| Устроившись на скамье, мы, склонив голову, читаем молитву и только потом осматриваемся. Проверяем, за органом ли звонарь Меланоз, и на месте ли, как обычно, рядом с ним г-н Альфред Шульстрём, лавочник из Эльввика, и заняли ли церковные служки свои места на маленькой скамье сбоку от алтаря, и сидит ли г-жа Линдегрен из Халлы на пасторской скамье прямо под кафедрой. Кроме того, примечаем, стоит ли в дверях ризницы Ян Аскер, церковный сторож, и следим, не делает ли он знак, что все прихожане собрались и можно начинать службу. Еще мы смотрим, выставлены ли на черных досках номера псалмов и виднеется ли из-за органа пола сюртука надувальщика мехов, удостоверяемся, что и он на своем месте. Убедившись таким образом, что все в порядке, мы уже не находим себе никаких занятий до конца богослужения. Оно конечно, замечательно сидеть на передней скамье хоров, если бы не один изъян: здесь не слышно ничего, что говорит внизу пастор. Ну, первые слова службы до покаяния в грехах еще слышны, но дальше всё вроде как проглатывают стены и потолок. Слышно, как что-то говорят, только вот слов разобрать невозможно. По крайней мере, мы, дети, не разбираем. Когда вступает орган, мы его, разумеется, слышим, хотя опять же и тут радости мало, потому что в эстра-эмтервикской церкви никто и никогда петь не осмеливается. Мы держим в руках книги псалмов, следим по ним, но рта никто из нас не открывает. Однажды, когда была маленькая и не понимала, как оно полагается, я во весь голос пропела целый стих, ведь, по-моему, петь так замечательно, и дома я пою целыми днями. Но перед началом следующего стиха Анна наклонилась ко мне и попросила перестать. «Ты разве не видишь, как Эмилия Нильссон смотрит на тебя, оттого что ты поешь?» — сказала она. Поет в церкви один только Ян из Скрулюкки, здешний недоумок. И иной раз я думаю, уж не сердится ли звонарь Меланоз на прихожан, ведь он играет для них один псалом за другим, а они не поют, и в отместку он вдруг что-то делает с органом — и инструмент гремит, гудит, воет так мощно, что нам кажется, будто церковная кровля вот-вот рухнет на нас. Звонарь Меланоз — славный человек и большой охотник до проказ, так что вполне способен учинить такое. |
| —366— вопрос о праве такого истолкования. Конечно, он может сказать, что Метафизика доселе не доказала этого своего права. Но может быть она докажет? Или здесь принципиальная невозможность?! Но этого сам релятивизм не обнаружил и не может, при современном отношении его к делу, обнаружить, так как все подобные вопросы, как мы отчасти отмечали, он от себя отклоняет, объявляя их нередко просто делом вкуса. Не будем доискиваться, кто в занимающем нас теперь споре правее, – поборники прежней метафизики или их противники. Для нас важнее всего отметить что спор сосредоточен около самого значительного, в полном смысле центрального пункта и что, если судить по обнаруженному со стороны самого релятивизма наклону к философии волюнтаризма, есть основания ожидать, что усилия философской мысли в ближайшее будущее снова будут направлены к обоснованию его положительного решения, т. е. к доказательству прав Метафизики истолковывать объективное бытие по аналогии с нашим духом. Как будут введены эти доказательства, – это, конечно, должно показать будущее. Но каково бы ни было решение этой проблемы, во всяком случае в постановке её релятивизмом для неё, по нашему мнению, найдена не только точная, но и плодотворная форма, за которой виднеется новый расцвет метафизической спекуляции. IV. Философия религии 1416 По мере того, как Метафизику оттесняли из ряда философских дисциплин, её содержание разбиралось другими науками: так, гносеологический и онтологический эле- —367— мент отошёл в область логики, а отчасти, как мы видели, образовал самостоятельную философскую дисциплину – Теорию познания; космологическую проблему стали разбирать по частям различные области естествознания; рациональная психология вошла в состав общей психологии; учение о ценности жизни, пессимизме и оптимизме отошло к этике и т. д. Подобным же образом, и рациональная теология обогатила и усилила своим содержанием самостоятельную философскую науку – Философию религии, к которой и было, вследствие этого, привлечено особенное внимание. |
| —690— уступы горных скал переплетаются с плоскими крышами восточных домов. Над деревней виднеется несколько тощих виноградников. Наше внимание привлекло одно большое здание с низким куполом, полуразрушенное, одиноко стоящее на вершине холма, где разбросано селение. На склонах соседних долин замечаются какие-то каменные столбы, на подобие древних могил. Это, бесприютное на вид, полуразрушенное селение называется Бетин, древний священный Вефиль, близ которого, между Гаем и этим святым местом, был поставлен Авраамом жертвенный камень, в воспоминание утешительного откровения Божия. По всей вероятности, это место впоследствии и было избрано Иаковом для ночлега на пути его в Харран. Увидев священный камень Авраама, он без страха остался ночевать здесь, вдали от людского жилья, твёрдо уверенный, что Бог отцов сохранит его здесь невредимым. На этом месте во сне увидел Иаков таинственную лестницу, по которой нисходили и восходили ангелы Божии. Уже издали мы увидели три больших палатки, раскинутых около самой деревни. Эти палатки были приготовлены для нашего отдыха. Подъехав к ним, мы быстро сошли с ослов, которых сдали погонщику, и принялись осматривать местность. Всё было ново для нас: и эти палатки, напоминавшие нам живо шатры библейских патриархов, и эта арабская деревушка с оригинальными мазанками, едва-едва держащимися на склонах холмов, и, вообще, вся необычайная обстановка нашей стоянки, напоминающая привал кочующих арабов. Под нахлынувшими новыми впечатлениями мы не чувствуем особенной усталости. Преосвященный чувствует себя настолько бодрым, что предлагает даже обратную поездку из Назарета совершить также на ослах. Было шесть часов вечера. Мы сели на откос холма и наблюдали над происходившим в селении. У наших ног находился небольшой водоём, из которого арабы черпали мутную воду и поили ею своих коз и овец, возвращавшихся с пастбищ. Этот водоём представляет, вероятно, часть древнего большого пруда, что заметно по прилегающим к этому водоёму стенкам, ограждающим большое |
| Рубрики Коллекции Система пользовательского поиска Упорядочить: Relevance Relevance Музыка Севера 4 мин., 21.12.2013 Пейзажи Коренкова совсем не похожи на академическую живопись. Его картины, отчасти мрачные, с характерной для русского Севера сединой в палитре, сдержанные по исполнению, далеки от описания реальности и уж тем более от ее копирования. Серии «Талые воды», «Мещера», «Из сказки» — поэтические метафоры автора, за которыми скрыты и напряженная эмоция, и мысль верующего человека о Творце и Его творении. Кажется, современному человеку, перегруженному информацией, зачастую не остается ни минуты, чтобы успеть задуматься о вечности. Коренков своими лаконичными, без излишней литературности работами будто бросает вызов спешащему миру и обделенному временем человеку. Вот утлая лодка стоит среди поля цвета ржавой травы. Где-то близко виднеется недоступное ей море. Оно здесь — воспоминание из недавнего прошлого со всеми его бурями, штилями, неожиданными переменами и предвиденными часами спокойствия. А на светлом небосводе голубеет луна. Это картина об одиночестве и ожидании. Здесь за внешней безмятежностью скрываются невидимое глазу переживание действительности и размышления самого автора. Коренков в свои семьдесят с лишним лет не просто убедителен в творчестве — он не устает раздумывать и настойчиво искать ответы на вечные вопросы о природе мироздания. «Никогда я и не мыслил, что буду художником, — рассказывает о себе Вячеслав Федорович. — Если бы лет в 25 мне сказали, что я буду состоять сразу в трех союзах и иметь мастерскую в центре Москвы, — не поверил бы. Как не поверил бы, что дочь пойдет по моим стопам и даже станет иконописцем». Коренков окончил МВТУ имени Баумана, работал главным инженером-конструктором. И все время сомневался, действительно ли это дело его жизни. Неожиданно всерьез увлекся оперой, занимался с преподавателями из Московской консерватории и чуть было не стал профессионалом. «Так продолжалось, пока однажды не случился у меня парез голосовых связок, положивший конец моей карьере оперного певца», — грустно улыбается он. |
| Удивительных вещей насмотришься в этом Египте!.. Все до крайности своеобразно и так противоречит картинам Севера. Повсюду черные физиономии, безчисленные ослы и верблюды, обезьяны с проводниками. Над воротами иных домов чучела болыших крокодилов. На каждом шагу уличная жизнь Каира преподносит какие-нибудь курьезы. Взгляните, например, вот какой-то мусульманин переезжает на новую квартиру; в ветхой арбе он везет весь свой живой багаж: трех жен, закутанных в черные костюмы и покрывала. Он нищь и убог, но у него три жены... Они ежатся и дрожат на тряской повозке. Вот, приткнувшись под забором, уличная ворожея предсказывает судьбу нескольким туземцам. Подальше – портной кроит и шьет на тротуаре зеленые брюки. Поодаль от него стоит в черном балахоне молодой араб, который, завидя прохожего, моментально высовывает из рукава крошечную младенческую руку и у людей, пораженных его уродством, просит подаяния. Десяти шагов нельзя сделать без того, чтобы не натолкнуться на какую-нибудь картину, характеризующую местные нравы. В экипаже, с проводником на козлах, я направляюсь в мечеть султана Гассана, составляющую одну из главнейших достопримечательностей Каира. Эта мечеть – здание головокружительной высоты, местами лишенное крыши, благодаря чему из его угрюмых старых стен, точно из колодца, виднеется нежно-голубой небесный купол. Давно оставленная, заброшенная, Гассанская мечеть является неподражаемо-живописной руиной. Поднявшись по кривым, полуобвалившимся ступеням лестницы, надо исполнить ту же формальность, что и в константинопольских мечетях – напялить себе на ноги неуклюжие туфли и крепко привязать их к ступне, чтобы своими следами не осквернить мусульманскую святыню. В мечети несколько отдельных помещений: вот фонтан в виде беседки, для омовения правоверных перед молитвой, далее – молитвенный зал с возвышенным местом для муллы, за ним, в особом помещении, гробница султана Гассана. Всюду – свесившиеся с потолка люстры, древняя утварь, мрамор, бронзовые изображения, мозаичные полы... Пять веков смотрят на вас с высоты этих грандиозных стен, и былое величие служит ярким контрастом нынешнему запустению... |
| Из собора небольшой переход в трапезную, над которой устроена колокольня; трапезная огромных размеров, необыкновенно светла и удобна; стены сплошь расписаны изображениями святых; особо стоит высокая кафедра для чтения жития святых; особенно бросается в глаза арка в 15 аршин в диаметре. Владыка долго рассматривал живопись (написано все монахами) и дал ряд указаний, какими изображениями заполнить приготовленный для живописи еще незаполненные места. Рядом с трапезной – хлебная и разливальня. Снизу из кухни на железных цепях поднимается вверх огромный котел и здесь уже из него разливают в миски и разносят по столам; особо проведена труба и для переливания нужного количества вина прямо из винного погреба; в трапезной оно смешивается с водой, а излишне переданная часть вина легко может быть перелита опять в винный погреб. По выходе из трапезной владыка осмотрел вновь строящуюся больницу с особой церковью; далее – прачечную, прекрасно устроенную, с кранами горячей и холодной воды, не гниющими потолками; чистота везде необыкновенная: все это делает вода, проведенная по всем уголкам обширной обители. Сопровождавший владыку о. Иерон о всех учреждениях делал скромные замечания: трапезная, по его словам, «простенькая», здание «маленькое»... Но вот виднеется «Царская дорога», около – большой сосновый сад; здесь недалеко, в тиши и в красивом уединении, приютилась живописная, в которой работают монахи-иконописцы. Владыка осмотрел иконостас, который приготовляют для нового храма на Каспийском море, близ Ленкорани, на средства Ново-Афонской обители; осмотрел и другие работы. Особенно бросается в глаза изображенный на большом полотне потрясающий библейский момент: Агарь с Измаилом в пустыне. Измаил лежит умирающий от жажды, около – опрокинутый кувшин и мать, страдающая за умирающего сына, вся подавленная скорбью, бессильная помочь горю. Монахи-живописцы живут особо уединенной молитвенно настроенной жизнью, потому что, по замечанию о. Иерона, «иконописцу непременно нужно иметь чувство духовное». |
| с души, мы чрез низкую дверь спустились по 20-ти ступенькам узкой лестницы в погребальный вертеп, в конце коего небольшая площадка с квадратной лежанкой, служащей престолом во время совершения обедни, которая бывает здесь только один раз в году, в Лазареву субботу. За этой площадкой к востоку виднеется отверстие в стене, ведущей в ту самую погребальную пещеру, в которой положен был любимец Христа. Стоя на сказанной площадке, Иисус, окруженный родными покойника и теснившимся народом, возведя взоры к небу, возблагодарил Бога за наступающее исполнение Его молитвы, а затем, возвысив голос, воскликнул: Лазарь, иди вон! Слова эти раздались по всей стране загробного мира, и едва только Он произнес их, как из каменной могилы, подобно привидению, выступила фигура, завернутая в белый ужасающий саван, с белой повязкой на голове, поддерживавшею четыре дня тому назад отвалившуюся челюсть; фигура связана была по руками и по ногам и, разрешенная от укроев, показалась не с страшным мертвенным лицом, а с таким, в котором дышала юность. В ее жилах снова забилась горячая кровь; жизнь, свет и любовь возвратились к Лазарю еще на тридцать долгих лет, которые он провел в сане епископа на острове Кипре, как говорит предание. Из примера Лазаря и сестер его, рассуждал я сам с собою, стоя у вековой могилы Вифанского четыредневного мертвеца, особенно видно, как справедливо замечено ап. Павлом, что его же любит Господь, того наказует. Иисус не плакал на Своем кресте, а над Лазарем плачет. Смотри: вот семейство, которое Господь отличал Своим вниманием, среди коего всегда находил Себе дружеский приют и успокоение, которому явил столько знаков Своей благорасположенности, так что оно нисколько не сомневалось в любви Его, а возлагало на Него полную надежду, как и теперь, и однако же, какому великому искушению и какой великой скорби подвергается оно со смертью Лазаря! Господь, без сомнения, мог отвратить болезнь от Своего друга, но не отвратил; мог сделать ее по крайней мере не смертельною, но не сделал; мог поспешить чудом и прийти в Вифанию на другой день по смерти, но явился на пятый. |
| На одном монументе, напр., представлена следующая сцена пиршества: 50 приглашенных гостей, разделенных как бы на 4 группы, сидят по двое на высоких стульях друг против друга за богато украшенным столом; стол покрыт скатертью или ковром, спускающимся с концов стола; на нем лежит полукруглая доска и еще какой-то неизвестный предмет. Гости обуты в сандалии, на руках у них запястья; в правой руке каждый держит в уровень с головой изящную чашу с вином в виде небольшой вазы с рукояткой внизу, имеющей форму львиной головы. Гостям прислуживают рабы 1303 . Это, так сказать, сцена обычного пиршества. Другой барельеф, найденный во дворце Ассурбанипала в Куйюнджике, представляет царя и царицу 1304 , принимающих участие в пиршестве вместе с гостями. У них тоже чаши в руках, только более глубокие, чем у остальных гостей. Царица сидит на стуле; под ногами у нее скамеечка; царь же полулежит на лежанке, опираясь, как было в обычае у классических народов, на левый локоть. За царем и царицей стоят два евнуха с опахалами в руках. Само пиршество происходит не во дворце, а в саду: там и здесь виднеются беседки, роскошные деревья, птицы на ветвях и проч. 1305 . Сопровождались вавилонские пиршества и музыкой: на первом из указанных нами барельефов изображено, напр., трое музыкантов, играющих – двое на лирах, третий на каком-то неизвестном инструменте; на втором барельефе тоже виднеется несколько вдали один из евнухов, играющий на арфе 1306 . Обстановка самой залы пиршества соответствовала, разумеется, своему назначению: второй барельеф изображает массу рабов, несущих вазы с цветами и расставляющих их в разных местах и углах залы 1307 . Как видно, в общем пиры вавилонские не отличались чем-либо резко и от наших современных пиров. Но была там одна особенность, на которую можно было обратить внимание на основании того, что мы уже сказали: все гости изображаются с чашами в руках, – очевидно, пьющими, но не за обедом или ужином. На востоке, в южных, жарких странах, в древности, как и теперь, ели сравнительно мало; особенно мясо употребляли в незначительном количестве (говорим вообще о массе народа), – впрочем, не потому, что считали его вредным для здоровья, а в виду того, что мясо было там сравнительно редкостью: незначительное количество лесов, климатические условия почвы и воздуха значительно затрудняли добывание дичи и разведение на убой скота и птиц 1308 . |
| Восьмилетняя Верочка, шестилетняя Зина и пятилетний пухлый бутуз по прозвищу Паф изо всех сил стараются примерным поведением заслужить обещанное развлечение, но не могут думать о чем-либо, кроме цирка. Грамотейка Верочка читает сестре и брату цирковую афишу, в которой их особенно заинтриговывает гуттаперчевый мальчик. Время для детей тянется очень медленно. Наконец наступает долгожданная пятница. И вот уже все волнения и страхи позади. Дети усаживаются на свои места задолго до начала представления. Им все интересно. С неподдельным восторгом смотрят дети на наездницу, жонглера и клоунов, предвкушая встречу с гуттаперчевым мальчиком. Второе отделение программы начинается с выхода Беккера и Пети. Акробат прикрепляет к поясу тяжелый золоченый шест с небольшой перекладиной наверху. Конец шеста устремляется под самый купол. Шест колеблется, публика видит, с каким трудом великан Беккер удерживает его. Петя карабкается вверх по шесту, вот он уже почти не виден. Публика аплодирует и начинает кричать, что следует прекратить опасный номер. Но мальчик должен еще зацепиться ногами за перекладину и повиснуть вниз головой. Он выполняет и эту часть трюка, как вдруг «что-то сверкнуло и завертелось в ту же секунду послышался глухой звук чего-то упавшего на арену». Служители и артисты подхватывают маленькое тельце и быстро уносят. Оркестр играет веселый мотив, выбегают, кувыркаясь, клоуны… Расстроенная публика начинает тесниться к выходам. Верочка истерически кричит и рыдает: «Ай, мальчик! мальчик!» Дома детей с трудом удается успокоить и уложить в постель. Ночью тетя Соня заглядывает к Верочке и видит, что сон ее неспокоен, а на щеке засохла слезинка. А в темном безлюдном цирке на тюфяке лежит обвязанный тряпками ребенок с переломанными ребрами и разбитой грудью. Время от времени из мрака появляется Эдварде и наклоняется над маленьким акробатом. Чувствуется, что клоун уже вступил в полосу запоя, недаром на столе виднеется почти опорожненный графин. Все вокруг погружается во мрак и тишину. На следующее утро в афише не указывался номер «гуттаперчевого мальчика» — его уже не было на свете. |
| О пресвитере Диоскоре В Фиваиде мы встретили одного достопочтенного авву, по имени Диоскора. Он был пресвитером, и в обители его жили почти двести человек братии. Мы заметили, что он прилагает величайшее попечение к тому, чтобы во время причащения святых Тайн кто-нибудь не приступил бы к ним с каким-нибудь пятном на совести. Заботливость его о чистоте сердца простиралась до того, что он обращал внимание даже на естественные явления во время ночного сна — случается ли это при видении во время сна женщины, или вследствие простых естественных причин. — Если, — говорил он, — дело происходит без соблазнительных сновидений, тогда это не составляет греха, — явление естественное... А вот если в сновидениях являются женщины и происходит плотское возбуждение, то это уже указывает на то, что душа занята нечистыми пожеланиями, откуда и рождаются нечистые помыслы. Потому-то инокам необходимо всячески отражать соблазнительные образы фантазии и отнюдь не услаждать своих чувств дьявольскими обольщеньями. В противном случае — какое же различие будет между иноками и мирянами? Инокам следует укрощать и одолевать постом и молитвою естественные плотские возбуждения. Посмотрите — даже живущие в роскоши, заболев, исполняют предписания врачей и воздерживаются от того, что им вредно. Что ж сказать об иноке, главная цель которого — здравие тела и души? О Нитрийских отшельниках Перейдем наконец к той местности, которая считается славнее всех египетских монастырей — именно к горе Нитрийской. Она отстоит от Александрии на расстоянии сорока миль и называется по имени близлежащего селения, где добывается селитра. Воистину, по Божию смотрению, устроилось так: здесь, подобно нечистотам, отмываются и истребляются грехи людские... В этой местности виднеется до пятидесяти хижин или немного менее. В иных хижинах по несколько человек вместе, в других — понемногу, а где — по одному. Но живя отдельно друг от друга, все соединены нераздельно духом, верою и любовью. Один настоятель руководит всем братством. |
|
|
