| 4 Слав. Речение «ополчишася на запады» в Чис.22:1 не вполне точно передает соответствующее выражение перевода LXX: πρενβαλον πιδυσμν. Слово παρεμβλλω в точном соответствии еврейскому – склоняться, располагаться, иметь пребывание где-либо (ср. слов. еврей-русский Штайнберга и Chr. Stockii Clav. Linguae Sanctae 1827) в частном смысле обыкновенно обозначает: становиться в боевом порядке, раполагаться лагерем=στρατοπεδεω. В рассматриваемом месте всякие сомнения в уместности последнего значения παρεμβλλω устраняются тем обстоятельством, что дополнение к παρεμβλλω – δυσμα, запады, соединяется посредством επ с родит. пад., а связь επ с родит. всегда означает местоположение предмета и действия на вопрос где. Таким образом πρενβαλον π δυσμν значит расположились лагерем на западах (точнее на западе). Правда, вместо общепринятого π δυσμν=еврейскому , как видно из сохранившихся отрывков гекзапл Оригена , в некоторых древних переводах писалось или προς μαλ (у Акилы), или επ τν πεδαδα (пер. Сшимаха), или π δυσμς (у Феодотиона и в некоторых списках LXX (см. Hexaplorum Origen. quae Supers. y Lamb. Bos), но такое чтение несомненно произошло от очень легкого смешения евр. буквы с , а славянское выражение «на запады» могло произойти даже независимо от неправильного чтения еврейского подлинника вследствие описки, ибо в Чис.33:48 греч. πρενβαλον π δυσμν передано правильно: ополчишася на западе. За всем тем соответствующее этому еврейское в русском и во всех западных переводах последнего времени передается: «и расположились на равнинах» (или в степях, венск. изд. Библии). Точность и уместность такого перевода не подлежит сомнению. 1) В самом деле еврейское , как видно из гекзапл Оригена , в древних переводах Вульгаты, Акилы, Симмаха передается словом «равнины». 2) Затем форма от которая означала всю Иорданскую долину от Галилейского моря до Эланитского залива (см. Hengstenb. Geschichte Bileams. Geograf. S. 230 ff.) и, следовательно, обнимала, как свою составную часть , употребляется здесь очевидно не для обозначения множественности, а для выражения понятия, близкого к множественности, но не противопоставляемого понятию числа единственного (Гезен. |
| При чтении этого издания вы заметите эти сокрытые ими тайны. Знаю я, как трудно уразумевать пророков и что не легко думать о переводе, наперед не уразумевши прочитанного. Знаю, что и я подлежу нападениям со стороны весьма многих, которые, скрывая зависть, презирают то, чего сами не могут исполнить. Итак, зная и понимая это, я кладу руку в огонь. Но тем не менее прошу и своих брезгливых читателей, чтобы как греки после Семидесяти толковников читают Акилу, Симмаха и Феодотиона или по своей любознательности, или для того, чтобы из сличения их лучше понимать перевод Семидесяти, – так пусть и они удостоят принять и мой перевод, по крайней мере как последний между прежними. Пусть сначала прочтут, а затем бранят, чтобы не казалось, что они не на основании критики, а по предубеждению ненависти осуждают то, чего не знают». 34 . А относительно Даниила кратко отвечу, что я в начале пролога назвавши его пророком, не отрицал его пророческого значения, а хотел указать, что говорят евреи и какими доказательствами силятся подтвердит свое мнение, и сообщить читателю, что церкви Христовы читают этого пророка по Феодотиону, а не но Семидесяти толковникам. Если я сказал, что в этой книге издание их во многом уклоняется от подлинника и справедливо не одобряется судом церквей Христовых, то виноват в этом не я, который сказал это, а те, которые читают. Есть четыре издания: Акилы, Симмаха, Семидесяти и Феодотиона; церкви читают Даниила по Феодотиону. В чем же я погрешил, если последовал суду церквей? А кто обвиняет меня за то, что я сообщаю то, что обыкновенно говорят евреи против истории Сусанны, песни трех отроков, сказаний о Виле и драконе, чего нет в еврейском, тот заявляет себя глупым клеветником. Ибо я изложил не то, что сам я думаю, а что они обыкновенно говорят против нас. И если, стараясь о краткости, чтобы не показалось, что я пишу не предисловие, а книгу, я в прологе не ответил на их мнение, то, думаю, оговорил его, ибо я сказал: «теперь не время рассуждать об этом». В противном случае и из того, что я сказал, что Порфирий многое говорил против этого пророка, и сослался на Мефодия, Евсевия и Аполлинария, как на свидетелей этого, которые многими тысячами стихов отвечали на его безрассудство, – и из этого можно было бы обвинять меня за то, что в кратком предисловии я не писал против книг Порфирия. |
| 1. Перевод LXX Перевод Семидесяти толковников, по древнему и об- 148–149 страниц не отсканированы 1 1751 г.) при императрице Елисавете Петровне. Это издание — точная копия перевода LXX, в которой основной канвой, конечно, остался древний славянский. Но в нем еще довольно несовершенств, и для толкователя (различать от простого благочестивого читателя, имеющего целью личное спасение!) требуется прибегание к еврейскому и греческому подлинникам 188 . 3. Русский перевод История этого перевода грустного свойства, и в нескольких строках нельзя пытаться ее передать 189 . Достаточно сказать, что в результате ее мы имеем теперь так называемый синодальный перевод Библии (закончен был в 1875 г.) на русский язык, в котором за основу взят еврейский текст, но при освещении его греко-славянскими переводами (расположение глав и стихов, произношение собственных имен и т. п.). Перевод отличается точностью и даже буквальностью 190 . Кроме вышеуказанных переводов необходимо упомянуть, хотя бы кратко, о еще некоторых. 4. Перевод Акилы Автор сперва был язычником, потом перешел в христианство, наконец, отлученный от Церкви за усиленные занятия астрологией, принял иудейство. В отместку христианам составил перевод еврейской Библии на греческий язык (во второй половине II века), в котором уничтожал мессианские места. (Переводя, например, Йс. 7, 14, вместо παρφενος, «Дева», — νεανις, «молодая женщина», и т. п.). Перевод, в общем, рабски копирует еврейский подлинник. Сохранился в гексаплах Оригена 191 . 5. Перевод Симмаха Автор (жил при императорах Коммоде и Севере, 180–211 г.) 192 , подобно предыдущему, тоже был прозелитом и тоже мстил своим переводом, но уже самарянам (он был раньше самарянином) за то, что не получил от них власти, которой домогался. Евсевий, Иероним, арамейское предание называют Симмаха евионитом 193 . Перевод его свободный, чистый, изящный 194 . 6. Перевод Феодотиона. И этот также был раньше еретиком (маркионитом или евионитом) и перешел в иудейство 195 . Перевод Феодотион составил в половине (или немного раньше) II века, и имел пред глазами чаще текст LXX, чем подлинный еврейский. |
| in Sam. et Malach. Col. 556-557; In Jerem. Col. 680; Praef. in Tob.//PL. 29. Col. 24-25; Praef. in Jud.//Ibid. Col. 37-38; Adv. Rufin. III 25). Т. о., концепция «еврейской истины» у И. С. означает не только авторитетность и подлинность древнеевр. текста ВЗ и содержащегося в нем смысла, но и авторитетность иудейского канона, а также включает различные методы и приемы библейской филологии и экзегетики, использовавшиеся гл. обр. в раввинистической экзегезе, в греч. переводах иудейских прозелитов - Акилы, Симмаха и Феодотиона, отчасти в раннехрист. экзегезе (у Оригена и Евсевия, см.: Brown. 1992. P. 55-86; Kamesar. 1993. P. 80-81; Rebenich. Jerome. 1993. P. 53-64; Williams. 2006. P. 89-94). Принципы и характерные особенности экзегезы Следуя александрийской экзегетической традиции, И. С. различал 3 смысла Свящ. Писания: первичный - букв. смысл (или исторический, juxta historiam, secundum litteram, per litteram), вторичный - образный (или нравственно-аллегорический, juxta tropologiam, per tropologiam, per allegoriam, moralis locus), высший - духовный (или мистический, mystica, sacra intelligentia, juxta intelligentiam spiritualem, spiritualis θεωρα - см.: Hieron. Ep. 120. 12; In Ezech. Col. 147; In Amos. Col. 1027-1028). Подобно Оригену (см.: Orig. De princip. IV 11), он основывал это деление на тройственном составе человека (тело - душа - дух) и на свидетельстве Книги Притчей Соломоновых (Притч. 22. 20-21, по LXX), в к-ром «тройственное написание [речений Истины] есть правило [понимания] Свящ. Писаний. Первое - чтобы понимать их согласно историческому повествованию; второе - согласно образному толкованию, а третье - согласно духовному пониманию. При историческом [толковании] следует сохранять порядок фактов, которые описаны. При образном [толковании] мы возвышаемся от буквы к более возвышенному [пониманию], и то, что происходило с прежним народом [израильским], истолковываем в нравственном смысле, обращая это на пользу для нашей души. А при духовном созерцании (in spirituali θεωρ) мы оставляем дольнее и устремляемся к горнему, рассуждая о будущем блаженном и небесном мире, чтобы размышление о временной жизни стало тенью будущего блаженства» (Ep. |
| 855 Акила, родом ефесский язычник, при импер. Адриане, прозелит иудейства, слушал Р. Акибу (Ириней adv. haer. 3, 24. Евсевий Demonstr. 7. 1. Иероним comm. in Jesu 8. p. 18); перевод свой составил для живших между греками Иудеев и перевод его принят был ими с особенным одобрением. ( Ориген ad Afric. Р. 224. Августин de Civit. Dei 15, 23. Юстиниан novella 146). Епифаний говорил, что Акила делал перевод свой с ненавистью против христианства и перевода 70. Но это не до такой степени верно, как полагал Епифаний. Конечно, от иудейского прозелита нельзя ожидать любви к христианству, и некоторые места обнаруживают намерение его уклониться от обличений христианства. Но Иероним, лучше знавший дело, говорил: «Акила не в духе прения, как думают некоторые, а тщательно переводит из слова в слово (Epist. ad Damasum). Искренно признаюсь, что много нахожу (у Акилы) в подкрепление нашей веры». Epist. ad Marcellam). См. Montfaucon. praefam. ad Hexapla. 856 Симмах, из ученого самарянина – иудей, потом христианин – евионей, занимался переводом при Алекс. Севере (201–203). Перевод его был у христиан в употреблении (Евсевий Η. Е. 6, 7. Demonstr. 7, 1. Иероним ad сар. 3. Навас. Praef. In Esaiam; Сирские писатели у Ассемана Bibl. Or. Τ. 2. p. 278. Τ. 3. р. 17). Перевод Симмаха вместе с его толкованием на Евангелие евреев Ориген нашел у Иулиании в Каппадокии. См. прим. 30. 857 Феодотион ефесявин, ученик Маркиона, полуевионея, и после называвшийся иногда евионеем, наконец иудейский прозелит. Перевод его известен был Иринею, и след. составлен окол. 175 г. (Adv. haeres. 3. 24. Иероним ad 3 cap. Habacuci, Praefat. ad Evang. Chronicon Paschale). 860 Тетраплы – четыре греческих перевода (Акила, Симмах, 70 и Феодотион). Экзаплы – те же переводы с прибавлением двух переводов, не известных по происхождению. Имя Октапл давали уже по произволу, разумея под сим кроме 6 переводов два столбца подлинника. Евсевий Η. Е. 6, 16. Имя Еннеапл или ептапл не встречается. Что Оригеном прежде, нежели найдены были переводы неизвестных, составлены были Тетраплы, это видно и по истории его жизни, и то же показывают некоторые рукописи, где на Тетраплы и Октаплы указывается как на труды совсем различные. Monfauc. Praelim. ad Hexapla p. 9. 10. |
| [О диалектах вообще и в частности об «эллинистическом греческом языке» см. еще у Е. A. Sophocles. Greek Lexicon of the Roman and Byzantine Periods (from В. C. 146 to A. D. 1100), New York, 1887, p. 1 sqq]. IV. По языку Библии [Для общего обозрения, кроме соответствующих трактаций и заметок в разного рода «Введениях», иногда очень ценных (например, у проф. Theodor Zahn’a), а также кроме экзегетических трудов, см. еще «энциклопедические» статьи проф. Ad Deissmann’a. у Герцога – Гаука (выше, с. 94 и ср. в «Христ. Чтении», 1902, N2 7, с. 20), М abbe Joseph Viteau. Grec biblique в Dictionnaire de la Bible, publie par F. Vigouroux, t. Ill (Paris, 1903), col. 312–331, Rev. Prof. D. S Margoliouth. Language of the Apocrypha в A Dictionary of the Bible, ed. by James Hastings, vol. Ill (Edinburgh, 1900), p. 35–36, Rev. Prof. Joseph Henry Thayer (умер 26 ноября 1901). Language of the New Testament, ibid. Ill, p. 36–43 (cm. «Христиан. Чтение», 1902, 7, с. 23–24). Prof. H В Swete. An Introduction to the Old Testament in Greek. Cambridge, 1900, 2-е изд. London, 1902]. [Для LXX-mu имеется (в College Series of Greek Authors edited under the Supervision of John Williams White and Thomas Day Seymour, Editors, Charles Burton Gulick, Associate Editor) собственно лишь одна новейшая специальная книга: Selections from the Septuagint according to the Text of Swete by F. C. Conybeare, M. A., Ex-Fellow of University College, Oxford, and Si George Stock, M.A. Oxon. Pembroke College, Oxford, Ginn & Company: Boston-New- York-Chicago-London (1905), VI+313 с. В этой книге вспомогательно-учебного характера – после «предисловия» – сообщаются во «введении» следующие сведения: Александрия (с. 1–4), письмо Аристея (4–8), вдохновенность LXX-mu (8–10), подлинно ли письмо Аристея? (10–14), дата LXX-mu (14–16), возражения против истории Аристея (16), переводы Ветхого Завета до LXX-mu (16), переводы Ветхого Завета после LXX: Акилы, Феодотиона, Симмаха, анонимные экзаплы и тетраплы Оригена , рецензия Лукиана (17–19), превосходство LXX по сравнению с Вульгатой и их значение для истолкования Нового Завета (19–21), эллинистический греческий язык (21–24). Дальше идут грамматика греческого языка LXX (25–49), синтаксис (50–97),– все с примерами, образцы из Быm. XXXVII, XXXIX, XL-XLV (101–142), Исх. (143–299). Чис. (201–221). Суд. (223–245). 1Цap. XVII (247–258), 3 Цар. ХИ-ХХ, 4 Цар. (259–290), 4 Цар. (291–308); на с. 98–100 содержится «оглавление» к грамматике и синтаксису, а на с. 309–313 – греческий индекс к тексту и примечаниям, какими обильно снабжены перечисленные выше «образцы», каждый из которых предваряется соответствующим «введением " ]. |
| Немалое участие в этом изменении принадлежит и изменениям форм еврейского языка на язык Аравийский. В Талмуде же прямо сообщается, что при Ездре введено ассирийское письмо и арамейский язык (Sainhedrin, fol. 21), из чего явствует, что и некоторые книги были написаны на арамейском языке, как напр. книга Ездры. Понятно, что эта замена совершалась постепенно. Древнееврейский алфавит имел буквы, состоящие из извилин и неправильных линий, от чего происходили трудности в соединение частей. Напротив, квадратный алфавит имеет буквы, соответствующие требованиям скорописи и красоты (калиграфии). Посему понятно предпочтение его древнему письму, а также и то, что им стали прежде всего писаться книги священные, между тем, как светские писались прежним письмом, как об этом сообщает знаменитый ученый Буксдорф. Однако большинство библеистов полагает, что ветхозав. канонические книги написаны были древним алфавитом. 3 А то, что 70 переводчиков переводили с евр. языка священные книги на греческий с текста писанного квадратно, это с ясностью доказывается его разночтениями, легко объясняющимися смешением букв именно квадратного алфавита, 4 хотя есть и другие разночтения, которые объясняются употреблением списков и другого алфавита, из чего можно заключить, что ими употреблялись тексты того и другого рода, но предпочтительнее квадратные. 5 Переводы: Пешито, Акилы, Симмаха и Феодотиона, а также и таргумы, своими разночтениями тоже доказывают употребление квадратного алфавита. И слова И. Христа, что йота едина, или черта одна не прейдет от закона ( Мф.5:18 ), тоже говорят об употреблении квадратного письма, в котором эта буква есть малейшая. Ныне известные древние еврейские рукописи, все писаны квадратным письмом, хотя в немецких и польских, с одной стороны, а с другой – в испанских и восточных, есть некоторая разность в тоне и стиле, особенно в скорописи и в курсивных буквах. Из всего сказанного об алфавите вытекает то, что постепенное и медленное преобразование еврейского алфавита сберегало неизменность священного текста, причем даже ошибки разных переписчиков служат в подтверждение подлинного древнего текста, повсюду сохраняемого в существенно полном сходстве (Прав. |
| Вместе с уважением 70, возрастало неуважение к еврейскому тексту. Придерживающиеся же еврейства, наоборот, стали затирать 70, и делать новые переводы. Во всяком случае значение перевода 70 громаднейшее. Им определяется еврейский текст в одной из лучших его редакций, а вместе с тем дается критерий для определения вернейшего чтения и понимания еврейского текста, в его истинном смысле почти во всех местах его, из коих многие пророческие места евреи желали бы читать и понимать иначе, нежели как читали и дают возможность понимать 70. Существенное свойство перевода 70 заключается в том, что в нем многим понятиям, взятым из жизни того времени, дано более возвышенное значение, соответственное высоте мысли, а не буквализму... От этого – язык 70 возвышеннее, но он менее образен и картинен. Чтобы соблюсти эту картинность, незаменимую в молитвенных псалмах, переводчики старались держаться ближе к тексту. От этого псалмы неизбежно являлись не всегда вразумительными, равно как и самые возвышенные поэтические речи – образные речи пр. Исаии. Посему блаж. Иероним и другие церковные писатели старались переводить таковые места с еврейского текста, на что, однако, многие смотрели неодобрительно до последнего времени. 8 Акила – прозелит из Понта, современник Иринея, Еп. Лионского, желая дать точный перевод с еврейского, выражал каждое еврейское слово особым греческим словом. Этот рабский перевод очень невразумителен, но талмудисты уважают его за буквализм. Феодотион – Евионей, в своем переводе является занимающим середину между буквализмом Акилы и возвышенностью 70. Он удачно перевел пр. Даниила. Симмаха называют ерет. евионеем, и потому, хотя перевод его не осуждается, но и не считается благонадежным. Ориген кроме сих переводов, имел еще пред собою другие, из совокупности коих он составил так называемые кодексы: тетраплы (тройные), и потом с присоединением других трех – гекзаплы. В некоторых местах были еще 7 и 8 столбцы, составлявшие октаплы. Вся эта гигантская работа направлена была к тому, чтобы выяснить, насколько, и в чем, отступает перевод 70 от еврейского, и где есть нечто более, или менее, соответствующее древнему тексту у других переводчиков. |
| В отношении к показанию влияния перевода LXX на другие памятники греческой письменности (во втором отделе второй части) автор ограничивается сравнительно немногим, именно показывая лишь следы этого влияния, языкового и литературного, причем сравнительно дольше останавливается на его влиянии в области церковной письменности (ветхозаветные неканонические и апокрифические книги, переводы Акилы, Симмаха и др., новозаветные Священные Писания и святоотеческая с богослужебною литература). Так поступает он «и в сознании наибольшей важности сделанной характеристики языка перевода LXX в самом себе и в его отношении к языку древнегреческому классическому и в видах сокращения пределов исследования своего о предмете вообще» (стр. 527; ср. стр. 8 введения). В заключении (стр. 641–644) проф. Корсунский указывает на важность в научном и плодотворность в религиозно-нравственном отношении изучения перевода LXX со стороны языка, изложения, и со стороны содержания его, как перевода Библии, между прочим для нас, русских, ибо славянский перевод священных книг Ветхого Завета в общем правильно —451— и более или менее точно следует греческому переводу LXX толковников. К сочинению приложены: I. Общие положения (тезисы) сочинения. – II. Указатель мест Св. Писания, приводимых и объясняемых в книге. – III. Указатель греческих имен, слов и фраз, в алфавитном порядке. – IV. Азбучный указатель важнейших имен и предметов а) на иностранных языках и б) на русском языке. V. Дополнительный указатель имен греческих писателей, анонимных сочинений и сборников, упоминаемых в книге, и VI. Таблица имен греческих писателей по времени их жизни и литературной деятельности. Таково содержание рассматриваемого нами труда. Каково же научное его значение и достоинство? Что касается первой части исследования проф. И.Н. Корсунского , то она, в общем, обработана менее самостоятельно, чем вторая часть. Автор обнаружил и в первой части основательное знакомство с обширною относящеюся сюда ученою литературою, подверг самому тщательному исследованию различные частные вопросы и путем критического анализа исторических свидетельств пришел к тем выводам, которые раньше нами были приведены. |
| Идя этим путем, св. Григорий обращается по временам к руководству своих предшественников, Оригена 358 и в особенности блаж. Иеронима, но если следует им, то не во всей широте их мысли, а настолько, насколько позволяла ему это господствующая над его мыслью аллегория. При всей силе и смелости аллегоризующей мысли Оригена , его аллегорическое толкование не имеет того жесткого и резкого вида, какой в толковании Григория поражает читателя, привыкшего к связному генетическому развитию мысли. Это зависит от того с одной стороны, что Ориген в толковании Писания идет не единственным путем аллегории: рядом с нею стоят у него другие замечания, другие образы изъяснения; с другой стороны сочная мысль Оригена , игривая, плодовитая и богатая философскими идеями, каждый предмет, подпадающий её исследованию, окружала важной идеальной атмосферой. Аллегорическое толкование его не сухой скелет определений, а текучее волнующееся развитие идей, связанных с коренными началами возвышенной и твердой системы, и свидетельствующих о сильном творческом уме христианского философа; в своем течении она пускает из себя множество частных веских представлений и развивается слишком широко и разнообразно. Иероним более Оригена и всех других влиял на Григория при изъяснении последним Иезекииля. Но в характере их толкований большая разница, и если делать сравнение между ними, оно едва ли окажется в пользу св. Григория. У блаж. Иеронима в толковании не мало ученого элемента: он сличает тексты библейские, обращается за указаниями и поверкою к тексту еврейскому, к переводу семидесяти, смотрит, как читается известное место у Акилы, Симмаха и Феодотиана, знакомится с толкователями, при случае цитирует мнения Платона, даже приводит места из Горация, Энеиды и Георгик Виргилия и т. под. Эта сторона не занимает мысли нашего толкователя, и все, что не питает аллегорической мистики, не подпадает его вниманию. У блаж. Иеронима он заимствует по местам только представления, какие Иероним влагает в форму пророческого символа как его разъяснение. Но в этой части он является гораздо подробнее и широковещательнее блаж. Иеронима: у блаж. Иеронима нет того разнообразия смыслов, какие из одного места пророческого текста извлекает проповедник, и его аллегоризирование не доходит до таких частностей, какими богаты беседы св. Григория. Подробность, можно сказать, кропотливость аллегории, не оставляющей без внимания ни одной частной черты в тексте пророка и везде указывающей особенное символическое знаменование, – отличительная черта комментария св. Григория, и здесь его достоинства и недостатки. |
|
|
