| В 1971 г. А. Г. Шанидзе опубликовал груз. редакцию Типикона Петрицонского мон-ря с рус. переводом. По его мнению, дошедшая до наст. времени копия XIII в. греч. текста Типикона была искажена и переделана, в ней появились поздние вставки об арм. версии Типикона и о подписи Г. П. арм. буквами. Его т. зр. поддержали такие груз., болг. и рус. ученые, как С. Г. Каухчишвили , В. Копалиани, А. Урушадзе, И. Долидзе, Г. С. Гозалишвили, Н. Ю. Ломоури, А. Костов, А. Костова, Д. Казасов, Г. Цанкова-Петкова, Я. Н. Любарский , А. А. Васильев , М. Иванов, Г. Острогорский , А. П. Каждан , Э. Бакалова, М. Дерибер и др. А. А. Богверадзе допускал, что арм. редакция Типикона также была составлена Г. П. и он же подписал греч. текст арм. буквами, дабы предупредить посягательство арм. наследников - своих племянников на Петрицонский мон-рь. В Типиконе Григория Пакуриана содержатся подробные сведения о Г. П., его происхождении и семье. Отец был «родным сыном блаженной памяти Бакуриана, блистательного эристава эриставов, происходящего из Востока, и грузина» (Типик Григория Пакуриана. С. 2). В груз. редакции Типикона отец назван «мтаваром эриставов» (первым среди эриставов), что позволило Шанидзе считать его принадлежащим к царствующей груз. династии Багратиони ( Шанидзе. 1971. С. 9, 11, 13), но это представляется маловероятным. Г. П. неск. раз упоминает в Типиконе об отце в связи с установлением поминальных служб о нем (Типик Григория Пакуриана. С. 21, 31, 37). Отец скончался, оставив сыновей малолетними, а мать, «следуя женскому обычаю», все наследство отдала старшим дочерям, к-рые, «выйдя замуж, рассеялись... по разным странам и там растратили все» (Там же. 18). Г. П. не раз акцентирует, что он и его брат Апасий всего добились «своей кровью» и «честной службой святым царям» - визант. императорам Константину X Дуке (1059-1067), Роману IV Диогену (1068-1071), Михаилу VII Дуке (1071-1078), Никифору III Вотаниату (1078-1081) и Алексею I Комнину (1081-1118) (Там же. 1. 4). В 1064 г. Г. П. занимал почетную должность помощника или соправителя наместника визант. фемы Ивирия, резиденция к-рого располагалась в г. Ани (территория совр. Турции). Наступавшие на империю с востока турки-сельджуки осадили Ани, город после долгой и безрезультатной защиты был сдан. Г. П. переведен на Балканы. В 1071 г., после Манцикертской битвы, в к-рой империя понесла значительные потери, а имп. Роман IV Диоген был взят турками-сельджуками в плен, Г. П. был назначен доместиком Востока, правителем (дукой) фемы Ивирия со столицей в Феодосиополе (Карине, ныне Эрзурум, Турция). |
| И если наш ученый поспешил их напечатать, то, конечно, имел на это свои причины. Он их прямо не объясняет, но об них можно догадываться. Дело в том, что в западной Европе привыкли считать – и не без основания – обоих поименованных ученых сторонниками унии с Римом. Издавая упомянутые сочинения их, направленные против латинян, о. Андроник, очевидно, имеет в виду поколебать установившийся на западе взгляд на них. А Влеммида он положительно оспаривает у западных ученых, опираясь главным образом на авторитет Досифея Иерусалимского ( Περι τν ν εροσολ. Πατραρχευς. βιβλ. η, κεψ. ι παραγρ. ιγ) и Евгения Булгариса (см. его A= νκρισις о Влеммиде, в конце III т. изданных им в Лейпциге в 1784 г. сочинений Иосифа Вриенния ), хотя доводы его и не могут быть признаны решительными (см. Πρλογος. σελ. κξ-- κη). В предисловии ( Πρλογος. σελ. α-- λε) к тексту изданных о. Андроником памятников прежде всего сообщаются сведения о кодексах Московской синодальной библиотеки, из которых извлечены эти памятники 11 и потом даются краткие биографии всех авторов, труды которых вошли в издание, с обстоятельным перечнем всех, как изданных, так и не изданных еще их сочинений. Биографии составлены большею частию на основании первоначальных источников, перечни сочинений отчасти на основании личного знакомства с перечисляемыми сочинениями, отчасти по указаниям упомянутых выше, равно как и некоторых других ученых, отчасти по каталогам рукописей главнейших европейских библиотек (издатель цитует каталоги Монфокона – Bibliotheca Coisliniana, Коллара – Supplement ad Lambecii comment, и каталог библиотеки св. Марка, в Венеции). К Биографии Евстратия Никейского приложено его ξομολγησις ( σελ. ι – ιε), представленное им в апреле 1117 г. императору Алексею I Комнину, патриарху Иоанну IX и собору, в свое оправдание, и изданное теперь в первый раз по рукописи императорской венской библиотеки за 248. Это «Признание» кроме личного интереса, связанного с именем Евстратия, представляет и общий интерес, – оно дает любопытное свидетельство того, с какими опасностями «для точности догмата» может быть сопряжена неосторожная полемика с армянами. |
| Наконец, хотя форма этой чаши не подходит вполне к служебной форме потира, обыкновенно гораздо более узкого и глубокого, но по указанным надписям, требует сохранить за вещью название потира, и в самом Ватопеде (и у библ. Евгения) она считается «святым потиром». Подобные плоские чаши известны в значительном числе от X, XI и особенно и века, 112 и все это почти исключительно древние чаши, вырезанные из оникса, агата, яшмы и употребленные Византиею на потиры, вероятно, служившие более украшением престолов и алтарей, чем служебными церковными сосудами, хотя и снабжены соответственными надписями и украшены эмалевыми изображениями Деисуса, Евангелистов и пр. Но возможно и то, что иные из этих чаш – предполагаемых потиров – вовсе ими не были, а принадлежали к малоизвестному роду плоских церковных чаш, носивших название панагий артосных или артосниц и панагиаров. К этим замечательным предметам византийской и древнерусской археологии мы и перейдем ныне, тем более, что они представлены на Афоне богаче, чем где-либо, и притом древнейшими памятниками 113 . В ризнице афонского монастыря вел.-муч. Пантелеймона (Руссик) хранят (табл. XXXI) замечательную артосную панагию имени Алексея Комнина Ангела, вырезанную в виде крохотного блюдечка (9 сант. в попер. и не более 1 сант. толщины) из светло-бирюзового камня (жировика), с чудной резьбою мельчайших фигур внутри, снаружи гладкого и уже лишенного своей металлической оправы, а с нею поддона или ножки, на которой она некогда ставилась на стол. Все края этого маленького блюдца разделаны, как цветочная чашечка, бордюром из лепестков, и по краям его идет прекрасно вырезанная уставная надпись символического содержания: Λειμν. Φυτ τε. Κα τρισκτινον σλας. Λειμν. Λθος. Φυτ. Κηρκων φλαγξ. Τρα τρισαυγ. Χς ρτος. Πρθενος. Κρη δανεζει σρκα τ Θυ λγ. ρτ δε Χς. Προσνμεις σωτηραν Κομνην γγλ κα σιν Αλεξι. Набор символических тем и символических предметов должен указывать и на значение артосницы Богородичной, напоминающей о «Деве, давшей тело Слову Божьему», и о Христе, давшем «тело хлебу», и на эмблематическую роль сосуда каменного, ставшего «лугом с прозябшими травами» и совместившим «сонм проповедников». Чаша подает спасение и здравие Алексею Комнину Ангелу. |
| В 1084 г. старый герцог опять появился со своим флотом в Албании; но его успехи не пошли дальше завоевания жалкого Корфу (Корцира). В морских сражениях счастье колебалось; и в 1085 г. при Корфу венецианцы и греки сначала нанесли поражение норманнскому флоту, но в конце сами были разбиты. Заразительные болезни страшно уменьшили армию Роберта; 17 июля 1085 г. лихорадка похитила и самого старого герцога. Раздор между его сыновьями Боэмундом и Рожером из-за нижне-италийских владений облегчил Комнину обратное завоевание островов и гаваней. Империя ромеев избавилась на полтораста лет от французских рыцарей-разбойников. Лишь только Алексей освободился от норманнов, опасность вызвала его к северу. Во Фракии и Болгарии учения павликиан и богомилов, несмотря на усердное преследование, находили всё больше последователей как среди крестьян и пастухов, так и среди городских жителей и самого дворянства, и даже вселенский патриарх должен был быть смещён вследствие предположительной приверженности к богомильству 33 . Уже в 1078 г., во время набега половцев, павликианин Лека при Триадице (Средец-София) и богомил Добромир в Месимврии начали религиозную войну против «идолослужителей капищ демонских». То, что эти «совершенные» собрали вокруг себя 80 000 крестьян, совсем напоминает результаты мечтательной проповеди какого-нибудь Фомы Мюнстера. Дисциплинированный византийский корпус, конечно, без труда разбил этих борцов за веру; но когда в 1086 г. болгары у Дристра стали действовать заодно с половцами, к ним тотчас присоединились богомилы под предводительством знатного павликианина Травла, заняли горный замок Белятово и с огнём прошли по Фракии. Пакуриан и Врана были разбиты в 1086 г., так что Дристр и вся дунайская Болгария отторглись от империи. В 1087 г. появился Челгу-хан с 80 000 печенегов и половцев; Николай Маврокатакалон смог только с трудом задержать их успехи, так что Алексей сам перешёл Балканы; но в страшном сражении при Дристре он был так решительно разбит, что греки не могли более выступить в открытом поле. Фракия была отдана теперь без сопротивления на разгром диким ордам, пожары и убийства простирались до окрестностей столицы. Но как некогда над норманнами и позднее над крестоносцами, так и над печенегами византийская дипломатия и византийское золото одержали верх. 40 000 половцев поступили на службу к Алексею, и 29 апреля 1091 г. соединённые силы греков и половцев так разбили печенегов в кровавом сражении при Левунии, что отвратительный народ на долгое время был совершенно обессилен. Жалкие остатки его император расселил в Верхней Македонии около Моглены. |
| В. По мнению П. Магдалино, под этим именем выведен Сотирих Пантевген ( Magdalino. 1993), по мнению М. Энголда - противник Н. В. в споре о Евхаристической Жертве диак. Василий ( Angold. 1993. P. 80). Из обширного лит. наследия Н. В. можно выделить Похвальные слова (энкомии) имп. Иоанну II, патриарху Николаю IV Музалону (1147-1151), Адриану Комнину (племяннику имп. Алексея I), великому доместику Иоанну I Аксуху, известному юристу Алексею Аристену, монодию на смерть брата Н. В. Константина, погибшего на Сицилии. Большинство ранних сочинений Н. В. (стихотворения, 4 комедии или сатиры) не сохранилось, за исключением «Похвалы псу» (Εγκμιον κυνς). Для преподавания в академии Н. В. написал «Прогимнасмы» в 2 частях, в к-рые включил материал по истории, мифологии, богословию и лит-ре, а также басни. Ряд риторических зарисовок, вошедших в «Прогимнасмы», был посвящен редкой для визант. лит-ры теме телесной любви ( Papaioannou. 2007). Язык Н. В. изобилует античными и ветхозаветными образами, аллегориями, сравнениями. По словам самого Н. В., его стиль был, с одной стороны, столь необычен, а с другой - столь привлекателен для имитаторов, что в языке риторов его эпохи появилось особое выражение: «писать, как Василаки» (βασιλακζειν) (Orationes et Epistolae. 1984. P. 3). Соч.: Maisano R., ed. Gli Encomî per l " imperatore e per il patriarca. Napoli, 1977; Pignani A., ed. Progimnasmi e monodie. Napoli, 1983; Garzya A., ed. Orationes et Epistolae. Lpz., 1984; The Rhetorical Exercises of Nikephoros Basilakes: Progymnasmata from Twelfth-Century Byzantium/Ed., transl. J. Beneker, C. A. Gibson. Camb. (Mass.); L., 2016. Лит.: Browning R. The Patriarchal School at Constantinople in the XIIth Century//Byz. 1962. Vol. 32. P. 167-202; Wirth P. Wohin ward Nikephoros Basilakes verbannt?//ByzF. 1966. Bd. 1. S. 389-392; Garzya A. Une rédaction byzantine du mythe de Pasiphaé//Le parole e le idee. 1967. Vol. 9. P. 222-226; idem. Intorno al Prologo di Niceforo Basilace//JÖB. 1969. Bd. 18. S. 57-71; idem. |
| Мы с живым интересом начали вчитываться в слова Никиты, желая найти в них разъяснение тех недоумений, который породило в нас чтение его истории. Мы не скрывали от себя, что слова и речи суть особый род произведений к которому нужно относиться с осторожностью: слова и речи говорились перед лицем государей, которым служил Никита. Составитель слова обязан был рассчитывать на впечатление, подчиняться требованиям придворного этикета и преувеличивать до громадных размеров нравственные достоинства и дела императора, в честь которого составлялось слово. Пусть подобные требования в известной мере ограничивали оратора, пусть исторический факт, упоминаемый в слове, утрачивал много жизненной правды; все-таки слово произносилось под живым впечатлением акта: в нем можно найти краски, которых не достает историческому произведению. При изучении византийской истории чувствуется недостаток не в фактических данных, но в связи и законной преемственности их, в освещении и сопоставлении их между собою. Сафа поместил в I части своего издания следуюшие слова Никиты: 1) речь к императору Исааку Ангелу; 2) известительное послание к патриарху и синоду; 3) слово на возвращение императора Алексея Комнина с востока; 4) слово к императору Алексею Комнину по случаю возвращения его с запада: 5) силенциум или публичная речь, составленная по случаю провозглашения Ф. Ласкариса владетелем восточных областей империи и занятия латинянами Цареграда; 6) слово к Ф. Ласкарису, императору восточных областей им империи; наконец, 7) слово к Ф. Ласкарису по случаю убиения им иконийского султана 595 . Итак, мы имеем семь похвальных слов, и все они, за исключением последнего, касаются событий, описанных Никитой в истории. Попытаемся разобрать содержание этих мелких сочинений нашего писателя и указать, что нового привносят они как в истории XII века вообще, так и для характеристики Никиты. При этом мы обозначим, к какому историческому моменту и к какому времени относятся указанные слова, также попытаемся объяснить и примирить различие во взглядах на один и тот же факт по истории и по похвальному слову. |
| Но тут возникли новые обстоятельства, немало повлиявшие на судьбу Крестового похода. Некоторые вожди латинян быстро сообразили, что в условиях, когда помощь византийцев иссякает, новым и надежным союзником могут стать только армяне, во множестве поселившиеся в Каппадокии, Киликии, Месопотамии и Северной Сирии. Едва ли греки, испытывавшие к Константинополю гораздо большее тяготение, могли быть искренними и полноценными союзниками пилигримов. Поэтому крестоносцы двинулись окружным путем, направив в Киликию брата Готфрида Бульонского Балдуина де Булонь (1060–1118) и Танкреда, племянника Бодуэна. Хуже всего, что в скором времени оба предводителя поссорились между собой и начали не только вести самостоятельные действия, но даже вступали в короткие стычки между собой. Но поскольку перевес был на стороне Балдуина, Танкред уступил сопернику, оставив отмщение на потом 309 . Не опасаясь конкурента, Балдуин дошел до Эдессы, правитель которой армянин Тороз (1092–1098) усыновил его. Отношение жителей города к пилигримам было более чем радушным, тем более что Балдуина сопровождал Баграт, брат Армянского князя Ког Василия (1086–1112), правителя Кесуна. Именно он убедил крестоносцев позвать на помощь армян, видя в этом союзе латинян и своих соотечественников блистательную альтернативу и византийцам, которых ненавидел, и туркам 310 . Однако у Балдуина были собственные планы: он легко склонил к восстанию недовольных Торозом городских аристократов, вследствие чего Тороз был свергнут. Он заперся с близким окружением в цитадели и просил у Балдуина права свободного выхода из города – армянин хотел перебраться в Мелитену, где правил его родич Гавриил (?–1103). Балдуин дал слово, но едва армянин вышел из цитадели, спокойно проследил за тем, чтобы «отца» убили. Так он стал князем Эдесским, создав в марте 1098 г. первое государство крестоносцев на Востоке 311 . Уже эта акция стала первый прецедентом нарушения крестоносцами ленных клятв, данных ими императору Алексею Комнину – ведь еще недавно Эдесса являлась византийской территорией, и василевс имел все права на нее, исходя из былых договоренностей. Впрочем, в ту минуту Комнин не захотел поднимать ссору, тем более что византийцы, благодаря мудрой политике своего царя, к концу 1097 г. получили обратно Эфес, Смирну, Сарды, фригийскую Лаодикию и Филадельфию 312 . |
| Алексей II легкомысленно согласился, и отныне ни одна бумага не могла попасть в его руки без надписи, сделанной протосевастом темно-зелеными чернилами: «Просмотрено». Поскольку весь документооборот начал проходить через руки Алексея, он стал единовластным распорядителем государственных дел и... имуществ. Византийцы никогда не чурались запускать руку в государственную казну, а теперь, когда никто не препятствовал, вся система налогообложения заработала на удовлетворение прихотей Алексея Комнина и царицы Марии 726 . Хуже всего то, что, продолжая и опасно приумножая линию Мануила I на сближение с Западом, протосеваст абсолютно пренебрегал интересами собственного государства, устроив для латинян настоящий рай на земле. Едва ли не каждый европеец без звания и статуса мог прийти к нему и получить высокую должность в государственном управлении. Брезгуя соотечественниками и не доверяя им, протосеваст лишь одним латинянам поручал важные дела, щедро оплачивая самые незначительные услуги. Естественно, европейцы стали относиться к византийцам как к людям «второго сорта», а те возненавидели латинян до крайней степени 727 . Когда действия протосеваста сформировали устойчивую антивизантийскую тенденцию, приход Андроника Комнина стал выглядеть для греков желанным избавлением от иностранного засилья и узурпатора протосеваста Алексея. Первой союзницей и помощницей Андроника стала его двоюродная сестра кесарисса Мария (1152–1182) – дочь императора Мануила I от первого брака, выданная замуж за маркиза Ренье Монферратского (1163–1182). Она искренне ненавидела свою мачеху (обычная картина) и негодовала по тому поводу, что трон ее отца может достаться изнеженному сибариту Алексею Комнину. Не дожидаясь прихода Андроника в столицу, она успела организовать заговор против протосеваста, причем в число заговорщиков вошли представители самых известных семей Византии: Алексей Комнин, незаконнорожденный сын императора Мануила I, Андроник Лапард, оба сына Андроника Комнина Иоанн и Мануил, городской эпарх Иоанн Каматир и многие другие. Предполагалось, что 17 февраля 1181 г., во время выхода при торжественном богослужении в первую неделю Великого поста, заговорщики нападут на протосеваста и убьют его. Однако в силу невыясненных обстоятельств заговор провалился, и все указанные выше лица были арестованы. Впрочем, никакого суда не было – подсудимым не дали сказать ни слова в свое оправдание и отправили в тюрьму 728 . |
| Последние годы своей жизни Комнин был вынужден вести ежегодные, хотя по большей части успешные войны с сельджуками, восстановив свою власть в прекрасных приморских землях от Смирны до Атталии. На этом поприще его помощником стал Евмафий Филокал, назначенный дукой Атталии. Отстроив разоренный и пустующий город, Филокал заселил его охотниками и добровольцами и вскоре создал настоящую крепость, ставшую на пути турок-сельджуков. Евмафий нанес туркам поражение у Лампе и прошел до Филадельфии, чем возбудил гнев Мелик-шаха (1110–1116), султана Иконии, брата погибшего в 1107 г. при переправе через реку Хабур Кылыч Арслана. Как следствие в 1111 г. начались широкомасштабные военные действия, и к 1113 г. греки вынудили турок просить мира. Но на отдых Алексею Комнину времени не оставалось: узнав о новых нападениях турок на Востоке, он в 1115 г. возобновил войну, заставив сельджуков очистить область Дорилеи, а также вернуть города Аморий и Филомилий 376 . В этом же году возникла еще одна проблема, с которой императору придется разбираться несколько лет. Внезапно прошел слух, будто на Руси появился в действительности давно уже погибший сын императора Романа IV Лев Диоген. Это был очередной самозванец, прикрывавшийся именем блистательного императора. Но если с первым проходимцем в 1094 г. удалось справиться быстро, то сейчас ситуация осложнилась неожиданными обстоятельствами. Дело заключалось в том, что Киевский князь Владимир Мономах (1053–1125), мать которого Мономахиня (1035–1067) приходилась близкой родственницей или даже внебрачной дочерью царю Константину IX Мономаху, немедленно признал самозванца и даже выдал за него свою дочь Марию. Князь собрал войска и в 1116 г. пошел войной против Византийской империи, требуя признать права самозванца. Ему удалось овладеть многими дунайскими городами, но в Доростоле лже-Диогена прикончили два наемных убийцы, направленные, без всякого сомнения, Алексеем Комнином. После этого василевс смог выбить соперника с Дуная и отвоевать Доростол. Однако Мономаха, что называется, «понесло». Видимо, у могущественного Киевского князя возникли уже собственные планы, поскольку в 1119 г.он организовал новый поход, но уже под эгидой защиты прав сына самозванца, которого звали Василий. |
| «Мы думаем, – не без иронии констатировал Феофилакт, – что для приобретения в глазах толпы славы первостепенных мудрецов в делах божественных необходимо как можно большее число людей записать в еретики; что только тогда мы докажем, что имеем глаза, когда ясный свет представим глубокой тьмой. Быть может, кто-нибудь из верных и более горячих ревнителей Православия восстанет и обличит меня в невежестве, в непонимании вещей божественных, пожалуй, в холодности или даже в предательской измене своей Церкви. Конечно, сам он насчитал бы латинских заблуждений много больше того, что я привел. Но я даже из числа перечисленных заблуждений одни считаю не заслуживающими внимания, другие – заслуживающими умеренного исправления, т.е. такого, что если кто его совершит, то окажет некоторую услугу Церкви, а если нет, то тоже не будет большого вреда» 225 . Только Filioque не может быть принято Восточной церковью, заявил богослов. Правда, и по этому вопросу Феофилакт снисходительно отмечал, что латиняне могут использовать свои редакции в беседах и церковных поучениях, но не вправе менять Символ Веры , доставшийся Кафолической Церкви от Святых Отцов. Таким образом, как выяснилось, практически не оставалось вопросов, способных разъединить обе стороны христианского мира. Сам собой вставал вопрос о новом Вселенском Соборе, созвать который, к сожалению, не удалось. Самому папе Урбану II в ту пору серьезно угрожал конкурент – «антипапа» Климент III, а Алексей I Комнин только успевал отражать турецкие и печенежские угрозы 226 . Между тем военные действия шли с переменным успехом, хотя, безусловно, военная инициатива принадлежала печенегам, – римлянам оставалось только обороняться. Однажды весной 1090 г. отряд архонтопулов попытался дать печенегам сражение при Хариополе (видимо, в надежде на то, что это поле битвы опять принесет удачу византийцам), но потерпел поражение, потеряв до 300 человек убитыми. В ответ император передал под командование полководца Татикия свою личную гвардию, которая в одной из стычек нанесла печенегам ответный удар – степняки оставили на поле боя несколько сотен своих павших товарищей. Но, как и ранее, Алексею Комнину не удавалось консолидировать все свои силы на одном направлении – турки по-прежнему угрожали римским границам, не переставая свои грабительские набеги. Это обстоятельство серьезно стесняло его в выборе стратегии. |
|
|
