| Лактанций так рассказывает о пребывании правителей в Медиолане . " Константин , покончив с делами в городе Риме, удалился в ближайшую зиму в Медиолан, куда пришел также Ликиний , чтобы получить супругу " , т.е. сестру Константина Констанцию (De mortibus persecutorum XLV, 9). Об издании здесь эдикта не упомянуто у Лактанция ни единым словом. При таком довольно печальном положении исторических данных о Миланском эдикте, не удивительно если, например, исследователь Константиновой эпохи Зеек отрицает подлинность его. По Зееку, документ называемый " Миланским эдиктом " вовсе не есть эдикт, издан не в Милане и не Константином и не устанавливает юридической веротерпимости, которой христиане уже давно пользовались. Зеек имеет в виду указ Галерия 311 г. и наряду с ним " так называемый Миланский эдикт " считает совершенно излишним. Так называемый Миланский эдикт есть только письмо Ликиния на имя Вифинского презида в отмену тех ограничений, какими затруднил действия эдикта Галерия 311 г. Максимин Дайя , а документ Евсевия есть перевод того же письма Ликиния, посланного в Палестину где жил Евсевий. Однако, согласиться с Зееком никак нельзя. В обоих источниках — у Евсевия и у Лактанция — ясно говорится о пребывании двух Августов в Медиолане и о состоявшемся постановлении касательно религий. Нельзя удовлетвориться предположением, что в Милане состоялось лишь устное соглашение и соответственно с ним издан рескрипт Ликинием для восточных провинций, а в западных и без того жилось христианам свободно. Такой серьезный закон, как о религиозной свободе, не мог не быть запечатлен письменно тем более что и в списках Евсевия стоят слова: " Эту волю нашу надлежало изложить письменно " , в законодательном акте рескрипта. Затем в рескрипте президу Ликиний вовсе не выдает этот законодательный акт за собственное произведение; да и не мог быть такой акт лично издан Ликинием, в душе остававшимся язычником. С другой стороны, список Евсевия не может быть рассматриваем как перевод с того же самого Ликиниева рескрипта, только посланного в Палестину. |
| населения государства прочную гражданскую семью, узаконявшем ни в чём не повинных, но обрекаемых на гражданское отчуждение детей как по правам происхождения, так и по тесно связанным с ними правам наследования. В светской литературе высказано было много хвалебных дифирамбов правительственной деятельности в духе либеральных начал религиозной веротерпимости. Но партия охранителей коренных основ государственной жизни и преимущественно поборники старой системы правительственных действий по расколу выражали много опасений, высказывали сомнения относительно условий применения нового закона для раскольников как с точки зрения общегосударственной и социальной, так по отношению к достоинству и авторитету господствующей православной церкви и её представителей. Самое сильное и более распространённое опасение относительно неудобства применения нового закона к общегосударственной жизни – представители охранительного начала видели в том, что новый закон о раскольнических браках есть акт чисто гражданский, тогда как брак по самой основе есть акт церковный, – а потому правительство, признав возможным узаконить браки раскольников исключительно в порядке гражданском, будто бы вводит тем самым в государственную жизнь новый принцип брака гражданского вообще, соблазнительного и для православных. Это, по-видимому, сильное возражение было ходячим мнением в обществе среди людей, незнакомых ни с существом, ни с формами нового закона, а для сторонников эфемерного учения о гражданском браке вообще новое узаконение было желательным фактом и приятным явлением. Но насколько не основательны были опасения первых, настолько же мечтательны желания последних. Новый закон, как мы видели из подробного изложения его общих основ и указаний на детальные его правила, – не только устранял всякую мысль о возможности гражданского брака в государстве наряду с церковным таинством брака, но предусмотрел все возможные частности уклонения и соблазна для православных и рассеял фантастичные желания и надежды легкомысленных сторонников и последователей отрицательного учения о браке как союзе только гражданском-экономическом, а не действительном таинстве церкви. |
| Черкасский разве от себя, а не от лица той Церкви произносит данное моление, которую он без всякой боли в сердце клеймить!?). Согласно с православной церковью была в этом отношении и власть государственная (конечно не потому, что она еще не запаслась «культурой» А. Суворина, а потому что признавала себя христианской), когда она торжественно заявляла, что «совесть человеческая Единому Богу токмо подлежит, и никакому государю не позволено оную силою в другую веру принуживать» (грамота Петра Велик, польскому королю Августу II-мy, 9 марта 1718 г.). И действительно, всякое христианское государство обязано уважать основанную на сущности веры (и только одной, веры христианской – добавим мы!) свободу совести и религии своих подданных. Однако принцип христианской терпимости отнюдь не требует и равного отношения государства ко всем признанным и терпимым им религиозным обществам (чего, однако, требует г. Стахович ?). Справедливость требует, чтобы каждый получал свое, насколько это соединимо с представляемой государством истиной (совершенно верно!); принцип справедливости не есть принцип абсолютного равенства (да и «самое абсолютное равенство» не есть ли фикция?!) 48 Христианская терпимость не есть равнодушие к своей истине и к своим религиозным заблуждениям (как ошибочно учит г. Стахович ?!.. ). В области личного религиозного убеждения государство должно гарантировать полную свободу совести (т. е. пока убеждение не перешло в исповедание? – думаем, что да!), и не может действовать в этой области ни мечом, ни тюрьмою, ни лишением гражданских прав (но ведь эта область и не доступна государству, как о том сказано ранее словами Блюнчли?). Но от свободы личного исповедания (а разве «личное исповедание» – тоже, что «личное убеждение»? Нет! Первое – акт внешний, доступный регламентами, а второе – акт внутренний, ведомый только Богу! Посему нельзя требовать безусловной свободы и для личного исповедания, если только последнее сопряжено с изуверством и пр.!), должно отличать свободу религиозного соединения, публичного культа, образования религиозных обществ; безграничная и безусловная свобода подобных соединений уже переходит границы требования христианской веротерпимости; таких публичных религиозных обществ государство не может оставлять без своего надзора и регламентации. |
| В течение веков философия воспитания (светская и христианская в равной мере) считала аксиомой, что душа любого ребенка - это " чистая доска " . Защитите ребенка от дурных влияний, наказывайте за проступки, поощряйте за хорошее - и, в конце концов, вы получите хорошего человека. Между тем, один из главных тезисов духовного христианского воспитания (как это видно, например, из " Добротолюбия " ) гласит, что каждая душа уникальна и что задача духовника - определить конкретно, что необходимо для духовного роста каждой неповторимой личности. Этот подход не нашел отражения в религиозном воспитании детей. Отдельные духоносные наставники и святые обладали замечательным даром прозрения, проникая духовным взором в мир личности, но в целом в Церкви программа воспитания не ориентировала учителя на то, чтобы понять индивидуальность ребенка и помочь ему проявить врожденные таланты и особенности, поощрить его творческие способности и стремление к самовыражению, помочь ему глубже осознать причины его поведения. Принцип свободы человека перед Богом был осознан человечеством лишь в последнее время. Именно эта концепция отличает наше христианское мировоззрение от современных антихристианских тоталитарных идеологий Христианская вера - это свободный акт, в ней нет навязчивой самоочевидности, которой невозможно избежать. Она есть " уверенность в невидимом " (Евр. 11, 1). Без свободы не может быть веры. Вы можете подлинно уверовать только в том случае, если за вами остается свобода сомневаться. Это подразумевалось в христианском богословии всегда, но лишь совсем недавно стало частью общечеловеческого христианского сознания Все это приобретает огромное значение для углубления общих принципов христианского воспитания. Это означает лишь то, что мы можем явить человеку, во что мы верим, явить реальность веры в нашей жизни, но мы никого не можем заставить верить и, следовательно, никого не можем заставить верить правильно. Высший акт веры призван стать свободным волеизъявлением человека. На этом основан общепринятый ныне принцип веротерпимости, и потому мы не можем применять авторитарный метод религиозного воспитания. |
| «Свобода веры в нашем полицейском государстве свелась к признанию некоторых вероучений «терпимыми» по «усмотрению Министерства Внутренних дел» и «по соглашению» последнего «с ведомством православного исповедания». По отношению же к нетерпимым вероучениям, проскрипционные списки которых постоянно увеличиваются, отечественное законодательство предписывает репрессивные меры. Наше законодательство создавалось еще в период XIII и начала XIX века, и с тех пор, по замечанию Комитета Министров, «творческая рука законодателя к ним почти не прикасалась». Новый правительственный акт, явившийся результатом работ Комитета Министров, не менее далек от действительного признания свободы совести. Он вовсе не затрагивает общих руководящих идей нашего законодательства и только несколько расширяет прежние рамки привилегированных вероисповеданий. Он уничтожает те бесчисленные стеснения, которым подвергались ранее русские сектанты и старообрядцы, и устраняет полицейское прикрепление личности к православию. В этом отношении Указ 17 апреля делает, конечно, огромный шаг вперед по сравнению с предшествовавшим законодательством. Последнее, хотя и «не устанавливает, действительно, карательных мер за отпадение от православия, – гласит журнал Комитета Министров, – но оно отказывается признать самый факт перехода в другое вероисповедание, если таковой совершился, и предписывает отпавшего отдать на увещание духовному начальству, впредь же до воссоединения его с православием , населенное имение его взять в опеку, а для охранения малолетних его детей от совращения принять меры. Ответ же о том, какие последствия наступают для совратившегося из православия в случае, если увещания не подействуют, закон не дает». Конечно, если даже законодательная норма не всегда может гарантировать безопасность русских граждан от самого грубого административного произвола, то отсутствие ее открывает еще больший простор для всемогущего административного усмотрения. Неужели, впрочем, конфискация имущества и отобрание детей сами по себе не являются карательными мерами? Закон 17 апреля определенно не признает вероотступничество преступлением. И это, хотя бы с формальной даже стороны, уже, несомненно, крупное приобретение; тем самым создаются известные рамки, которые будет ограничивать существующий произвол. |
| Все эти ложные устремления человека способствовали расцвету тайных обществ, которые наводнили в XVII-XVIII веках всю Европу. Этому благоприятствовали в первую очередь политические и религиозные перемены и обстоятельства. Реформация в Англии закончилась тем, что из страны были изгнаны католический король Яков, а его место занял Вильгельм, который стал главой Англиканской церкви. В 1688 году английским парламентом был издан «Акт о веротерпимости», который исключал из числа полноправных граждан католиков. Тем самым в Англии была создана благоприятная среда для вырождения христианства и возникновения вольнодумства – религиозного тоталитаризма по отношению к христианству. По мере утраты значения христианских ценностей и принципов жизни, в сознании человека вместо веры начали укореняться суеверия, ложные ценности и философия утопизма, в том числе и оккультная философия. Человек, казалось, стремился к свободе, как представлялось ему, от тирании христианства. Он прилагал усилия в борьбе с христианством, его мировоззрением, принципами жизни, христианскими ценностями. Искореняя христианство из своего сердца, человек насаждал в нем в первую очередь оккультизм. Оккультисты считают, что непоколебимо уверенное «в истинности и глубине своих выводов и теорий, новое, молодое поколение, подобно ревностным прогрессистам и необузданным новаторам наших дней, стремилось на место всех застарелых заблуждений и злоупотреблений как в церкви, так и в государстве, – нарушавших неотъемлемые права человека, – создать новое мировоззрение, основанное на философии, справедливости и гуманности – мировоззрение, таящее в себе зачатки революционных переворотов» 10]. 361 В результате продолжительной и тяжелой религиозной и политической борьбы английское общество приходило к убеждению, что у каждого отдельного человека должны сложиться новые верования и новый, более гармоничный строй жизни. Формированию такого мировоззрения способствовали в первую очередь английские философы. «Люди, подобные Болингброку, Шэфтсбери, Коллинзу, Толанду и другим, подвинули интеллектуальные и моральные силы современного им общества на борьбу с тем, что сложилось историческим путем, и положили основание моральной философии, провозгласившей независимость нравственности от догматов веры; выставляя блаженство целью жизни, они основывали свое учение не на вере в Священное Писание , а на возможности осуществления идей добра, истины и красоты» 12]. 362 Они, подчиняясь своим внутренним убеждениям и силам, движимые страстями и похотями, после отказа от христианских ценностей, как будто бы стремились к гармонии и красоте, но под видом этого усиливали борьбу с христианством. Если боевым лозунгом Толанда (1722) было: «Не нужно догматического христианства», а Шубба (1744): «Нет исторического христианства», то лозунг Болингброка (1751) гласил: «Вообще не нужно христианства» 13]. 363 |
| Всеми этими и подобными мерами имелось в виду достижение собственно благих целей – ограждение целости православия, удержание в ограде церковной колеблющихся членов церкви и воспитание их в «меру возраста совершенна». Но на практике пришлось столкнуться с совершенно противоположными результатами: число раскольников и сектантов не уменьшалось, появлялись все новые и новые разнообразный секты, каждый год приносил в данном отношении какую-нибудь оригинальную новинку (вроде сект иеговистов, сионской вести, беседников, шалопутов), магометанство продолжало сохранять свою устойчивость, даже язычество не слишком уступало официальному воздействию православных миссионеров и не слишком прельщалось перспективой различных гражданских выгод. Сами официальные представители господствующей церкви совмещали в себе много таких черт, по которым нельзя было судить об искренности их православных убеждений. Холодный индифферентизм, разъедающий скептицизм, и рационализм уживались в церкви под одной кровлей вместе с пламенным религиозным воодушевлением – и все это благодаря внешне-формальной принудительной регламентации, которой поддерживался состав церковно-общественного организма. Полицейский сыск и всевозможные административные усмотрения, в довершение всех зол, сильно разжигали неудовольствие против церкви, как такого учреждения, которое, при посредстве государства вместо любви и снисхождения, творило суд и расправу над противниками церковного единения. Все лучшие представители церкви и общества единственным выходом из этого ненормального положения признавали раскрепощение совести, утверждение прав свободного выбора той или иной религии. И вот эта религиозная свобода, которая долгое время была предметом затаенного, сдавленного общественного самосознания, – та свобода, о которой осмеливались открыто и прямо заявлять только отдельные самоотверженные лица, вроде г. Стаховича на Орловском миссионерском съезде, – стала наконец фактом, действительностью. 17 апреля, в самый день св. Пасхи, был обнародован Высочайший указ, – данный на имя Правительствующего Сената, – в котором с высоты царского престола объявлена, наконец, полная веротерпимость. Вот этот акт, в высшей степени знаменательный в летописях русской жизни, и составляющий собственно подтверждение положений, выработанных Комитетом министров в заседаниях 25 января, 1, 8, 15 и 22 февраля и 1 марта. «В постоянном, по заветам предков, общении со святою православною церковью неизменно почерпая для Себя отраду и обновление сил душевных, Мы всегда имели сердечное стремление обеспечить и каждому из наших подданных свободу верования и молитв по велениям его совести. Озабочиваясь выполнением таковых намерений, Мы в число намеченных в указе 12-го минувшего декабря преобразований включили принятие действительных мер к устранению стеснений в области религии. |
| исповедание веры польск. А. Среди наиболее известных А. этого периода можно назвать М. Чеховица, В. Шмальца, И. Крелля, Х. Остеродта, А. Вишоватого и др. В 1638 г. в Польше академия была закрыта сеймом, что стало началом гонений на А., а затем сейм принял постановление (1658) о том, что А. должны вернуться в лоно католич. Церкви или покинуть страну до 10 июля 1660 г., иначе им грозила смертная казнь. Многие изгнанники отправились в Трансильванию, др. крупный центр антитринитаризма. Наиболее влиятельным представителем А. в Трансильвании был Ф. Давид . Еще студентом Виттенбергского ун-та он обратился из католичества в лютеранство, а затем примкнул к реформатской церкви. Начиная с 1566 г. Давид начал открыто проповедовать антитринитарные взгляды. В 1568 г., в результате 10-дневных дебатов между сторонниками догмата о Св. Троице и А., он сумел убедить трансильванского кн. Яноша Жигмонда в истинности антитринитаризма. В результате в Тордской декларации (1568) А. были объявлены «разрешенной религией» наряду с католичеством, лютеранством и кальвинизмом, а в 1571 г. гос. собрание Трансильвании даровало им конституционное признание. Термин унитарии появился, вероятно, ок. 1571 г., к 1638 г. вытеснил А. и был официально признан в качестве названия конгрегации трансильванских А. Нек-рые польск. А. нашли приют в Нидерландах, где занимались активной издательской деятельностью - с 1656 по 1692 г. в Амстердаме была издана Bibliotheca Fratrum Polonorum, где были собраны произведения наиболее выдающихся социнианских авторов. Из Нидерландов социнианская лит-ра попала в Англию, где вскоре стали создаваться небольшие общины, исповедовавшие социнианские взгляды. В 1689 г. Акт о веротерпимости исключил англ. А. из числа дозволенных религий, но остановить распространение антитринитарных идей в Англии не удалось, и со 2-й пол. XVIII в. начался расцвет брит. унитаризма. Историю А. в Англии и США см. в статьях «Унитарианство» и «Унитаризм в Англии» . Лит.: Будрин Е. А. Антитринитарии XVI в. Каз., 1878-1889. Вып. 1-3; Wilbur E. M. A History of Unitarianism: Socinianism and its Antecendents. Camb., 1946; Wilbur E. M. A History of Unitarianism in Transylvania, England and America. Camb., 1952; Kot S. Socinianism in Poland: Social and Political Ideas of the Polish Antitrinitarians in the Sixteenth and Seventeenth Centuries. Boston, 1957; Williams G. H. The Radical Reformation. Phil., 1962; История Европы: В 8 т. М., 1993. Т. 3: От средневековья к новому времени (кон. XV - 1-я пол. XVII в.). С. 294-306. И. Р. Леоненкова Рубрики: Ключевые слова: |
| Преследование продолжалось до издания Вильгельмом III Оранским «Акта терпимости», когда баптисты были включены в известный «Толеранте акт 1689 года» ( И.И. Соколов . Рус. баптизм, его происхождение, общий характер и учение о крещении. СПб., 1914, стр. 4). Благодаря этому акту о веротерпимости, они наравне с пресвитерианами были признаны правительством терпимыми и стали пользоваться его покровительством вместе с другими диссидентами. 13 В этом же (1689) году в Лондоне состоялся съезд баптистов, на котором более ста общин имели своих представителей. Делегаты съезда составили и обнародовали «Новое подробное вероизложение, известное в Америке под именем «Филадельфийского исповедания» (С.Д. Бондарь. Современное состояние русского баптизма. СПб., 1911, С. 3). Следует отметить, что кроме двух больших общин баптистской секты в Англии («генеральных» и «партикулярных») были еще несколько меньших, которые отличались крайним фанатизмом и привязанностью к букве Священного Писания . Не останавливаясь на перечислении многочисленных небольших сект баптизма, скажем, что баптистские лидеры, чтобы остановить дальнейшее дробление своих групп, в Англии с 1813 года начали объединять общины баптистов в так называемый «Баптистский Союз Великобритании и Ирландии», цель которого была объединить все секты в любви для братской жизни и борьбы с католической Церковью. Окончательная организация Союза завершена в 1832 году. В состав Союза входят представители от баптистских общин, ассоциаций общин, колледжей и отдельные члены. Для распространения пропаганды баптизма, за пределами британских островов существует так называемое Баптистское миссионерское общество, которое не находится в ведении Союза. В начале первой четверти XX столетия английский баптизм особенно заявил себя выдающеюся миссионерскою деятельностью и сильно двинулся вперед. По отчету на 1909 г. «В миссиях Баптистского миссионерского общества состояло: миссионеров из европейцев – 180, жен и помощниц миссионеров – 136, миссионеров из местного населения – 60, евангелистов с книгоношами – 677. |
| После победы над Лицинием святой Константин публично заявлял о своей приверженности христианской вере. Он издал тогда эдикт, адресованный президам восточных провинций, на которые распространилась его власть. В нем он именует себя: «Победитель Константин. Великий Август». Этот акт начинается со слов, посвященных действию Промысла Божия в мире, где присутствует добро и зло: «Все, определяемое главнейшими законами природы, дает каждому достаточно чувствовать попечение и промысл Божьих распоряжений... Благотворность добродетели оставалась бы для нас бесполезно сокрытой, если бы порок не противопоставлял ей жизни развращенного безумия» 45 . Примеры такого безумия Константин находит в деяниях своих предшественников – гонителей христиан: «Я чуждался бывших перед этим автократоров, потому что видел дикость их нравов. Только мой отец, во всех делах с удивительным благоговением призывавший Бога Отца, держался правил кротости... Будучи еще в раннем детстве, я слыхал, как один, занимавший в то время первую степень между римскими автократорами... заботливо расспрашивал своих дорифоров, кто таковы на земле праведники, и как некто из окружавших его совершителей жертв отвечал, что это, без сомнения, христиане. Выслушав такой ответ... он устремился на безукоризненную святость с теми мечами, которые изобретены для наказания преступлений» 46 . В печальной участи гонителей Константин видит торжество Божественной справедливости: «Нашли постыдный свой конец, низверглись в бездну Ахерона для вечного мучения они, предписавшие эти ненавистные действия, запутавшись в междоусобных войнах, они не оставили после себя ни имени, ни рода» 47 . В свой эдикт император включил молитвенное обращение к Богу: «Теперь молю Тебя, великий Боже! Будь милостив и благосклонен к твоим живущим на востоке народам и через меня, Твоего служителя, даруй исцеление всем эпархам, так пострадавшим от долговременных бедствий. ... Владыка всех, святой Боже! Под Твоим руководством и начал я, и окончил дела спасения: везде нося перед собой Твое (знамя), я вел победоносное войско... Потому-то и предал я Тебе свою, хорошо испытанную в любви и страхе душу, что искренне люблю Тебя» 48 . Исповедуя свою веру в Отца и Его Божественного Сына, Константин не собирается никого принуждать к истинной вере: «Хочу, чтобы, подобно верующим, приятности мира и тишины радостно вкушали и заблуждающиеся... Пусть никто не беспокоит другого, пусть каждый делает то, чего хочет душа» 49 . Став вполне сознательным христианином, император не собирался употреблять власть для принуждения к истинной вере, посягать на свободу совести – принцип веротерпимости и религиозной свободы оставался неприкосновенным. Он увещевал подчиненных ему чиновников: «Что один узнал и понял, то пусть употребит, если возможно, в пользу ближнего, а когда это невозможно, должен оставить его. Ибо одно дело – добровольно принять борьбу за бессмертие, а иное быть вынужденными к ней посредством казни» 50 . |
|
|
