| — Император хотел, чтоб она жила счастливо, — сказал незнакомец. — Но, несмотря на все его благодеяния, и она изменила ему. Старая женщина вздрогнула при этих словах, но молодая успокаивающим жестом коснулась ее руки и заговорила своим задушевным, кротким голосом: — Я все-таки не могу поверить, чтоб старая Фаустина была так счастлива при дворе, как ты говоришь, — сказала она, обращаясь к незнакомцу. — Я уверена, что она любила Тиберия, как собственного сына. Я могу представить себе, как гордилась она его благородной юностью и как велико было ее горе, когда к старости он стал подозрительным и жестоким. Наверное, дня не проходило, чтоб она не увещевала и не предостерегала его. Ужасно тяжело было ей видеть, что мольбы ее остаются тщетными. И наконец она не в силах была видеть, как он все глубже и глубже падает. Незнакомец, пораженный этими словами, наклонился немного вперед, чтобы увидеть лицо говорившей. Но молодая женщина не взглянула на него. Глаза ее были опущены, и она говорила совсем тихо и грустно. — Быть может, ты права в том, что говоришь о Фаустине, — ответил он. — Она, действительно, не была счастлива при дворе. Но все-таки странно, что она покинула императора в глубокой старости после того, как всю свою жизнь была при нем. — Что ты говоришь? — воскликнул виноградарь. — Неужели старая Фаустина покинула императора? — Она тайком, никому ничего не сказав, скрылась с Капри, — ответил незнакомец. — Ушла такой же нищей, какой пришла. Не взяла с собой ничего из своих сокровищ. — И император, действительно, не знает, куда она ушла? — спросила своим кротким голосом молодая женщина. — Нет, никто не знает достоверно, куда она направила свой путь. Но все же считают вероятным, что она отправилась искать себе убежища в родных горах. — И император не знает, почему она решила скрыться? — спросила молодая женщина. — Нет, император ничего не знает об этом. Не может же он думать, что старая кормилица покинула его, потому что он однажды ее упрекнул, будто она, как и все другие, служит ему за подарки и награды. Она же знает, что Тиберий никогда не сомневался в ее бескорыстии. Он все еще надеялся, что она по доброй воле вернется к нему — ведь никто лучше ее не знает, что теперь он остался совсем без друзей. |
| Ряд современных исследователей – критиков либерализма видят корни имманентистской культуры в средневековом номинализме. Они полагают, что под воздействием номинализма западноевропейская философия исказила понятие " божественного " . Универсалии (общие понятия, идеи) были приравнены номиналистами к формальным обобщениям, и это привело к тому, что область трансцендентного, наделяющая весь мир целостностью и смыслом, была искусственно отгорожена от мира предметов и явлений. Таким образом, картина мира последующих эпох оказалась изолированной, замкнутой на саму себя. Трансцендентное, " божественное " оказалось " безучастным " к имманентному, мирскому. Поэтому новоевропейская философия выводила законы существования и развития предметов и явлений из них самих. Впоследствии это допущение позволило, например, считать разум результатом эволюции неживой материи, а человека – потомком животных. Номинализм разрушил целостное мировосприятие, характерное для досекулярного сознания, развернул движение человеческой мысли в сторону дихотомического и антиномического типа мышления. Произошла фрагментация знания, в частности распад на светское и религиозное. В сфере эпистемологии это привело сначала к обособлению, а затем – к сакрализации рационального начала. А в сфере антропологии – сначала к автономизации " свободной личности " от Бога и нравственного закона, а затем – к фрагментации, распаду самого человека (трансгуманизм). 2.4. Иллюстрацией имманентистского происхождения трансгуманизма являются литературные сюжеты Нового Времени. Одним из таких сюжетов была легенда о докторе Фаусте. Метафорический потенциал литературного мотива легенды о Фаусте был настолько велик, что в лексиконе мыслителей рубежа XIX–XX веков укрепились выражения " фаустовский тип культуры " , " фаустовская цивилизация " . Эти выражения означают страсть к знанию ради знания, овладение возможностями без высших целей. Фаустианство – это познание и власть над миром, к которым человек стремится любой ценой. Для обозначения данного мироощущения был использован термин " фаустианство " , потому что именно ради такого познания и такой власти Фауст и заключил договор с Мефистофелем. |
| На более глубоком уровне фаустианского мировосприятия, позади его технократического антуража лежат гностические установки. Это табуирование истины, тайное знание, истина как удел " избранных " , прямое соотнесение имён и свойств вещей с их скрытыми сущностями, концепция " предела " – незримой черты, преодоление которой якобы ведёт непосредственно к истине (за этой чертой открывается Знание), миф о нарушении " запрета " . " Предел " – это то, что скрывает, отделяет познаваемое от непознаваемого, обыденное от сверхъестественного. Отношение к знанию как к чему-то надмирному, сверхъестественному показывает сходство гностического мышления со средневековым номинализмом, который разорвал связь между Творцом и творением. Сюжет о Фаусте первоначально был записан в " Народной книге " XVI века. В ней рассказывалось о докторе Фаусте, маге и чернокнижнике, который смущал людей своими глубокими познаниями и искусством магии. В более поздней обработке Фауст стал олицетворением человека Нового времени, стремящегося к познанию тайн мира любой ценой. Мефистофель (дьявол) стал метафорой потусторонних сил, высшего знания, судьбы, стремящихся подчинить себе человеческую душу. Запретный характер знания тесно связан с мотивом, который был очень популярен у немецких романтиков Нового времени, – мотивом сделки с дьяволом. Более древними аналогами сюжета о Фаусте являются народные и литературные повествования о Големе и других человекоподобных монстрах, созданных человеком в помощь себе из неживой материи посредством тайного знания, но которые в итоге принесли в мир зло. Эти монстры являются подобием искусственного, сконструированного человека, появившегося на свет в результате безответственного отношения к знанию со стороны их создателей. Трансгуманистический подход к идентичности человека основан на идее произвольного, искусственного конструирования человеческой личности и является современной версией расчеловечивания, аналогом создания Голема. Однако, согласно идеологии трансгуманизма, " трансчеловек " , " новый Голем " должен быть создан не из глины, а из самого человеческого существа. Трансгуманизм следует по пути фаустианского отношения к знанию (биотехнологиям), который требует от человека идти против нравственности и собственной совести. |
| 1525 В таком духе действовал на Феодосия Амфилохий. Правда, фабула рассказа у церковного историка легендарна, но нам важна собственно идея – просьбы Церкви, обращенные к Феодосию, чтобы он уничтожил ереси. Сюда же нужно присоединить влияние на Амвросия, которое во многом сказалось на Феодосии. 1528 Stuffken (Op. cit. p. 151) прямо заявляет, что этот закон напрасно был издан, ибо все Церкви, которые еще не захватили кафолики, после изгнания отовсюду еретиков, были переданы им вскоре. 1535 Migne. Patr. c. compl. ser. lat. t. XIII, p. 82–107. Кроме того Фаустином была еще представлена “Fides” (Ibidem. t. XIII, p. 79–80). Libellus адресуется Валентиниану, Феодосию и Аркадию, но на самом деле Фаустином и Марцеллином имеется в виду только один Феодосий. Migne s. l. t. XIII, p. 31. Rade Op. cit. s. 8, примечание. Добавим еще, что пресвитеры в большинстве случаев делают обращение в единственном числе. 1541 Эдикты Феодосия сохранились в Codex’e Theodosianus (XVI, V), некоторые – в церковных историях и Codex’e Iusminianus.Mы пользовались тремя изданиями Cod. Theod.: Mommsen’a, Gothofredi и Henel’я. 1544 Cod. Theod. XVI, V, 5: Quisquis opinionem plectibilibus dei profanus inminuit sibi tantummodo nocitura sentiat, aliis obfutura non pandat. 1547 Cod. Theod. XVI, V, 2. Константин наложил такую кару на новациан: он отнимал у них – ecclesiae suae, domos et loca sepulchris. 1548 Theod. H. E. III, 12; Sozom. III, 11. Правда, Юлиан налагал конфискацию на христиан вообще, но для нас важен собственно принцип денежных наказаний за религиозные преступления. 1549 Бердников Op. cit. стр. 370. Orellii. Collectio inscript. lat. vol. I, c. V – Res sacrae – 2488. 1551 На это делает намеки в своих письмах Симмах, который много жалуется на упадок народного богатства (Migne ser. lat. v. XVIII, Libri X). См. Буасье “Падение язычества”, стр. 367. Сюда же следует отнести свидетельство Зосима о крахе народного хозяйства, постоянные попытки Феодосия урегулировать налоги, облегчить экономическое тяжелое состояние народа. Обо всем этом мы выше говорили подробнее. |
| 396 Послания Киприана епископу Римскому Стефану Сношение между Киприаном и Стефаном началось о Маркиане, епископе Арльском в Галлии, принявшем сторону Новациана. Епископ Лионский Фаустин обличал этого еретического епископа перед некоторыми из своих сотоварищей и преимущественно перед Римским и Карфагенским, как главными на Западе. В это дело следовало вступиться Римскому епископу, потому что Арл был церковной колонией римской и его епископы сделались впоследствии как бы делегатами епископа Римского в южной Галлии. По-видимому, Стефан не обратил никакого внимания на донос Фаустина, вот почему он снова обратился к Киприану, писавшему о том епископу Римскому: 397 «Киприан брату своему Стефану радоваться. Возлюбленный брат, наш сотоварищ Лионский, Фаустин дважды писал мне, сообщая, что он уже уведомил тебя как от себя, так и от имени прочих соепископов наших этой провинции, что Маркиан Арльский принял сторону Новациана и отложился от единства Церкви и сонма нашего, и о согласии, существующем между епископами, принявшими жестокие и развращенные мнения еретиков, которые не отверзают раскаявшимся служителям Божиим дверей милосердия, а предоставляют этих несчастных уязвленных зубам волков. «Нам, возлюбленный брат, обязанным управлять Церковью, нам следует наблюдать о возложении на грешников строгости благочиния церковного, но таким образом, чтобы не отказывалось во врачевании, какое милосердие Божие им предлагает. Вот почему ты должен написать епископам, живущим в Галлии, очень положительно, чтобы они не терпели более оскорблений, наносимых сонму нашему не милосердым и гордым Маркианом, противником милосердия Божия и спасения братий наших, и который похваляется тем, что отделился от общения нашего, тогда как сам Новациан искал оного и был отлучен только потому, что восстал против Корнелия, истинного епископа, и устроил престол против престола. Пошли же в Прованс и народу Арльскому послание с приглашением низложить Маркиана и возвести на место его другого епископа с тем, чтобы стадо Христово, рассеянное и уязвляемое им доныне, наконец, было собрано. |
| Джованни взглянул ей в лицо, освещенное утром, и прошептал, бледнея от ужаса: – Белая Дьяволица! Вскочил и хотел бежать. Но любопытство победило страх. И если бы ему сказали, что он совершает смертный грех, за который будет осужден на вечную гибель, – не мог бы он оторвать взоров от голого невинного тела, от прекрасного лица ее. В те времена, когда Афродита была владычицей мира, никто не смотрел на нее с таким благоговейным трепетом. VI На маленькой сельской церкви Сан-Джервазио ударили в колокол. Все невольно оглянулись и замерли. Этот звук в затишье утра похож был на гневный и жалобный крик. Порой тонкий, дребезжащий колокол замирал, как будто надорвавшись, но тотчас заливался еще громче порывистым, отчаянным звоном. – Иисусе, помилуй нас! – воскликнул Грилло, хватаясь за голову. – Ведь это священник, отец Фаустино! Смотрите, – толпа на дороге, кричат, увидели нас, руками машут. Сюда бегут... Пропал я, горемычный!.. К Мельничному Холму подъехали новые всадники. То были остальные приглашенные на раскопки. Они опоздали, потому что заблудились. Бельтраффио мельком взглянул и, как ни был поглощен созерцанием богини, заметил лицо одного из них. Выражение холодного, спокойного внимания и проникновенного любопытства, с которым незнакомец рассматривал Венеру и которое было так противоположно тревоге и смущению самого Джованни, – поразило его. Не подымая глаз, прикованных к статуе, все время чувствовал он за спиной своей человека с необыкновенным лицом. – Вот что, – произнес мессер Чиприано после некоторого раздумья, – вилла в двух шагах. Ворота крепкие, какую угодно осаду выдержат... – И то правда! – воскликнул обрадованный Грилло. – Ну-ка, братцы, живее, подымайте! Он заботился о сохранении идола с отеческой нежностью. Статую благополучно перенесли через Мокрую Лощину. Едва переступили за порог дома, как на вершине Мельничного Холма появился грозный облик отца Фаустино с поднятыми к небу руками. Нижняя часть виллы была необитаема. Громадный зал, с выбеленными стенами и сводами, служил складом земледельческих орудий и больших глиняных сосудов для оливкового масла. Пшеничная солома, сваленная в углу, золотистою копною громоздилась до потолка. |
| — Я не знаю Фаустину, — сказала молодая женщина, — но думаю все-таки, что могу понять, почему она покинула императора. Фаустина выросла на этих горах в простоте и благочестии и ее постоянно влекло сюда обратно. Но все же она, наверное, никогда не оставила бы императора, если б он не оскорбил ее. И я понимаю, что после этого она наконец сочла себя вправе подумать о самой себе, понимая, что жизнь ее близится к концу. Будь я бедной женщиной, родившейся в горах, я, вероятно, поступила бы так же. Я подумала бы, что сделала достаточно, целую жизнь посвятив своему господину. Я ушла бы наконец от роскоши и от императорских милостей, чтобы дать душе моей насладиться истиной и честью, прежде чем она покинет меня и направится в далекий путь. Старик грустно посмотрел на молодую женщину. — Ты не думаешь о том, что теперь император будет вести себя еще более ужасно. Ведь рядом с ним сейчас нет никого, кто мог бы его переубедить, когда им овладевают подозрительность и презрение к людям. Ты только подумай, — старик мрачным взглядом впился в глаза молодой женщины, — на всем свете нет теперь человека, которого бы он не ненавидел, которого бы не презирал. Когда он произнес эти слова горького отчаяния, старая женщина сделала резкое движение и повернулась к незнакомцу, но молодая твердо взглянула ему в глаза и ответила: — Тиберий знает, что Фаустина вернется к нему, как только он этого пожелает. Но она должна знать, что ее старым глазам не придется больше видеть при дворе порока и бесстыдства. При этих словах все они поднялись, но виноградарь и его жена стали впереди старой женщины, как бы защищая ее. Незнакомец не произнес больше ни слова, но устремил на старую женщину вопрошающий взгляд. «Это твое последнее слово?» — как будто хотел он сказать. Губы старухи дрожали, и язык не повиновался ей. — Если император любил свою старую прислужницу, пусть он даст ей покой в последние ее дни, — сказала молодая женщина. Незнакомец еще медлил, но вдруг его сумрачное лицо просветлело. — Друзья мои, — сказал он, — что бы ни говорили о Тиберии, есть все-таки одно, чему он научился лучше всех других — способности к самоотречению. Я должен сказать вам только еще одно: если эта старая женщина, о которой мы говорили, придет однажды в эту хижину, примите ее с радушием! Милость императора будет оказана всякому, кто окажет ей помощь. |
| [i8] Вполне созвучна этой проповеди и составленная при нынешней канонизации молитва отцу Орионе. Ее заключительное прошение – «Утвердить наш путь в истинном прогрессе, свободе, мире. Аминь”. [i9] “Ежели паписты спутались и сбились с толку во внешних церковных действиях, то могут ли они иметь правильное понятие о внутренней молитве, как учил Григорий Палама?”, – спрашивал св. оптинский старец Макарий ( иером. Макарий . Письма. М., 1862, с. 674). [j] В дневнике этой польской католической святой (сестра М. Фаустина Ковальская. Божие милосердие в моей душе. М., Изд-во Подвиг, 1993) есть поразительные страницы, написанные с чисто иезуитской обстоятельностью. Перед читателем предстает график. В вертикальной колонке написаны грехи и добродетели. В горизонтальных колонках проставлены недели. Фаустина старательно проставляет цифры в каждом квадратике: В первую неделю мая грех лености победила столько-то раз, уступила ему – столько-то. Блудные помыслы посещали столько-то, отметались столько-то. Грех зависти удалось победить столько-то раз… И так неделя за неделей, месяц за месяцем. Особенно поражает та строчка, где сообщается о том, что столько-то раз была побеждена гордыня… И с каждым месяцем растет список одержанных и тщательно записанных побед, цифры становятся все благополучнее и благополучнее… Для примера: «Лист внутреннего контроля. Специальное испытание. Соединение с милосердным Христом. Поскольку я соединена с Иисусом, мне нужно всегда и везде быть верной Ему. И внутренне соединяясь с Господом, я должна внешне соблюдать верность уставу, хранить молчание. Ноябрь: Победы – 53, поражения – 2. Декабрь: победы 104; поражения – нет. Январь: победы – 78, поражения – 1. Февраль: победы – 59, поражения 1. Март: победы – 50. Апрель: победы – 61. Победы: Заповеди Божии:… Смирение: Ноябрь – 7, декабрь – 39, март – 56. Поражения: 2, 3). (Божие милосердие в моей душе. Дневник блаженной Фаустины Ковальской. М., 1993, сс. 341–342). А вот еще о ней: «Наивысшей целью блаженной Фаустины было любить Бога так, как не любил Его еще никто на земле. „О Наивысшее Благо, я жажду возлюбить Тебя так, как еще ие любил Тебя никто на земле. Я жажду возвеличивать Тебя каждым мигом моей жизни и крепко соединить свою волю со святой волей Твоей“. “Я понимаю теперь, что ничто не может стать преградой в моей любви к Тебе, Иисус, – ни страдания, ни препятствия, ни огонь, ни меч, ни даже смерть. Чувствую себя сильнее всего этого» (Иисус, на Тебя уповаю. Послание Господа к блаженной сестре Фаустине. Редакция и подбор текстов Брунон Рыховский. М., 1995, сс. 53–54). |
| И в личной жизни, как во всем, император был мучеником. Жена его не понимала. Быть может, Фаустина любила мужа в то время, когда они еще жили во дворце Лориум или в затишье лесов виллы Ланувиум на последних отрогах Альбанских гор. Но любовь прошла, и философия наскучила молодой красивой женщине. Выдержки из Эпиктета возбуждали в ней тоску; спокойствие и кротость мужа раздражали ее, казались оскорбительными. Распространилась клевета, которая повторялась даже со сцены актерами, но, вероятно, не имела основания: говорили, что императрица в преступной связи с приближенным ее мужа, Луцием Вером. Император не обращал внимания на насмешки и как будто не видел зла. Но он с горечью чувствовал, что Фаустина от него удаляется, затаил в себе грусть, молчал и не изменял до конца отношения к жене, которое Ренан называет «неумолимой кротостью» . В эти последние годы ни на одно мгновение не покидала его мысль о смерти. Он жил в императорских дворцах, как великие христианские отшельники Аммоний, Нил, Пахомий жили в пустынях Фиваиды. Мудрость никому не достается даром. Невозмутимое спокойствие, кротость, приветливое лицо скрывали страшную внутреннюю болезнь души. Он познал ничтожество всего, даже последней иллюзии — славы, человеческой любви, и скорбь его была беспредельна. Силы падали. В последнее время он мог говорить только тихим голосом и ходил маленькими шагами. Зрение ослабевало. К вечеру он так утомлялся, что не был в состоянии держать в руках книгу. Император перед смертью начинал понимать, что царство философов остается невыполнимой мечтою. Он предчувствовал, что Риму не победить варваров; искусства и науки падали; в народе распространялись грубые, нелепые суеверия. Одни только законы сделались немного мягче и справедливее, но люди остались такими же несчастными, невежественными и жестокими. Во всех слоях общества царствовала скорбь, утомление жизнью — то, в чем христиане видели предчувствие конца мира. Между тем на краю могилы император понял, что его любимый сын Коммод, наследник престола, кому он должен вручить после своей смерти судьбу человечества, за кого он отвечает перед людьми и перед Богом, — полузверь, будущий Нерон, Калигула или Домициан, более похожий на сына гладиатора, чем на сына мудреца. |
| — Смотри, — сказала она, указывая на одного из нищих, сидевших на стене, — это галилеянин. Я помню, что видела его среди учеников пророка. Он может сказать тебе, где найти того, кого ты ищешь. Фаустина с Сульпицием подъехали к указанному ей человеку. Это был бедный старик с длинной бородой, в которой серебрилась седина. Лицо его было обожжено знойным солнцем, руки были в мозолях от работы. Он не просил милостыни, он был так поглощен печальными думами, что даже не взглянул на подъехавших всадников. Он не услышал заговорившего с ним Сульпиция, так что римлянину пришлось несколько раз повторить свой вопрос. — Друг мой, мне сказали, что ты галилеянин. Прошу тебя, скажи мне, где мне найти пророка из Назарета! Галилеянин вздрогнул и дико посмотрел на римлянина. Когда же он понял, наконец, чего от него хотят, его охватили гнев и ужас. — О чем ты говоришь? — вскричал он. — Почему ты меня спрашиваешь об этом человеке? Я ничего о нем не знаю. Я не галилеянин. В разговор тогда вмешалась иудейская женщина. — Ведь я же видела тебя вместе с ним, — заметила она. — Не бойся, скажи этой знатной римлянке, которая дружна с императором, где ей найти пророка. Но испуганный старик раздражался все больше и больше. — Все, должно быть, сошли с ума сегодня? — воскликнул он. — Не одержимы ли все злым духом, что один за другим подходят ко мне и спрашивают о пророке? Почему никто не верит мне, когда я говорю, что не знаю его? Я пришел не из его города и никогда его не видел. Его запальчивость привлекла к нему общее внимание, и двое нищих, сидевших рядом с ним на стене, тоже стали оспаривать его слова. — Конечно, ты один из его учеников, — сказали они. — Мы все знаем, что ты вместе с ним пришел из Галилеи. Но он поднял руки к небу и воскликнул: — Из-за этого человека я сегодня не мог остаться в Иерусалиме, а теперь вы даже здесь, среди нищих, не хотите оставить меня в покое. Почему вы не хотите поверить мне, когда я говорю, что никогда его не видел? Фаустина отвернулась от него, пожав плечами. — Поедем дальше! — сказала она. — Этот человек, наверное, безумен. От него мы ничего не узнаем. |
|
|
