| «А-а! — закричал в эту секунду Готовцев, — так вот я тебя, канальский народ, наконец припер к стене… теперь тебе уж некуда назад податься, и ты строишь что мне нужно… и за это я тебя целую… да-с, целую сам своими собственными устами». С этим он взял меня обеими руками за лацканы, поцеловал меня холодным поцелуем в лоб и проговорил: «Вот как я тебя благодарю за твое послушание! А если ты огрызаешься и возбуждаешь ведомство против ведомства (он начал меня раскачивать за те же самые лацканы), если ты сеешь интриги и, не понимая начальственных забот о тебе, начинаешь собираться мне возражать… то… я на тебя плюю!.. то я иду напролом… я сам делаюсь администратором, и (тут он закачал меня во всю мочь, так что даже затрещали лацканы) если ты придешь ко мне за чем-нибудь, так я… схвачу тебя за шиворот… и выброшу вон… да еще в сенях приподдам коленом». И представьте себе: он действительно только не плюнул на меня, а то проделал со мною все, что говорил: то есть схватил меня за шиворот, выбросил вон и приподдал в сенях коленом. Я понял из этого затруднительность сельских общин в совершенстве и, удирая скорей домой в деревню, всю дорогу не мог прийти в себя. «Нет, — решил я себе, — нет, господа уездная интеллигенция: простите вы меня, а я к вам больше не ездок. С вами, чего доброго, совсем расшибешься». Но как дело-то, однако, не терпит и, взявшись представить записку, ее все-таки надо представить, то думаю: действительно, махну-ка я в губернский город — там и архивы, и все-таки там больше людей с образованием; там я и посоветуюсь и допишу записку, а между тем подойдет время к открытию собраний. Сборы невелики; еду в губернский город и, признаюсь вам, еду не с спокойным духом. Что-то, мол, опять мне идет здесь на Руси все хуже и хуже; чем-то теперь здесь одарит господь! Глава шестьдесят пятая Прежде всего не узнаю того самого города, который был мне столь памятен по моим в нем страданиям. Архитектурное обозрение и костоколотная мостовая те же, что и были, но смущает меня нестерпимо какой-то необъяснимый цвет всего сущего. То, бывало, все дома были белые да желтые, а у купцов водились с этакими голубыми и желтыми отворотцами, словно лацканы на уланском мундире, — была настоящая житейская пестрота; а теперь, гляжу, только один неопределенный цвет, которому нет и названия. |
| Некоторым сестрам матушка в эти последние дни делала наставления и просила: «Будьте тверды в обители. На смертном одре, прошу вас, не свыкайтесь с дурными обычаями. Будьте всем довольны; благодарите Бога за все; имейте послушание к старшим; любите всех. Надо всех любить. Пожалейте меня: ваша добрая жизнь – мое блаженство!» 10 мая, ночь была очень трудна. С больною сделалось в роде обморока; когда она очнулась, мать казначея Евстолия спросила: не желает ли она причаститься? Матушка отвечала: «Да, очень хочу, скорее читайте правило». Стали читать молитвы утренние, и правило причастное. Матушка причастилась и сказала сестрам: «Что вы так испугались, я еще не умираю». Хотя все наружные признаки, и внутреннее чувство давно уже показывали всем, что любимая мать не на долго с ними, однако сестры все еще ободряли себя надеждой, что Бог милостив и продлит драгоценную жизнь. В этот же день доктор гомеопат, лечивший матушку, объявил, что не ищет более средств помогать ей и, что надо ожидать близкой кончины. Эти слова повергли в глубокую печаль всех сестер, и многочисленных друзей игуменьи. В это время приехал Высокопреосвященнейший Арсений, митрополит Киевский, проститься с матушкой, накануне своего отъезда в Киев. Увидав всех сестер в глубокой скорби, толпившихся в смежных комнатах, и узнав от них о причине их скорби, милостивый Архипастырь сам прослезился, принимая участие в общей печали. Он довольно долго сидел y постели больной страдалицы, говорил ей утешительные слова о божественной любви и нескончаемой надежде, и уговорил ее пригласить доктора аллопата, который может быть еще и облегчит ее страдания. Матушка была много утешена посещением Киевского владыки, оказывавшего ей всегда самое милостивое расположение, и по его отъезде рассказывала друзьям своим, о том отрадном впечатлении, которое произвела на нее беседа его. «Как он утешит меня своим посещением и обещанием молиться за меня! Он сказал, что не хотел уехать в Киев, не простившись со мною. Да благословит Господь милостивого Архипастыря!». Сестры были обрадованы, что посещение владыки утешило матушку, и воспользовавшись ее согласием, поспешили пригласить лучших докторов. |
| Теперь я намерен поправить твою ошибку и утвердить мысль твою во имени Господа Иисуса Христа. «Все одно, да одно» Да что же одно? Без сомнения по твоему мнению: «Все твори одну и ту же молитву Иисусову – уже прискучило». Я тебя вопрошу, часто ли ты призываешь имя Господа Иисуса Христа? видно часто, что оно тебе прискучило; видно днем и ночью, и всегда призываешь Его? Да от чего тебе наскучило призывать имя сладчайшего Господа и Спасителя твоего, имя жениха твоего небесного? Рассуди: как же мы один и тот же едим хлеб и он не прискучивает; одно и тоже светит нам каждодневно солнце, но мы не гнушаемся оным; одну и туже отправляем службу в церкви, одно и тоже читаем и поем, но все сие нам не прискучивает; a имя Христово уже прискучило тебе? Но как хлеб мы один и тот же вкушаем, и он питает и хранит жизнь нашу, солнце освещает согревает нас, церковная служба духовно воспитывает нас, так и Господь наш Иисус Христос, нами непрестанно призываемый, оживляет нас собою, питает, услаждает и спасает. Следовательно, непрестанно должно призывать нам имя Христово. Посмотри на святых мучениц – девиц тебе подобных, на невест Христовых, как они горели любовью ко Христу, Жениху своему небесному. С каким чувствительным выражением они взывали к Нему: «Тебе, Женише мой, люблю, и Тебе ищущи страдальчествую!» И ты, оставя мир и все мирское, пошла искать жениха своего Христа, вдала себя монастырским страданиям, все презрела, дабы только возлюбить Его, приобрести Его в душу свою и соединиться с Ним; и возлюбила Его, и вкусила сладость Его, и опять разлюбила Его. Ибо слова сии: «одно да одно, призывать имя Христово, прискучило», это есть знак холодности, знак измены любви ко Господу, знак разлучения с Ним; потому-то и душа твоя, потеряв любовь свою к Нему, уже по разлучении ее от тела не смеет и идти к Нему, стыдится и боится Его, боится смерти, вместо того, чтоб ей охотно должно стремиться к любимому своему предмету, к краснейшему Жениху своему Христу, и говорить: «Хощу разрешиться от тела и жити со Христом, когда прииду и явлюся лицу Божию!» И так, возлюбленная сестра моя! не скучай призыванием имени Господа Иисуса Христа, но всегда принуждай и ум и уста свои призывать Божественное и спасительное имя Его и даже напиши Его на сердце своем, на одежде своей, на вещах своих и на стенах кельи твоей, дабы всюду и всегда бы представлялось тебе имя Христово. |
| 7 Любимицы Христовы, матушка Феофания и великая старица Варсонофия! Христос воскресе! Письмо ваше я получил и читал в самый день Пасхи, когда все было в торжественном движении, в полной красоте райской славы и божественного величия, и вот с мирных высот нашей Афонской пустыни, приветствую вас: Христос воскресе! Теперь уже не время грустных разглагольствий, a время светлых радостей и вечного ликования; значит то, что мог бы я сказать вам между прочим из пустынных моих желаний, следует оставить в стороне. И так, Христос воскресе! паки приветствую, радуйтесь, пойте, ликуйте и веселитесь! Наша Пасха – Христос, и в нем-то Едином – веселие вечное! Нечего сказать, y нас в настоящем торжестве много причин к райским блаженствам, хотя бедный мир все это, все пасхальное, прекрасное и достойное нашего загробного назначения, превратил в языческое кощунство народных веселостей, чревонеистовства и всевозможных разгулов, конечно, позволительных в духе семейного значения, но часто преступных по последствиям и даже целям. Много, при всем том, в нашей, собственно аскетической Пасхе, винословий к сладким утешениям и сердечному миру! но дай Бог, чтоб это было так на деле, a не на словах только!.. Нашему брату монаху, Пасха только тогда, когда мы не грешим, и собственно в этом смысле она принимается и в Ангельском мире, на небесах, как выразил то и Господь, сказавши: радость бывает для Ангелов о едином грешнице кающемся. Значит не всякому настоящая Пасха остается совершенной и действительною Пасхою, a только тем, кто в течение Св. Четыредесятницы и особенно в последние дни ее неуклонно шел по следам Господа на Голгофу, взошел на крест своих собственных страданий, сраспялся и спогребся наконец Ему: эти станут в ряду друзей Христовых; такого рода люди наравне с мироносицами и здесь и там – за гробом услышат однажды на всегда сладкий привет Господа: радуйтеся! Дай Бог, дай Бог, и вам и мне, и всякому верующему истинно, усвоить себе эту радость, которой никто уже в продолжении целой вечности не будет в силах отнять y нашего сердца и y нашей умиротворенной совести! Лучшего и большего приветствия и желания из всех желаний и приветов пасхальных, я не могу ни сказать вам, и ни придумать; заметив, между прочим, что радость Пасхи выкупается сколько с одной стороны строгим следованием Церкви, столько с другой сладкими слезами любви, огорчительным воплем страдальческого сердца и всем, что составляет крестные свойства и характер нашей аскетической жизни!.. |
| Случая долго искать, особенно верного; a чтоб встретить икону, – можете выйти Ей на встречу и при взятии с почты. Как сам Господь, так и Его пречистая Матерь любят внезапу приходить к нашему сердцу; так что оно вдруг почувствует близость их, даже присутствие их, встрепенется, хочет удержать Божественных Гостей, и не может: потому что они неудержимы! Так было с Еммаускими странниками; так бывает и с каждым из нас. Для того-то и притча о десяти Девах. И думать не думаете, – вдруг объявление с почты о прибытии Св. Иконы Богоматерней. Так иногда и Господь нас позовет к себе – вдруг, нечаянно, a страшно! Дай Бог кончину, достойную человеколюбия Его! В утешение присылаю вам цветков из моей заоблачной пустыни. Катерины Ивановны Набоковой жаль: утешайте ее тем, что Его же любит Господь, наказует, биет же всякаго, его же приемлет. Аще благая прияхом от руки Господни, злых ли нестерпим? Главное, хоть и не хочется сердцу, a противу воли, нехотя, надобно благодарить Бога за все. Хваля, призову Господа, говорит Давид, и от враг моих спасуся. Да подкрепит Господь сетующее семейство! Поклонитесь от меня Катерине Ивановне. Да утешит ее и вас Господь! Поручая вас Богу; a себя вашим материнским молитвам, остаюсь с чувствами уважения, Грешный Святогорец 18 Апреля, 1852 г. Козмодамиановская Пустыня на Афоне. 10 Высопреподобнейшая Матушка Феофания, и великая Старица Варсонофия, Христос посреди нас! При иконостасе О. Антония мы имели утешение получить и вашу священную жертву нашему Покровскому храму – a именно Плащаницу, украшенную прекрасною бахромою. Бог да украсит и Вас так, как вы украсили храм Царицы Небесной! Мы дорого ценим ваше усердие, и при изъявлении вам нашей письменной благодарности за то, не имея сил и возможности отвечать вам взаимностью какого-нибудь приношения вещественного возникающей Обители, предоставляем Царице Небесной, да Она сама, ведая нашу пустынную нищету, вознаградит вас за любовь к Ней и за украшения Ее Божественного храма. A мы между тем вполне уверены и надеемся, что если Царица Небесная, принимает на себя – наградить вас, –Она наградит достойно Своей славы и Своего неизреченного милосердия! Что же всего выше и необходимее – мы просим Ее и будем просить, да вашу Обитель Она осенит Своим Материнским покровом и как в начале, так и в последствии в век века, да будет Ее Божественным ограждением и державным оплотом и щитом от всех неприязненных стрел и искушений наших общих врагов, диавола и мира! |
| Со всем своим милосердием к ближним, матушка, как игуменья и настоятельница, была очень строга, и часто достаточно было ее слова и даже взгляда, чтобы покорить непокорных: ее любили, но и боялись. Ее влияние было велико, даже на детей. Случалось, матери не сладят с капризным ребенком, a подойдет матушка, ребенок вдруг присмиреет, и прямо смотря ей в лице, протягивает к ней руку, в ожидании ее благословения. Матушка говорила друзьям своим, что при взгляде на детей, вспоминала свою дочь Анну и на сердце была грусть. Однако, она никому этого не показывала и обласкав ребенка, спешила отпустить его «поиграть». Хотя игуменья Феофания была очень строга в наблюдении порядка и исполнении послушаний всеми членами ее монастыря, и все они очень боялись, чтобы до матушки не дошло, если в чем провинятся, однако и виноватые радовались, когда имели дело лично с нею, a не чрез других. Всякое взыскание или выговор, произнесенные ею, казались уже смягчением наказания. К родителям или родным сестры отпускались в год один раз. Если же просились чаще и на долгий срок, т. е. на три дня, матушка огорчалась этим и говорила, что «для монашествующих не полезно разъезжать по гостям». Молодых сестер не иначе отпускала, как с матерью или родственницею, известною монастырю. Уезжая, сестра должна была явиться к матушке и принять ее благословение; по возвращении точно также. Если же сестра просилась навестить кого из опасно-больных родственников, то матушка отпускала в сопровождении старших монахинь. Строго запрещалось по келлиям принимать родственников, и только в случае сильной болезни позволялось отцу навестить свою дочь, сыну мать. Редко, по особенному благословению игуменьи, допускались по делу послушания посторонние и то хорошо известные ей лица. Матерям, сестрам, дочерям позволялось иногда входить в келлии к родным монахиням, но каждый раз должны были приходить за благословением к самой игуменьи. В приемные дни, по четвергам и воскресеньям, после поздней обедни до четырех часов пополудни, все могли навещать своих родственниц в приемной, но каждая сестра должна была являться к матушке, сказать, кто из родных или знакомых пришли навестить, и потом приняв благословение, повидаться с ними. Если кто пожелает посидеть сверх положенного времени, то должны прийти к игуменьи и просить на то благословения. |
| Сердечно благодарю тебя, моя возлюбленная мати, за твое дружеское писание и за все твои мне благие желания; сделай милость, поздравь от меня многоуважаемую матушку игуменью с Рождеством Христовым и Новым годом, с желанием вам всем получить от Премилосердого нашего Господа Бога всех благодатных милостей. И так, ваша страдалица переселилась в вечность, да упокоит Господь ее праведную душу и водворит ее со всеми святыми в царствии небесном! Очень понимаю твое состояние; что ничто в свете так не утомляет, как лишнее посещение мирских людей; ничего не может быть тягостнее для души, ищущей тишину и уединение. От всей души молю Господа нашего Премилосердого, дабы подкрепил твои немощные силы, возлюбленная моя мати, своею благодатию. Обнимаю тебя дружески, не позабывай меня многогрешную в ваших святых молитвах. Остаюсь навсегда тебя искренно многолюбящая. Г. А. Орлова-Чесменская. 36 Уединение, 15 августа 1846 года. Слышу, возлюбленная моя мати, что ты все немоществуешь телом: подай Господи, тебе скорое облегчение; от всей моей души желаю тебе, Подвижница Божия. Прими с любовью при сем прилагаемые лепты на собственные твои нужды, и не позабывай меня многогрешную в твоих святых молитвах. Получила я на днях письмо от одного епископа, в котором ко мне пишет так: «Терпите, бодрствуйте, поститесь, молитесь, кайтесь. Гнев, уныние, тщеславие, лень, рассеянность мыслей – в сторону. В размышлении о Христе утоните: там найдете бездну жизни, света, умиления, радости, блаженства». Не правда ли, как хорош сей святый совет? дай Господи, только ему вполне следовать! Почтеннейшей матушке игуменьи земно кланяюсь и прошу ее Богоугодных молитв о мне многобедной. Обнимаю тебя от всего моего сердца с желанием тебе всех благодатных милостей от Господа нашего Премилосердого. Христос с тобой! Остаюсь навсегда тебя искренно многолюбящая, многогрешная Анна. Я часто вспоминаю о тебе, возлюбленная моя мати, как должно быть y вас в доме душно, ежели y вас такие жары, как здесь. Более месяца не было капли дождя. |
| Она тоже пойдет собирать щепки и класть в корзины, a сама с веселою улыбкою рассказывает сестрам, как святые угодники строили и трудились собственными руками для общей пользы; и таким образом своими приятными разговорами увеселяла сестер и одушевляла желанием трудиться. Сестры обыкновенно узнавали одна от другой, когда матушка выходила щепки сбирать и тогда все спешили на веселую работу, чтоб иметь счастье вместе с матушкой трудиться, радовались, когда она в чью корзину бросит щепочку, скорбели, кто не успевал приблизиться. Заметив это, матушка старалась ко всем корзинам приложить свои труд, чтобы всех утешить. Сестры считали эти щепки благословенными и когда несли домой корзины, то при встрече с ними другие сестры, не поспевавшие на эту веселую работу, угадывали по их лицам, сиявшим радостью, что матушка была с ними на работе и скорбели, что сами не поспели. В это время наступил семидесятый год игуменьи Феофании. В этом же году, в октябре, игуменья неожиданно получила скорбную весть: ее милостивая помощница и благодетельница, Ф. Т. Громова, после непродолжительной, но жестокой болезни, скончалась. Матушка пришла в глубокое сокрушение и тотчас собрав сестер, объявила им о ее кончине и со слезами просила их молиться за упокой ее души. «Господь послал нам благодетельницу, говорила она: – Господь и взял ее. Буди его святая воля! Видно за свои добродетели она готова была предстать ко Господу! Мы же должны молиться за нее неусыпно». Немедленно сделано было ею распоряжение о совершении по ней поминовения, по указанным правилам церкви. Потеря такой благодетельницы, как Ф. Т. Громова, вызвала много слез со всех сторон. С ее смертью постройка собора должна была замедлиться. Но милость Божия не оскудевает. Чрез шесть недель по ее кончине, приехал В. Ф. Громов и привез письмо, изъясняющее желание его покойной жены и при нем банковый билет в 15,000 руб. сер. на построение собора. Так и по смерти своей может человек благотворить и одушевлять людей желанием молиться 51 . Матушка в тот же день пригласила к себе, Μ. |
| С самого приезда Александры Сергеевны из Института, еще при жизни матери, многие достойные люди из соседних дворян искали ее руки. Но промысл Божий готовил ей другую судьбу. В сентябре 1808 года, две сестры поехали на именины к тетке своей, Надежде Ивановне Бартеневой в усадьбу Боловино. По обыкновению, все родные и соседи съехались к уважаемой имениннице. Между знакомыми находился и петербургский гость, Семен Степанович Готовцов, сосед по имению Бартеневым и хороший знакомый Павла Антоновича Шипова. Генерал Готовцов отличался светлым умом и пользовался общим уважением. Предавшись своим служебным занятиям, он не имел ни времени, ни охоты отыскивать себе подругу жизни. Но при первой встрече с Александрой Сергеевной он вдруг почувствовал, какое счастье заключается в семейной жизни. Когда хозяйка представила его своей молодой родственнице и они стоя y окна разговаривали, вдруг вбежал трехлетний племянник Александры Сергеевны, сын ее покойной сестры, и увидев в первый раз генерала Готовцова, вероятно, привлеченный его мужественною и добродушною физиономией, малютка протянул к нему обе руки и ласково сказал: «милый дядя». Обрадованный этим названием от хорошенького племянника привлекательной девушки, генерал Готовцов с живостью схватил его на руки и целуя, громко воскликнул: «Ах! милое дитя, когда бы Бог мне дал твоими устами мед пить!». Громкое и радостное восклицание петербургского гостя обратило общее внимание на Александру Сергеевну и привело ее в такое замешательство, что она раскрасневшись и чуть не расплакавшись, убежала в другую комнату. На другой же день генерал Готовцов прибыл в усадьбу Белково просил y П. А. Шипова, – заменявшего отца и попечителя сестрам своей покойной жены, – позволения сделать предложение Александре Сергеевне и тут же получил согласие. Окончив дела по разделу имения с братьями и призываемый служебными обязанностями, Семен Степанович спешил в Петербург, но не ранее как получив обещание от родных, что его невеста не замедлит туда же с ними приехать, что и совершилось в начале января 1809 года. |
| Одной из таких инокинь была игуменья Феофания Готовцева (1787–1866). Родилась она в дворянской семье древнего рода, воспитывалась в Екатерининском институте благородных девиц в Петербурге, причем особенно отличалась успехами в изучении иностранных языков. Она вышла замуж за генерала А. С. Готовцева. Но замужество ее продолжалось только два дня: мужу было приказано отправиться на театр военных действий (это было в 1809 г., во время русско-шведской войны), где его настигла пуля. Ее маленькая дочь умерла в четырехлетнем возрасте, и Готовцева через несколько лет после этого, в 1818 г., поступила послушницей в Горицкий женский монастырь вместе с 12 своими крепостными девушками. В 1837 г. она решилась принять иноческий постриг и схиму. Еще послушницей Готовцева многие годы переписывалась со старцем Феофаном Соколовым из Кирилло-Новоезерского монастыря, и ее аскетические воззрения, а также ее старания о введении в монастыре общежительного устава связаны с этой перепиской, ибо старец Феофан Соколов был одним из самых ревностных приверженцев и поборников иноческого общежития . В 1845 г. монахиня Феофания (свое иноческое имя она приняла в память о старце Феофане) получила приглашение от императора Николая I (1825–1855) представиться ему. Любопытно, что приглашение это исходило не от церковной, а от светской власти; в синодальную эпоху это было обычным явлением, ибо синодальная иерархия уделяла монашеству мало внимания. Император попросил Феофанию основать в Петербурге женский монастырь со строгим общежительным уставом, а ее саму приказал назначить игуменьей. Так в 1845 г. появился Новодевичий Воскресенский монастырь, в котором игуменья Феофания до самой своей кончины (1866) подвизалась с неутомимой энергией и удивительным успехом. С самого начала Воскресенский монастырь, находясь под покровительством императорской семьи — игуменья пользовалась большим уважением при дворе и была восприемницей нескольких великих княжон,— отличался большим размахом социально-благотворительной деятельности. Монахини и послушницы (в конце XIX в. их число превышало 300 человек) трудились в различных мастерских. Они вышивали золотом и жемчугом, изготовляли обувь и священнические облачения, стирали белье для сиротских приютов и домов престарелых. В конце XIX в. монастырь открыл школу для девочек, училище, выпускавшее народных учительниц, школу для мальчиков и прекрасную золотошвейную мастерскую . |
|
|
