих: ныне да погибнут все без остатка! Кто первый из нас войдет в крепость, тому честь и слава; тому лучший конь и знаменитейший пленник. Но опасный Князь Российский должен быть повешен на дереве». Одобрив сие предложение, Рыцари устремились на приступ. Хотя жители и Россияне бились мужественно; хотя пылающими колесами зажгли башню осаждающих и несколько часов отражали Немцев: однако ж принуждены были уступить превосходному числу врагов. Вслед за Рыцарями ворвались в крепость и Латыши, убивая своих единоземцев, жен, детей без разбора. Долее всех оборонялись Россияне. Никто из них не мог спастися от меча победителей, кроме одного Суздальского Боярина: пленив его, Немцы дали ему коня и велели ехать в Новгород, чтобы объявить там о бедствии Россиян. Храбрый Вячко находился в числе убитых. Новогородцы шли к Юрьеву и стояли близ Пскова: Рыцари не хотели ждать их; над кучами мертвых тел с веселою музыкою отпели благодарный молебен, сожгли крепость и спешили удалиться. |
| Ливонский Летописец прибавляет, что Россияне, не имея тогда надежды воевать счастливо, предложили мир Епископу Рижскому; что Альберт заключил оный с их Послами и выдал им из казны своей часть дани, которую они прежде собирали в земле Латышей: ибо сей хитрый Епископ иногда еще признавал Россиян господами Ливонии, чтобы, обманывая их, тем спокойнее властвовать над оною. Новогородцы, примирясь с Рижским Орденом, должны были вооружиться для защиты южных границ своих. Посадник города Русы вышел с войском против Литовцев и не мог устоять в битве с ними: сии мужественные разбойники одержали победу, взяли в добычу множество коней и бежали назад в свою землю: ибо никогда не думали о завоеваниях, желая только вредить Россиянам и грабить селения. Доселе, в течение двух столетий и более, мы видели древнее отечество наше беспрестанно терзаемое войнами междоусобными и нередко хищными иноплеменниками; но сии времена – столь, кажется, несчастные – были златым веком в сравнении с последующими. Настало время бедствия общего, гораздо ужаснейшего, которое, изнурив Государство, поглотив гражданское благосостояние оного, унизило самое человечество в наших предках и на несколько веков оставило глубокие, неизгладимые следы, орошенные кровию и слезами многих поколений. Россия в 1224 году услышала о Татарах... Готовясь описывать редкое народное несчастие, гибель воинств и Княжений Российских, порабощение Государства, утрату лучших областей его, считаем за нужное обозреть тогдашнее состояние России, от времен Ярослава Великого до нашествия сих грозных иноплеменников. Глава VII. Состояние России с XI до XIII века Права великих Князей. Княжеские съезды. Право наследственное. Враги внешние. Правление. Обряды и чины Двора. Войско. Торговля. Ганза. Договор с Немцами. Деньги. Художества. Науки. Поэзия. Нравы. Древнейшее путешествие в Россию. Ярослав, могущественный и самодержавный подобно Св. Владимиру, разделив Россию на Княжения, хотел, чтобы старший сын его называясь великим Князем, был главою отечества и меньших братьев и чтобы Удельные Князья, оставляя право наследства детям, всегда зависели от Киевского, как присяжники и знаменитые слуги его. |
| Впервые публикуется на русском языке. 1 . Орден монахов-доминиканцев – нищенствующий орден братьев- проповедников, получивший такое название от имени его основателя Доминика. Основан в Тулузе в 1215. Главной целью ставил борьбу с распространением еретических учений. Все доминиканцы имели солидную теологическую подготовку. Такие выдающиеся философы, как Альберт Великий и Фома Аквинский, были доминиканцами. 2 . Тойнби (Toynbee) Арнольд Джозеф (1889–1975) – английский историк, историософ и религиозный мыслитель. Из множества сочинений самую большую известность ему принесла его 12-томная работа «А Study of History» (Постижение истории, 1934–61). Его труд – попытка синтеза научного метода и теистического умозрения, соединения «мирской» и «сакральной» перспектив. Высший смысл постижения истории для Тойнби – это поиск действующего в истории Бога. Элементарное умопостигаемое поле исторического исследования он обозначил словом «цивилизация». 3 . Данилевский Николай Яковлевич (1822–1885) – русский философ, социолог, публицист и ученый-естествоиспытатель, идеолог панславизма. Основатель цивилизационного подхода к истории. Самая известная работа «Россия и Европа» (1886), где он изложил свою теорию «культурно-исторических типов». Первого варианта теории локальных цивилизаций, впоследствии разрабатываемой О. Шпенглером и А. Тойнби. В представлении об историческом процессе опирался на христианское учение о действии Промысла Божия в истории и на концепцию блж. Августина о борьбе града земного с Градом Небесным. 4 . Лосский Владимир Николаевич (1902–1958) – русский православный богослов и патролог. Рассматривая тему соотношения католического и православного вероучений, Лосский считал, что речь должна идти в первую очередь не об отдельных формулировках и мнениях некоторых религиозных мыслителей, а о серьезных различиях в сложившихся богословских учениях Востока и Запада в целом. Тем не менее он не исключал, что православные и католики со временем смогут «вместе исповедовать нашу кафолическую веру в Пресвятую Троицу, живую и царствующую в вечном сиянии своей славы». См. более полную биографию в книге: Лосский В. Семь дней по дорогам Франции; Этюд о терминологии святого Бернарда. – СПб.: Духовное наследие, 2014. – С. 80–86. |
| Ср. изложение этого же вопроса в главе о Софии в «Свете Невечернем». Москва. 1917 и в «Агнце Божием». Париж. 1933, глава первая: «София Божественная» (стр. 112–140). 33 В христианской письменности мысль о безначальности мира высказывается впервые у Оригена в трактате О началах: ideo ut omnipotens ostendatur Deus, omnia subsistere necesse est Nam si quis est nui velit vel saecula aliqua, vel spatia transisse, vel quodnamque. aliud nommare vult, cum nondum facta, essent quae facta sunt; sine dubie hoc ostendit quod in illis saeculis vel spatiis omnipotens non erat Deus, et postmodum omnipotens factus est, ex quo habere coepit in quos agere potentatum; et per boc videbitur profectum quemdam accepisse. et ex inferioribus ad meliora venisse Origenis de principiis, C. I, c. II, n. 10 (Migne, ser Graeco-latina, t II, p 139). (Напротив – в lib. 3, c. 5, n. 1 и далее говорится o начале сотворения мира с известного времени, причем эта мысль приводится в связи с учением о сотворении последовательного ряда миров), ср. Methodius de Olimpia, Ex libro de creatis (περ τν γενητν) Excerpta (Migne patr. gr. t 19, col 334 ff.). 34 Идея o вечности мира появляется y арабских аристотеликов, но встречает себе решительную оппозицию у большинства схоластиков (Альберт Великий, Бонавентура, Генрих Генский и др ). 35 Самым замечательным католическим писателем по этому вопросу явился A. D. Sertillange, cмCréamion (в Revue Thomiste, 1928) и в L idée de creation dans Snt Thomas d " Aquin (в Revue des sciences philos. et théol., 1907). Ср. его Foundation of Thomist Philosophy Также Gilson – The Philosophy of Snt Thomas Aquinas – Durantel. La notion de la creation dans Snt Thomas – Annrles de Philos. Chret., 1912 – Fr. M. Sladiek. S J Die Auffassung des St Th. V. A in seiner Summa Theologiae von der Lehre des Aristoteles über die Ewigkeit der Welt (Phil Jaehrb XXXV). 36 Отсюда и «creatio in creatura non sit nisi relatio quaedam ad Creatorem ut ad principium sui esse» (S. Th I, qu 45, a. 3). 37 У блаж. Августина мы находим мнение, что в Боге есть лишь настоявшее, в связи с вопросом о вечности или не-вечности мира «Omne praeteritum iam non est; omne futurum nondum est: omne igitur et praeteritum et futurum deest. Apud Deum autem nihil deest: nec praeteritum igitur nec futurum, sed omne praesens est apud Deum». (De diversis questionibus LXXXIII, qu XVII (de Scientia Dei) Mg, P. L, t. 40, XVII), – Cp. de civitate Dei, 1. XII, Mg., t. 41, c. 366, – антиномия всевременности времен и вечности Божией, cap. XVI, 2: «an ut Deus semper, etiam Dominus fuisse semper intelligatur, credendum sit creaturam quoque nunquam defuisse cui dominarctur: et quomodo dicatur semper creatum, quod dici non potest coaeternum». Cp. lib XI, cop. IV-Vl. |
| Отсутствие безусловной осёдлости (stabilitas loci) и бродячесть способствовали расширению сферы деятельности ордена и необходимой для этого свободе передвижения доминиканских проповедников. Отсутствие личной и общей (в последнем случае только формальное) собственности придавало ордену удобоподвижность и сосредоточенность его на одной цели – заботе о душе ближних (cura animarum). Точно так же целям доминиканцев соответствовали и внесённые ими в жизнь каноников изменения. Отсутствие предписаний о необходимости физического труда позволяло посвятить более времени обучению братьев, аскеза и молчание содействовали внутренней подготовке проповедника. Существование монастырей, лишь формально примиримое с идеалом абсолютной бедности, сделало возможным систематическое обучение братьев и организацию преподавания. Позднее в каждом доминиканском монастыре было своё studium particulare, для завершения же образования служил введённый с 1248 года studia generalia в Монпелье для Прованса, Болонье в Италии, Кёльне для Германии и Оксфорде для Англии. Это делало ненужную посылку доминиканцев в университеты и возможным желательное направление преподавания. Организация самого преподавания была завершена общим Собором 1259 года, на котором присутствовали такие светила доминиканской науки, как Альберт Великий и его ученик Фома Аквинский. Курс обучения, имевшего главною целью подготовку проповедников, был рассчитан на 6–8 лет. Первые два года посвящались философии, вторые два – основному богословию, церковной истории и праву. Последние два – углубленному изучению богословия, руководством для чего служила Summa theologica Фомы Аквинского. Наиболее способные ученики по окончании этого шестилетнего курса делались лекторами (lectores), a через семь лет магистрами (magistri studentium). Через тринадцать лет, пройдя степень бакалавра, они могли стать магистрами богословия (magistri theologiae) – высший сан ордена, рядом с которым стоит сан «общего проповедника» (praedicator generalis), получаемый после успешной двадцатипятилетней проповеднической деятельности. |
| Альберт Великий пишет парафразы аристотелевских сочинений, в к-рых, следуя Авиценне, дополняет А. неоплатоническим учением. Фома Аквинский полагается скорее на толкование Аверроэса, однако старается при этом понять А. как можно более аутентично. Фома видел в аристотелизме воплощение философской истины и пытался доказать ее согласие с христ. верой. Исходя из аристотелевских основоположений, он развивает собственное учение, синтезировавшее философию Стагирита с христианством (см. Томизм ). Томистскому синтезу противостояли, с одной стороны, позиция Бонавентуры , полагавшего, что для достижения достоверного знания необходимо Божественное озарение, а с др.-позиция Сигера Брабантского , учившего в духе Аверроэса о единстве разума во всех людях. Сигер признавал вечность мира и материи, отрицал Божественный промысл, разграничивал истину философскую и богословскую. К кон. XIII в. возникает новая форма изложения мысли, «вопросы», сменившие «парафразы» и «комментарии». Это способствует вольным трактовкам аристотелевского учения (ср., напр., «Вопросы» Ж. Буридана († 1358) к «Политике»). Единство сохраняется в основном благодаря влиянию школ. В них же аристотелизм укрывается во времена расцвета «via moderna», номинализма 1-й пол. XV в., но затем «via antiqua» и особенно томизм вновь обретают популярность. Последнее обусловливает то, что главной для рецепции XVI в. становится проблема возможной «христианизации» А. А. в эпоху Реформации М. Лютер (1483-1546), получивший типичное схоластическое образование, включавшее к тому времени изучение всех важнейших аристотелевских сочинений, полагал философию Стагирита неприменимой для богословия и видел в этом одно из своих главных возражений томизму. В «Диспуте против схоластического богословия» (1517) он ясно указывает на свое полное отрицание аристотелизма в богословии (Disputation against Scholastic Theology// Luther M. Early Theological Works/Ed. and transl. T. Atkinson. Phil., 1962). Этот антиаристотелизм вытекал из неприятия Лютером средневек. доктрины пресуществления, основывавшейся на аристотелевском различии «свойства» и «акциденции», к-рая была принята Латеранским IV Собором (1215) (см.: Маграт А. Богословская мысль Реформации. Од., 1994. С. 207). Задумывая реформу ун-та, Лютер оставлял в нем место лишь книгам по логике, риторике и поэтике А. |
| – Они побеждают везде мусульман. – И тут же прекрасная Роза Морган, Сняв цепь, обвивавшую нежную шею, Украсила старца маститого ею. – Скажи мне, святые обеты храня, Граф Альберт по-прежнему помнит меня? И к Деве Святой воссылая молитву, По-прежнему первый кидается в битву? – – Прекрасная дама! Трава зелена, Чиста и прозрачна морская волна, И древний ваш замок с высокой стеною Спокойно над горной царит крутизною; Но вянут листы с молодою травой, Один безлошадный удар громовой – И рушатся древнего замка твердыни... Жених ваш томится в плену на чужбине! – II С богатой казной, на своем корабле Она отплывает к далекой земле. Невеста спешит к берегам Палестины, Где графа в неволе томят сарацины. Увы, позабыл он среди мусульман Свой дом и прекрасную Розу Морган; Любовь к чужестранке его погубила, И рыцарю молвит принцесса Лейла: – О доблестный витязь, я буду твоей, И станешь ты первым их наших вождей, Но прежде клянись на священном Коране, Что будут врагами тебе христиане! – И рыцарь, забывший о Боге своем, О чести забывший, – поклялся во всем, И меч освященный сменил ятаганом, И шлем златоверхий – зеленым тюрбаном. И тут же в глубокие недра земли, В пещеру глухую его отвели; Три ночи, не делая шага оттуда, Он ждал – но напрасно – виденья иль чуда. Объят изумленьем, великий имам Спустился в пещеру подземную сам. И все объяснилось: у графа под платьем Нашлися забытые четки с Распятьем. И рыцарь сорвал их, и дерзкой пятой Ступил он поспешно на символ святой... И тою же ночью багровое пламя Во тьме загорелось, взвиваясь, как знамя. Смутился отступник, как ни был он смел, И ангел-хранитель его отлетел. Тогда распахнулись в волшебной пещере Четыре железом окованных двери. И дрогнул в основах нечистый алтарь, И в вихре и дыме сам Огненный Царь Явился нежданно – могучий, ужасный, – И в сумраке голос послышался властный; Как грома раскаты тот голос звучал, И молнией взор смертоносный блистал... И вдруг протянулась рука огневая, Где меч драгоценный виднелся, блистая. – Бери, – и победа тебе суждена, |
| Он называет подход греков «материя чувственного опыта», и утверждал, что греки не интересовались исчислением вещей и измерением возможного практического использования. Они желали понять это как удар по ним, и затем, если возможно, определить это. Материя для греков была неизвестностью, из которой вещи производились посредством формы. Материя была формой бытия; она не была чем-то иным, но была неполным потенциальным сущим. Христианские философы представляли материю через множество описаний. Августин называл ее красочно, хоть и неадекватно, изменчивость изменчивых вещей. Альберт Великий называл ее «порядком к форме», видом полпути между ничто и бытием. Фома называл ее «бытие в потенции», возможным, но еще не бытием. Некоторые схоласты, например, Иоанн Дунс Скот, называли материю res; они располагали этот res в природе, однако, хотя это могло быть предметом науки. Хотя Декарт и его последователи сохранили множество различных мнений в отношении материи, большинство мыслило материю как вещь, раскрываемую в ее свойствах и использовании, и как полезную для науки. Для них материя больше не является неизвестностью, изменчивостью или потенцией; скорее, материя есть протяженность, количество, фигура или ситуация, движение. Для науки отличительной характеристикой материи является ее применимость. Древние и средневековые мыслители задавали себе философский вопрос: «Что есть материя?» Современные просто раскрывают ее свойства. Результатом победы Декарта было то, что современный сциентизм оставил нас без какого-либо метафизического понимания материи... Наука раскрыла невероятное количество истин относительно структуры материальных тел; она продвинулась глубже понятия атома и раскрыла в элементарных молекулах бесконечно малую вселенную невероятной сложности... Поскольку ученые заняты исследованием природы материи, они верят, что они исследуют вопрос о том, что это такое. По мнению Жильсона, несмотря на все успехи науки, «природа реальности является совершенно иной, чем наше знание о ней». |
| Итак, во второй группе ответов «модель» мироздания представляется с вероятностью некоего «Центра»; но неверно, кощунственно было бы называть это религией. Американский философ Вильям Джемс так выражал суждения пессимиста: «…Всякое явления, которое мы готовы восхвалять, существует бок о бок с каким-нибудь противоположным явлением, тормозящим то религиозное впечатление, которое первое производит на ум. Красота и безобразие, любовь и жестокость, жизнь и смерть живут рядом друг с другом в нерасторжимой связи, и мало-помалу, взамен прежнего понятия о Божестве, благосклонном к людям, в нас складывается понятие о грозной Силе, которая никого не любит и не ненавидит, но бессмысленно ведет все без различия к общей погибели. Какое мрачное, тяжелое, похожее на кошмар мировоззрение!» (лекция «Стоит ли жить»). Кто испытывал состояние такого религиозного пессимизма, тот знает, что они ужаснее всякого описания. Некоторое представление об этом может дать «Арзамасский ужас» в письмах Л.Н. Толстого. БЕЗНАДЕЖНОСТЬ – в этом совершенно сходятся первый и второй ответы о тайне существования. По сути дела, назовем ли мы Главное Начало бытия мистической «Материей», или «Высшим Интеллектом», – не все ли равно? Разница только в том, что в первом ответе бытие есть только бессмыслица, а во втором ответе допускается возможность какого-то Смысла бесчеловечного, для нас абсолютно чуждого и враждебного. «Я верю в Бога Спинозы, проявляющегося в упорядоченности мира – но не в Бога, занимающегося судьбами и делами людей» (Альберт Эйнштейн). C печалью должно заметить, что в некоторых рукописных апологиях вторая, отрицательная половина этого изречения опускается – то есть попросту скрывается факт, что великий физик не верил в Бога Живаго. Признаюсь, я испытываю странную симпатию к нашим русским простецам-безбожникам в этом вопросе: ибо они хранят более достойные воспоминания о вере в Бога. «Забудет ли женщина грудное дитя свое, чтобы не пожалеть сына чрева своего? Но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя» (книга пророка Исайи). «Зародыш мой видел очи Твои…» (книга Псалмов). Вот в какого Бога они верили. Если же «Высший Интеллект» не помнит, не любит каждого из нас, если он равнодушен к страданиям своего мира, если он не есть Бог Живый и Святый – значит, он недостоин наименования Бога, – значит, и «нет Бога». Если «Высший Интеллект» не занимается «судьбами и делами людей», если ему до нас «дела нет», то и нам нечего о нем думать: будем полагаться только на себя самих, на наше человеческое сиротское братство, изучать и покорять природу – и так далее и тому подобное. «Бога нет» – нам чудится в этом попрание всякой святыни и моральное «все позволено»; на самом же деле в этом выражении часто заключается лишь напоминание о том, что нам приходится рассчитывать только на себя самих в этом безбожном, трагическом мире. |
| И насколько можно говорить о " непорочном зачатии " и рождестве Пречистой и Пренепорочной, то и здесь благодать не автоматически или механически избирает для себя объект, остающийся в этом избрании пассивным, но отвечает на встречное движение самого человеческого естества. Богоматерь приобретает свободу от личной греховности, сохраняя в Своей природе всю силу природного греха и ее немощи. И неправильно говорить о Ее Крещении до рождения Ее и Ее Сына. Богоматерь была крещена вместе со всеми апостолами в день Пятидесятницы. И, кроме того, по закону греха Она вкусила смерть. Она не обладала свободой от смерти, которая связана была для наших прародителей с отсутствием первородного греха. Одним словом, со всех сторон вновь изобретенный догмат представляется ненужностью и примышлением. Примечания Изд. по: Булгаков С., прот. Купина неопалимая. Вильнюс, (Репр. воспр. изд.: Париж, 1927). С.77-109. - Изд. 1. В сущности, на такой именно точке зрения стоит целый ряд средневековых католических богословов: Paschasius, Radbertus [Пасхазий, Радберт], Ансельм, Petrus Lombardus [Петр Ломбардский], Бернард, Бонавентура, Альберт Великий, Фома Аквинский. Schwane. Dogmengeschichte. Bd.3, §94 [Шване. История догматов. Т.3, §94]. Статья Immaculee Conception//Dictionnaire de Theologie catholique [статья " Непорочное зачатие "http://" Словарь католического богословия " ]. 2. Wetzer und Welte. Kirchenlexikon. Bd.IV.456: Unbefleckte Empfangniss [Церковный словарь/Под ред. Ветцера и Вельте. Т.4. С.456: " Непорочное зачатие " ]. 3. Scheeben. Handbuch der katolische Dogmatik. Bd.II, §203. C.660 [Шеебен. Руководство по католической догматике. T.II]. 4. Bellarmini. De gratia primi hominis, 2. Ibidem. 5 [Беллармин. О благодати первого человека, 2 и 5]. 5. Scheeben. Dogmatik. II,216. 6. " Смертность человека как относительно возможности, так и необходимости его смерти есть последствие устройства его природы, естественный атрибут его тела как corpus animale [животного тела]; она имеет поэтому корень в природе самой, а не только греха (!), как будто бы чрез него она впервые обосновывается " . Напротив, Бог ее только сдерживал, пока человек воздерживался от греха. Так же обстоит и с возможностью и необходимостью связанных с болезнью расстройств этой жизни, болезней рождения, также возбудимостью и приражаемостью чувственности и половой похотью (ibidem. 218-224). " Человеческая concupiscibilitas [предрасположенность к похотению], переходящая в activa concupiscentia [активное похотение], составляет хотя и не особый подарок Божий (пелагиане), но Mangel und Uebel der Natur [изъян и болезнь естества], как смертность и смерть. Они не от Бога, оставляющего их bloss bestehen und entstehen [просто продолжаться и возникать [в каждом новом человеке]], так же как смерть и грех, но на основании " конституции " человеческой природы " . (Следовательно, все-таки от Бога?) (225). |
|
|
